Затрещали бобины. Мы стали опускаться вниз. Через минуту наверху показалась плешивая голова Клауда. Его мерзкая улыбка не предвещала ничего хорошего.
— Рубите канаты! Нечего любезничать с дохлой рыбой!
Последнее слово капитан оставил за собой. Два глухих удара, а затем ещё два. Отсечённые концы тугих верёвок взметнулись к небу. Клауд, свинья, я ненавижу чувство свободного полёта! Лодки жёстко хлопнулись об Абрикосовое Море и едва не перевернулись. Что за всплеск?! Брызги накрыли нас холодным веером. А где Грешем?! Свалился в воду! Отреагировав на это событие быстрее всех, Эмилия сунула весло в колыхающиеся волны. Деревяшка, предназначавшаяся для спасения утопающего, пришлась вампиру прямо по макушке. Вместо того чтобы ухватиться за конец весла, Грешем начал уходить в солёную муть. Пришлось скинуть с себя плащ, оцепить Альдбриг и кинуться за ним. Вероятно, случайная оплеуха оглушила Грешема, такое бывает, если девичьи руки обладают определённой физической силой. Вдохнув поглубже, я окунулся в Абрикосовое Море. Серебристым лучом рядом пронеслась Серэнити. Чёрное пятно вампира медленно скользило к коралловой колонии. Вскоре мы настигли Грешема. Подцепив его под локти, наше трио проследовало к поверхности. С виноватым видом колдунья затащила моего ученика к себе на лодку. Лёгкие Грешема сотряс кашель. Он поднялся и осоловело выплюнул что‑то наподобие мидии. Пряча глаза, Эмилия вставила весло в уключину — её лодка поплыла в сторону берега. У нас гребцом стал Дурнбад. Предварительно отстегнув пластичный доспех, он принялся догонять мою подругу.
Я между тем разглядывал остров. Полукольцо невысоких скал защищало сушу от приливов моря. Длинная полоска мокрого песка терялась среди голых деревьев, над которыми кружилась стайка пронзительно кричащих чаек. Возле каменных утёсов застыл потрёпанный остов корабля, напоровшегося на рифы. Корма судна скрывалась в толще пенных кудряшек, а переломанный нос смотрел на солнце. Какой‑то искатель приключений вытянул из колоды не ту карту. Мог ли он избежать своей судьбы? А я? Что ожидает меня? Задумчиво уставившись на облака, я понял, что дрожу и стучу зубами. Отлов Грешема измочил меня до нитки, и ледяной ветер лишь усугублял незавидное положение. Так! Подождите! Та фляга с упавшей пирамиды придётся сейчас очень кстати! Вынув из сумки матовый непрозрачный сосуд, я на свой страх и риск приложился к его содержимому. Однако на язык попало вовсе не спиртное — твёрдые зёрнышки засыпали моё горло. Хорошо, что я ничего не проглотил. Тьфу! Что это такое? Я высыпал содержимое фляги на дно лодки. Россыпь блестящих отшлифованных камушков смешалась с налетевшим снегом. Дурнбад оторвался от гребли, чтобы поднести одну горошину к глазам.
— Алмазы. Идеально чистые, — подтвердил мою догадку старейшина войны. — В таре то оказалось кое‑что получше, чем виски, да, брат по крови? Находка, достойная короля!
— Откуда у тебя эта бутылка? — вскинула брови Серэнити. — Её содержимого хватит на много, очень много добрых дел!
— Я случайно подобрал флягу среди пустых склянок на «Клинке Ночи». Мне подумалось, что в ней будет ром или портвейн, вот и прихватил с собой, — ответил я, пожимая плечами. — Мне алмазы не нужны, если хотите, забирайте себе.
— Ты часом не заболел? — нахмурился Дурнбад. — Кто, будучи в здравом уме, откажется от такого богатства?
— Что мне с ним делать? — улыбнулся я, заталкивая камушки обратно в сосуд. — Окружить себя роскошью и слугами? Нет, это не по мне. Я — маг, и сокровища для меня нечто иное. Уединение и изучение колдовских наук — вот, что мне по‑настоящему дорого.
— И ты отдаёшь её нам? — ещё раз осведомился Дурнбад.
— Да, берите. Я уверен, что вы найдёте алмазам должное применение.
Поколебавшись, гном и спрятал запечатанную флягу к себе за пазуху.
— Ты предлагаешь только нам, но в той лодке плывут ещё два твоих друга — им тоже будет причитаться. Когда разберёмся с Десницей Девяносто Девяти Спиц, то разделим богатство поровну. Надеюсь, что к тому моменту ты одумаешься и захочешь иметь не только место, где будешь пускать искры и читать книги. Вместо этих лохмотьев тебе бы очень пригодилась новая мантия, а портные, как водится, бесплатно не шьют, — заявил старейшина войны. — Я, так и быть, возьму у тебя флягу, но только для того, чтобы ты её ненароком не посеял. За вашим братом колдуном нужен глаз да глаз.
Мне показалось, что Великий инквизитор как‑то странно посмотрела на гнома.
— Урах претит мне обзаводиться излишним обилием, поэтому свою долю я потрачу на бедных. Каждый брошенный ребёнок в Иль Градо узнает, что такое хлеб и тёплая постель.
— Тогда пускай моя часть алмазов достанется тебе, — кивнул я. — Я знаю, какого это — расти на пустой желудок и не иметь крыши над головой.
— С каждым днём ты удивляешь меня все больше и больше, Шаттибраль… Ты — адепт Тьмы, но ты не такой, как все, кого я встречала.
Великий инквизитор сжала амулет Ураха.
— Я помолюсь за то, чтобы твоя щедрость не осталась незамеченной.
