Желтухин и Юля.
Юля. Как мы с тобой несчастны, Ленечка, ах, как несчастны!
Желтухин. Кто же уполномочивал тебя говорить с нею? Непрошеная сваха, баба! Ты мне все дело испортила! Она подумает, что я сам не умею говорить, и… и какое мещанство! Тысячу раз говорил я, что все это надо оставить. Ничего кроме унижения и этих всяких намеков, низостей, подлостей… Старик, вероятно, догадался, что я люблю ее, и уж эксплоатирует мое чувство! Хочет, чтобы я купил у него это имение.
Юля. А сколько он просит?
Желтухин. Тссс!.. Идут…
Входят из левой двери Серебряков, Орловский и Марья Васильевна; последняя читает на ходу брошюру.
Те же, Серебряков, Орловский и Марья Васильевна.
Орловский. Я и сам, душа моя, что-то не совсем здоров. Вот уж два дня голова болит и все тело ломит…
Серебряков. Где же остальные? Не люблю я этого дома. Какой-то лабиринт. Двадцать шесть громадных комнат, разбредутся все, и никого никогда не найдешь. (Звонит.) Пригласите сюда Егора Петровича и Елену Андреевну!
Желтухин. Юля, тебе нечего делать, поди поищи Егора Петровича и Елену Андреевну.
Юля уходит.
Серебряков. С нездоровьем еще можно мириться, куда ни шло, но чего я не могу переварить, так это своего теперешнего настроения. У меня такое чувство, как будто я уже умер или с земли свалился на какую-то чужую планету.
Орловский. Оно с какой точки взглянуть…
Марья Васильевна (читая). Дайте мне карандаша… Опять противоречие! Надо отметить.
Орловский. Извольте, ваше превосходительство! (Подает карандаш и целует руку.)
Входит Войницкий.