Пара служанок проводила ее в купальню, где над водой в глубоком бассейне поднимался пар, а в стенных нишах стояли жаровни с раскаленными углями, будто и без них в Фезе не было достаточно жарко. Тень растворился в воздухе, как только передал ее на попечение смертным, так ничего и не сказав об ожидающем девушку будущем. Он и пальцем ее не коснулся, но Кэрис все равно не могла унять дрожи и справиться со слабостью в теле. Она испугалась даже больше, чем на поляне у разожженного костра: там все закончилось быстро, задолго до того, как птица поняла, что происходит. Искъерше любезно представилась и впилась зубами в плечо, чтобы через миг исчезнуть, Кэрис тогда и осознать всего толком не успела. Этот же дошел с ней до дворца, и тени вились и струились за его спиной, делая ночь непроглядно-темной, поглощая звуки и запахи. С каждым шагом в животе словно туже и туже завязывался узел, росло ощущение разливающейся вокруг пустоты.
Она рада была вновь оказаться в компании смертных, пусть даже смотрящих на высшую тень с необъяснимым восторгом и благоговением. Рада вымыть красный песок из волос, избавиться от пыли и пота. Старую одежду — и подаренную в стойбище верхнюю тунику длиной до колен, и ее старые штаны с рубахой, — унесли, стоило только их скинуть. Наверняка к утру от них не останется даже пепла. Взамен ей оставили хламиду из тонкой шерсти и костяной гребень, которым Кэрис сумела наскоро пригладить растрепанные волосы.
Затем двое седобородых мужчин в одеяниях, похожих на военную форму даже больше, чем одинаковые кожаные доспехи стражи, долго вглядывались в ее лицо при свете факела.
— Серый, — сухо бросил один, смотря в глаза Кэрис и в то же время куда-то сквозь нее. — Цвет чистый, отметь.
В стороне перо зашуршало о бумагу. Она повернула голову и поразилась, как быстро и точно второй мужчина набрасывал ее портрет. Четкими уверенными штрихами он подмечал самые характерные детали вроде слегка асимметричных бровей и настороженного, недоверчивого взгляда.
Отведенная ей комната, куда девушку проводила пара служанок, оказалась до смешного огромной. Там, где могли бы с комфортом разместиться два семейства, стояла кровать с балдахином, достаточно широкая для пяти человек сразу, резной круглый столик с тремя креслами и инкрустированный бирюзой и лазуритом сундук. Свободное пространство занимали ковры, многочисленные подушки, два лимонных деревца в больших кадках, перегородки с изображенным на них сценами городской жизни. В городе угадывалась Феза, но не та поблекшая и пустынная, в которой Кэрис провела день, а настоящая торговая и ремесленная столица, какой ее представляли летописи.
Левая стена напоминала о храмах Перекрестка на далеком севере, потому как состояла из нескольких колонн, наверху сходившихся изящными арками. К колоннам крепились деревянные ставни, за которыми скрывалась выходящая в сад мраморная терраса. Закрытые на ночь, ставни образовывали стену, а утром превращались в вереницу дверей, путей и возможностей. Но если в ее комнате такая стена-не-стена была одна, храмы только из таких и строились, превращая и без того искаженное магией пространство в извечно меняющиеся, текучие лабиринты.
Комната виделась ей бестолковой, будто строители и сами не знали, что делать с огромным пустым пространством, да и не стремились его использовать. Здесь можно было бы устроить еще два дополнительных горизонтальных яруса: один под самым потолком для хранения вещей, один над головой для лежанок и матрасов. И все равно внизу осталось бы еще полно места, чтобы собираться целыми семьями.
Сон долго не шел, но стоило ей наконец провалиться в темноту, как кто-то грубо схватил девушку за плечо, встряхнул так, что голова мотнулась в сторону. Кэрис распахнула глаза, и тут же невольно зажмурилась от яркого света сунутого ей под нос факела. Вдобавок к маячащим перед глазами цветным пятнам по лицу потекли слезы, мешая рассмотреть нападавшего. Она попыталась рвануться в сторону, но хватка на плече не ослабевала, да и в волосы вцепилась чья-то рука, выворачивая голову к свету. Она заорала и замахала руками, вслепую обрушив на человека град ударов.
— Да открой ты глаза наконец! — ее снова грубо встряхнули.
