— Выводите корабль! — крикнула Кэрис, взлетая с пирса на палубу.
Акадо промчался по трапу, но ей скрываться было уже не от кого, и девушка оказалась на борту одним прыжком. Ни одной тени в пределах видимости, лишь сосущее под ложечкой ощущение совершаемой ошибки, неуверенности, упущения чего-то важного от необходимости торопиться и невозможности оглянуться назад, на прожитые в Фезе дни.
Капитан появился на палубе с мечом наголо, звездой на эфесе коего горело клеймо серых. Однако же Тио Амерен не выглядел как человек, добывший оружие в бою. На одежде ни пятнышка крови, и кафайя не сбилась набок. Он, скорее всего, вырвал оружие из рук ничего не соображающего орденца, перед тем, как тот сбежал, поддавшись чарам Ришшека, или и вовсе подобрал на опустевшем пирсе.
— Кэрис, что за асс-хэши здесь творится?!
— Поднимайте паруса! У нас нет времени!
Как могла она сказать, что причиной массового умопомрачения стало нечто, в чье существование люди не верили вот уже триста лет? Не верили на севере, но не на юге, и все равно, несмотря на знания, на расположение в городе целого отряда, призванного бороться со сновидами, к прямому столкновению оказались не готовы.
Акадо, не дожидаясь капитанского приказа, рубил швартовные концы, удерживающие «Симеду» у пирса. Крепкие канаты с трудом поддавались кинжалу, но сновида обрушивал удары яростно и упорно, и толстые веревки распадались на отдельные лохматые волокна. Капитан Амерен метнул в его сторону пронзительный взгляд, но узнавания на его лице не проступило. Вместо окрика и наказания за самоуправство, он порывисто шагнул к сновиде, расправив плечи и не убирая ладони с эфеса.
— Ты кто, кэйсса тебя сожри, такой и что делаешь на моем корабле?!
Шаэн лежала на палубе у ног сновиды, ее тонкая кисть покоилась на животе, солнце играло на филигранных золотых браслетах. Она пока не привлекла внимание, но лишь потому, что спящая девушка представляла собой куда меньшую опасность, чем вооруженный мужчина. Если бы они только знали… Но они, конечно, не знали и не помнили, наверняка из-за специфической магии сновид. Может, стирание памяти и помогло Акадо не попасться серым, когда северян допрашивали, но оно же теперь не позволяло им увидеть в бывшем навигаторе часть команды. Они не помнили, что именно Акадо был корабельным штурманом, если вообще помнили, что у «Симеду» был штурман.
— Пожалуйста, капитан, мы должны уплыть сейчас или никогда, — она заступила Амерену дорогу.
Авторитета корабельной звезды хватило бы, чтобы повлиять на решение капитана, но настоящей звездой Кэрис не являлась. Если бы не необъяснимая паника, охватившая Фезу, и не поднимающиеся над белыми зданиями клубы дыма, ее без лишних церемоний отодвинули бы в сторону.
— Проклятый край, — бормотали матросы, предусмотрительно держась подальше от Акадо, кто в их глазах был выходцем из Фезы, таким же безумцем, как остальные.
Пусть люди и не могли их видеть, большая концентрация теней в одном месте не могла не влиять на мир. Она истончала реальность, и в первую очередь проявляла себя в резком изменении погоды. Дувший со стороны океана ветер усилился и теперь пробегал по коже не ласковыми теплыми пальцами, но холодными цепкими когтями. Солнце, в здешних краях бледно-золотое и белое, потемнело, а небо приняло лиловый оттенок, словно утро решило плавно перейти в сумерки, минуя день. Всем и каждому на борту было слишком хорошо известно, что такое магические и пространственные аномалии, и пусть эта выглядела безобидно, что-то же там на суше заставило целый город потерять разум.
— Асс-хэши возьми эту землю! Отдать швартовы, поднять паруса!
Матросы засуетились на палубе, и птицу на миг накрыло волной облегчения. Слаженная и четкая работа команды — почему-то никто из них под влияние ан-Найи не попал, и Кэрис еще предстояло разобраться, почему, — напомнила о том времени, когда со всех сторон, куда ни глянь, раскидывался только безбрежный синий океан. Не пустое однообразное пространство, каким оно мнилось многим, но абсолютная свобода в выборе пути. Отсутствие стен и запретов, удушающих дворцовых правил, перешептываний за спиной и косых взглядов. Но главное, отсутствие Великого Покровителя, вечно обретающегося везде и нигде, вне досягаемости и слишком близко, чтобы не задуматься над каждым вывертом судьбы, не подстроен ли он Архааррадом.
Акадо навис над Шаэн, пальцы лениво удерживали кинжал за самый кончик рукояти. Казалось, оружие вот-вот выскользнет из рук и ударится о светлые доски палубы. Но напряженное лицо, с каким он торопливо обшаривал взглядом причалы, куда больше говорило о его душевном состоянии, чем обманчивая расслабленность тела. Кэрис хотела бы знать, что он там видел и слышал. Если ей, одаренной, была доступна малая часть незримого мира, то каким же на самом деле представлялся он сновиде?
Над головой развернулись и заполоскались паруса, совершенно новые, белоснежные, не тронутые солью и ветрами. Кэрис подошвами ощутила, как легко и плавно сдвинулась с места каравелла. За проведенные в открытом море недели, когда девушка направляла судно по потокам, она изучила все его особенности, как знала собственное тело, ощущала малейший крен и изменение положения «Симеду» в пространстве. Стоило кораблю из статичной фигуры, прикованной к берегу, стать воплощением порывистости и стремительности, сняться с места, как прежняя связь вернулась, словно только и ждала своего часа где-то на дне в тени каравеллы.
Поблизости от Фезы, где веками сходились торговые маршруты, остаточные следы и траектории пересекались во множестве. Они виделись равнозначными, различаясь лишь прочностью троп и интенсивностью зова. Куда они вели, Кэрис не знала и не стремилась узнать. Подальше отсюда, вот что важно. Она собиралась бросить «Симеду» в первый же поток, что готов был откликнуться и принять ее, убраться прочь от Фезы и Ошрата, а дальше уже знакомым интуитивным перебором дорог как-нибудь выйти на верный курс.
