— Думаешь? — обернулся я. — Может быть, она иногда ведёт себя немножечко по‑капитански, однако если брать картину в целом, то в институте семьи это подчас ценное качество.
— Чего?
— Ну, ты и она, романтический вечер, неожиданно вспыхнувшая страсть…
— Смешно — меры нет!
— Нет, ты покумекай над этим.
— И вы тогда тоже.
— О чём вы там шепчитесь? — спросила Эмилия.
— Да так, о том о сём.
— Фу, старый гриб, что за секреты!
— Мужские!
Моя подруга надула губки. Я показал ей язык, а потом углубился в раковину. Кости или что‑то очень похожее на них слегка похрустывали под нажимом ног. С каждым шагом в моей голове нарастал гул. Такой обычно издаёт духовая труба в руках неумелого музыканта. Что за наваждение? Последняя ступенька, и — вот, я оказался перед широким проходом в пещеру. Над аркой свода прилипла нефритовая змея, пожирающая собственный, сплетённый из слов, хвост. «Выбирая дорогу — выбирай её правильно. Цена ошибки — жизнь». Хорошее предупреждение — понятное предупреждение. Казалось, что я перестаю слышать окружающие звуки. Я повернулся к друзьям, намереваясь что‑то сказать, но осёкся, заметив, как Дурнбад гневно открывает и закрывает рот. Прямо как рыба, подумал я. Мы стали немыми и глухими. Это магия Бликов Тишины. Теперь ясно, что означает само название. Делать нечего, придётся довериться глазам, благо, что они не потеряли свою способность видеть. На всякий случай я решил подготовить заклинания «Огня». Однако из‑за постоянного шума у меня не получалось сосредоточиться, как надо. Пламя появлялось, и тут же затухало, не находя во мне должной концентрации. Очень надеюсь, что шарики света не погаснут. Ходить вслепую не входит в список моих излюбленных занятий. На плечо мне легла стальная перчатка Серэнити. Мягко удерживая меня на месте, Великий инквизитор вновь встала во главе отряда. После того как булава и щит приняли боевую позицию, их обладательница устремилась в неизвестность. Всегда первая, всегда номер один. Неужели она не ведает страха? Долг для неё превыше безопасности. Серэнити — удивительная девушка, но возвращаясь к шутке над Грешемом, я понимаю, что её удел — одиночество. Хотя кто знает? Вселенная изредка вытворяет такое, что уму непостижимо.
Минут через десять узкий тоннель привёл нас на развилку. Здесь начинался лабиринт, ведущий к нашей цели — Чаше Призыва. Два абсолютно одинаковых коридора предлагали выбрать один из них. Как узнать, какой верный, а какой наверняка гибельный? Должны быть подсказки! Чтобы заняться осмотром стен и потолка, я притянул все шарики света к себе. Поиск принёс свои плоды. На истрескавшейся кладке я обнаружил два рисунка, на первом была запечатлена обнажённая женщина, пронзённая стрелами, а на втором голый мужчина, терзаемый страшными чудищами. Что сие означает? Думая над загадкой, я тёр переносицу. Вой в голове изрядно мешал серому веществу оперировать исходными данными. Ответ скребся на самой поверхности, но это «вууууу вуууу!» раздражает! Так, тут мёртвая женщина, а здесь мужчина, значит, безбоязненно сюда могут идти только Эмилия и Серэнити, а в соседний проем я, Грешем и Дурнбад! Точно! Чтобы избежать неминуемой смерти нам нужно разделиться! Девочки — налево, мальчики — направо, а фамильяры, так как про них нет ни слова — куда угодно! А вдруг я ошибся? Как всегда, выползают эти извечные сомнения. Если всё не так, то тогда — как? Глупости. Ради чего карябать изображения с тонким двойным смыслом? Нет, я правильно решил. Не имея возможности говорить, я как мог, жестами, растолковывал колдунье и Великому инквизитору, что мы должны разойтись. На лице Эмилии отразилась тревога. Половина, изуродованная Таурусом, сплюснулась печёным яблоком, тогда как другая, прекрасная, привычно нахмурилась. Где лежат осколки фиала, которому подвластно исцелить твою кожу? Клянусь, я найду их все. Только потерпи, родная, потерпи, мы обязательно удалим это гадкое клеймо…