Пальцы, держащие ее за плечо, разжались, чтобы тут же сомкнуться на подбородке. Глаза, конечно, еще слезились, но она уже могла видеть и узнала в мужчине того, кто рисовал ее парой часов ранее. Он обзавелся парой царапин на щеке и разбитой губой, дополнявшими сердитое выражение лица. Факел у ее головы держал кто-то другой, кого она не видела, не имея возможности повернуть голову.
— В норме. Уходим, — раздраженно бросил он.
Как только хватка на ее подбородке исчезла, а пряди выскользнули из чужих пальцев, Кэрис скатилась с кровати, ринулась к ведущей в сад раздвижной стене — чтобы рухнуть на пол в двух шагах от нее. Воздух стал густым и вязким, тени выбрались из углов и витали над ней, касаясь кожи острыми взглядами. Казалось, в ее мозгу что-то сдвинулось, и девушка забыла, как надо пользоваться руками и ногами, как начать движение. Сердце бешено колотилось, по щекам текли слезы ужаса и бессилия.
Но ее больше не тронули, только оставили одну в темноте среди безмолвных теней и собственных обрывочных, панических мыслей, и невозможности плакать и кричать в голос от сковавшего горло страха.
Заснуть уже не удалось, но к утру получилось кое-как заползти на кровать. Когда те же две служанки, что встретили ее ночью в купальнях, принесли завтрак, Кэрис стащила со стола нож и спрятала среди подушек. Кажется, девушки заметили, но помешать не попытались. Одна из них, помоложе, курносая и со смеющимися глазами, представилась Казарой и попыталась выудить из гостьи хоть что-нибудь, но та все вопросы встречала настороженно и угрюмо, и служанка скоро оставила попытки.
— Вы прошли все проверки, ан, — поклонилась она. — Желаете осмотреть дворец?
Все… проверки?!
— Те двое серых приходили ко мне ночью…
— Конечно! — лучезарно улыбнулась Казара, видно, радуясь любому отклику на свои слова, и тут же защебетала: — Серый Орден испокон веков защищает нас от сновид, им надо было удостовериться, что вы не чудовище и не находитесь под их влиянием, а то ведь, сами знаете, люди иногда оказываются в их власти и потом даже не помнят, что совершили по чужому приказу…
Сновид не существует! Это все детские сказки, их нет, а есть только орден военизированных безумцев, которым эти сказки дают силу и власть! Но Кэрис сдержала рвущиеся с языка слова.
Количество тканей, в кои ее завернули, вызвало оторопь, быстро перешедшую в глухое раздражение. Сперва на тело набросили белоснежную накидку из тончайшей гладкой ткани, какой она ранее никогда не видела. Здесь ее называли шелком, и он скользил по коже, как весенний ручей. Далее слуги использовали еще несколько метров разноцветных шелков, хитрым образом спрятав все концы. Полученный результат — саабр, — внешне выглядел очень похоже на общепринятые на юге легкие хламиды, но требовал не в пример больше времени и усилий на сооружение. Сверху на плечи легла полупрозрачная накидка-тахари. Как Кэрис скоро предстояло выяснить, ей полагалось не более одной накидки, тогда как Наэллор, представители правящего семейства, щеголяли в двух, а то и трех летящих, скрепленных на груди и животе драгоценными брошами-застежками тахари. Их вышитые серебряными нитями узоры наслаивались друг на друга, отчего в движении становились похожи на солнечную рябь на воде.
Вне дворцовых стен с их многочисленными садами, искусственными водоемами и фонтанами в многослойных облачениях кто угодно изжарился и задохнулся бы от палящего солнца и зноя пустыни. Кто угодно, но только не владеющие городом потомственные заклинатели теней. Благороднейшие Наэллор, Фезу посещавшие не иначе как в паланкинах и в сопровождении не менее полудюжины человек личной прислуги, конечно, ни малейших неудобств от сковывающих движения одежд не испытывали. Неудобство доставляло им разве что присутствие Кэрис, приведенной во дворец лично Великим Покровителем Архааррадом, и теперь угрюмой, диковатой тенью слоняющейся по комплексу в местах самых дальних и темных, где, как ей казалось, был наименьший шанс на этого самого Покровителя наткнуться. С полным презрением к ее стараниям и маневрам тот появлялся в одном помещении с птицей не меньше раза в день. Находил ее неведомо как, как умеют только тени, но ни о чем не спрашивал и ничего не приказывал. Только неизменно улыбался, тонко, не показывая зубы, что на третий день даже почти перестало ее нервировать.
