- Замечательно. Никогда не будь пессимистом, Берти. Всё к лучшему в этом лучшем из миров. Жизнь пройти, не поле перейти. Без труда не выловишь рыбку из пруда. Семь раз отмерь, один отрежь. Не плюй в колодец, вылетит, не поймаешь: Попробуй салат. Очень вкусный.
Я последовал её совету, но жевал чисто механически, потому что в голове у меня всё смешалось. По правде говоря, я был в недоумении. Быть может, весёлость тёти Делии показалась мне странной из-за того, что я весь день провёл со страждущими сердцами, но тем не менее, согласитесь, её веселость иначе как странной назвать было нельзя.
- Я думал, ты сердишься, тётя Делия, - сказал я.
- Сержусь?
- На Гусика, за его не совсем тактичное поведение. Признаюсь, я ожидал, что ты насупишь брови и выскажешь своё недовольство.
- Глупости. Мне не на что сердиться. Напротив, я польщена, что напитки из моих подвалов смогли изменить человека до такой степени. Потрясающий эффект. Моя потерянная вера в послевоенный виски теперь восстановлена. К тому же сегодня я просто не в состоянии ни на кого сердиться. Мне хочется как маленькой девочке сложить руки на груди и пуститься в пляс. Я уже говорила, что всё к лучшему в этом лучшем из миров? Восхвалим Господа, потому что Анатоль согласился у нас остаться.
- Да ну? Поздравляю от всей души.
- Спасибо, Берти. Да. Без труда не вытащишь рыбку из пруда, но об этом я тоже уже говорила. Я трудилась, Берти, как бобр на запруде, и в конце концов уговорила Анатоля, который поклялся навсегда покинуть мой дом, вновь приступить к своим обязанностям. Он остаётся, хвала Всевышнему, и да благословен будет:
Она умолкла. Дверь в столовую отворилась, и к нам присоединился дворецкий.
- Сеппингз? - несколько удивлённо спросила тётя Делия. - Я думала, вы давно ушли на танцы.
- Ещё нет, мадам.
- Желаю вам приятно провести вечер.
- Благодарю вас, мадам.
- Вы зачем-то хотели меня видеть?
- Да, мадам. Речь идёт о месье Анатоле. Вы не возражаете против того, мадам, что мистер Финк-Ноттль, простите меня за дерзость, корчит рожи месье Анатолю сквозь застеклённое окно в крыше?
ГЛАВА 20
Наступило молчание, которое, если мне не изменяет память, называют тревожным. Тётушка смотрела на дворецкого. Дворецкий смотрел на тётушку. Я смотрел то на тётушку, то на дворецкого. Странная тишина обложила комнату как ватой. В эту минуту во фруктовом салате мне попался ломтик яблока, и, когда он хрустнул на зубах, мне показалось, затрещало по всей округе.
Тётя Делия прислонилась к буфету и каким-то слабым, хриплым голосом спросила:
- Корчит рожи?
- Да, мадам.
- Сквозь слуховое окно?
- Да, мадам.
- Вы хотите сказать, что он сидит на крыше?
- Да, мадам. Месье Анатоль очень нервничает.
Мне кажется, именно слово <нервничает> подействовало на тётю Делию, как красная тряпка на быка. Один раз она уже испытала на собственной шкуре, что бывает, когда Анатоль нервничает. Я всегда знал, что тётя Делия не любит откладывать дела в долгий ящик, но мне трудно было себе представить, что она может действовать с такой молниеносной быстротой. Задержавшись лишь на несколько секунд, чтобы испустить отчаянный охотничий клич, она пронеслась по комнате и выскочила в коридор прежде, чем я успел проглотить: по-моему, это был ломтик банана. Чувствуя, что моё место рядом с ней (точно такое же чувство я испытал, получив её телеграмму об Анжеле и Тяпе), я поставил тарелку с салатом на стол и помчался следом. Сеппингз вприпрыжку кинулся за нами.
Я только что сказал, моё место было рядом с ней, но, можете мне поверить, догнать тётю Делию не представлялось возможности. На первой лестничной площадке она опережала меня на шесть корпусов, и дистанция не сократилась перед вторым лестничным пролётом. Однако на третьей лестничной площадке усталость, видимо, дала себя знать, и когда мы вышли на прямую, то бежали почти голова к голове. И если б она не отпихнула меня перед дверьми в комнату Анатоля, определить, кто из нас пришёл первым, мог бы только фотофиниш. Тем не менее вот результат:
1-е место - тётя Делия;
2-е место - Бертрам;
3-е место - Сеппингз.
Выигрыш полголовы. Лестничная площадка между вторым и третьим местами.
Как один, мы уставились на Анатоля. Маг и волшебник кухни - толстенький коротышка с огромными усами, по которым всегда можно определить его настроение. Когда всё хорошо, усы торчат и топорщатся, как у бравого сержанта, когда же душа Анатоля тоскует, они печально висят, как ветви плакучей ивы.
Сейчас усы висели, а это был тревожный признак. К тому же поведение Анатоля говорило о его состоянии яснее всяких слов. Он стоял у кровати, облачённый в весёленькую розовую пижаму, и тряс кулаками, глядя на слуховое окно. Сквозь стекло на Анатоля смотрел Гусик. Глаза у Гусика были выпучены, а рот широко открыт, и он так удивительно был похож на какую-то редкую рыбу в аквариуме, что невольно хотелось подкормить его червячком или муравьиными яйцами.
Сравнивая грозящего кулаками повара с лупоглазым гостем, я должен честно признаться, что мои симпатии были целиком на стороне первого. Я считал, он имеет право делать со своими кулаками всё, что заблагорассудится.