— Спасибо! Приятно знать, что перед небесными силами за меня есть кому замолвить словечко.
— Святые смотрят на твои деяния.
— Тогда им точно известно, что я — хороший парень!
— Твоё насмешливое отношение к религии не даёт тебе встать на путь духовного очищения, — вздохнула Серэнити, откидывая мокрые волосы за спину.
— Жаль, что я не собираюсь меняться.
— Думаю, дыба заставила бы тебя изменить взгляды на жизнь.
— Конечно, под воздействием этого устройства и ему подобных, любой, даже самый закоренелый преступник, будет кричать о том, что от него хотят услышать. Причём кричать громко! — поспешил согласиться я.
— При проведении допросов с пристрастием сердце Ордена Инквизиции скрипит и содрогается от жалости, но суровые времена требуют суровых методов. Если мы ослабим хватку, то зло восторжествует.
— Звучит как‑то мрачно.
— Сейчас чёрное правит белым, однако так будет не всегда. День возобладает над ночью.
— А пока раскалённые прутья продолжат клеймить еретиков.
— Сарказм обнажает душу.
— Моя душа в порядке.
— Напротив, она страдает и ищет покаяния.
— Я этого не чувствую.
— Ты просто не хочешь чувствовать.
— Меня ведёт Вселенная, а не Боги.
— Но ныне только Всеотцу подвластно спасти мир. Может он и есть твоя Вселенная, да только ты об этом не догадываешься, да?
— Ты задала вопрос, требующий размышлений, — отозвался я, уносясь мыслями в правду, открытую мне Эмириус Клайн. Урах, он же безумный Князь Десницы Девяносто Девяти Спиц, лживый Бог, использующий обращённые к нему помыслы, надежды и сомнения ради грязных игр и интриг. Наверное, Урах улыбается, когда пахарь возносит ему хвалу за обильный урожай, а на следующий день громко смеётся, потому что все посевы за ночь сжирает саранча. Пример, конечно, выдуманный, но… разве так не происходит? Люди — это всего лишь инструмент, который не даёт заскучать кукловоду, пока эпоха сменяет эпоху. Значит, мы в плену? Все или только избранные? На кого распространяется божественное внимание? Вопросы, вопросы и ещё раз вопросы. Они не дают мне покоя и, вероятно, ещё долго будут терзать мой разум. Хотя, постойте. Почему это я воспринял на веру всё, что мне сказала Матрона Тьмы? Почему я безоговорочно согласился с тем, что Урах одобряет разрушение и смерть? Почему я сразу перевернул медаль блёклой стороной? Вернём глянец обратно. Жрецы Братства Света врачуют раны магией. Откуда они черпают свою силу? Из Таинства Всеотца. А герои? Я знаю десятки легенд, где они просили помощи у Ураха, обретали её, а затем счастливо доживали свой век. Ну не может быть всё сплошным обманом! Это не укладывается в рамки моего восприятия! Как мошка, бьющаяся об окно, я пытаюсь осмыслить Замысел Вселенной и чем больше нахожу ответов, тем больше запутываюсь.
Корма ударилась о песчаное дно. Дурнбад откинул весла и соскочил в море. Ухватившись за нос лодки, гном подтащил её к берегу. Грешем и Эмилия, успевшие вперёд нас достигнуть острова, уже закидывали на плечи рюкзаки. Мурчик хмуро мялся лапками по зелёным водорослям, раскиданным вдоль берега. Прежде чем спрыгнуть в воду и подсобить Дурнбаду, я предварительно снял сапоги. Они, конечно, и так мокрые, но выжимать их второй раз за час мне не хотелось. Серэнити накинула на плечи меховой плащ. Она предпочла остаться сидеть и доверить нам сделать мужскую работу. Когда лодка оказалась на суше, я помог Великому инквизитору выбраться на песок. Рядом весело защёлкал жвалами подползший Снурф. Ему в клешни попалась взбухшая медуза. Видимо, мёртвая. Пошевелив усами, таракан признал её пригодной к употреблению. Ом‑ом‑ом! Прозрачное тельце стало пропадать в утробе моего любимца. Дождавшись, когда Снурф откушает, я пошёл в сторону выбеленных солью деревьев.
— Эй, там тропа!
Остроглазый Грешем показал когтём направо. Мы присмотрелись. Среди голых стволов осин и папоротников пролегала узкая линия, вымощенная прибрежным камнем. Повернув в указанном направлении, наша компания потопала к началу дороги. Шириной не более трёх футов, черта уводила вглубь редкой посадки. Она шла то зигзагом, то дугой. Одолев несколько вогнутых ложбинок, мы наткнулись на ракушку невиданной величины. Что за моллюск таскал её на себе?! Изгибы раковины отливали перламутром. Её нутро имело дыру, ведущую куда‑то вниз. Я наколдовал парочку шариков света. В их сиянии из покрова тьмы вырвались очертания лестницы.
— Ну и домик у Цхевы! — сказала Эмилия, оглядывая причудливые спирали.
— В морском стиле, — отозвался я. — Колокольчик кто‑нибудь видит?
— Ни колокольчика, ни коврика для ног, — хмыкнул Дурнбад. — Наверное, здесь любят внезапных гостей.
— Если учесть, что порожки, скорее всего, сделаны из скреплённых между собой костей, то можно предположить, что ты прав, — ответил я, рассматривая белёсые бруски.
— Не люблю я вот так вот без приглашения заявляться на ланч, — вздохнул Грешем.
— Кто бы говорил, — улыбнулся я.
— Нет, я серьёзно!
— Придётся на этот раз переступить через свои принципы, — отметила Серэнити, двигаясь вперёд. — За мной!