«Симеду» разворачивалась и набирала скорость медленнее, чем птице того бы хотелось. Но ветер дул со стороны океана и попутным был для входящих в порт судов, но не покидающих его. Не будь на борту мага Перекрестка, узкая маневренная ладья серых имела бы все шансы догнать их в открытом море, но Кэрис не сомневалась, что сумеет их обойти. И знала о непримиримости орденцев к магии, что не мешала им пользоваться подаренным Архааррадом артефактом, но, к ее счастью, гарантировала отсутствие на борту ладьи кхайи.
— Ооо! — восхищенно присвистнул Сайан, на миг склоняясь над Шаэн, прежде чем взобраться по снастям на грот-мачту и заняться узлами.
— Она с нами, — поспешно уточнила Кэрис.
Она предпочла бы унести подругу в каюту, но просить о помощи было некого. Экипаж разворачивал каравеллу, Лойна до сих пор не показалась из каюты, хотя не могла не ощутить движения. Сама же Кэрис не могла покинуть палубу, не сейчас, когда в любой миг следовало быть готовой бросить судно в вихрь дорог и путей. Акадо обманчиво-безмятежно замер у борта. Девушка знала, чего, а вернее, кого он ждет, и молилась Перекрестку, чтобы фезские тени погребли Ришке под песчаным курганом и придавили бы башней-другой для большей надежности. После проведенных на улицах минут она четко осознавала, что не желает оказаться в открытом море наедине с чем-то вроде старого книготорговца. Вполне хватало и Акадо, чудовища непонятного и опасного, но хотя бы знакомого, а оттого более или менее предсказуемого. Насколько далеко простирались его возможности, еще предстояло разобраться. Радовало, что повторить чародейство Ришке ему было не под силу, иначе он отправился за кристальным ветром в Риерру, не пытаясь ложью и намеками подтолкнуть к краже мага дорог. Да и, вспоминая брошенную вскользь фразу ан-Найи об одолжении, оказываемом им Акадо, она чувствовала твердую уверенность, что, передумай Ришшек и пожелай избавиться от сородича, против старого и опытного сновиды у Акадо не было бы ни единого шанса.
Вот корабль отдалился от пирса на десять шагов… на пятнадцать… Его все еще никто не пытался остановить. Да что там, никто даже не смотрел ни с этой стороны мира, ни с той. Невольно подумалось, что если бы Архаарраду зачем-то захотелось отправить ее обратно на север, даже он не сумел бы организовать столь абсурдно простое, не стоящее никаких усилий с ее стороны и, как ни глянь, совершенно случайное, незапланированное отбытие.
И это пугало.
— Кэрис, — Акадо, неслышный, как всегда, схватил ее за плечо и развернул прочь от берега в сторону приближающейся ладьи серых, — если…
— Они не успеют, — заверила его птица.
Сновида усмехнулся уголками губ.
— Знаю, я не об этом. Ты сможешь добраться до их корабля и вернуться на «Симеду»?
Ах да, конечно, даже сейчас он думал, как бы отправить свою птицу за кристальным ветром. Она поколебалась, следя, как над чужими борами кружатся чайки, а парус наполняется ветром. Да, она бы могла немного пробежать по воде, расстояние позволяло. Может, даже успела бы выхватить артефакт у Керано из ножен, ведь появления рядом пространственного мага он точно не ждал. Но для этого еще надо было узнать магистра среди остальных серых, да и волшебное оружие он мог хранить в каюте под дюжиной замков, а не носить на поясе, как символ статуса. Не говоря уже о том, что любому из орденцев достаточно было бы схватить ее за руку, и дорога тут же развеялась бы, а создать новую Кэрис могла и не успеть.
И все же, если бы все сложилось удачно, у нее в руках оказался бы последний на юге, а скорее всего, и последний в мире артефакт, способный убить сновиду или — по словам уже не единожды лгавшего ей человека, — ранить или ослабить тень. Последний оставшийся на Ошрате кристальный ветер…
Над белыми башнями Фезы поднимались тонкие ручейки дыма. Кэрис не смогла полюбить этот город, где ее держали в просторной, золотой, но все же клетке. Она не прониклась симпатией ни к кому из его жителей, кроме Шаэн ар-Наэллор, да и с той сходилась медленно и трудно. Но она не желала Фезе оказаться беспомощной игрушкой сновиды. Не после того, как Ришке явил свою настоящую силу. Разумеется, Архааррад или его приближенные тени могли его остановить, расправиться с ан-Найи в мгновение ока. Да только Великий Покровитель еще в первую ночь их встречи дал понять, сколь мало его заботит наличие в городе чудовища. В этом он ничем не отличался от любой другой тени. Могущество их на благо смертным не служило. Кэрис отвернулась от ладьи. Артефакт магистру понадобится не меньше, а то и больше, чем ей, и очень скоро.
Что-то изменилось, что-то неуловимое, неявное и не облекаемое в слова. Ветер не сменил направление и силу и нес лишь прохладную свежесть, столь желанную под южным солнцем, но нечто будто сдвинулось в воздухе. Со стороны города все еще доносился неразборчивый шум, заглушаемый пронзительными криками чаек, скрипом снастей, хлопаньем парусов над головой, выкриками матросов, резкими командами капитана и плеском волн о борт.
Шаэн судорожно вдохнула и приподнялась, опираясь локтями о палубу. Дышала она часто и прерывисто, будто не спала на плече Акадо, а бежала с ними всю дорогу до гавани. Ее темные глаза в панике и недоумении обшаривали снасти и туго натянутые паруса «Симеду», взгляд метался от снующих вокруг матросов к застывшей у фальшборта на корме Кэрис, от закутанной в потрепанную льняную галабею фигуры Акадо к яркому желтому пятну капитанской кафайи.
Кэрис резко развернулась к городу.
