- Что такое, Дживз?
- Это неподходящая для вас одежда, сэр.
- Я с тобой в корне не согласен, Дживз. Уверен, пиджак будет иметь грандиозный успех. Я собираюсь поразить всех, надев его завтра на день рождения Гориллы Твистлтона. Можешь не сомневаться, ребята будут стонать и плакать от восторга. И хватит об этом, Дживз. Я не собираюсь с тобой спорить. Каких бы гадостей ты не навыдумывал про этот пиджак, я его надену, и точка.
- Слушаюсь, сэр.
Он вновь начал распаковывать чемодан. Я поменял тему разговора. Я одержал победу, а мы, Вустеры, никогда не бередим раны поверженных врагов. Завершив туалет, я весело распрощался с честным малым, а так как настроение у меня было прекрасное и мне хотелось одарить весь мир, я отпустил его (благо всё равно обедал в клубе) на весь вечер, предложив сходить в кино или ещё куда-нибудь. Короче, протянул ему оливковую ветвь, если вы меня понимаете.
Он не обрадовался.
- Благодарю вас, сэр, я останусь дома.
Я посмотрел на него прищурившись.
- Это ты мне назло, Дживз?
- Что вы, сэр. К сожалению, я не могу никуда уйти. Мистер Финк-Ноттль известил меня, что непременно зайдёт сегодня вечером.
- О, так ты ждёшь Гусика? Передай ему от меня привет.
- Слушаюсь, сэр.
- Подай ему виски с содовой, ну и всё прочее.
- Слушаюсь, сэр.
И я отправился в <Трутень>.
В <Трутне> я первым делом наткнулся на Гориллу Твистлтона, и он взахлёб принялся рассказывать мне о грандиозной пирушке, которую собирался закатить на свой день рождения; и хотя я знал об этом событии от своих осведомителей (присылавших мне письма в Канны), мне пришлось выслушивать придурка в течение нескольких часов, так что домой я вернулся около одиннадцати.
Не успел я открыть входную дверь, как услышал чьи-то голоса, а войдя в гостиную, увидел Дживза, беседующего с чёртом, который при ближайшем рассмотрении оказался Гусиком Финк-Ноттлем в костюме Мефистофеля.
ГЛАВА 2
- Привет, Гусик, - сказал я.
Само собой, по моему внешнему виду никто ничего бы не заподозрил, но, можете мне поверить, я был слегка ошарашен. Такое зрелище кого угодно ошарашит, не сомневайтесь в этом ни на минуту. Я имею в виду, Гусик всегда, сколько я его помнил, был застенчивым до неприличия малым, который заикался, краснел и начинал трястись как осиновый лист, когда его приглашали на воскресный завтрак в дом священника. А сейчас, если, конечно, у меня не начались галлюцинации, он вырядился для бала-маскарада: испытание, которое многим мужественным мужчинам было бы не под силу.
И ещё, заметьте, он не оделся Пьеро, как поступил бы любой добропорядочный англичанин, а нацепил костюм Мефистофеля, который, как всем известно, помимо всего прочего состоит из алых трико в обтяжку и омерзительной козлиной бороды.
Согласитесь, зрелище не из самых приятных. Однако надо уметь скрывать свои чувства, поэтому я не высказал вульгарного удивления, а поприветствовал Гусика как ни в чём не бывало.
Мох на его лице пришёл в движение, и он улыбнулся - довольно жалкой улыбкой, как мне показалось.
- А, это ты, Берти. Привет.
- Тыщу лет, тыщу зим. Пропустишь рюмочку?
- Нет, спасибо, я спешу. Забежал на минутку узнать мнение Дживза о том, как я выгляжу. А ты что скажешь, Берти? Как я выгляжу?
Ответить на этот вопрос можно было одним-единственным словом: мерзопакостно. Но мы, Вустеры, все без исключения славимся своим тактом и к тому же умеем играть роль гостеприимных хозяев. Мы не говорим старым друзьям, с которыми ели хлеб-соль, что на них тошно смотреть.
- Я слышал, ты в Лондоне, - небрежно заметил я.
- Да, конечно.
- Впервые за много лет, что?
- Да, конечно.
- Собираешься приятно провести вечер?
Его передёрнуло. По правде говоря, вид у него был измученный.
- Приятно!
- Разве тебе не хочется повеселиться?
- Должно быть, там будет весело, - сказал он каким-то безжизненным голосом. - И вообще, мне пора. Начало в одиннадцать. Я велел кэбу подождать: Дживз, если тебе не трудно, сходи, проверь, ждёт меня кэб или нет?
- Слушаюсь, сэр.
Когда дверь за Дживзом закрылась, наступило молчание. Я бы даже сказал, напряжённое молчание. Я смешал себе коктейль, а Гусик мрачно уставился на своё изображение в зеркале, наверняка испытывая при этом душевные муки. Бедолага явно был не в своей тарелке, и я решил, что ему резко полегчает, если он сможет излить свою душу человеку многоопытному, который его подбодрит. За свою жизнь я не раз убеждался, что парням, одуревшим от любви, больше всего на свете хочется поплакаться в жилетку.
- Ну, старина, выкладывай, - сказал я. - Только учти, я всё про тебя знаю.
- А?
- Я имею в виду, Дживз объяснил мне, что тебя беспокоит. Ерундовая проблема. Яйца выеденного не стоит.
Он не бросился мне на грудь и не стал изливать свою душу. Трудно, конечно, судить о человеке, который зарыл свою физиономию в бороду Мефистофеля, но мне показалось, он слегка покраснел.
- Я предпочёл бы, чтобы Дживз не болтал о моих делах направо и налево. Естественно, я полагал, что беседую с ним строго конфиденциально.
Я не мог позволить ему разговаривать подобным тоном.
- Выложить всё начистоту своему молодому господину не называется <болтать>и налево>, - с упрёком сказал я. - И давай не будем об этом. Повторю ещё раз: я всё про тебя знаю. И позволь сообщить тебе (желая его подбодрить, я подавил в себе желание высказать личное мнение о девице, которая была банным листом, чумой и недоумком в одном лице), что Медлин Бассет - очаровательная девушка. Высший класс. Просто создана для тебя.
- Но разве ты её знаешь?
- Конечно, знаю. А вот как ты умудрился с ней познакомиться, ума не приложу. Где вы повстречались?
- Две недели назад она гостила у каких-то своих знакомых в Линкольншире. Их поместье рядом с моим.
- Всё равно непонятно. Мне казалось, ты не общаешься со своими соседями.