Зелёный ареол от посоха Эмилии хорошо освещал дорогу, но я все же прикрепил к Серэнити парочку колдовских светлячков. Когда девушки скрылись из вида, наша мужская половина зашла в соседний проход. Моя догадка оказалась верна. На стенах, под разными углами зияли десятки отверстий. Пол представлял из себя мешанину из стрел, доспехов, истлевших тряпок и человеческих останков. Я приподнял мечом выцветшую юбку. Дама, некогда носившая её, получила стальной болт в бедро. Сомнительное приобретение! Я скинул с острия прорванную одежду и двинулся дальше. Мы шли до тех пор, пока не упёрлись в новый перекрёсток. Эмилия, Серэнити и Мурчик уже поджидали нас. Убедившись, что с подругами и котом все нормально, я запрокинул голову. Над шестью разветвлениями приглушённо мерцали символы природы. Я сел на пыльный камень, подпёр подбородок руками, затем стал думать. Сакральный смысл знаков мне как магу был понятен. Капля — это вода, три сплетённых язычка — огонь, параллельно струящиеся волны — ветер, замкнутый треугольник — земля, снежинка — мороз, изломанная палочка — молния. Осталось смекнуть, как эти руны относятся к тому, куда я должен пойти? Предположим, что каждая метка обозначает то, из чего я создан. Нелепо, ведь, я не элементаль. Предрасположенность к определённому типу энергии? Нет, слишком специализированно, вопрос должен быть широким… Так, что же, что же, что же? Массовое, большое, обширное… Именно! Олицетворение! Головоломка про олицетворение! Какая стихия абстрактно воплощает в себе ту или иную расу! Это логично и схоже с предыдущей шарадой. Несомненно, что издревле копающиеся в недрах гор гномы — это земля. Исчезнувшие эльфы были быстры и неуловимы — это ветер. Мороз — не ведающие хлада виалы. Эндориты? Наверняка, молния. Мягкошёрсты боготворят воду — капля — они. Остаётся человек. Он чаще других тянется к странствиям, и его короткая жизнь сгорает, как фитиль в свече. Для всех, кроме Дурнбада, подходит коридор с выбитым пламенем.
Подойдя к старейшине войны, я ткнул в оранжевый треугольник. Дурнбад сурово мотнул головой и покрепче взял молот. В свете магический шаров его доспех тускло серебрился. Хлопнув меня по поясу, он смело вошёл в черноту. Надеюсь, я ничего не перепутал и полюбившийся мне гном не сложит свою бороду под напалмом всесокрушающего волшебства. Я махнул рукой и, не без трепета в сердце, повлёк остальных друзей за собой. Коридор почти полностью облепляла сажа и копоть. Стерев со стены налипший пепел, я обнаружил ловушку «Огня». Под прикосновением она отозвалась вялым красным миганием. Вероятно, застывшая во времени магия срабатывала на индивидуальную пульсацию жизни. К моему облегчению ловушка прибывала в состоянии сна и никак не реагировали на нас. Можно облегчённо выдохнуть и относительно безбоязненно идти к следующему интеллектуальному препятствию, что мы и сделали. По пути нам встречались обугленные черепа. Любопытный Снурф частенько залазил лапками в их пустые глазницы. Не найдя ничего интересного в очередной черепной коробке, таракан переломил её напополам и, явно негодуя, отшвырнул в сторону. Крупный осколок угодил мне в висок.
— Будь внимательнее Снурфи! Ты так не один тут ползёшь!