Они стояли на причале у самой кромки воды, и солнечный свет лился и напитывал расшитые соколами и, вопреки ожиданиям, не традиционными лисами, но золотыми рыбками тахари Архааррада. Лучи текли по драгоценным нитям, но в какой-то момент поглощались исходящей от высшей тени тьмой. Смотреть на Великого Покровителя под ярким солнцем и на открытом пространстве оказалось сложно, почти невыносимо. Разум не мог решить, что именно перед ним предстало: из-под пленки теплого золотистого света сочилась непроглядная тьма. Стоявшее рядом существо можно было бы принять за человека, ребенка, ростом на две ладони не доходящим раа-ши до плеча, если бы не поза, неестественная в своей неподвижности. Руки чуть согнуты в локтях и отведены от тела с видимой даже на расстоянии осторожностью, так, чтобы точно никого и ничего ими не коснуться. Что-то серьезно не так было с его или ее руками, от локтей и до кончиков пальцев покрытыми чем-то светло-серым, бесформенным, движущимся. Архааррад не отбрасывал тени, наверное, потому, что не находил эту маленькую деталь необходимой и значимой. Вторая высшая тварь тень отбрасывала, но в иную сторону, по направлению к солнцу, и та словно тянулась к свету вместо того, чтобы прятаться от него.
В душе темной волной поднялась ярость. Ей осталось всего ничего, еще каких-то десять шагов, и она дотянулась бы до потока, водные тропы окутали бы «Симеду», унося ее далеко-далеко. Но Архааррад знал, конечно же, он с самого начала знал, когда следует появиться. Не раньше, чем она успеет увериться, что все позади, ощутить мягкое касание зовущих к горизонту дорог. Не позже длины поводка, сплетенного из видений и пророчеств. Поймав ее взгляд, Великий Покровитель вскинул руку и помахал выверенным, тщательно просчитанным жестом существа, не умеющего копировать человеческие движения так, чтобы они казались естественными. Кэрис показалось, он держал что-то очень маленькое, неразличимое, но у нее не было ни единого предположения, что бы это могло быть. Хозяин Фезы мог остановить их, уничтожить корабль, но Кэрис подозревала, что столь грубыми методами он не воспользуется. Если что и сделает, оно будет хуже и изобретательнее быстрой смерти на дне.
Еще пять шагов, еще немного… Птица вцепилась в фальшборт и изо всех сил тянулась к потокам, жалея, что, в отличие от Каирхе, не умеет разворачивать ветер или разгонять судно вне несущих его незримых течений. Вторая тень застыла, словно статуя, которую по своеобразной прихоти установили на причале, и за какую теперь можно было бы цеплять швартовы. Архааррад тоже замер у самого края, но его неподвижность виделась более естественной и даже почти живой. Он будто… провожал ее? Кэрис поняла, что обязана увидеть предмет в руках Покровителя. Может, тогда она поняла бы, что здесь на самом деле происходит, что она упустила. Птица глубоко вдохнула, от дальнего взора закружилась голова, но даже пара мгновений усиленного магией зрения того стоили. Мир в уголках глаз расплылся и потерял цвета. Пирс приблизился, резко увеличился в размерах.
… причал был пуст. Ни следа не осталось ни от одной из теней. Кэрис в замешательстве отпустила магию. Когда она, чувствуя внутри лишь немую пустоту, и не в состоянии осмыслить оставленное ей высшей тенью сообщение, отвернулась от Фезы, Архааррад нависал над Шаэн. Та застыла, приподнявшись на локтях, с неверием взирая на раа-ши снизу вверх. Он помедлил, как обычно делали тени, вспоминая, как двигаются люди, чьи образы чудовища копировали, и вдруг опустился на одно колено рядом с Наэллор. У него хорошо получилось повторить движение и позу, плавно, без немыслимого для смертных скачка, мгновенного перехода из одного положения в другое без видимого движения. Но настоящим, вещественным Архааррад от этого, конечно, не стал.
На Кэрис он не бросил ни единого взгляда, но что-то тихо говорил Шаэн. Они находились всего в нескольких шагах, но птица слышала лишь гул собственной крови в ушах. Она знала, что закончив с Шаэн, тень повернется к ней и…
… два удара сердца и два коротких всплеска, знаменующих удары волн о форштевень…
Кэрис, не разбирая дороги, выдернула палубу из-под высшей тени, зашвырнув «Симеду» далеко в море. На путь, чей зов пронизывал океан до самого дна, что обещал рыжей птице расстояния несоизмеримо далекие. Она знала, что поток подобной мощи ни за что и никогда не отпустит «Симеду» по воле ее звезды, но только он один протянется до другого конца света и выбросит каравеллу туда, где и не слышали о черном пророке Фезы. На дно соленого моря. На вершину изломанной горы. В неведомое нечто, откуда приходят тени. Дороги такой силы уже и не дороги вовсе, а капканы, и первое, чему их учили в школе, даже не касаться их, держаться как можно дальше. С ними не совладать, не выбраться, не свернуть, они равно сожрут и звезду, и жреца. Но Кэрис о том не думала. В отчаянии она изо всех сил ухватилась за незримое течение, поманившее ее силой и смутными ощущениями бесконечных пространств, и течение откликнулось с пугающей, смертоносной готовностью.
«Симеду» не плыла и даже не летела, но падала сквозь чужую холодную пустоту. Мир вокруг в мгновение ока прекратил существование, не осталось ни неба, ни моря, только рассекающие густой чернильный холод мачты и звучащие со всех сторон вопли ужаса. Черные кляксы расплескивались по парусам и палубе, чтобы тотчас быть унесенными порывами ураганного ветра. Кэрис попыталась было вырвать судно из потока — но ничего вне уже не существовало. Не было ни другой тропы, ни иного ориентира в проносившемся мимо черном ветре, только бесконечное падение в никуда.
