- Чучело ты, чучело! Образина ты лысая! - говорила однажды Пелагея Петровна своему супругу, отставному коллежскому секретарю Маркелу Ивановичу Лохматову. - У всех мужья как мужья, одну только меня господь наказал сокровищем-лежебоком! У сестры Глашеньки муж и носки штопает, и кур кормит, и за провизией на рынок ходит. Прасковьи Ивановнин муж, и что это за человек! - только и ищет, чем бы жене своей угодить: то клопов из кроватей вываривает, то шубу выбивает, чтоб моль не поела, то рыбу чистит. Один только ты у меня, нечистый тебя знает, в кого уродился! День-деньской лежишь, как анафема, на диване и только и знаешь, что водку трескаешь да про Румелию балясы точишь!..
- Что же мне делать? - робко спросил Маркел Иваныч.
- Что делать! Да мало ли делов? Куда в хозяйстве ни сунься, везде дело. Взять хоть индейского петуха. Уж неделя, как тварь не пьет, не ест… вот-вот издохнет, а тебе и горя мало, наказание ты мое! У, так и тресну по уху! А ведь петух-то какой! Гора, а не петух! За пять рублей другого такого не купишь!
- Что же мне тово… с петухом делать? Не к доктору же с ним идти!
- Зачем к доктору? Доктора не обучены птицам… Ты у людей порасспроси… Люди все знают… А то и сам бы, дуралей, своим умом пораскинул, как и что. В аптеку бы сходил. В аптеке много лекарств!
- Пожалуй, я схожу в аптеку, - согласился Лохматов. - Пожалуй.
- И сходи! Дайте, скажи, мне на десять копеек крепительного!
Маркел Иванович лениво поднялся с дивана, вздохнул и стал натягивать на себя панталоны (когда он сидит дома, Пелагея Петровна из экономии держит его в одном нижнем). Он был выпивши, в голове его от одного виска к другому перекатывалась тяжелая, свинцовая пуля, но мысль, что он идет сейчас делать дело, подбодрила его. Одевшись, он взял трость и степенно зашагал к аптеке.
- Вам что угодно? - спросил его в аптеке толстый лысый провизор с большими, пушистыми бакенами.
- Мне чего-нибудь этакого… - начал робко Маркел Иванович, почтительно глядя на пушистые бакены. - У меня, собственно говоря, нет рецепта, и я сам не знаю, что мне нужно, может быть, вы мне посоветуете что-нибудь.
- Да, а что случилось?
- Дело в том, что уж неделя, как не пьет, не ест. Все время, знаете ли, слабит. Скучный такой, унылый, словно потерял что-нибудь или совесть нечиста.
Провизор приподнял углы губ, прищурился и обратился в слух. Фармацевты вообще любят, когда к ним обращаются за медицинскими советами.
- А… гм… - промычал он. - Жар есть?
- Этого я вам не могу сказать, не знаю… Уж вы будьте такие добрые, дайте чего-нибудь. Верите ли? Смотреть жалко! Был здоров, ходил по двору, а теперь на тебе! - ни с того ни с сего нахмурился, наершился и из сарая не выходит.
- В сарае нельзя… Теперь холодно.
- Хорошо, мы его в кухню возьмем… А жалко будет, ежели тово… околеет. Без него индейки жить не могут.
- Какие индейки? - вытаращил глаза провизор.
- Обыкновенные… с перьями.
- Да вы про кого говорите?
- Про индейского петуха.
На лице провизора изобразилось «тьфу!». Углы губ опустились, и по строгому лицу пробежала тучка.
- Я… не понимаю, - обиделся провизор.
- Не понимаете, какой это индейский петух? - в свою очередь не понял Лохматов. - Есть обыкновенные петухи, что с курами ходят, а то индейский… большой такой, знаете ли, с хоботом на носу… и еще так посвистишь ему, а он растопырит крылья, нахохлится и - блы-блы-блы…
- Мы индюков не лечим… - пробормотал провизор, обидчиво отводя глаза в сторону.
- Да их и лечить не нужно… Дать какого-нибудь пустяка и больше ничего… Ведь это не человек, а птица… и от пустяка поможет.
- Извините, мне некогда.
- Я знаю, что вам некогда, но сделайте такое одолжение! Что вам стоит дать чего-нибудь? Чего хотите, то и дайте, я не стану разговаривать. Будьте столь достолюбезны!
Просительный тон Маркела Ивановича тронул провизора. Он опять нахмурился, поднял углы губ и задумался.
- Вы говорите, что не пьет, не ест… что его слабит?
- Да-с… Крепительного чего-нибудь.
- Погодите, я сейчас.
Провизор отошел к шкафчику, достал оттуда какую-то книгу и погрузился в чтение. Лицо его приняло сократовское выражение и на лбу собралось так много морщин, что Маркел Иванович, глядя на него, побоялся, как бы от напряжения кожи не порвалась провизорская лысина.
- Я вам порошок дам, - сказал провизор, кончив чтение.
- Покорнейше вас благодарю. Только, извините за выражение, как я ему этот порошок дам? Ведь он не клюет! Ежели бы он понимал свою пользу, а то ведь птица глупая, нерассудительная. Положишь перед ним порошок, а он и без внимания.
- В таком случае я вам капель дам.
- Ну, капли другое дело. Капли насильно влить можно.
Провизор повернул голову в сторону и прокричал что-то по-немецки.
- Ja!* - откликнулся маленький черненький фармацевт.
* Да! (нем.).
Лохматов направился туда, где возился этот фармацевт, облокотился о стойку и стал ждать.
«Как он, собака, все это ловко! - думал он, следя за движениями пальцев фармацевта, делившего какой-то порошок на доли. - И на все ведь это нужна наука!»
Покончив с порошками, фармацевт взял флакон, наболтал в него коричневой жидкости, завернул в бумагу и подошел к Лохматову.
- Вам на десять копеек капель? - спросил он.
- Индейскому петуху.
- Что? - вытаращил глаза фармацевт.
- Индейскому петуху.
- С вами говорят по-человечески, - вспыхнул фармацевт, - вы и должны отвечать по-человечески.
- Как же вам еще отвечать? Говорю, что индейскому петуху, так, значит, и индейскому петуху. Не орлу же!
- Я это могу на свой счет принять! - нахохлился аптекарь.
- Зачем же на свой счет принять? Я сам заплачу.
- Но мне некогда с вами шутить!
Фармацевт отложил в сторону флакон с каплями, отошел в сторону и, сердито фыркая, стал что-то тереть в ступке.
Маркел Иванович подождал еще немного, потом пожал плечами, вздохнул и вышел из аптеки. Придя домой, он снял сюртук, панталоны и жилет, почесался, покряхтел и лег на диван.
- Ну, что? был в аптеке? - набросилась на него Пелагея Петровна.
- Был… ну их к черту!
- Где же лекарство?
- Не дают! - махнул рукой Маркел Иванович и укрылся ватным одеялом.
- Уу… так и дам по уху!