Сказал я это или подумал, не знаю, в данной ситуации всё едино. От какофонии свистов, гудения и пучков несвязных мыслей меня отвлекло оружие. Его сплавившиеся куски цепляли мои и без того потрёпанные сапоги. Поддав ногой энный по счёту топор, я остановился, чтобы поднять его к глазам. Работа гномов. А это что? На полотне сверкнула наковальня — клеймо Надургха. Кто‑то из родичей Дурнбада обрёл покой вовсе не в Зарамзарате. Я вернул топор на его место. После этого я подобрал ещё пять или семь различных предметов. За исключением серебряного «налапника», принадлежащего мягкошёрсту, все они были родом из Железных Гор. Маленькая победа моего ума. Мы не сгорели заживо. Впрочем, главное не обольщаться.
Мы шли и шли, то вверх, то вниз, то наискосок. Наконец вдали забрезжил свет. Зачарованный кристалл заливал распутье тёплой желтизной. Теперь ходов я насчитал аж десять. По их же количеству было и постаментов с прозрачными квадратами. Под стеклом находились чучела животных и птиц. Кабан, сокол, заяц, лис, лось, медведь, ворон, волк, ягуар и попугай. Мини музей какой‑то. Я огляделся. Дурнбад явно отставал от нас. Переживать, конечно, пока рано, но… Скоротаем минуты делом. К чему здесь разместили братьев наших меньших? Эмилия задумчиво обходила экспонаты, прикасаясь пальцами к их крышкам. Серэнити и Грешем выжидательно застыли рядом со мной. О, Вселенная, это сипение, оно когда‑нибудь смолкнет?! Дайте сообразить. Животные. Птицы. А мы тут каким боком? Где хоть какая‑то конкретика? Ну ладно, примем во внимание ту идею, которая наклёвывается самой первой — нам надо соотнести себя со зверями. По характеру? По зодиакальному бестиарию? По внутренней силе? А — как? Я, например, ощущаю себя вороном, потому что люблю думать и всегда весь такой загадочный и себе на уме. Эмилия? Ну, она кошечка. Ягуар. Красивая и грациозная. Хотя лисица ей тоже подходит. Грешем — тут и гадать нечего — волк, мощный и ловкий. Серэнити? С ней посложнее. Великий инквизитор может быть как ягуаром, так и соколом, но так как она тяготеет к небесам, то её метафора всё же хищная птица. А Дурнбад? Вон, между прочим, и он. Яростный, импульсивный, задиристый — старейшина войны — медведь. Эмилия указала Людвирбингом на ворона, а затем на меня. Мы с ней пришли к одинаковому выводу! Отлично! Расхождения у нас вызвала только Серэнити. Моя подруга тыкала на ягуара, а я соответственно бил ладонью по четырёхугольнику сокола. В конце концов, мы подвели великого инквизитора к двум скалящимся существам, чтобы она сделала выбор сама. Сокол! Цап‑царап — и мышки нет! Всё верно! Мы распределились по проходам. Пять магических шариков колыхались у резных арок. Я ободряюще кивнул Эмилии. С посохом наизготовку, колдунья притянула Мурчика поближе к себе. Перед тем как пропасть из вида, она улыбнулась. Мой черёд. Натужно вздохнув, я шагнул вперёд. Ничего не произошло. Я не воспламенился, не рассыпался от холода и меня не атаковали разномастные гады. Значит, снова в яблочко!