Она считала шаги. Пятнадцать от большого фонтана — это еще позволено? А вплотную к дворцовой стене в дальней, почти нехоженой части сада, где пахнет розмарином и терпкой листвой? Шаг за шагом она прощупывала границы отведенного ей пространства, краем глаза следила за тьмой у переплетенных корней, движением в кронах. Тени не падали на плечи, пока она не пыталась коснуться стены. Не ранили и не держали долго, но каждое прикосновение обжигало кожу потусторонним холодом, вытягивало силы.
Вероятность ускользнуть и так не вселяла надежд, а из-за спутывающих ноги вычурных подолов и мягких туфель Кэрис чувствовала себя беспомощней вдвойне. Каждая лестница становилась вызовом, препятствием. Преодолевать его медленно и с достоинством она не умела и не хотела, а сам покрой одеяний, вившихся вокруг тела и ног, не предполагал, что для большего удобства их можно приподнять, как простую юбку.
Дворец представал ожившей сказкой из белого мрамора, украшенной мозаикой и причудливыми фресками. Сводчатые потолки и арки сверкали позолотой, всюду, куда ни глянь, искусная мебель из редких пород дерева, тайные уголки, задрапированные тяжелым бархатом, вазы из тонкого стекла и кадки с цветами. Многочисленные помещения дворца окутывали звуки музыки, голоса сказителей, запахи медовых сладостей, сандалового дерева и розовой воды. Она же с тоской поглядывала на зубчатую стену, отделяющую его территории от лежащей за ними Фезы. Если бы они отвернулись, если бы они только ненадолго отвернулись, как далеко она успела бы уйти? И за какую часть тела тени притащили бы ее назад? Осторожно и бережно, конечно, чтобы не повредить.
Зачем бы Архааррад ни привел ее сюда, претворять план в жизнь он не торопился, а спрашивать у высшей тени объяснение его поступкам никто, разумеется, не стал. Кэрис не могла сказать, что ее к чему-то готовят или чего-то от нее ждут. Наэллор обращали на девушку не больше внимания, чем на принесенную хозяином дома бродячую кошку, коей теперь можно греться у кухонного очага, но не путаться под ногами. Слуги исправно одевали ее по утрам и сервировали стол, но после она неизменно оказывалась предоставлена сама себе. В основное крыло, главную резиденцию Великого Дома, ее не пускали. Да и не хотелось ей туда, зачем, и в доступных помещениях хватало недоуменных, любопытных и зачастую презрительных взглядов.
Наверное, Акадо решил, что она бросила его, как и остальной экипаж, сбежала подальше от проблем и поближе к беззаботной жизни вольной птицы. А она даже не могла о нем спросить, надеясь, что наемнику удалось скрыться, и его не начнут искать, если только она станет держать язык за зубами и никому не расскажет, что явилась в город не одна. Конечно, в любой миг кхайи, допросивший и пересчитавший пленников, может вернуться и сложить два и два, но до тех пор она сумеет молчанием выгадать для Акадо немного времени. И все же прошло несколько дней, но прибытие «Симеду» осталось без внимания, корабль до сих пор не появился в гавани, а кхайи не вернулся в город. По крайней мере, во дворце его видно не было, да и о двух десятках пленных чужеземцев разговоры не велись. «Симеду» будто пропала в море, так и не дойдя до берега.
Библиотеку Кэрис нашла случайно, заметила за приоткрытой дверью краешек стеллажа и разноцветные корешки книг. Дверь, что удивительно, не охранялась, но она поняла бы, вздумай Архааррад ограничить ее в получении информации. Птицам в клетках не положено знать о происходящем за прутьями. Поэтому в первый раз она остановилась на пороге с готовой историей на губах, заблудилась, не туда свернула, не знала… Но никто и спрашивать не стал, как она здесь оказалась и зачем пришла. Стоило переступить порог, и девушка застыла, медленно блуждая взглядом по заставленным томами, заваленным пергаментами полкам, стеллажам в три человеческих роста. Сквозь распахнутые окна лился свет пустынного солнца, горячий и белый, отражался в искусно установленных зеркалах и размытыми бликами пробегал по полированному дереву стеллажей, столов, кресел и скамеек. Она прошлась вдоль рядов, ступая тихо и стараясь держаться подальше от центра, откуда доносились едва слышные шорохи одежды и шелест перелистываемых страниц.