Еще можно было надеяться, что она второпях не совершила непоправимой ошибки, и «Симеду» всего лишь вошла в аномалию, осколок чужого пространства, провалилась в иной мир, ранее поглощенный Перекрестком, а не оказалась вне всех границ и дорог. Тогда у них еще был шанс, что путь ведет сквозь аномалию, и рано или поздно корабль из него вынырнет. Кэрис из последних сил цеплялась за фальшборт, доски палубы под ногами вздыбливались, ходили волнами. «Симеду» грохотала, трещала, стенала и рассыпалась на части. Каждое бьющее по ней искажение отхватывало куски от борта и проедало дыры в бешено хлопающих парусах. Пока наконец каравелла не содрогнулась от носа до кормы, оглушительный треск не впился в уши, и сила удара не сорвала Кэрис с места и не швырнула за борт. В последний момент на лодыжке сомкнулись чьи-то пальцы, не позволив птице вылететь в черноту и затеряться в нигде.
Яркий, пронзительный свет ударил по глазам, легкие наполнились острым морозным воздухом. Мир вокруг сверкал белизной снега, голубоватый лед колючими искорками отражал стоящее в зените холодное солнце. Левая рука немилосердно болела в кисти, запястье будто ножом пронзило. Глухо ныли ушибы, и на разорванном тахари расплылось несколько кровавых пятен от содранных в кровь локтей и коленей.
Кэрис неуклюже приподнялась на четвереньки, помотала головой, прогоняя гул в ушах и онемение, и воздух наполнился стонами и всхлипами. Одного взгляда хватило, чтобы понять, насколько безнадежно их положение. Половины матросов она просто не увидела, а оставшиеся жались к мачтам и фальшборту, оберегая поврежденные конечности, или лежали без движения, и под их телами медленно расплывались алые лужицы. Среди обломков древесины и изорванных канатов лежали обрывки парусов, еще недавно гордо сияющих чистотой и свободой, и так и не успевших распробовать ветер. Остатки парусины свисали с рей рваными лоскутами, неподвижно-мертвые, но все еще белоснежные. Фок-мачта надломилась, разломанные доски палубы пиками торчали в разные стороны. Меж них ворочался с хриплыми, прерывистыми вдохами капитан, еще не успевший осознать, что все закончилось. Теперь уже действительно все.
Акадо поднялся первым и помог встать Шаэн. Золотая дева не скрывала страха и смятения, но на ней не было ни царапины, если не считать излохмаченных, будто когтями изодранных верхних тахари. Она даже не взглянула, за чью руку уцепилась. Кэрис медленно встала, держась правой рукой за фальшборт в задней части корабля, почти не пострадавший, и прижимая левую к груди. Каждое движение отзывалось болью и дрожью в коленях, на глазах выступили слезы. Не предназначенная для северных широт тонкая льняная туника проиграла холоду в первые же мгновения, и девушку бил озноб. Но невозможность как следует стоять на ногах и контролировать тело, отсутствие движения мага дорог могло убить вернее, чем холод, и Кэрис, стиснув зубы, шаг за шагом боролась с негнущимися коленями.
Из ведущей на верхнюю палубу двери нетвердой походкой выбралась Лойна, руки и грудь у нее были перепачканы густым зеленым снадобьем.
— Что… это что?… — бессвязно бормотала она. — Живы… все? Тио?
— Кэйссова тень… Пытался нас убить, — голос капитана звучал слабо, но достаточно отчетливо, чтобы быть услышанным сквозь чужие стоны и приглушенные ругательства.
А затем Тио Амерен поднял голову к сломанной мачте и остаткам парусов, и Кэрис отвернулась, чтобы не видеть, как его глаза тускнеют и наполняются пустотой. Может, «Симеду» еще можно было починить, но на верфи, а не посреди ослепительного снежного нигде. Отведя глаза, она поймала блеск разбросанного вокруг золота, ярких тканей, посуды из разноцветного стекла и обломков украшенного разноцветной эмалью дерева. Из прорех в корме выплеснулось собираемое поколениями приданное южной принцессы и усеяло лед звездами драгоценных камней и искусными творениями пустынных умельцев, расчертило белизну штрихами дико и неуместно смотрящихся среди снежных пустошей осколков далекой Фезы. Вот и все, что осталось от богатства спасенной ею, и ею же убитой Шаэн Наэллор.
Кэрис отвернулась и встретилась взглядом с Акадо. Глаза у него теперь были темные, почти черные, как вода северных океанов в узких расщелинах или ночной шторм. Не синие. Он единственный мог догадаться, что вовсе не Архааррад разбил каравеллу и обрек их на жестокую, но хотя бы скорую смерть от холода, а дурная, перепуганная девчонка. Звезда-недоучка, все свое восхождение мечущаяся от одной ошибки к другой. Но он ничего не сказал.
Шаэн отшатнулась, точно наконец осознав, кто именно ее поддерживает, с трудом удержалась на ногах.
— В-вытащи нас от-тсюда, — скомандовала она. Вряд ли ей хоть раз в жизни приходилось сталкиваться с подобным холодом, такой и на севере не каждую зиму приходил, а в пустыне о нем, верно, и сказок уже не осталось.
Ткань примерзла к коже Кэрис там, где была покрыта кровью, а золотая дева смотрела так, будто ни на миг не усомнилась в ее способностях. Она не знала, что «Симеду» более не принадлежит и не будет принадлежать морским дорогам. Все, что осталось от каравеллы, впечаталось, вросло в лед, и лед впился в изломанный остов. На мили и мили вокруг не было ничего, кроме толщи спрессованного голубого и зеленоватого льда, черной воды где-то далеко внизу, и снега, снега, снега. До других течений не дотянуться, не коснуться и не зацепиться, но даже если она бы смогла — как сдвинуть с места искореженный труп корабля?
Но что много, много хуже, Кэрис догадывалась, куда их занесло.
— Я не могу, — прошептала она, опускаясь на палубу. Слезы замерзали на глазах, стягивая кожу, царапая. — Это Хладь…
Хладь. Ледяная могила для кораблей и неудачливых мореплавателей, засасывающая воронка, куда текут тысячи дорог со всех вод и рек мира, сходятся вьюги и бураны с необитаемых горных пиков и сливаются потоки из глубин таких далеких, что не принадлежат более миру смертных. Безраздельная власть над этими льдами принадлежала тени, от которой ни до, ни после Излома люди не видели и не ждали ничего, кроме смерти.
