Я осознал себя вновь, всё ещё ничего не видя и не слыша. Осознал, что не могу шевелиться и что замёрз до самого нутра. Я не понимал где я, и что со мной сейчас. Однако я мог мыслить и наблюдать, словно только что родившись из небытия.
Вслед за тем, как показалось мне, серый туман, окутывающий мир вокруг, подёрнулся рябью, и из мглы проявились очертания скрытого за ними кромлеха. Сам воздух словно пульсировал, вибрируя в такт некому сердцебиению, пронизывающему мир. Оно умиротворяло, подчиняя всё во мне своему ритму, и моё собственное сердце вскоре послушно подстроилось под него, разгоняя по телу живительное тепло.
Я стою в этом сумеречном лесу, среди нереально больших деревьев, в кругу из огромных, покрытых мхом и огамом камней. И здесь не темно — свет исходит от трав и стволов, от листьев и былинок, будто всё что живёт и растёт — сияет само по себе.
В пределах каменного кольца, в шаге от себя, я видел его. Медведя. На сей раз действительно видел глазами, но узнал тем не менее сразу — это был именно он. Величественный и сильный, в несколько раз больше любого обычного косолапого, с удивительного цвета шкурой, отливающей янтарём.
Но вот что было неожиданно — медведь был молод. Мне отчего-то казалось что духи лесов, коли они и правда есть, должны быть древними как само мироздание, а не такими как он. Неопытными. Доверчивыми. Взирающими в тебя удивительными нечеловеческими глазами, глубокими и спокойными.
Глядя на него я остро ощущал восторг. И страх. И трепет. Но главное всё-же — невероятный, сильный восторг, просто от того что он всё таки настоящий. Он, и что-то удивительное, огромное, бьющееся вокруг, исходящее из самых глубин — большее чем мы оба. Я понятия не имел что это, просто надеялся что этот удивительный миг растянется на маленькую вечность.
Но вместо этого приоткрыл глаза.
Видение исчезло. Животворная пульсация — нет.
По всему телу разливался жар, бешено бьющийся в такт с неведомой силой. Я чувствовал её так же явно как и запах конского пота под самым носом.
Каждую мышцу в теле ломило, но пошевелиться я по прежнему не мог, словно меня придавило горой песка. Только песка на самом деле не было: меня просто везли на спине моего серого знакомца в качестве поклажи, только и всего.
В глазах все расплывалось. Были только цвета — серый и зелёный.
И голос. Голоса.
— …что и требовалось доказать.
Конь остановился.
— А что это вообще, мастер? На друидский ритуал вроде бы не похоже. Скорее уж на детскую игру в друидский ритуал.
— Поверь, это не игра. Скорее — попытка на ощупь понять как это работает.
Надо попробовать аккуратно пошевелить пальцами. Давай, ты уже проделывал это, и у тебя даже получилось. Только так чтобы они не видели. Иначе пропал мой единственный шанс.
— Считаете, это стоит беспокойства?
— Ещё какого. Это как сорняки, пропустил маленький росток — и пропал твой сад. А настоящие друиды, поверь, это не то с чем ты хотел бы когда-либо столкнуться.
Где они? Голоса чуть поодаль. Отвлеклись на то, что нашли? Не смотрят? Сжать — разжать, сжать — разжать… ничего не выходит. Проклятье, что делать дальше-то?…
— Так вроде как “тех самых” друидов и не осталось уже, — недоверчиво заметил голос помоложе. — Даже в Дунроге, разве нет?
— Ага, как же… — мрачно ответил ему старший. — Повычистили-то мы их знатно, но горы Дунрога — такое паскудное место, Стивен, полное всяческих невидимых щелей, куда можно заползти и спрятаться. Так что я бы не поручился…
Нужно как-то сфокусировать зрение. Так чтоб перестало расплываться. Что со мной вообще, и где мы? Лежу на конской спине. А руки, вроде, все еще в кандалах и привязаны к луке седла. Вот и что я смогу сделать из такого положения?… Впрочем, если бы вернуть себе способность двигаться, можно было б шугануть коня и поминай как звали… Или хотя бы выиграть дистанцию и получить пространство для маневров…
Если бы…
— Я этих дунрогских друидов навидался в свое время, — продолжил Норрингтон. — А сколько наших там полегло, до сих пор никто точно не скажет. Я лично стольких товарищей схоронил, что со счёту сбился.