Ни разу в жизни ей не доводилось видеть столько книг в одном месте. Триста лет назад во многих крупных городах вроде Лондре и Л‘Иерре работали печатные станки, в городах поменьше вовсю трудились переписчики, но после Излома все было потеряно. Города стерлись или остались на бездорожье, а люди, спасаясь, брали с собой не книги, а оружие и утварь, необходимую для выживания. Даже после образования Храма, дававшего людям какую-никакую, а защиту от Перекрестка и его творений, печатное дело, как и многие другие отрасли, осталось в прошлом. Знание о создании печатных станков утеряно не было, но в условиях вечной нехватки ресурсов предпочтение всегда отдавалось иному: сельскому хозяйству, строительству, медицине. Старые же книги иногда приносили с собой звезды или особо рисковые птицы, не боящиеся забираться в покинутые искаженные города за обломками ушедшей эпохи.
Блуждая в лабиринте полок в поисках запертых, закрытых участков, где, как ей казалось, и должны были располагаться книги о тенях и магии, и Великих Домах, она вышла к центру библиотеки. Никаких тайных комнат и ответвлений не нашлось. Последнее разочаровало Кэрис и заставило предположить, что найденное сборище томов потому и доступно всем желающим, что ничего ценного и секретного в себе не несет. Она выхватывала тут и там написанные на корешках названия, но те мало о чем говорили.
Девушка сняла книгу наугад, бегло пролистала.
— Что у тебя там? — окликнул ее звонкий, властный голос.
Даже не будь в нем капризных ноток, Кэрис не составило бы труда понять, что обращается к ней кто-то из урожденных Наэллор. Птица повернула голову и заметила девушку в сразу трех расшитых золотом тахари. Темные пряди, в сложном узоре переплетенные с лентами кафайи, отличались тем же золотым, почти магическим блеском. Августейшая семья не проявляла к ней интереса, и Кэрис научилась игнорировать их в ответ, скользя по выложенным цветной мозаикой коридорам бесшумной тенью. Но эта Наэллор, тонкими пальцами перебиравшая за столом старые свитки, явно обращалась к ней.
Вместо ответа она демонстративно засунула книгу на прежнее место и вызывающе воззрилась на золотую высокородную. Будто мало было разницы в происхождении и положении, девушка эта, не в пример самой Кэрис, отличалась редкой, запоминающейся красотой, которую только подчеркивали яркие ткани и чистые цвета самоцветов всех оттенков синего и лилового, совсем как ее глаза. Конечно же, у нее, как назло, были правильные, тонкие черты, что было и вовсе несправедливо, если вспомнить, что к прекрасному личику прилагались сравнимый со жреческим дар к колдовству, громкое имя и столько золота, что его хватило бы на постройку второго Ансвольма или снаряжение целого флота. Еще не зная ни ее имени, ни точного положения в правящем семействе — вдаваться в тонкости родственных связей любимцев Архаарада ей как-то не хотелось, — Кэрис уже не чувствовала к золотой деве ничего, кроме неприязни. И зависти, если быть совсем уж откровенной.
Один скользящий шаг, и птица оказалась у двери библиотеки, миновав лабиринты книжных шкафов, словно их и не было вовсе. Она и сама понимала, что поступает глупо. Могла бы остаться, вступить в беседу с золотой Наэллор, может, выведала бы что. Всего-то и надо было, что вытерпеть чужое высокомерие, но как раз это и претило. Во дворце ее считали кем-то вроде живой — надолго ли? — игрушки высшей тени Фезы, раа-ши, как его еще иногда называли. Архааррад вытащил ее неизвестно откуда, и ожидалось, что он же и избавится от диковины, когда та ему наскучит. Но не сейчас, еще не сейчас. Порой Кэрис все еще ловила уголком глаза плавно-стремительные движения или зубастые улыбки, пряди волос, обладающие собственной чужеродной природой и гравитацией. Тогда она пряталась в тенях, нишах, пустых комнатах и коридорах. Попытки избежать встреч забавляли тень, возможно, поэтому он и не пытался загнать птицу в угол, и у той неизменно оставался путь к побегу. До скрывающих за собой город стен, разумеется.