Преодолев змейку тоннеля, я вышел к круглому залу, по центру которого расположилась мраморная плита, испещрённая мелкими буквами. Споткнувшись о подлезшего под ноги Снурфа, я посмотрел на друзей. Они все были в сборе. Живые! Ура! Эмилия нетерпеливо потянула меня к обелиску. Мастер, создавший его, использовал очень неудобный язык древних альфазацких кудесников. Некогда, они жили на острове Альфизия и поклонялись водяному божеству Цхеранусу. На заре времён природная катастрофа низвергла Альфизию в Абрикосовое Море, оставив в память о её странных чародеях лишь пару десятков замысловатых рукописей. Так вышло, что мне довелось повидать не только их копии, но и сами оригиналы. Воскрешая в памяти истлевшие манускрипты, я завёл нижнюю губу за верхнюю. Альфазацкий язык состоит из пятидесяти четырёх непарных слогов — таким в обиходе не попользуешься. Читать на нём трудно, а говорить так и подавно не сахар. По молодости мы с Эмилией выучили его, чтобы утереть нос Бертрану Валуа, который всегда мнил себя королём полиглотов. Бесконечный клёкот фанфар не давал мне как следует вникнуть в смысл стародавнего писания. От этого можно сойти с ума! Всем флейтам, свирелям и органам — категорическое нет! Бессрочно! Я выпустил из лёгких воздух, затем опять воззрился на плиту. Она имела шесть столбцов с выпуклыми словами. На расчерченной верхушке были выбиты вопросы. Видимо при ответе надо надавить на нужное слово и тем самым в конце составить предложение. Занятно! Обожаю такие ребусы! Эмилия поднесла Людвирбинг поближе к иероглифам. Я почесал подбородок. Что будет, если ошибёшься и угодишь пальцем не туда? С высоты упадёт огромный камень? Я задрал голову к мозаичным сводам. Никакой нависающей глыбы. Да и вокруг вроде бы ничего примечательного. Даже костей нигде не видно. Не нравится мне эта ложное спокойствие. Нутром чувствую, что беды не миновать. Ладно, переживать буду, когда разразится гроза! Я занялся переводом рун на первой выбитой колонке.
— Имея два лица и два сердца перворождённый пожертвовал всем ради судьбы. Истинный и неподдельный. Изменённый и изменяющий. Закрытый в клетке и свободный от неё. Он исцеление и боль. Он калека и совершенство. Его глаза видят звёзды, как они есть, — прочитал я про себя.
Прямо метафизика какая‑то! Так‑так, а вот и варианты ответов: Джелла, Назбраэль, Урах, Ямбоготот, Ворг, Фистус, Ливан, Сирвилла, Стиксорат. Это всё названия богов. Джелла, как я понял, — это Нолд Тёмный, его отбрасываем. Назбраэль — это олицетворение чистого зла, так что тоже не годиться по той причине, что он никогда и ничем не жертвовал. Урах — покровитель всех людей Соединённого Королевства, по летописям умеет принимать разные формы. Подходил бы противоречивый Ямбоготот, если бы не одно «но». По сказанию его низверг в небытие Фистус — владыка сновидений и извечный заключённый радужных грёз. Ворг и Ливан — идолы Хрипохора. Эльфийских владык Сирвиллу и Стиксората, кажется, создал кто‑то из других, непредставленных здесь демиургов, так что это не они. И что в итоге? Это Урах? Если быть разумным, и учесть то, что я нахожусь в Бликах Тишины, а Цхева связана с Всеотцом, то, пожалуй, остановимся на этом. К тому же разве не Урах всё это затеял? Если к загадке присовокупить речи Эмириус Клайн, то все становиться на круги своя! Я уверенно дотронулся до слова в плите. Оно прогнулось и легко зашло вовнутрь. На потолке загорелся синий сгусток света. Земля не разверзлась, а значит всё правильно, идём дальше!
Окрылённый успехом я принялся за второй столбец.
— Что мать говорит любимому сыну на прощание? Что отходчивый отец даёт дочери перед неугодным брачным союзом? Что бедный старик преподносит внуку в качестве последнего дара перед смертью? Чего не дождётся на суде провинившийся монах? И чего заслуживает нераскаявшийся убийца, следуя на эшафот?
Читая список возможных пожеланий, Эмилия сузила глаза: нежность, благословение, порицание, напутствие, презрение, проклятье, равнодушие, совет.
