— Эй! Ты тоже, знаешь ли, давно не орхидея!
— Я образно.
— Ладно. Спасибо, что теперь не считаешь меня полностью пропащим.
— Не благодари. Я — за справедливость.
Отдохнув, взвалив сумки на плечи и подпоясавшись оружием, мы двинулись по неприветливым коридорам рудника. Часто под ногами попадались старые проржавевшие кирки и мотыги. Кое‑где валялись обломки необработанной руды, скорее всего, серебряной. Воздух был влажным и давно застоявшимся. Перебирая лапками, Снурф беспрерывно чихал, отчего его усы смешно подрагивали. Наша компания достигла развилки без каких‑либо опознавательных знаков. Все призадумались. Куда идти дальше? Конечно, можно довериться удаче и пойти наугад, но смысла в этом мало. Дурнбад чесал бороду и водил глазами от одного прохода к другому. Принюхавшись, гном наконец объявил, что ему кажется будто бы с левой стороны воздух менее затхлый, и, вероятно, что проследовав туда, мы выйдем к тачанкам. Начертав крест над облупившейся аркой, я на всякий случай отметил, что мы здесь побывали. Предусмотрительность не повредит! Выработки гномов ветвисты, можно в два счета запутаться в лабиринте их ходов и больше никогда не увидеть дневной свет.
Я топал, сильно пригнувшись. Народ Караз строил шахты, исходя из своего роста, и уж никак не из роста людей. Очередной раз, приложившись макушкой об шероховатый потолок, я вдруг ощутил, как по моим венам разливается едкая тревога. На меня нахлынул испуг замкнутого пространства. Клаустрофобия! Ты хоть откуда появилась во мне?! Ноги подкосились, а ладони сделались влажными. Ой‑ой‑ой! Я нахожусь глубоко‑глубоко под землёй, и существует большая вероятность того, что наша компания может потеряться в древнем руднике или не найти из него выхода! Вся мощь гор надавила на мои плечи, заставляя сесть и не двигаться. Меня раздавит! Да, вот прямо, как коровью лепёшку лопатой скотника! Сглотнув вязкий комочек слюны, я принялся бороться с заставшим меня врасплох страхом.
— Дыши, Калеб, дыши! Ты здесь из‑за тачанок! — шёпотом уговаривал я себя.
Когда всеми силами сосредотачиваешься на чем‑то одном, другие мысли волей‑неволей отступают на второй план. Спустя оборот секундной стрелки боязнь покинула дрожащие лодыжки, и я снова двинулся вперёд. По моим подсчётам мы шли уже не меньше часа, когда у меня под сапогом что‑то хрустнуло. Склонившись, я поднял осколки трухлявого черепа: а вот это уже не к добру. Рассказав друзьям о находке, я попросил всех удвоить бдительность. Хотя чего нам опасаться? Я излишне мнителен? Пыльную простыню здесь нарушаем только мы. Длинный изгиб грубой плитки неожиданно привёл нас к тупику. Из‑под наваленной груды камней торчало несколько скелетов в шахтёрских касках — видимо обвал застал бедолаг совсем не вовремя. Наверное, очень грустно обрести могилу в таком месте.
Посовещавшись, наша компания разместились на привал. Я уселся неподалёку от истлевших останков и облокотился на стену. Хотелось есть и спать. Сколько мы уже бродим по этим низким катакомбам? На всякий пожарный случай было решено выставить часовых — Серэнити заявила, что у неё нехорошее предчувствие, и я разделял её ощущения — уж больно всё тихо вокруг, всё нетронуто и слишком спокойно.