Она очень хотела бы забыть о встрече в библиотеке и самом существовании разодетой в шелка и драгоценности красавицы. Но забыть не получалось. Неприязнь вызвали не столько пренебрежительные оклик и взгляд, сколько ее изысканная внешность, подобной которой она не видела ни в жизни, ни на картинах. В старых текстах ей доводилось встречать упоминания об особой, волшебной красоте представителей Великих Домов, но ни в одном источнике не уточнялось, в чем конкретно она проявлялась. Теперь-то было ясно, что в случае Наэллор имелся в виду золотой отблеск кожи и волос, почти что исходящий от них теплый золотистый свет.
И эта… Эта точно была от древней крови теневых заклинателей от носков расшитых мягких туфель до кончиков пальцев. Кэрис не без причины подозревала, что кто-то вроде нее просто не мог появиться на свет без очень специфического колдовства. Ее лицо казалось почти нечеловеческим в своем совершенстве, но при этом живым, совсем не таким, как лица теней, когда те изображали людей. Те все же мало заботились о правильности черт и еще меньше оестественности мимики.
От Наэллор, Ид’Арне, Мейар и иже с ними на севере не осталось и следа. Когда крупнейшие города были уничтожены или канули в бездорожье, все, кто имел возможность не оставаться в искаженном мире на милость Господина Перекрестков, возможностью этой тут же воспользовались. Всю жизнь Кэрис считала россказни о семействах, где дар к магии много превосходил дикие таланты и к тому же передавался по наследству, полной и абсолютной чушью. Как будто Храм никогда не проводил экспериментов, результаты которых почему-то не счел нужным скрывать от учеников. С другой стороны, ее неприятно кольнула мысль, что у Храма на эти эксперименты было всего лишь триста лет, тогда как история Великих Домов насчитывала тысячелетия и тысячелетия…
У детей магов дорог дар выявлялся с ничуть не большей вероятностью, чем у случайного мальчишки из затерянного в лесу поселения на три десятка домов. Сила не передавалась от поколения к поколению и уж точно не зависела от крови, иначе не было бы нужды в ежегодных поисках и отборах. Но Наэллор совсем о том не задумывались и колдовали естественно, как дышали. Кэрис не знала, что в представителях Великого Дома пугает ее больше: необъяснимое наличие дара у каждого его представителя или тот факт, что ей никак не удавалось понять, по каким законам работает их магия и какие ограничения имеет.
После ужина — курятины в густом сладком соусе и рассыпчатого красного риса с миндалем, — в дверь ее комнаты громко, настойчиво постучали. Не дожидаясь ответа, внутрь вошли две незнакомые служанки в одинаковых, винного цвета платьях. Они не приблизились к столу, но молча остановились у двери. Явившаяся следом золотая дева едва заметно поморщилась, бросив взгляд на пустые миски и плошки, на обглоданные косточки в тарелке. Тахари на ней было сразу три, все другие, не те, что она носила в библиотеке, но все с похожей вышивкой резвящихся соколов и лисиц, что искорками ловила свет от ламп и свечей.
Кэрис как раз привалилась спиной к кадке с лимонным деревцем и пыталась зарисовать комнату в тающем вечернем свете, и гостей, конечно, не ждала.
— Все вон, ждите за дверью.
Девушки в темно-красных платьях молча вышли из комнаты. Кэрис с удовольствием сделала бы то же самое, находись она в любом другом помещении дворца. Но сбегать из собственной комнаты она готова была только от Архааррада или в крайнем случаеот одержимого тенями кхайи. Не от избалованной девчонки.
Как только дверь закрылась, девчонка нетерпеливо шагнула к ней и требовательно спросила:
— Как ты покинула библиотеку сегодня утром? Развернулась и пропала с места. Я хочу знать, как. Ну-ка повтори!
Птица удивленно и, что скрывать, отчасти демонстративно приподняла бровь. Не верилось, что дочь магической династии не знала простейшего трюка Перекрестка, которому птиц учили еще в десятилетнем возрасте. Скорее уж пришла убедиться в наличии у гостьи-пленницы особых дарований и хоть так объяснить интерес к ней покровителя Фезы.
— Если повторю, ты уйдешь?
