— Почему всего шесть?
— Однажды он заснул и больше не проснулся.
Я замолчал.
— А дальше?
— Когда я вышел на крыльцо, его башня выцвела, а потом буквально растворилась в воздухе. Я оказался предоставлен сам себе.
— Думаешь, он мог бросить тебя?
Вопрос Серэнити надавил на ещё одну больную мозоль. Сотни раз я размышлял над тем, куда подевался заколдованная башня и её великий обитатель. Мой приёмный отец мало уделял мне внимания. Да и о чём ему было говорить со мной? Не о чем. Мог ли он устать от маленького, вечно всюду лезущего мальчишки? Конечно. Я достался ему как бы между прочим и… и когда я достиг более‑менее сознательного возраста меня выставили за порог? Но почему он тогда не просыпался? Вряд ли бы Квиль Лофирндваль стал инсценировать собственную смерть, чтобы отделаться от меня. Глупости, ведь верно?
— Квиль бы так не поступил.
— Хочется верить в лучшее.
— Да.
— Шаттибраль?
— Что, Серэнити?
— Почему ты стал некромантом?
— Так вышло.
— Ты искал башню, да?
— Я хотел найти Квиля.
— И не только его?
— К чему ты клонишь?
— Их не вернёшь.
— Кого?
— Вместе с башней исчезли и могилы?
На моё сердце упал пудовый камень.
— Я не хочу об этом говорить.
— Отпусти себя и отпусти их.
— Я никого не держу.
— Держишь, все эти годы держишь, а так нельзя.
Меня забил озноб.
— Серэнити, пожалуйста!
— Хорошо, — уступила Великий инквизитор. — Пусть Урах помилует тебя и… приласкает их.
Я выдохнул и посмотрел на дремлющего в соседнем кресле Грешема.
— Мне надо отдохнуть.
Великий инквизитор собиралась что‑то сказать, но передумала. Она кивнула и, скрестив руки на груди, отвернулась к окну. Серэнити отсекла от меня опухоль, да, но между тем её меткие суждения прожгли моё нутро пуще тысячи раскалённых игл. Загадочные убийцы в масках, Квиль Лофирндваль, башня, одиночество, мама и папа, желание вернуть их… Она вскрыла меня без ножа. О, Вселенная, я не могу об этом думать! Дай мне вновь погрузиться в воды небытия! Спустя тридцать пронёсшихся мимо столбов я уснул…
Проснувшись, я уловил настойчивые песнопения желудка. Я хотел есть и пить. Хорошо ещё, что в задней части тачанки располагалась как бы миниатюрная комнатка для прочих естественных потребностей… От скрюченной позы, в которой я сидел, у меня ныли спина и шея. Конечно, лучше терпеть затёкшие конечности, нежели пробираться между ледяными пиками гор, однако я предпочёл бы избежать и того и другого. Когда движение тачанки замедлилось, я посетил причудливую уборную, а потом вытащил из сумки бутылку вина и кусочек хлеба. Сделав несколько глотков прямо из горла, я передал бутылку Эмилии. Пока пила, колдунья пролила несколько капель на Мурчика, который растянулся у неё на коленях. Недовольно посмотрев на хозяйку, кот принялся слизывать с шерсти бордовую россыпь. Всем своим видом его морда говорила о том, какой гадостью мы себя пичкаем. Покончив с чисткой, Мурчик высунул язык и уставился на меня. Я высунул ему язык в ответ.
Глава 20. Зов крови
Секунды складывались в минуты, минуты в часы, часы в дни, а те в недели? У меня всегда сбивается ориентир времени, когда я не вижу, в какой точке на небе находится солнце или луна. Я то засыпал, то просыпался, то ел, то негромко болтал с друзьями. Я почти успел привыкнуть к постоянной тряске, как вдруг начался самый большой спуск за всю нашу поездку. Разгоняясь, тачанка дребезжала, дёргалась и норовила соскочить с проложенных под нею рельсов. Освещающие путь фонарики превратились в одну светлую линию. Никогда прежде я не мчался на лошади так быстро, как летели мы теперь. Обезумевший ветер пытался сорвать с меня лицо и уши. Жуть какая! Достигнув максимально низкой точки, мы подпрыгнули, а потом погнали наверх, постепенно сбавляя скорость. Неожиданно тачанку сотряс мощный толчок. Я испугался, что мы врезались в торчащие отовсюду кристаллы, и приготовился к падению с высоты. Но нет. Наша вцепившаяся в поручни компания продолжала неспешно катиться вперёд. И вот, спустя не пойми, сколько и чего, под днищем что‑то истошно заскрипело. Нестройные качания туда‑сюда. Остановка! Передняя загородка тачанки с шумом упала на камень — облако поднявшейся пыли первым приветствовало нас в неизвестном городе.
Мы высвободились из верёвок и, покинув тачанку, уселись сверху вороха мешков — сил стоять у нас не было. Шарики света на потолке тускло поблёскивали разными цветами. Где мы? Кому принадлежат эти Залы Странствий? Я повертел головой — слева и справа ряды тачанок уходили вглубь. Куда идти, или, может, быть ехать? Маленько переведя дух после столь необычного путешествия, Дурнбад поманил нас пройтись вдоль древних механизмов. Я сотворил три зелёные сферы и потопал за ним. Гном счищал с медных табличек вековечный налёт и читал выдавленные на них названия городов.
— Зарамзарат! — объявил старейшина войны.
— Твой дом, — кивнул я.
— Давненько в него не ходили тачанки, — хмыкнул Дурнбад.
— Может ещё наступят золотые деньки, и Залы Странствий Надургха вновь наполнятся торговыми экипажами, — улыбнулась Эмилия.
— На моем веку такому не бывать.
— А вдруг.
— Исключено, — отозвался гном. — Сейчас кланы не доверяют друг другу, и я считаю, что правильно делают. Гхага кое‑как остужает те или иные горячие порывы, но за всем не углядишь, и периодически случаются конфликты, которые выливаются в локальные войны. Нет, без единой власти тачанки станут лишь средством уничтожения.
— Вам нужен король, — утвердила Серэнити.
— Не просто король! Он должен быть из рода Надургх!
— А если он не будет принадлежать к вашему племени? — вскинула бровь Великий инквизитор. — Что тогда?
— Голова с плеч, — рассмеялся Дурнбад.
— Приму это за шутку.
— Думай так, но Будугай любит звон оружия.