Первой, вопреки обыкновению, нести вахту вызвалась Эмилия. Пожелав всем приятных сновидений, она удобно умостилась на пологий камень и уставилась во тьму. Одеяла мы с собой не взяли — они объёмные, могли при подводном переходе перенапрячь энергетическую связь. Предполагалось, что если мы не сможем найти тачанки, то перед походом в горы заберём их из «Золотой Кирки». Я сжался и обхватил тёплого Снурфа двумя руками. На заметку: прижатый к груди таракан отлично сушит сырую одежду и согревает продрогшую кожу. Подложив под голову сумку, я закрыл глаза. Поддерживать магический свет в грёзах я не умел, и поэтому, как только они овладели мной, шахта тут же погрузилась в сумерки, отделяющие их от ночи только посохом моей подруги. Правда, я этого не увидел. Разбудила меня крепкая мозолистая ладонь, привыкшая часто держать оружие. Нависшая борода непроизвольно пощекотала мне ноздри. Потерев нос, я встал и естественно со всего размаху ударился темечком об потолок. Перед глазами заплясали оранжевые искры. Ух, как же больно! Охая и держась за макушку, я расположился на том же камне, что и Эмилия. В моей перчатке затрепетал красный шарик. Чтобы не слепить никому глаза, я повелел ему мерцать в четверть силы. Я зевнул и поёжился. Как скоротать час дежурства? Пороюсь, пожалуй, в сумке — уж очень давненько я в неё не заглядывал. Она была тяжёлой, и я собирался избавиться от части ненужных вещей, которые гнули мне позвоночник. У волшебников всегда так — понаберём чего не попадя и таскаем с собой, пока лямки отрываться не начнут.
Итак, что же такого у меня в ней лежит? Сверху — дневник Гугодуна. Отложив его в сторону, я принялся вынимать остальное барахло, вот какое: фолиант с Пророчеством Полного Круга из библиотеки Шальха, увесистый том «О Железных Горах и о населяющих их гномах» от скрупулёзного Мальта, сломанный Ночь Всех Усопших, книга «Прикладная магия. От новичка до мастера» — я не открывал её с самого Шато. В ней описываются базовые заклинания и кое‑какие серьёзные ритуалы, большинство из которых на пустых страницах дописал лично я. Возможно, когда‑нибудь она будет принадлежать Грешему. Продолжив рыться в многочисленных кожаных карманах, я извлёк: флягу, остатки орехов, кинжал гномов, взятый как сувенир из логова мародёров, и четыре пузырька с зельями. Чем я руководствовался, беря с собой в путешествие настой для улучшения пищеварения? Ах да, я же думал, что это будет непринуждённая прогулка до королевского двора и обратно. Мои пальцы коснулись продолговатого предмета и овала — ступка и пестик — их я точно выложу. Эмилии они не пригодятся, так как она приобрела собственные на Толкучке, а я вряд ли захочу воспользоваться ими завтра или послезавтра. На самом дне сумки покоились два свёртка: в одном было Узилище Ярости, а в другом Хиловиса — веточка таинственного дерева. Аккуратно положив их на книги, я, взявшись за края опустошённой котомки, вытряхнул на землю размоловшиеся в порошок «Пальцы Грешников». Ныне безвозвратно испорченные, эти корешки, от так называемого Греховного Кедра, являются обязательной составляющей ко многим заживляющим настоям. Жаль, что они потеряли свою целостность — можно было бы отдать их Эмилии. Ну да ладно.
Я притянул к себе Хиловису и развернул обмотанную вокруг неё тряпицу. Узловатый кусочек дерева в пол фута длиной казался живым, только что оторванным от ствола. Я случайно купил его на Беломраморном Форуме города‑центра Карака — Ильварете у одного старого и обнищавшего вояки с татуировкой кабана на плече — отличительным знаком войск западной провинции. Когда же это было? Лет эдак… тогда Манфред Второй ещё в ползунках ходил, а правил его батюшка Клакацин Тёмный. Дряхлый вояка уверял, что Хиловиса дорога ему как память и он бы ни за что не продал её кабы не нужда‑поганка. От него изрядно разило виски, и я предложил ему обменять «его память» на парочку бутылок «забвения». Мы пожали руки, и я забрал приобретение с небольшим, но красочным рассказом, который шёл к нему в подарок. Дословно не помню, только общую суть — в молодости он был бравым воином и не кем‑нибудь, а капитаном! После череды нападений безволосых обезьян на мелкие приграничные деревеньки наместник Карака приказал ему и ещё трём офицерам организовать ответную вылазку в Великий Лес. Все шло хорошо, обезьян