Кажется, она должна была обращаться к благородной Наэллор как-то не так, но как именно, ей никто объяснить не потрудился. Поэтому, если граничащая с грубостью фамильярность девушке не понравится, она вольна будет уйти через ту же дверь или любым магическим способом, коим захочет похвастаться в ответ. Кэрис очень на это надеялась. Ей хотелось увидеть как можно больше проявлений южной магии, чтобы затем строить догадки и теории о принципах ее работы и, возможно, самой чему-нибудь научиться.
Кэрис отложила стопку бумаги и уголек в сторону, плавно поднялась. В несколько шагов обошла комнату, оказавшись сперва у двери, затем у резных ставен, отделяющих ее покои от выходящей в сад террасы, и наконец вернулась к кровати. Каждый раз ее фигура слегка размывалась в воздухе, а затем появлялась в нужном месте. От одной точки в другую, волшебным образом минуя путь, что предстояло бы проделать обычному человеку для преодоления того же расстояния.
Наэллор потрясенно выдохнула:
— Ты… Нет, это же невозможно!.. Как?!
— Это очень простой фокус, — пожала плечами Кэрис, не понимая, что за игру ведет Наэллор, и не желая ей следовать, — ему учат детей.
Одаренных детей, конечно, а не всех подряд, но это красавица должна была знать и сама.
— Как он называется?
Как называется? Что за вопрос? Сама мысль о том, что у приемов или техник, каким ее обучали более пятнадцати лет, были названия, казалась дикой. Адептам показывали, что делать и как, заставляли раз за разом оттачивать навыки непрестанной практикой, но чтобы давать магии имена или тем более объяснять, как именно она работает…
Нэла вечно задавалась вопросами, строила предположения, Кэрис же тогда все устраивало как есть.
— Никак не называется.
— Но ты работаешь с пространством через… через кого? Очевидно, тени у тебя еще нет, иначе господин Архааррад не стал бы тебя здесь держать. Так у кого ты берешь магию?
Магию во дворце Кэрис использовала и раньше, но лишь для того, чтобы скрываться и по возможности избегать встреч с его обитателями. С трудом верилось, что золотая дева была первой, кто поймал ее на колдовстве. Скорее уж на птицу обращали так мало внимания, что все ею сделанное и сказанное тут же забывалось, если вообще бывало замечено. При слугах у нее не возникало нужды сбежать или затаиться в незаметной стенной нише. Только при Великом Покровителе, но в присутствии твари на рыжую девчонку смотрели и того меньше. Кэрис вдруг осознала, что ее колдовство и вправду вполне могло остаться незамеченным до сих пор.
— Собираю силу дорог и перекрестков. Их здесь тысячи.
Строго говоря, это было не совсем так. Магия перекрестков сосредоточена главным образом в них самих, а те крохи, что разлиты повсюду в воздухе, и магией-то назвать сложно. Негласно они считались отсветом силы Господина Перекрестков, коим он дозволял пользоваться всем, кому хватит силы и сноровки дотянуться и взять.
Наэллор выглядела по-детски потрясенной, голос ее зазвучал почти жалобно, и птица вдруг поняла, что за слоями шелка и парчи скрывается некто уязвимый и молодой, ничуть не старше ее самой.
— Но это никак невозможно, — она будто просила, чтобы это и впрямь оказалось невозможным, — магия дается по договору и только по договору. Без тени за спиной ты не должна быть способна даже на простой, как ты выразилась, фокус.
Кэрис могла бы поверить в свою уникальность, не знай она о существовании сотен других птиц, коим отсутствие теней нисколечко не мешало пользоваться выученными до первого экзамена трюками.
Наэллор рассеянно блуждала глазами по комнате, пока не нашла взглядом стеклянный графин с разбавленным гранатовым соком. Она подошла к столу, налила себе полный кубок, оставив на столе красное пятно. Осушила до дна, но не вернула на место, а принялась бездумно вертеть в руках. Серебряный ободок ловил блики заходящего солнца. Кэрис с неясным удовлетворением отметила резкие, нервные движения, хмурую складку меж тонких бровей. Даже с ней золотая дева была красива как сон, как идеал, что задумал мастер-живописец, но на холст смог перенести лишь бледную тень.
— И уж конечно, ты не можешь дотянуться до Перекрестка, у него нет здесь никакой власти! Согласно разделению и завету, Домен Перекрестка находится на севере и востоке. На западе и юге влияния у него нет.