— А вы участвовали в зачистке Дунрога? — оживился Стивен.
— Да, — ответил старший. — И поверь, если я говорю что друидов надо давить сразу, то значит их надо давить сразу. Даже если им будет лет пять от роду.
Послышался шорох шагов — в сторону от меня. Отходят? Сейчас бы самый момент, чёрт… Спокойно, просто пробуй продолжать. Сжать кулак — разжать кулак. Не просто так. Тот же ритм, то же сердцебиение…. Поймать его и подстроится под него. Оно ведь не простое, это пульсирует нечто большее чем я сам, и — как знать? — может быть большее, чем сковавшая меня сила. Сжать — разжать. Сжать — разжать…
…лучше. Получается! Получается!! Давай, продолжай! Надежда есть….
— Ооо, взгляни-ка на это. Видал как всё запущено? — в голосе Норрингтона слышалась усмешка.
Шорох шагов и удивлённый присвист.
— Это что, священный дуб? Серьёзно?
— А то. Причём это золотой дуб, в валлейском лесу, да и в сотне миль окрест таких не растёт.
— Золотой?
— Видишь форму листьев?
Послышался лязг покидающего ножны клинка.
— Вот и последний аргумент. Теперь срочно в Дайнспорт, снаряжать отряд зачистки.
— Я вам понадоблюсь?
— Да, понадобишься. И не делай такое лицо. Не убежит от тебя твоя зазноба. А если убежит то и на кой она тебе?…
Сталь ударилась о тонкий ствол, и мне показалось что весь мир содрогнулся вместе с деревцем.
За тем последовал ещё один удар. За ним — третий.
Нечто рухнуло, прошуршав листьями напоследок и характерно хрустнув ветвями о землю. Судя по звуку, страшный друидский дуб, так встревоживший старого следопыта, был едва ли выше окрестных кустарников. Но с его падением тёплая, пульсация вокруг сила вдруг исчезла, а меня — пробило ознобом. Знакомый холод тут же начал покалывать кончиках пальцев.
Нет…. только не это!…
— Для начала и так сойдёт, — Норригтон, судя по звуку, сплюнул. — А завтра здесь всё выжгут к чёртовой матери на сотню метров окрест.
— Как скажете, — равнодушно согласился его напарник. — Хотя если вас интересует моё мнение, то я не вижу повода для беспокойства. Это дурость каких-то местных, которые, как я понял, плохо понимают, что они делают и зачем. Я не встречал настоящих потомственных друидов, но вот таких, доморощенных колдунишек — сам лично ловил не один раз. Самоучки «не от мира сего», как правило ничего из себя не представляют.
— Вот чтоб и не представляли дальше, нужно зачистить. Сопляк, ловил он их…
Стивен в ответ промолчал.
А я — отчаянно сопротивлялся подступающим холоду и панике. Пульсация пропала, и казалось, что мне заложило уши. Однако её ритм всё ещё отдавался во мне, и я попробовал удержать его. Дышать в такт, повторять его в памяти, сжимать и разжимать кулаки вместе с ним.
И, к моему удивлению, холод остановился, обжигая колким морозом, но не проникая внутрь. Пока, во всяком случае.
Это было похоже на то как если бы приходилось нота за нотой проигрывать в голове одну и ту же мелодию. Ритм. Ритм. Ритм. Удар. Удар. Удар. Стоило отвлечься на миг — и мороз начинал ощущаться острее. Поэтому пришлось положить все свои силы чтобы просто сопротивляться ему.
И долго я смогу противиться неизбежному? Всё пошло не так. Какие у меня вообще есть шансы против этой силы?…
Я ведь ничего о ней не знаю, ничего…
«Смирись. Успокойся. Расслабься. Доверься мне. Зачем ты сопротивляешься?»