Надо порассуждать. Жаль мне придётся это делать с самим с собой, а не с колдуньей. О человеческих повадках она знает куда больше, чем я! Я с надеждой взглянул на свою подругу, но та лишь покачала головой. Придётся брать ответственность на себя. Я беззвучно вздохнул и задумался. Я представил, как женщина стоит на пороге дома, а её зацелованное дитя издалека машет платком. Мужчина, насупившись, смотрит на испуганное лицо девушки под фатой. Старик лежит на деревянной лавке, а над ним склонился долговязый парнишка. Лысый мирянин нервно крутит чётки в присутствии суровых настоятелей. Скованный железными наручниками человек преклонил колени перед палачом. Как по мне этих людей объединяет одна особенность. Кто‑то уходит, а кто‑то остаётся. При этом в каждом отдельном взятом случае в душе могут кипеть самые разнообразные чувства, но только не равнодушие. Преступнику ни к чему советы и уж точно он не получит нежности — значит минус два. Что касается монаха, то по кодексу Братства Света при наложении епитимьи его полагается, как порицать, так и напутствовать. Остаётся три пункта. В тексте мать, отец и старик не испытывают к своим чадам антипатии, поэтому презрение и проклятие отпадают. Следуя логике, это — благословение! Оно применимо ко всем ситуациям!
Я нажал на выемку. На высоте вынырнул ещё один светящийся шар, только ярче и крупнее. Грешем несколько раз свёл друг с другом ладони. Аплодисменты? Премного благодарен, цветы несите в гримёрку. Смахнув со лба пот, я занялся третьей задачкой. Она звучала так:
— Для бодрых и не знающих грусти она бывает часто полна, хоть и не является таковой. Для унылых и серых в ней подчас ничего нет, но и это заблуждение. Короли и святые, грешники и еретики одинаково пользовались ею. Она спокойна и непритязательна. Красота и шик, бедность формы и аляповатость ничего для неё не значат. Она лишь сосуд того, кем мы являемся.
Серэнити просунулась между мной и Эмилией. По широко распахнутым глазам Великого инквизитора я сообразил, что она не понимает волшебного языка. И то неудивительно, в светлых залах Инквизитика Конопус ему не научат.
Я вернулся к расшифровке символов. На этот раз ключами к загадке стали: чаша, душа, любовь, мысль, боль, вера, ревность.
Интересно, что только одно из семи слов обозначает предмет, другие относятся к нематериальным вещам — это раз. Мы ищем чашу и вполне вероятно, что при составлении целого предложения она там должна фигурировать — это два. Что до третьего, то… Додумать я не успел. Прочитав вопрос вперёд меня, Эмилия нажала на «любовь».
Из обелиска вырвалась красная сфера. Она заюлила по кругу, быстро набирая свечения. Я сощурился. Сфера слилась с голубыми шарами и громадной искрящейся каплей упала возле меня. Последовал бесшумный взрыв света. В бок меня что‑то резко пихнуло. Я выронил Альдбриг и отлетел прямо на Дурнбада. Визг в ушах достиг оглушительных высот. Я вскочил на ноги и уставился на причину моего падения. По спине побежали струйки мокрого страха. Существо, отшвырнувшее меня словно пёрышко, было знакомо мне по головокружительным приключениям юности. Яшмовый гомункул — химера, с телом, передними лапами и хвостом ягуара, копытами и головой быка, и запястьями человека. Шрам под левой лопаткой когда‑то достался мне именно от этого фантастического монстра. Кольцо в носу, узкие злобные глазки, заострённые рога и мощные руки‑придатки, сжимающие топоры — это всё он. Серэнити и Грешем окружили яшмового гомункула с разных сторон. Действуя в паре, они то вместе, то поочерёдно принялись наносить удары по существу. Однако его защита была