— Что еще за разделение и завет? Я вообще не знаю, о чем ты говоришь, но если тебе это что-то объяснит, я поцелована Перекрестком. Что бы это ни значило.
Гостья вздрогнула, и, не осуши она ранее кубок до дна, сок выплеснулся бы на подушки. Наэллор отшвырнула его в сторону, в комнате раздался жалобный тонкий звон разбивающегося стекла, и подскочила к Кэрис. Та сделала шаг в сторону, и руки, унизанные десятками золотых браслетов, с тихим бряцаньем и перезвоном поймали пустоту. Уж в эту-то игру птица умела играть куда лучше аристократки.
— Да стой же ты на месте, я должна увидеть! — рассердилась она.
Носи Кэрис привычную рубаху или даже распространенную на юге свободную хламиду, ей не составило бы труда оттянуть ворот и показать россыпь черно-багровых точек у основания шеи. Она не была до конца уверена, что именно они назывались поцелуем тени или, в ее случае, поцелуем Перекрестка, но никаких других знаков или отметин на ее теле не было. Тени, естественно, видели след сквозь одежду, как всегда воспринимая любые проявления магии отчетливее обыденного мира людей и вещей. Но и Наэллор безошибочно остановила взгляд на скрытом саабром плече Кэрис, явно зная, где стоит искать шрамы, и это только утвердило девушку в ее догадках.
Пришлось стянуть через голову тахари, не утруждая себя возней с крючками и застежками, а затем с чужой помощью, ибо справиться с метрами ткани в одиночку было решительно невозможно, размотать верхнюю часть одеяния. Нательную рубашку она приспустила с плеча, открывая внешне беспорядочную россыпь точек.
— Ты и правда… — она осеклась, темные глаза вспыхнули злым пламенем. — Да как ты могла! Если господин Архааррад узнает, если из-за тебя начнется война!..
— Уж поверь мне, он знает, — Кэрис сложила руки на груди, проникаясь к незваной гостье только большей неприязнью. — Напоминаю, он меня видел и вообще сам сюда и притащил.
Последнее не совсем соответствовало действительности, к дворцу она плелась сама. Но сути дела это не меняло. Чьи бы метки она ни носила, кем или чем бы ни была, Архааррад прекрасно все видел и знал. Другой вопрос, насколько он вообще принимал в расчет действия и намерения другой высшей тени, оставшейся далеко в Ансвольме огненной Искъерше. Не то чтобы Кэрис и вправду верила, что из-за нее между двумя высшими тенями может начаться война, те скорее уж разделили бы ее в качестве совместной трапезы, как… Она осеклась, поймав себя на мыслях, о которых думать не стоило, и воспоминаниях, которые очень хотела бы стереть.
Если бы и случилась война, вот хорошо было бы, разорви твари друг друга на мелкие кусочки.
Наверное, поймав тень сомнения в ее глазах, Наэллор продолжила:
— Мы думали, что он сделает из тебя новую кхайи, ждали, когда ты принесешь клятвы. Но ты не можешь стать кхайи, и Архааарад не примет твоих клятв. Ты уже обещана Господину Перекрестков и не должна здесь оставаться.
Говорила она уже спокойнее, тише. Всплеска эмоций словно и не было, он промелькнул и исчез краткой вспышкой падающей звезды.
— Никому я не обещана и кхайи становиться не собираюсь, — ее едва не передернуло. Это что же, из ее тела тоже выбирались бы в зримый мир тени? Ну нет, спасибо, по собственной воле она на такое не пойдет. — Меня просто укусили, ясно?
Наэллор медленно покачала головой.
— Поцелуем называется метка, которую покровители ставят на понравившихся им смертным, чтобы не потерять. Это еще не предложение союза, но уже выражение интереса.
Кэрис зло подумала, что теням пришлось немало поломать голову, прежде чем они нашли часть тела, от которой человек не сможет избавиться, не расставшись при этом с жизнью.
— Поцелуй это выражение намерения, но не всегда известно, какого именно. У той тени был? …
Наэллор устроилась на кровати, изящно сложив руки на коленях. Полупрозрачные тахари стекали на пол строгими, изысканными линиями.
— Да, у нее уже есть человек, — едва слышно отозвалась Кэрис.