застали врасплох в том месте, что и планировалось. Дали бой и погнали обезумевших от страха живорезов вглубь чащобы. Однако азарт сыграл с рыцарями дурную шутку. Благосклонный лик победы преобразился в оскаленную гримасу поражения. Уж слишком далеко они зашли в зелёный высокоствольник. Их окружили оморы — завсегдатаи союзники безволосых обезьян. Трое из четырёх капитанов пали, а мой рассказчик сплотил выживших солдат и благоразумно дал дёру. Каким‑то чудом, выбравшись на опушку Великого Леса, он увидел, что к его коню прицепился труп омора — шамана. Вроде бы и что такого? А вот нет. У шамана через плечо висел футляр с затейливой вязью, которая под пристальным взглядом сложилась в слово — Хиловиса. Как предполагал вояка, его рыцари, вероятно, наткнулись на отряд оморов, сопровождавший некую реликвию, которая по воле случая попала к нему в руки. Чтобы не искушать судьбу погоней, он заложил Хиловису за пазуху, а потом кинул раскрытый футляр подле коченеющего шамана — мол, содержимое вывалилось по дороге. По возвращению домой его приставили к награде «За храбрость», а странная диковинка заняла почётное место в серванте — как дань уважения тому сумасшедшему дню. «Наверняка отставной капитан чуть‑чуть приукрасил свою басню, ну а мне‑то что с того? Главное, что Хиловиса действительно обладает какой‑то неуловимой магической составляющей. «Может, мне повезло, и это — волшебная палочка?» — подумал я тогда. Однако ошибся. В загадочной деревяшке не было заряда или он иссяк. Я закинул Хиловису на антресоль, пообещав себе в свободную минутку покопаться в её тайне, и как‑то у меня водится — благополучно позабыл. И вот, собираясь с Грешемом в дорогу, зомби напомнил мне о ней. Я взял Хиловису, чтобы показать её Альфонсо Дельторо. Альфонсо мой друг, живущий в Энгибаре, священной роще друидов и рейнджеров близ Шальха. Он, Эмилия Грэкхольм и Бертран Валуа — мои самые родные люди. Вместе со мной их трио образует «Грозную Четвёрку». Альфонсо Дельторо прекрасно разбирается в необычных почках, цветочках и саженцах. Когда‑то он исходил много троп в Великом Лесу, и я надеялся, что его знания помогут мне раскрыть секрет неувядающей Хиловисы. Увы, из‑за того, что в столице всё так закрутилось, я не смог повидать закадычного приятеля, и распутывание загадки вновь отложилось на потом.
Обведя глазами разложенные вещи, я принялся укладывать их обратно. Попрощавшись со ступкой и пестиком, с зельями и книгой Мальта, я взвесил похудевшую сумку на вытянутой руке. Значительно легче! Теперь её можно заново набивать невесть чем! Как только я закончил разбираться со своим имуществом, мне показалось, что я слышу знакомый скрежет. Повернув голову к Снурфу, я увидел, что он спит, прижавшись бочком к Грешему. Тогда вот логичный вопрос — кто издаёт этот звук? Я затаил дыхание и прислушался получше. Шум исходил из стены за моей спиной. Приложив ухо к холодной поверхности, я уловил отдалённые постукивания твёрдых ножек. Тараканы… Ну кто же ещё? Родственники Снурфа облюбовали покинутый ярус Трузда. Беда, беда… В малых количествах и на открытой местности тараканы не представляют серьёзной угрозы. Однако если оказаться в логове этих огромных насекомых, то ничего, кроме смерти, в нём найти будет нельзя. У Снурфа острые зубки и мощные лапки — его соплеменники выглядят точно так же. Снурф любит мышей, рыбу и мелкую дичь, но почему бы тараканам, обитающим здесь, не отведать мяса понежнее? Меня прошиб холодный пот. Встретиться лицом к лицу с выводком голодных тараканов меня совсем не прельщало! Я постарался разбудить друзей как можно тише. В двух словах рассказав о своих подозрениях, я, а следом и все остальные, покинули заваленный проход. Никто из нас не хотел быть съеденным. В полумраке я видел, как хмурится Дурнбад. Он держал молот в боевой готовности, собираясь размазать им любого, кто посмеет на него накинуться. Без препятствий мы добрались до развилки, где я оставил начерченный известняком крест. Какой коридор выбрать? Тот или этот? Перейдя в смежное ответвление, мы напряжённо зашагали вперёд. Царапанья усиливались, и это меня пугало. Усы у ползущего рядом со мной Снурфа слегка подёргивались. Он был возбуждён и издавал несвойственные ему чириканья и скрипы.
— Ты что это так разнервничался? Чувствуешь свою родню? — спросил я на ходу.
