– Нет, поезд соседний тронулся.
– А я подумал, мне показалось. Послушай, мы очень долго стоим. Мы что, уже опаздываем? Мы целые двадцать минут не можем отправиться. Безобразие. Отчего это получается? Ты различаешь в окно какие-нибудь светофорные сигналы? Я ничего понять не могу. Строят, строят что-то. Подумай, какая стройка у них развернулась.
– Новый вокзал строят. А по другую сторону тоже вокзал, еще больше первого.
– Ты думаешь?
– Передавали. Они, предполагается, будут воссоединены навесной галереей. И гараж построят на тысячу машин, многоуровневый, как за границей.
– На тысячу?
– На пять тысяч.
– Да что ты, на пять тысяч? Это ведь они не успеют.
– А я полагаю, они успеют.
– Но для этого нужно платить, бог знает какие, зарплаты рабочим.
– Видимо, платят.
– Но послушай, сколько же простоит здание, возведенное за два месяца? Я не могу себе уяснить. Туда страшно будет ногой ступить. Потолки обвалятся.
– Нет, нет, все будет построено исключительно качественно. Задействованы же мировые технологии.
– Подумай только. Впрочем, здесь еще жарче, чем на улице. Может, окно откроем?
– Мы поедем, и тебе будет приятно дуть в щели.
– Понимаешь, я совершенно не переношу жару. Потом всего облило.
– Да, тебе теперь трудно.
– Мне с годами стало тяжелее. А ведь по молодости лет…
– Молодой человек, вы разве не замечаете, что нужно окно открыть?
– В молодые годы где только мне не приходилось.
– Не слишком открывайте, достаточно.
– Послушай, Галочка.
– Да, да, я слушаю.
– В молодые годы…
– Моя мама, кстати, тоже страдает давлением. В подобные жаркие дни ей с кровати не подняться.
– Послушай, я хочу рассказать.
– Я слушаю внимательно.
– Не перебивай сейчас.
– Хорошо, хорошо, я не буду. Я понимаю прекрасно, как тяжело говорить, когда тебя постоянно перебивают.
– Ну, позволь же высказаться.
– Я буду нема, как рыба.
– Галочка!
– Ни-ни. Что там, в молодые годы?
– Я, понимаешь, осмотрел этот вагон и припомнил…
– Вот, мужчина, ваше место. Я тебя перебью, пусть он расположится.
– Хорошо, пусть. Вы, быть может, хотите поставить вещи под лавку?
– А у него только маленький дипломат.
– Вы нам скажите, у нас есть свободное пространство. Так вот, нас, – это происходило в пятьдесят девятом, – сняли как раз с островов и переправляли на Сахалин. Ты слушаешь?
– Слушаю, слушаю. На Сахалин.
– После страшного землетрясения. Что там творилось, ты не можешь себе представить. Это был ад. Земля, – вот которая всегда под ногами, всегда недвижимая и устойчивая, твердая наша земля, – разверзлась; оттуда – огонь – вырвался наружу. Дома, ограды, столбы с проводами, деревья – все рушилось. Клубы пыли и дыма заволокли небо, так что и солнце скрыли.
– Как, совершенно?
– Ну вот, ни-ни. Образовалась темнота, может быть, с очень условным где-то вверху просветлением. Шум возник невероятный, мы оглохли все как один и собственного голоса не слышали.
– Надо же. Как же вы спаслись?
– Чудом. Я, знаешь ли, до сих пор не постигну, как мы спаслись. Ну, решительнейшим чудом.
– Это бог тебя сберег для меня.
– Да, так вот, нас подобрал углевоз. Знаешь, что это такое?
– Я?
– Или намеренно его отрядили, или случайно он оказался поблизости, только других судов в нашем распоряжении не было. А людей – измученных, голодных, – святой господь! – толпы. Куда их прикажешь девать? И поместили… Галочка, послушай сюда, – и поместили в трюмы. Что ты можешь вообразить, при произнесении слов: угольные трюмы?
– Там, по всей видимости, возят уголь.