Каирхе когда-то при первой встрече подумала, будто Кэрис собирается украсть лодку и попытать счастья с Хладью — о да, контракт с тенью подобной силы и притом тенью древней и дикой, — мигом превратил бы ее в одну из самых могущественных жриц континента. Вот только в книге теней особо оговаривалось, что Хладь испокон веков отказывался видеть в людях нечто иное, кроме источника столь любимых им кораблей для личной коллекции, разнообразящей пейзажи его ледяного королевства. Единственным источником информации о нем служили истории других теней, не раз указывавших, что владыка холода не заинтересован в смертных или договорах с оными. Пара записанных в хрониках встреч со жрецами Перекрестка, самонадеянно надеявшихся склонить высшую тень хотя бы к рассмотрению возможности контракта с любым выбранным Хладью человеком, не завершились гибелью лишь из-за защиты и магии их собственных теней. Конечно, время от времени находились глупцы, пытавшиеся заинтересовать хозяина снегов и метелей, но уж Кэрис-то никогда не была настолько жадной до власти и силы или безумной.
Если этого будущего для нее ждал Архааррад, милосерднее было бы убить ее еще той ночью в Фезе. Но, возможно, Великий Покровитель с самого начала нашел забавный способ избавиться от всех явившихся в его город чужаков и бесполезной для него Шаэн и развлекался, глядя на потуги и планы глупой смертной девчонки, изо всех сил пытавшейся выбраться из смертельной ловушки, в какую ее отдали еще несмышленым ребенком.
Господин Амерен, прекрасно понимавший, что «Симеду» уже никогда не сдвинется с места, только не с простирающейся от горизонта до горизонта белой равнины, ссутулился на корме и велел разжечь костер. Из всего, что попадется под руку. Бессмысленное, бесполезное занятие. Сперва огонь сожрет щепки и обломки, оближет остов корабля, сотрет с борта оставшиеся от «Синей медузы» буквы, и никто уже не узнает, какое имя носила каравелла, пока еще рассекала волны. А потом все равно придет холод. Они все умрут и очень быстро, потому что без силы и магии тени из плена ледяной могилы не выбраться, а единственная тень здесь — это сам Хладь.
Лойна уже занималась пострадавшими, из обрывков парусов и пары палок мастерила лубок для сломанной руки одного из выживших. Как будто это еще имело смысл. Как будто их еще можно было спасти. Раны остальных, тех, кого не унес поток темной пустоты, и кто не смотрел в небо тусклыми остекленевшими глазами, могли подождать. Среди выживших Кэрис не видела ни Наския, ни Сайана, которого прыжок застал на реях, ни Аммикса, с которым не раз соревновалась в меткости. И без того малочисленная команда сократилась на треть, и насколько хватало глаз, вокруг средь белизны не виднелось ни одного изломанного тела. Поток унес их… куда-то еще. Куда унес бы и ее, если бы не удержавшая птицу рука. Лодыжка, куда вцепились чужие пальцы, тоже ныла, хоть и много слабее, чем начинающее опухать запястье, но за спасение Кэрис была благодарна. Если бы ее не поймали в полете — скорее всего, то был Акадо, он стоял ближе всех и мог успеть, — она была бы мертва. Спасение вызывало в душе птицы противоречивые чувства. Не то чтобы они сумели выжить здесь дольше нескольких часов или дней, смотря сколь долго сумеют поддерживать костер и как скоро встретятся с Хладью. Несколько лишних часов жизни не дали ей ничего, кроме осознания собственной, пусть и непреднамеренной, вины и картин разрушения и безысходности.
Акадо сидел на фальшборте, вытянув скрещенные в лодыжках ноги и мрачно обозревая горизонт. Тогда как кожа остальных успела побелеть от холода, и даже Шаэн казалась скорее серой, чем золотой, навигатору холод, казалось, не причинял особых неудобств. Но Кэрис уже знала, что силы его связаны с затуманиванием сознания, и сейчас среди льдов полезны не более, чем умение плести корзины из ивовых прутьев. На него не обращали внимания, сейчас присутствие на борту незнакомца заботило людей в последнюю очередь. Только Шаэн периодически косилась на него со страхом, но с не меньшим страхом и растерянностью она оглядывала и снежные барханы, так похожие на пейзажи ее родного края, но начисто лишенные цвета и жизни.
Капитан остался на корме, ссутулившись, уставившись в никуда. Не сменил позы и не попытался согреться, даже когда его начало трясти от холода. Кэрис обратилась к Лойне:
— Я пойду осмотрюсь, может, найду помощь. Или припасы.
Корабельная целительница помедлила, затем печально, отстраненно кивнула. Они обе знали, что не будет в Хлади других людей, а значит, не будет никакой помощи или припасов, за исключением вмерзших в лед остатков чужих кораблей. Но Лойна признала право звезды не жаться к разгорающемуся костерку, а умереть в дороге.
— Куда ты? — окликнул ее Акадо, когда Кэрис осторожно, стараясь беречь руку и ноющие колени, спустилась на снег.
Она молча, бесстрастно посмотрела ему в лицо. В том, что они здесь оказались, отчасти была и его вина: без сновиды она никогда не попала бы на юг и не узнала бы о существовании Архааррада. Но в ледяную могилу «Симеду» толкнула она, Кэрис, своими руками, и принятое ею в одиночку решение нельзя было списать на чужую уловку или обман. Она знала, что поток слишком скор, слишком опасен, но тогда довериться ему казалось меньшим из зол. Может быть, она ошибалась, может, нет. Неважно, теперь уже не узнать, что собирался сделать с ней Архааррад.
Со стороны «Симеду» смотрелась еще плачевнее. Пробоина в борту в высоту превышала человеческий рост, а шириной была примерно со спасательную шлюпку. С такой прорехой на плаву не продержаться и нескольких минут, остов лишь чудом не переломился пополам. Девушка повернулась и направилась к белой пустоте, мерно шагая меж усыпающих рыхлый наст стеклянных бусин и сломанных ширм, выполненных из резного красного дерева и расписного шелка. Горько подумалось, что таких даров Хлади еще не приносили, как знать, найдет ли он их до того, как корабль заметет, а если найдет, бросит ли хоть один равнодушный взгляд.