— Даф!
— Они близко?
— Блифко!
— С какой стороны нам ждать неприятностей?
— Нит!
— Что значит «нит»? — разозлился я. — Ты хочешь, чтобы твоего хозяина слопали и тебя вместе с ним? Как думаешь, ты вкусненький?
— Нит! Нит! Ониф фсюфу!
— Фсюфу? — переспросил я, не понимая, что он имеет в виду.
— Даф! Фсюфу! Фсюфу! Фсюфу! — бешено заладил Снурф. — Ониф блифко!
— Он говорит, что они всюду, — подсказала мне Эмилия, опасливо оглядываясь через плечо. — Давайте быстрее выбираться отсюда! Я вижу, что позади нас что‑то шевелиться!
Обернувшись, я посмотрел назад. Тьма за моей спиной была словно живая. Я переместил шарик света и чуть не закричал от ужаса — к нам приближалась беспокойная волна тараканов! Шустро семеня, они сплошным потоком лились вдоль пола и потолка. Эти насекомые отлично чуют пищу на огромных расстояниях, что уж говорить о том, когда еда оказывается под самым носом! Сражаться с этой бесчисленной сворой в узком проходе было совершенно бессмысленно, нас попросту облепят и сгрызут. Нам оставалось только бежать, что мы и сделали. Вселенная, ты подкидываешь мне в огонь дровишек! Совершая невероятный кросс в полусогнутом положении, я, спустя десяток вдохов и выдохов, увидел, как туннель стал расширяться и перерастать в огромные чертоги. В их стенах один к одному липли чёрные кляксы других ходов, извергающих из себя всё новые и новые полчища тараканов. Казалось, ещё совсем чуть‑чуть, и нам не скрыться. Скорее всего, от меня даже косточек не останется — печально подумал я, уже в полный рост, несясь мимо колонн, вырубленных прямо в горной породе. Грешем, обладающий из нас самым острым зрением, на бегу ткнул когтистым пальцем вдаль.
— Там! Они там! Мы должны успеть!
— Что там?! — едва смог выкрикнуть я.
Мои лёгкие работали, словно кузнечные меха, в голове свихнувшимся ритмом булькала кровь.
— Тачанки! — единым духом выпалил вампир. — Поднажмите!
И мы поднажали. Через несколько минут шарики света достигли Зала Странствий. В их красноватых магических лучах затрепыхались тени высоких тележек. Целый ряд загадочных механизмов, поставленный колёсами на массивные балки! Глазам не верю! Выжимая из себя последние капли сил, я кое‑как добежал до начала Железной Дороги. Я затормозил и лишь по случайности не свалился в зияющую пропасть. Балансируя на краю, я разглядел внизу длинную полоску рельс. Пытаясь не упасть, я судорожно взмахнул руками и уцепился за какой‑то рычаг. Раздался щелчок и цепи, держащие колёса, притянулись в отъехавшую нишу. Подоспевший Дурнбад схватил меня за капюшон и оттащил от обрыва. Тем временем сонмище тараканов надвигалось единой уничтожающей лавиной. Возможно, сейчас бы струсил даже Таурус, а мы так тем более души в пятках не чаяли!
— Скорее, запрыгиваете вот в эту! — завопил я не своим голосом, забрасывая Снурфа через железную перегородку. Вдогонку за ним отправился истошно мяукающий Мурчик. Подхватив полы юбки, Эмилия, перекинув ножки через борт, очутилась на дне тачанки.
— Теперь ты! — громко оповестила Серэнити хватая низкорослого Дурнбада.
— Эй, дамочка, я так не привык! — запротестовал старейшина войны, приподнимаясь в воздух на несколько футов. Толстенькая голень пропала за барьером и — бабах! — доспех гнома ударился о металлическое дно. Он на месте!
— Твоя очередь, Шаттибраль!
— Только не как Дурнбада!
— Буду я ещё с тобой церемониться!