В горле внезапно пересохло, рассуждения Акадо посреди сумрачной саванны вдруг показались не такими уж и нелепыми. Договор не дает ни долгой жизни, ни тем более бессмертия, а силы и здоровье так и вовсе убавляет день за днем. Жрец у Искъерше пока есть, но неизвестно, надолго ли еще его хватит. Она не знала, как часто высшие тени меняют жрецов, но подозревала, что уж ее-то Храм отдаст принявшему женский облик вихрю искр и огненных бликов с легким сердцем. Значит, возвращаться назад никак нельзя. Пусть, это она и раньше знала. Но ведь и в Фезе остаться не получится: если Архааррад надумает предложить контракт, выкрутиться она не сможет. Даже не если, а когда, ведь не просто же так он держит птицу при себе.
Кэрис очень хотелось быть умной и смелой, быть той, кто сейчас в мгновение ока придумал бы, как обхитрить двух высших теней и уйти живой, свободной. Но в голове вместо озарений и планов смешивалось с тупой болью уныние. Если Искъерше лишится своего жреца, придет ли она сюда, несмотря на запрет Господина Перекрестков? А если придет, как отреагирует Архааарад? Будто прочтя ее мысли, Наэллор заметила:
— Не понимаю, почему тебя не отметил наш великий господин?
При мысли о второй обжигающей, впивающейсяв плоть до костей метке Кэрис вздрогнула и бросила на девушку затравленный взгляд. Укуса, что поклоняющиеся теням фанатики звали поцелуем, от дочери Фезы ожидать не стоило, но от той, кто его упомянул, все равно хотелось отодвинуться. Потому что она говорила о нем чуть ли не с завистью, а на птицу смотрела как на дурочку, нашедшую в песках крупный рубин, но счастья своего еще не осознавшую.
— Вот и спроси его, — буркнула она, нагибаясь и собирая рисунки с разбросанных по ковру подушек.
Хотелось съязвить, сказать, что золотая дева могла бы и сама попросить покровителя о поцелуе, раз считала такой уж великой честью. Ему несложно, одно движение челюстями — и дело сделано. Или на своих ему метки ставить незачем, их и так издалека видно. Вон, сидит одна на постели и чуть ли не светится золотом. Но Кэрис удержалась, промолчала. В происшедшем с ней вины Наэллор нет никакой, а объяснить ей, что она чувствует, Кэрис не сумеет. Слишком разным мирам они принадлежат. Попробовал бы кто объяснить ей год назад существование ночного солнца среди звезд, ночами медленно меняющего форму от едва заметной изогнутой линии до округлого диска.
— Архааррад в Домене Мельницы. Возможно, ему необязательно… — девушка не стала продолжать, но спросила: — О Доменах и Воплощениях ты ведь знаешь, да?
Выражение лица Кэрис послужило достаточно красноречивым ответом. Кажется, на сей раз ей удалось удивить Наэллор не меньше, чем при демонстрации магии.
— Нет? То есть ты можешь делать неслыханные вещи, но при этом не знаешь простейшей теории, кою рассказывают детям еще до того, как они учатся завязывать кафайю?
Птица пожала плечами, убрала бумагу и угольки в шкатулку. Неслыханные вещи для нее были привычными и практичными. Она всего-то делала шаг и оказывалась там, где хотела. Ходьба работала по тому же принципу, и неслыханной ее никто не называл. Магия всего лишь упрощала естественный процесс.
Солнце почти село, сумерки на юге длились считаные минуты, и ночь приходила на смену дню внезапно и резко, словно падала с неба хищной птицей.
— Ладно, — вздохнула гостья, поднимаясь с кровати. — Никому не рассказывай и не показывай, на что способна. Я об этом еще подумаю.
Движения ее были отточены и изящны, тахари, которые у Кэрис непременно спутались бы и перекосились, окутали тонкую фигуру невесомым облаком. Золотое шитье ловило последние тусклые лучи, и в наступившей темноте Наэллор сама казалась источником света. И все же птице не жалко было потерять ее свечение, когда девушка вышла из комнаты, и служанки бесшумно затворили за ней дверь. Ни на миг она не подумала, что золотая дева может стать ей другом в чужом жарком городе. Только не эта разряженная красотка. Но там, где южная принцесса заботилась о своих интересах, Кэрис вполне могла позаботиться о своих. Она не собиралась принимать участие в чужих планах, но предпочитала о них знать как раз потому, что не желала оказаться втянутой в чью-то игру.