Смириться. Расслабиться. Перестать барахтаться. Боги, заманчиво… Я ведь действительно устал уже от этой безумной гонки.
Конь послушно тронулся с места, вновь влекомый за удила своими владельцами. Покидая каменный круг. Оставляя вспыхнувшую было надежду в нём, вместе со срубленным деревцем.
«Вот так. Теперь всё верно. Остается только отпустить себя. Уснуть. Уснуть, и всё встанет на свои места. Ты ведь устал. Ты ведь измотан… но с тебя довольно, хватит. Я помогу тебе. Дарую тебе покой. Доверься мне…»
По спине пробежали мурашки, и вовсе не от холода. Боги… это же не мои мысли! Но звучат внутри меня словно мои…
«Кто ты?»
«Я — тот кто желает тебе лишь блага. Перестань противиться мне. Усни. Усни и впусти меня…»
«Благо благу рознь. Кто ты такой?…»
«Бедняга… — ощутил я вместо ответа. — Искалеченный, уставший… С тобой такое случилось, что и врагу не пожелаешь. Твоя боль велика, а утрата невосполнима. Ты бежишь… от чего бежишь? От преследования, ты думаешь? Нет, сынок… ты бежишь от себя самого, а это невозможно. Где бы ты ни был, что бы ты не делал, какой путь бы ты не избрал — ты останешься собой, и всё что ты несёшь в себе всегда за тобой последует…»
В этом была правда, неприглядная и страшная. Даже если я сбегу… то что? Я не смогу вернуть её. Что бы я не делал, я не смогу вернуть ни её, ни своей прежней жизни. Орф будет искать меня пока не отыщет. А до той поры я обречён прятаться где придётся, в надежде что день расплаты далёк…
«Но ничего. Теперь всё позади. Тебе не нужно больше тратить силы. Ты наконец там где должен быть. У тех кто поможет тебе. Приди ко мне. Я утешу тебя. Я заберу твою горечь. Я заберу ее без остатка…»
Правда?… Правда заберёшь? Правда всё позади? Я правда могу просто уснуть, и все это просто закончится?…
— …они нас подстерегли в ущелье Браетах, когда мы возвращались в форт. Мстили. Чёртово ущелье было слишком удобным для засады, но другого пути не было. По этому наш старшой пустил вперёд пленных, одетых в нашу форму. Там они все и полегли, правда нам пришлось не легче. Горцев в тот день вёл лично Фингалл О`Доэрти, и старый лис предвидел нечто подобное, отправив лучших бойцов нам в тылы через какую-то незаметную дыру в скале — уж не знаю как мы её проморгали, хотя времени на разведку и правда было в обрез. Мы сцепились с ними не на жизнь, а на смерть. А горцы народ полоумный и дикий. К тому же О`Доэрти состояли в тесном родстве с Хайли, которых мы вырезали под корень при взятии Аль-Шалесса. Так что Фингалл, как говаривают, поклялся на крови что будет убивать имперцев до последнего вздоха. Последний вздох он встретил там же, на закате. После этой кровавой бани судить старика никто не собирался. Где поймали там и четвертовали, проклятого сукина сына.
— У меня создаётся ощущение, что ни одна заварушка последних двадцати лет не обошлась без вашего участия, мастер, — довольно тухло отвечал впавшему в ностальгию Норрингтону его молодой напарник. Похоже, он уже пожалел что поднял тему войны с горцами.
— Да. И тебе такого послужного и за три жизни не набегать, парень! — самодовольно ответил Норрингтон. — Все эти дрязги закончились ещё когда ты пешком под стол ходил. Это нашими стараниями ты и такие как ловят в провинциальных лесах ополоумевших крестьян, возомнивших себя знахарями, а не бьются насмерть с потомственными друидами вроде О`Доэти, Ламмахами, или, не приведи Император, — Хайли. Для этих подонков не было ничего святого, а сколько людей они перебили на алтарях — что наших, что своих, — не пересчитать. Это мы сражались и умирали чтобы очистить мир от этой заразы. Чтобы ты и тебе подобные на службе как сыр в масле катались, горя не зная. Это благодаря нам в Империи сейчас тишь, гладь да благодать… Ловил он! Крестьян! Тоже мне…
Тяжесть во всём теле становилась почти невыносимой. В голове все еще упрямо пыталось сохраняться загадочное биение, но уже скорее по инерции, всё утихая и утихая с каждой минутой.