В движении стало немного теплее, несмотря на то, что бросать себе под ноги дорогу со всей возможной скоростью она не решалась. Магия не спасет от падений и переломов на скользкой ледяной тропе, припорошенной обманчиво-мягким снежком. И не спасет от холода, разве что отсрочит приближение смерти, пока Кэрис сумеет не останавливаться. В обычное время она могла бы бежать несколько дней без передышки, но здесь никогда не жили люди, а значит, не было и делящихся силой перекрестков или дорог, кроме тех, что ей предстояло создать самой. Ни одно направление не казалось притягательнее остальных, и не на что было опереться в выборе пути.
Она научилась избегать теней, но не знала, как найти одну, когда это потребуется. Тень ведь не сказочный хейм, чтобы устраивать себе логово в удобном месте, где ее можно найти. Но тени чуют магию, и особенно хорошо на своей земле. Как знать, если сплести достаточно путей и позволить им обрести вес, может, Хладь придет. Или не придет. На самом деле ей было уже все равно, оба варианта оканчивались смертью от прокрадывающегося в кости мороза, разница лишь, окажется ли тот последний холод волшебным. Она даже поймала себя на мысли, что, желай на самом деле предложить договор дикой тени, позаботилась бы порыться в трюме и одеться потеплее, а не бесцельно преодолевать милю за милей в тех же рваных, перепачканных смерзшейся кровью тунике и тахари, в которых утром вышла из дворца. Попыталась бы найти сапоги, а не бросилась бы в снега в легких сандалиях, в которых вчера ступала по раскаленному песку. Не верилось, что это было всего лишь утром.
Кэрис просто хотелось, чтобы все быстрее закончилось.
Найти тень. Найти тень и… и что, Хладь согласится их отпустить или и вовсе поможет доставить каравеллу в порт?! Скорее уж убьет быстро и бездумно. Предложить тени она могла только себя, и, вспоминая все, что о северной тени рассказывали, дивилась абсурдности задуманного. Он неизменно убивал явившихся к нему птиц, и Кэрис не находила в себе ничего такого, что в глазах тени сделало бы ее достойной союза. Но все же Хладь никогда не считали намеренно жестоким, скорее равнодушным, иначе она осталась бы протягивать руки к огню вместе с остальными и надеяться умереть до появления местного владыки. Мысль о том, что хуже уже не будет — на этот раз действительно не будет, потому как что еще может случиться? — странным образом примиряла с действительностью. Если вытащить отсюда «Симеду» может лишь высшая тень, она пойдет к высшей тени. К Искъерше, если бы она вдруг здесь объявилась. К Архаарраду, который все-таки ошибся.
— Или не ошибся, — слова больно куснули за язык, и девушка продолжила бежать молча.
Черный пророк предупредил, что с ней не случится ничего такого, чего уже не происходило бы ранее, и что не раз повторится в будущем. Он мог иметь в виду как медленную смерть во владениях Хлади, так и заключение контракта. Не она станет первой, не она окажется последней. Она не была уверена, какого исхода боится больше, когда обнаружила первый корабль. Старинный галеон, прекрасно сохранившийся и до кончиков мачт покрытый тонким слоем прозрачного льда. Застывшие паруса надувались, как при сильном попутном ветре, на них расцветали голубоватые инистые узоры и стекали на палубу и борта. Это судно не попало сюда, пройдя по магическому течению, слишком целым и неповрежденным выглядело. Наоборот, замерзло в один миг, превратилось в ледяную статую и лишь затем было перемещено в снежные пустоши. Кэрис слышала, что Хладь иногда выхватывает корабли из океана, но не предполагала, что это происходит так быстро и безвозвратно. На втором из найденных кораблей на корме стояли три женщины в старинных платьях, какие она видела разве что на картинах доизломной эпохи. Они все еще счастливо улыбались, нежная розоватая кожа и ткани блестели, будто сделанные из цветного стекла, и на лицах горел румянец. Они вовсе не походили на жертв вечного мороза, скорее уж застыли во времени, как застыли у борта, молодые и счастливые. Если Хладь заметит ее первой, застынет ли она в движении, вечно устремленная к недостижимому горизонту?
Кто бы мог подумать, что холод способен мгновенно превращать живых существ в статуи. Или что она сбежит от теней на другой конец света лишь затем, чтобы в конце концов отправиться на поиски одной из них, чудовища, чье касание обращает людей в ледяные фигуры и уносит прочь корабли. Наверное, последние действительно ему нравились: теням не свойственно было собирание коллекций, и все же суда всех видов и размеров встречались все чаще и чаще. Узкие ладьи с фигурами мифических чудовищ на носах, пузатые торговые карраки с разбросанными вокруг коваными сундуками, ярко раскрашенные джонки и маленькие пироги, в чьих сетях навеки запуталась смерзшаяся в блестящий ком рыба. Кэрис даже наткнулась на сплетенную из соломы лодку, не занесенную снегом только потому, что магия Хлади перенесла ее на вершину ледяного утеса, насквозь просвечиваемого солнцем.
Перед лодкой она ненадолго остановилась. Суденышко выглядело неповрежденным, рядом лежало весло, приглашая протянуть руку и взять. Пропажи маленькой лодочки Хладь, наверное, и не заметит, а ей бы только спустить ее на воду, и… Один раз она уже бросила «Симеду», а сколько раз до того уходила и терялась среди дорог? Разом больше, разом меньше, не все ли теперь равно?
Не все. Кэрис заставила себя отвернуться. Вина за содеянное сменялась приступами злости на Архааррада. Если бы не его загадочные игры, разве бросилась бы она сломя голову в первый же отозвавшийся поток? В созданный, как она теперь понимала, Хладью поток. Злость отступала перед сожалением и виной, перед именами и лицами людей, что были бы сейчас живы. Наский бы с хитрым прищуром расспрашивал об устройстве Фезы, Сайан бы не сводил восхищенного взора с Шаэн, а та, гордая и безупречная, куталась бы в свои золотистые тахари и подставляла лицо свежему бризу. Птица шла дальше и дальше, потому что не смогла остаться и смотреть, и знать, что совершила, но и уйти совсем, как сделала бы когда-то, тоже не смогла.