Я имею в виду, посудите сами. Он тихо, мирно лежал в постели, лениво думая о том, о чём обычно думают французские повара, лёжа в постели, а затем внезапно увидел в застеклённом окне на крыше чью-то мерзкую рожу. Такое кого угодно выведет из себя. Лично я, например, точно знаю, что ни за какие деньги не согласился бы, если бы лежал в постели, чтобы Гусик вдруг начал пялиться на меня с потолка. В конце концов ваша спальня, никуда от этого не денешься, ваша крепость, и если горгульи ни с того ни с сего начинают на вас охотиться, вы вправе принять самые решительные меры.
Пока я стоял, предаваясь размышлениям, тётя Делия, женщина практичная, сразу взяла быка за рога.
- В чём дело?
Анатоль продемонстрировал нам упражнение из волевой гимнастики: дрожь, начавшаяся в самом конце его позвоночника, пробежала по спине, перекинулась на шею и затихла в чёрных волосах.
Потом он заговорил.
Я довольно часто беседовал с Анатолем и хочу вам сказать, что по-английски он изъяснялся свободно, но путанно. Если помните, прежде чем очутиться в Бринкли-корте, Анатоль некоторое время служил у миссис Бинго Литтл и, несомненно, много чего нахватался у малыша Бинго. А ещё раньше он несколько лет готовил для одной американской семьи в Ницце, где брал уроки у шофёра, коренного бруклинца ирландского происхождения. Итак, пользуясь словарными запасами Бинго и бруклинца и изъясняясь, как я уже говорил, свободно, но путанно, он ответил тёте Делии следующее:
- Редиска! Ты спрашиваешь, в чём дело? Послушай. Имей внимание. Я завалился как резаный, но сплю не очень чтобы очень, а потом просыпаюсь и смотрю как пень, а там на меня корчат рожи сквозь прах окно его побери. И это называется любовь? Для блага удобства? Если вы думаете, я воспылал страстью, вы ошибаетесь как чёрт-те что. Я взбешён, как мокрая курица. Что тут такого? Я вам не какой-нибудь фунт изюма, понятно вам или нет? Это спальня, что, что, или обезьянник? Значит, придуркам можно сидеть на моём окне как сельдям в бочке и корчить мне рожи?
- Точно, - с одобрением сказал я. По-моему, он говорил очень разумно и был прав на все сто.
Гений кухни бросил на Гусика ещё один взгляд и сделал второе упражнение из волевой гимнастики: изо всех сил дёрнул себя за усы и затрясся всем телом.
- Не торопитесь минутку-другую. Я не кончил ещё и в помине. Я говорю, этот тип на моём окне корчит рожи. А дальше-то что? Может, он извините-подвиньтесь, когда я кричу, и оставляет меня спокойно лежать в конце концов? В жизни не подумаете. Он продолжает торчать как укушенный, и плевать ему на меня мёртвой хваткой. Корчит мне рожи и корчит мне рожи, а когда я велю убраться к чертям собачьим, он не убирается к чертям собачьим. Он говорит и говорит, а я спрашиваю, что надо, а он не объясняет. О нет, он не объясняет выше крыши и трясёт головой как утопленник. Он кретин, которого не пройти? Или это клоун гороховый? Вы думаете, я хохочу и падаю? Мне такая глупость не к лицу, а этот сумасшедший землю носом роет. Je me fiche de ce type infect. C`est idiot de faire comme ca l`oiseau: Allez-vous-en`louffier: Отправьте придурка взять ноги в руки. Он сумасшедший, как мартовский заяц.
Я считаю, он блестяще изложил суть дела, и, видимо, тётя Делия придерживалась того же мнения. Она положила дрожащую руку ему на плечо.
- Обязательно, месье Анатоль, обязательно, - сказала она, и я никогда бы не подумал, что голос моей тёти Делии может измениться настолько, что будет напоминать нежное воркование голубки. - Не волнуйтесь. Успокойтесь. Всё хорошо.
Тут она допустила промашку. Анатоль продемонстрировал нам третье упражнение волевой гимнастики.
- Всё хорошо? Hom d`un nom d`un nom! Чёрт мне брат, а не всё хорошо! Какой толк пускать пыль в глаза? Не торопись, милашка. Не всё хорошо, что кончается. Думаешь, поживём увидим своя рубашка ближе к телу? Номер не пройдёт совать нос в грязное бельё. Я терпелив, терпелив, что мне лгать, но моему нраву не по душе, когда терпению приходит конец. Разве мне надо, чтоб по моим окнам ползали как мухи? Так не пойдёт. Приятного мало. Я человек серьёзный. Мне ни к чему мухи на окнах. Хуже не бывает. Я не потерплю этот зверинец псу под хвост. Года не пройдёт, я не останусь в этом доме ни одной минуты. Уйду отсюда как пить дать, чтоб мне провалиться. Пускать корни, где меня не ценят, нашли дурака.
Зловещие слова, и, по правде говоря, я не удивился, когда тётя Делия, услышав их, взвыла, как вожак собачьей стаи, от которого удрала лисица. Анатоль снова принялся махать на Гусика кулаками, и тётя Делия к нему присоединилась. Сеппингз, почтительно стоявший сзади, кулаками махать не стал, должно быть, потому, что никак не мог отдышаться, но он бросил на Гусика укоризненный взгляд. Было ясно, что Огастес Финк-Ноттль, забравшись на крышу, допустил непростительную ошибку. Мне кажется, в данный момент о нём были лучшего мнения в доме Г.Г.Симмонса, чем в Бринкли-корте.
- Убирайся, псих ненормальный! - вскричала тётя Делия звенящим голосом, от которого в своё время особо нервные члены охотничьего клуба теряли стремена и валились с лошадей, как снопы.