Все это ошибка, какая-то фатальная ошибка. Мне и даром все это не нужно, и в гробу видал я эти приключения. Я хотел просто спокойно жить среди друзей и близких, вместе с Бригги, обзавестись собственными детьми, а амбиции мои ограничивались желанием признания моего мастерства — и все. Прости уж, загадочная «жена егеря». Что бы ты там не ощущала — я всё-таки просто маленький человек, один из множества, и во мне на самом деле нет ровным счетом ничего особенного. Могло быть, должно было быть… но нет.
«Вот так. Всё верно. Так лучше. Правильнее. Просто расслабься. Просто засыпай…»
Засыпать… В самом деле, заснуть — и пропадай всё пропадом.
— К слову об этом… мастер, растолкуйте мне наконец, почему Император так долго медлил с уничтожением Аль-Шалесса?
— Политика, Стивен. Политика. С Архимагом волей-неволей приходилось считаться.
— Я, похоже, что то упускаю. Какой-то город-государство, а нам принадлежит большая часть континента. С какой стати Империя не стёрла их в порошок ещё в самом начале?
— Если ты не в курсе, то мобед — или маг — это изначально жрец, а не чародей, — менторским тоном процедил Норрингтон. — А Мобедан-мобед — Архи-маг по-нашему — это верховный жрец. На югах властителя Аль-Шалесса почитали как садр-и-джихана, и его влияние было огромно. А поверь, влиять Шалессы могли, умели и не стеснялись. И уничтожили их как только появилась такая возможность. Пока у власти стоял слабый правитель, которого больше интересовала постройка новых медресе, чем регулярная армия.
…слабый правитель? …
— Тысячу раз верно присловье, что на детях великих природа отдыхает, — продолжал Норрингтон. — И при этом, видимо, не одно поколение. Наследник архимага Оуэна и вовсе был опасным безумцем, которого нельзя было допускать к власти.
…безумцем? Опасным?! …
— Это не говоря уже о том что второй из братьев, Каидан, который должен был возглавить их войска после своего дяди, как говорили, характером пошел в деда. Эмиры юга к тому моменту уже прозвали его Азар Бэхмен, и поверь, никто в целом мире не пожелал бы видеть во главе армии Аль-Шалесса второго Джавед Джехана.
Я вдруг понял что больше не чувствую холода. Зато чувствую закипающую злость.
«Катись в Бездну, кем или чем бы ты ни был! Катись, вместе со своими лживыми обещаниями! Всё чего я хочу — я сам себе и добуду!»
«Дурак, — был ответ. — Ничто не изменит этого теперь. Перестань вредить сам себе. Ты устал, сломлен, горе твое невосполнимо. Я положу этому конец. Я заберу твою боль. Я дарую тебе новую жизнь. Перестань противиться. Сдайся. Падай ниц. Возноси хвалу. Ты ведь хочешь этого сам…»
— Мне довелось присутствовать при расправе над Каиданом Шалессом. Он со своими Верными насмерть стоял за Верхний Город, хотя стена к тому времени обрушилась и исход был предрешен. Много людей полегло ради того чтобы взять его живым, однако это стоило того: Каидана обезглавили у ворот, на глазах у всех, и дух обороняющихся был сломлен. Голову бросили к подножью Башни Слоновой Кости, где укрылись Архимаг и остатки его людей. То есть в основном уже бабы с детьми. Архимагу объявили ультиматум, но он в конечном итоге предпочёл позорную смерть под обломками своего дворца. Да уж… старик Джахан наверняка перевернулся в гробу в этот момент, и все его предки вместе с ним.
Кулак сжался сам собой, словно не было никаких чар. Голос изнутри исчез, утих, или я просто перестал его слышать.