Недолго думая, Великий инквизитор присела, обняла меня под бедра и словно пушинку оторвала от земли. Воспользовавшись помощью Серэнити, я спрыгнул вниз на широкое сиденье. Встав на него ногами, я увидел, как две пары рук упёрлись в основание тачанки. Серэнити и Грешем жали что есть мочи, а тараканы, неистово клокоча, готовились к королевской трапезе. Бицепсы вампира забугрились под обтягивающей одеждой. Казалось, он вот‑вот лопнет! Давайте, родные, давайте! Я почувствовал, как мы начали сдвигаться. Толчок! Всё зашаталось, и я растянулся на полу. Сверху неожиданно на меня свалился Грешем. Мы точно ехали и очень‑очень быстро набирали скорость! А где Серэнити?! Здесь её нет! Неужели она осталась там?! Что это за белые линии облепили карниз тачанки? Сообразив, что это пальцы, я моментально поднялся на ноги и, перегнувшись через край, схватил Великого инквизитора за запястье. Словно флаг, Серэнити развевалась за набирающей обороты тачанкой. Ужаснувшись от вида данной картины, я, объединив силы с подоспевшим Грешемом, затащил её вовнутрь.
Мы сделали это! Сбежали от тараканов и едем!.. Куда едем?… Отдуваясь, я сел на мягкое сиденье, похожее на архаичное кресло с подлокотниками. По бокам пуфиков были прикреплены две эластичные верёвки с петельками на концах. Я потянул за них. Петельки резко высунулись и туго обхватили мой живот наподобие двойного ремня. Это ещё зачем нужно? Ответ пришёл незамедлительно! Тачанка подскочила, а вместе с ней и все её пассажиры. Только чудом Эмилия успела поймать полосатый хвост Мурчика, который собрался вылететь за борт.
— Забирайтесь в кресла и опоясывайтесь верёвками, пока снова не подкинуло вверх! — заорал я, вцепившись в изогнутый поручень перед собой.
На секунду я успел увидеть дугу рельсов, резко уходящую вправо.
Дважды предлагать не пришлось. Оперативно рассевшись по местам, друзья принялись сцеплять ремни. Я успокоился и вновь вернулся к фантомно возникшему вопросу: куда мы движемся? Из‑за этих дурацких тараканов мы не смогли прочитать руны на тонких медных табличках! Наверняка все тачанки имеют разные маршруты, а это значит, что, возможно, наша бравая компания мчится совсем не в том направлении! От этой мысли мне стало тошно. Ведь говорила Серэнити, что у неё дурное предчувствие! Чтобы обрести вновь утерянное спокойствие, я пошарил глазами по спинке сиденья напротив меня. На ней имелся ряд замысловатых рычажков. Для чего они? Я передвинул один из них в сторону — ничего не произошло. Уже собираясь попробовать другой рычажок, я осёкся. Часть металлического корпуса со скрежетом подалась в бок, являя под собой стеклянное окошко! Заглянув в него, я удивлённо раскрыл рот. Мимо моего взора проплывали рельсовые пути. Кое‑где они пересекались, создавая между собой кресты. А как я это увидел? Все было подсвечено! Сотни огоньков неизвестного мне происхождения, находясь под самым потолком, ярко освещали пространство вокруг! Огромные беловатые кристаллы утыкивали своды гигантского полукруглого туннеля! Красотища! Я такого даже вообразить себе не мог!
Вернувшись к рычажкам, я дёрнул теперь сразу за два. Повсюду натужно залязгали раздвигающиеся панели. Теперь запылённые окна проступили по всему периметру тачанки, но самое интересное было не это — носовую часть обдало каким‑то паром, и она стала полупрозрачной! С этого момента мы могли смотреть, как под нашими колёсами мелькают рельсовые крепежи. Дорога то резко уходила вниз, заставляя поджилки трепетать от страха, то поднималась к верху. На наивысшей точке подъёма тачанка практически останавливалась, и тогда мне казалось, что мы вот‑вот покатимся обратно. В общем, этот способ передвижения не для слабонервных, и уж точно не для тех, кто недавно плотно отобедал. Мой желудок стонал и пытался покинуть меня то через горло, то стыдно сказать, через что. Меня тошнило, и я радовался, что вся еда успела перевариться во мне до того, как я отправился по Железному Пути. Превратные взлёты, стремительные падения и расшатанные ими нервы вскоре побудили меня закрыть окна. Я вернул рычажки в исходное положение, но из этого ничего не вышло. Вероятно, что‑то заклинило в старом механизме, и он больше не хотел сдвигать ставни. Виновато посмотрев на друзей, я развёл руками. Говорить не имело смысла, мы так разогнались, что ревущий ветер делал нас чуть ли не полностью глухими. Кстати, рычажки на спинке сиденья присутствовали только у меня. Может, я занял место капитана корабля? Тогда лучше будет здесь ничего не трогать. Потому что Догараг сказал, что мы достигнем Яварха только в том случае, если будем ехать прямо… А то вдруг, буду тыкать кнопки и пружины, и мы слетим со шпал или врежемся в стену?! Очень надеюсь, что нет.