Среди череды вмороженных в лед кораблей особенно запомнился огромный галеон, сквозь стесанный бок которого виднелся заставленный заиндевевшими яствами длинный стол. Люди за столом застыли, смеясь и поднимая в воздух украшенные разноцветными камнями кубки. Капитан поднялся, провозглашая тост. На бутылке в его руке тускло блестела этикетка, выполненная из серебряной филиграни.
Все отчетливее ощущалась разлитая в воздухе магия Хлади, но само присутствие тени ускользало, постоянно оказываясь не ближе, чем на краю сознания. Оставалось только гадать, как будет выглядеть тень, будет ли хоть отчасти похож на человека или примет иной облик, некогда подсмотренный за пределами его снежного царства. Предстанет перед ней как белый медведь или волк? Образы животных тени тоже иногда копировали, но чаще сочетали черты нескольких видов, не утруждая себя заботой об органичности и целостности формы. Или явится когтистым клубящимся туманом?
Девушка брела по снегу, не оставляя следов, перепрыгивала расщелины, на дне которых иногда замечала темные очертания мачт и безжизненно свисающих лохмотьев, оставшихся от парусов. Мимо целиком или наполовину вмороженных в лед кораблей. Большинство из них были пусты и покинуты, но раз за разом видела она и цветные статуи без малейших признаков страха или даже беспокойства на лицах. Никто из них даже не успел уловить приближение тени, почувствовать надвигающуюся беду. Ни старый рыбак с удочкой на груде беспорядочных обломков, ни пойманный на вантах светловолосый юнга. Они выглядели такими живыми, если бы не едва заметный стеклянный блеск кожи, можно было бы подумать, что замерли они лишь на мгновение, но сейчас повернут к ней головы, окликнут…
Холод мало-помалу прокрадывался в тело, движение и магия уже не спасали. На тренировках ей приходилось пересекать морозные северные пустоши, но путь к заранее указанной точке занимал меньше времени. Конечно, адепты все равно успевали промерзнуть до костей, но хотя бы знали, что в конце пути ждет горячий обед, и оттого дорога казалась легче. Сейчас же конечности немели, лицо и кисти рук горели, а запястье распухло и болело все сильнее, как ни старалась она беречь руку. Кэрис знала, еще немного, и она перестанет чувствовать ноги. А там недалеко будет и до момента, когда она ошибется, не удержится, поскользнется и уже не сможет подняться. Это, наверное, было бы лучше, чем годами придумывать, как бы избежать навязываемого ей контракта с вневечной иномирной жутью, а затем самой пойти искать тень, походя убившую сотни, тысячи людей лишь потому, что ей хотелось забрать себе их корабли.
Смерть в снегу, если подумать, не из самых худших. Вот только она не исправит совершенной ею ошибки, не вернет «Симеду» на курс и никого не спасет. По воле Хлади или нет, умрут они здесь в любом случае. Смерть, в мгновение ока ставшая неизбежной, уже почему-то не пугала, а ярость и страх сменились отрешенной усталостью. Не столь жалко было остаться в царстве Хлади в виде ледяной статуи или жалкого занесенного снегом холмика, сколь жалко усилий, впустую потраченных для избежания самой вероятности заключения контракта. Зря, все, что она сделала, все к чему стремилась, оказалось зря и ни к чему не привело. Кэрис не хотела думать, сделала ли она неправильный выбор в какой-то момент времени, и столкнулась теперь с его последствиями, или же изначально никакого выбора не имела, и все случившееся было давно предопределено Архааррадом задолго до того, как рыжая птица очутилась в Фезе.
Разбавлявшие белизну темные пятна неизменно оказывались новыми и новыми кораблями, галерами, лодками, обглоданными временем каркасами шхун и прекрасно сохранившимися бригантинами. Сила Хлади ощущалась повсеместно, что одновременно и настораживало, и сбивало с толку. Магия пропитала лед под подошвами и воздух вокруг, но хозяин ее все никак не желал показываться. Кэрис переставляла ноги, и с каждым шагом в них будто впивались острые иглы. Она намеренно не опускала глаза вниз, боясь увидеть свои ступни, белые и опухшие от холода, а может, уже начинающие чернеть? Она знала, что мороз медленно, исподволь замедляет кровь, и плоть начинает темнеть и отмирать, только не знала, как скоро это происходит, и пока еще могла стискивать зубы и убеждать себя, что раз она все еще может идти, ноги у нее есть. А раз так, пусть болят, хуже станет, когда она совсем прекратит их чувствовать.
Девушку била дрожь, дорога размывалась под ногами. Пришло осознание, что тень не может не знать о смертной на своей земле, но раз не явился до сих пор, то и не собирается являться. Если не привлечь интерес Хлади, блуждать можно долго, но не особенно. Только пока не замерзнешь или не свалишься от усталости.
Тени чуют магию, а раз так — магию она ему даст. Если простого плетения дорог недостаточно, найдется метод сложнее, зрелищнее. Она остановилась в тени большого фрегата, по чьей корме карабкалась пушистая изморозь. За четкой границей тени снег искрился и сверкал всеми цветами радуги, ослеплял, но у самой кормы мягко переливался оттенками голубого и лилового. Пришлось напомнить себе, что на самом деле вовсе не стало холоднее, это она развеяла тропу, прекратила двигаться, и кровь больше не бежала по телу с прежней скоростью, разгоняя по венам жизнь и тепло.