Позорную смерть? Позорную смерть, значит?…
От опрометчивых действий меня уберег только приключившейся со мной шок. Несколько спасительных секунд, позволивших мне справится с собой. Не дергайся. Не дыши. Ничем себя не выдавай. Аккуратно нащупай к чему крепятся наручники…
— Так или иначе, с тех пор как Башня Слоновой Кости рухнула, в мире словно стало легче дышать. С зачистками с этими пришлось немало крови пролить, что на юге, что в Дунроге, что у нас. За то, наконец, некому стало ставить нам палки в колёса. Эмиры платят дань, а халиф исправно засыпает императорскую семью дарами, пытаясь отсрочить неизбежное. Но ничего, наступит день, и все они, вместе с их богатыми каменным маслом землями, войдут в состав Империи. И что самое смешное — сделают это добровольно.
— Вы так думаете?
— Уверен. Не все войны ведутся при помощи мечей. И я скажу тебе: это намного более опасные войны. Ведь противник может даже не понимать что война в самом разгаре. Как и то что он проигрывает.
…кожаный шнур? Серьёзно, кожаный шнур? Блестяще! Это скорее уж для того чтоб бесчувственный арестант с коня не упал, нежели чтоб всерьёз удержать… Кажется, кое-кто слишком полагается на свои чары. И хорошо. И полагайтесь дальше.
Я нащупал кончик шнура. Попробовал аккуратно сковырнуть его пальцами. Запястье заныло от напряжения, однако я, пожалуй, никогда раньше так не радовался тому что чувствую боль. Я жив, и я свободен, свободен по настоящему! А эта глупая верёвочка вместе с кандалами вдруг превратились в незначительную помеху, от которой нужно просто избавиться.
— Тихо! — вдруг прохрипел Норрингтон, и конь резко остановился.
Что происходит? Они меня вычислили?…
— Что там, мастер? — настороженно спросил Стивен понизив голос.
— А ты не ощущаешь? — недовольно ответил старший. — Они здесь.
Узел стал мало помалу поддаваться.
— Ставь щиты и оставайся тут, — послышался шорох и лёгкий лязг металла. — А я погляжу наконец, кто тут у нас …
— Брат Эдмар, это с нашей текущей задачей никак не связано! Сейчас мы должны конвоировать …
— Ага, и когда мы вернемся — они будут уже далеко. Ставь щиты, я сказал! Они скорее всего не с голыми руками.
Еле слышный звук удаляющихся шагов был слаще самой прекрасной музыки, которую мне когда-либо доводилось слышать.
Узел распустился, оставались только кандалы. Страхов и сожалений вдруг тоже не осталось в этот момент — только гнев и холодный расчёт. Настолько холодный, что я сам себе удивился.
Выждать время.
Этот второй, Стивен, вполголоса произносит молитву своему покровителю, прося защиты и ограждения от шальной стрелы. Пока он колдует — осторожно повернуть голову. Увидеть его, пока ему не до меня.
Вот он… на вид — моего возраста, тёмно-русый, статный… тревожно всматривается в сторону, словно пытаясь разглядеть что-то среди бесконечной череды древесных стволов. Не ожидая никаких активных действий от меня, ведь их чары осечки дать не могут…
…не такой уж и мерзкий. Просто паренёк, просто работа такая. Неизвестно, сам ли он выбрал этот путь. Хотел ли он этого? Кто ждёт его дома? Кто я чтобы решать жить ему или…
…или, как говорили встарь: тот кто берёт в руки меч должен быть готов умереть от меча.
Резкий рывок, и цепь превращается в удавку. Пока он ничего не успел сделать — соскользнуть с конской спины, потянуть на себя, всем весом… Серый конь перепугано ржёт, взбрыкивает, стремясь избавится от нас обоих.
Именно тогда я и услышал хруст позвонков.
Падение на землю едва не вышибло из меня дух, но я продолжал судорожно затягивать цепь. Без особого смысла — все было кончено.
Мой противник был мёртв.
Прощай, невинность.
Добро пожаловать в ряды убийц, Баи.