Уже примерно как час моя голова кружилась вместе с бликами, расплывчатыми формами и нескончаемыми рельсами. После очередного неимоверного скатывания я закрыл глаза. Постепенно мной стала овладевать дрёма. Измождённое тело нуждалось в отдыхе, и я собирался использовать предоставленную возможность, чтобы подарить ему кратковременное забвение. Повиснув на сцепляющих верёвках, я погрузился в сон…
Мне снилось, что я снова маленький мальчик. Я стою на холме возле дома, в котором живу со своими родителями. Рядом покуривает трубку папа. Он смеётся, и его седые усы при этом смешно топорщатся. Отец закрыл мне руками глаза и куда‑то повёл. Я подглядываю через плохо сомкнутые ладоши. Мы идём по тропинке к дереву, на сучьях которого висят качели! Руки сползают с глаз, и я радостно бегу к долгожданному подарку! У меня сегодня день рождения! Нынче мне исполнилось четыре года! Да‑да, я уже большой! Мама держит в руках ароматный пирог с четырьмя свечками, прыгает собака, пытаясь лизнуть мои острые мальчишечьи коленки. Я раскачиваюсь взад и вперёд! Мир вокруг такой прекрасный! Такой свежий! Я всё смогу! Я буду беречь своих родителей до глубокой старости, потому что я очень люблю их! Вдруг из рук мамы выпадает пирог, её взгляд становиться испуганным. Что случилось, мама? Почему ты больше не улыбаешься? Отец сдёргивает меня с качелей, и я начинаю реветь. Чем я провинился, папа? Схватив меня подмышки, он бежит в дом, мама едва поспевает за ним, я трясу ногами, пытаясь вырваться. Папа открыл дверь, и на меня дыхнуло запахом полевых цветов и сладкой сдобы. Прижимая меня одной рукой к себе, отец поднимает ковёр — под ним погреб, где мы держим картошку. Папа развернул меня, теперь он смотрит в мои мокрые глаза. Отец говорит, что это — игра, и я должен спрятаться. Я должен сидеть тихо‑тихо пока он не вернётся. Я киваю и лезу по большим ступенькам вниз. Я прижимаю к груди плюшевого медведя, мама сшила его той зимой. Крышка погреба закрывается, я ничего не вижу. Темно и страшно, но я молчу, папа раньше никогда не играл со мной в эту игру, и мне немножко интересно, что будет дальше. Найдя укромный уголок между мешками с картошкой, я жду. Крик! Это кричит мама! Она тоже играет? Что‑то тяжёлое упало на пол. Потом второй раз. Тишина. Папа, когда ты придёшь за мной? Свет стал проникать через щели! Папа убрал ковёр! Медленно‑медленно крышка поднимается, я жмурюсь, что‑то красное и тягучее капает по ступенькам. Я выглядываю из‑за угла, мишка выпадает из моих рук…
Я очнулся. Тонкая рука, повёрнутой в пол‑оборота Серэнити, соскользнула с моего лба. Мы продолжали катиться сквозь Железные Горы. Пока я спал, носовая часть тачанки вновь стала непроницаемо‑стальной. Может быть, закончилось действие того загадочного пара, или заработал один из передвинутых мною рычажков. Наклонившись к окну, я поглядел на проносящиеся мимо столбы. Мы двигались по относительно ровному участку дороги с уклоном вниз. Ветер едва обдувал моё осунувшееся лицо. Кроме меня и Великого инквизитора все дремали.
— Во сне ты метался и пытался выбраться из верёвок. Я испугалась, что ты можешь ненароком отстегнуться. Чтобы успокоить тебя, мне пришлось проникнуть в твои сновидения и оборвать их.
Серэнити устремила на меня ясные глаза.
— Не знал, что ты умеешь такое, — проговорил я, отводя взгляд. — Эта был всего лишь кошмар.
— Нет, тебе не скрыть этого.