От навалившейся усталости захотелось ненадолго присесть, привалиться к нависающему над головой боку фрегата, на секунду закрыть глаза. Но Кэрис боялась, что больше не сумеет подняться, и веки держала широко открытыми. Снег вокруг взвихрился, картины окружающего мира принялись накладываться одна на другую, перетекать и меняться калейдоскопом. Словно миражи в холодном воздухе возникали очертания кораблей, как уже виденных ею в пути, так и незнакомых, образы изломанных льдин, полыней с черной водой, где плескалось белое крошево, пещер, где лед от старости стал сине-зеленым или молочно-белым. Она уже как-то показывала перетасовку Шаэн в Фезе, и магия эта выматывала, требовала запредельных усилий и концентрации, ведь миражи были не просто иллюзиями, а дверьми, ведущими в изображаемые ими места. В каждую можно шагнуть и пойти дальше, что делало перетасовку одним из опаснейших и сложнейших техник работы с пространством. Созданием локальной рукотворной и контролируемой аномалии к восхождению овладела едва ли треть выпускников, и ничего сложнее или эффектнее в арсенале Кэрис попросту не существовало.
Хладь… Где же ты? Ни на одной из картин, ни в одном из ткущихся в воздухе и в нем же растворяющихся порталов. Нигде. Везде. Она остановилась, развеяла чары и, съезжая по заиндевелому боку корабля, оцарапывая спину о белую изморозь, осознала, что единственным усилием, еще держащим ее на подкашивающихся, немеющих ногах, была магия Перекрестка. С чего она вообще решила, что у Хлади будет хоть какая-то определенная форма? Хаотичные, изначально нематериальные тени являлись в более или менее постоянных обличьях, лишь чтобы облегчить взаимодействие со смертными, неспособными узнавать их по одной только магии. Они умели делать себя видимыми опять же исключительно ради передачи людям сообщений, которые те не могли воспринимать иначе, кроме как посредством имеющихся у смертных ограниченных органов чувств. У владыки зимы необходимости общаться никогда не возникало. Хладь был никем и ничем, он просто был. Невидимым холодом, чистой бесформенной силой на границе восприятия, квинтэссенцией зимы, начисто лишенной даже намека на материальное. Он не менял чистейшей изначальной сути тени, в сущности являвшейся ничем, ради недолгого обретения понятной или хотя бы воспринимаемой людьми формы. Не был ни снегом, ни льдом вокруг, ни даже выхваченными из вод кораблями, но пронизывал все и всех, начиная от мельчайшей снежинки и до грандиозного фрегата, чье заледенелое основание больно впивалось в спину Кэрис.
И все это время он ее видел. С первой же минуты, если не того самого мига как «Симеду» ударилась о землю и прочертила в пустоши тропу из содержимого трюма и собственных обломков. Видел, но не считал достаточно занимательной, чтобы посмотреть пристальнее или коснуться силой хотя бы из любопытства. Видел одну из многих, замерзших в его льдах, не первую и не последнюю, как и предупреждал Великий Покровитель.
— Найинна ма’йокко, — прошептала она, осторожно протягивая руку вперед ладонью вверх. Каждый глоток воздуха холодом обжигал гортань. — Акари аэннэ та-шииль.
Отдельные элементы и фразы древнего языка использовались для волшебства, но целиком его не знал уже никто. Он стерся из памяти так давно, что уже неважно было, принесли его с собой из иного мира тени, или же на нем некогда говорили в забытой, давно несуществующей земле. Ритуальная фраза, заученная всеми выпускниками, переводилась примерно как «твои крылья, мои ветра». Она предлагала союз и требовала ответа. Высшая тень мог игнорировать существование человечества как такового, и Кэрис не удивилась бы, если бы и завершение ритуала восхождения он не удостоил вниманием. Это ведь люди были скованны правилами и законами восхождения, не тени. Но Хладь наконец взглянул на нее, и взгляд его оказался как раз таким, какого можно было ожидать: тяжелым, холодным, равнодушным.
Это конец восхождения. Это конец пути. Одаренные делали предложение, но окончательный выбор оставался за тенями. Союз или смерть. Кэрис уже не чувствовала холода и помнила только, как когда-то перед другой тенью, протягивая руку, стояла Нэла, гордая, сильная, уверенная. Она же устало привалилась к борту того, что некогда называлось фрегатом, а теперь разбитой и сломанной оболочкой тянулось к небу, уже неспособное покинуть свою темницу, и ощущала себя продолжением мертвого корабля. Выбившейся из сил, закутанной в расцвеченные пятнами крови лохмотья, испуганной, пустой. Бесконечно далекой от всего, что могло бы заинтересовать высшую тень, подтолкнуть к принятию ее как возможного компаньона и разделению силы. Она с самого начала знала, каким будет ответ…
… пока фокус восприятия не сдвинулся, и вместо давящего ощущения чужого внимания Кэрис не увидела себя глазами тени.
Для Хлади она казалась не человеком и не магом, даже не физическим объектом реального мира, но некой совокупностью всех пройденных и прожитых дорог, северных лесов, где вздымались к небу покрытые темно-зеленых мхом сосны, серебристой ряби на волнах и ощущением соленых брызг на лице, впивающегося в кожу песка и знойного ветра пустыни, и даже черно-прозрачного холода чуждого пространства, незаметно въевшегося в душу. Как будто собираемые ею годами тропы разноцветными нитями наматывались на саму ее суть, пока не скрыли ту в смешении образов и осколков увиденного, прочувствованного и пережитого. Это длилось меньше мгновения, за которое Кэрис поняла, что ритуал восхождения все же был важен для заключения договора. Еще немного, и она даже поняла бы, почему, и что ритуал такое на самом деле, и во что все это время шаг за шагом превращали ее дороги. Она-то самонадеянно полагала, будто использует магию Перекрестка лишь ради смены одних мест на другие, и не заметила, как ее опутала ею же сплетенная сеть.
А затем фокус так же неожиданно и плавно сдвинулся вновь, и Кэрис стала всего лишь Кэрис, замерзшей, перепуганной и смертной. Над головой безмолвно нависал остов корабля, снег где-то в белой дали сливался с белым же небом. Все и вся вокруг оставалось пронизанным кристально-чистым морозом, воздух звенел от разлитой в нем магии, и мир казался прозрачным и призрачным. Единственным якорем, удерживающим ее, не дающим сомкнуть веки и свернуться клубочком, остался тяжелый взгляд тени. И его присутствие, которое птица теперь ощущала четко, как никогда.