У постели больного стоят доктора Попов и Миллер и спорят:
П о п о в. Я, признаться, плохой приверженец консервативного метода.
М и л л е р. Я, коллега, ничего не говорю вам о консерватизме… Дело ваше верить или не верить, признавать и не признавать… Я говорю о режиме, который следовало бы изменить in concreto…*
* в действительности (лат.).
Б о л ь н о й. Ох! (Встает через силу с постели, идет к двери и робко заглядывает в соседнюю комнату.) Нынче ведь и стены слышат.
П о п о в. Он жалуется, что у него в груди теснит… жмет… душит… Не обойтись без сильного возбуждающего…
Больной стонет и робко заглядывает в окно.
М и л л е р. Но прежде, чем давать возбуждающее, я просил бы вас обратить внимание на его конституцию…
Б о л ь н о й (побледнев). Ах, господа, не говорите так громко! Я человек семейный… служащий… Под окнами люди ходят… у меня прислуга… Ах! (Безнадежно машет рукой.)
В правлении общественного банка, в кабинете директора за приличной закуской сидят сам директор Рыков и господин с седыми бакенами, Анной на шее и с сильным запахом флер-д'оранжа. На бритой физиономии последнего плавает снисходительная улыбка, в движениях мягкость…
- Да, - говорит господин, сбрасывая пепел с сигары. - Такие-то дела! Тут роды у жены, потом поездка в Ниццу, там свадьба сестры… по горло! Насилу к вам собрался. Собирался, собирался и наконец таки я у вас, душа моя… Ну? Как живут мои векселя? Чай, скучают? Хе-хе… Срок им был в августе, а теперь уже декабрь. Как вам нравится подобная аккуратность? Хе-хе… Кому-кому, а уж служащему по финансам следовало бы быть аккуратнее… Pardon, извиняюсь!
- Что вы… помилуйте-с! Мы и забыли-с!.. Хе-хе…
- Там по векселям моим приходится, кажется, тысяч триста да процентов… если не вру, тысяч двадцать с хвостом. Так? Векселя, конечно, мы перепишем, душа моя Иван Гаврилыч, а вот как быть с процентами - ей-богу, не знаю… Сейчас уплатить их вам я не могу, так их оставить тоже неудобно. Вы, голубчик, бухгалтерию знаете лучше меня и знаете все эти тонкости… Как быть?
- Очень просто-с! Векселя мы заменим новыми, а проценты, ваше-ство, припишем к капитальному долгу…
- Вы велики, моншер! Ну-с, теперь вторая просьба… Жена моя купила себе маленькую дачу… этакую ферму, знаете ли… с рассрочкой на три года. Завтра, душа моя, представьте, срок платежа. До зарезу нужно сорок четыре тысячи! Я знаю, вы мне не откажете, дорогой мой, но вот одно только неудобство… здесь в Скопине, кроме вас, никого нет у меня знакомого! Кто надпишет мне бланк?
- Это не суть важно, ваше-ство… Мы вам найдем бланконадписателя. Иван, поди сюда!
Входит сторож Иван.
- Подай чаю, - говорит ему Рыков, - да вот надпиши его-ству бланок!
Бланк надписывается, и довольный господин презентует Ивана двугривенным.
Заседание скопинской думы. Рассматриваются годовые отчеты банка. Рыков сидит рядом с головою.
- Нам, господа, нужно выбрать кассира банка, - говорит голова. - Рекомендую Кичкина. Человек честный и порядочный…
- Отсутствующие не могут быть избираемы, - говорит Рыков, подозревающий в Кичкине человека «вредного».
- А где же Кичкин, братцы? - шепчутся друг с другом гласные, переглядываясь. - Нешто его нет?
- Нету… Он так устроил, что Кичкину понадобилось из города уехать, рельсы смотреть, и повестку ему вручили в тот самый раз, когда он на поезд садился…
- Хитер, шельма! Афонасова споил, Ивана подкупил, Егора в кабалу взял… Отчеты эти самые, положим, рассматривать… Да для че их глядеть? Один смех только! Жульничество!
- А вы, господин, потише-с! - шипит чуйка с красным носом и в новых сапогах гармонийкой, по всем признакам клеврет Рыкова. - Сами должны, а такие слова говорите!
- Не я один должен, все должны ему!
- Все и молчите.
- Отчеты, господа, я полагаю утвердить без прений, - говорит голова. - В банке все обстоит благополучно, а ежели газеты и пишут, то сами знаете, газеты на то и созданы духом нечистым, чтоб лжу бесовскую в людей вселять… Нахожу все верным и обстоятельным. Никто ничего не желает возразить?
Семен, Петр и Иона хотели бы возразить, но каждый из них должен по