непробиваема. Бзынь, бзынь, бзынь! Яшмовый гомункул отбивался с невиданным проворством и как бы прицеливался. Вдруг он сделал выпад, который едва не снёс Великому инквизитору голову. Целая прядь белых волос шматком упала на пол. Ну же, Калеб, выжми из себя хоть чуть‑чуть боевой магии! Пока я мучился в безрезультатных попытках сконцентрироваться, Дурнбад подкрался к яшмовому гомункулу с тыла. Копыто резко извернулось — подкова бахнула по шлему гнома. Старейшина войны оловянным солдатиком брякнулся на землю. Тут изумрудной стрелой мелькнул посох Эмилии. Раскалённый до рези в глазах, Людвирбинг прошёлся по ноздрям бестии. Вырванное колечко отскочило куда‑то ввысь. Клинки Грешема вовремя отвели топор вправо. Нарушив изначальную траекторию полёта, неприятельское оружие плашмя стукнуло вампира по корпусу. Мой ученик болезненно согнулся, но в последнюю секунду юркнул под щит великого инквизитора и таким образом избежал верной смерти. Сокрушительная атака переключилась на Серэнити. Удар, второй, ещё удар! Топоры забряцали по легендарному артефакту Нолда Тёмного. Памятуя о судьбе Дурнбада, я, подобрав меч, осторожно подбирался с бока. Серэнити между тем согнула колени. Её булава звездой взмыла к рогам чудища. Ответное нападение обломило большую часть одного из них. Яшмовый гомункул открыл пасть, из которой показались черенки желтоватых зубов. Нагнув кустистую голову, он изогнулся и боднул Великого инквизитора в грудь. Следом топор и… Альдбриг, выбив искру, спас Серэнити от рассечения напополам. Яшмовый гомункул прогнулся, шмякнул меня рукояткой в висок и бешено развернулся. Агония терзала его пятнистый крестец зелёным пламенем. Страшилище ринулся на Эмилию. Полосатый комок и чёрное пятно бесстрашно встали на пути мифического зверя. Мурчик и Снурф были несопоставимо малы перед нависшей скалой мышц, но беспримерная храбрость заполняла их сердца. Когти прошлись по глазам яшмового гомункула, а лапки вонзились в шейные артерии — моя подруга отпрыгнула назад. Мурчик отлетел к стене, а за ним и Снурф, однако скидывая с себя последнего, яшмовый гомункул споткнулся. Не удержавшись, он рухнул на колени, где и принял на череп всю мощь молота Дурнбада и булавы Серэнити. Это стало концом битвы.
Как же ноет голова. Я смахнул с волос капельки крови — гадина счесала мне кожу, впрочем, ничего серьёзного. К моему удивлению, распластавшийся яшмовый гомункул замигал бессчётными вспышками. Его тело разделилось на три сгустка света — два голубых и один красный. Они втянулись в обелиск. Всё померкло. Выпуклые слова вернулись на свои места. Ко мне подошла Серэнити. Под её ладонями мои ссадины растворились в лучах светлой магии. Я поднял большой палец вверх. Великий инквизитор направилась к Грешему, а я пошёл к плите с расчерченными вопросами. У нас появился второй шанс исправить оплошность, но будет ли третий? Кинув на Эмилию предупредительный взгляд, я надавил на известные мне выемки. Мои ожидания оправдались. Чаша — верный ответ. Три сферы теперь исполняли круговерть под потолком. Колдунья сложила ладони вместе. Её жест означает — я прошу прощения за поспешные выводы? Конечно, никто не застрахован от неверной трактовки текста, и винить Эмилию в том, что мы чуть не погибли, было бы нечестно. Следующим могу ошибиться я, и тогда нам так же придётся столкнуться с демонами Бликов Тишины. Резь в ушах немного спала, и я занялся четвёртым столбцом. Пока у нас есть словосочетание — «Урах благословил чашу». Что же дальше?
— Есть те, кто знают о нём, но не пользуются им. Есть те, кто пользуются им, но не придают значение его важности. Есть те, кто радуется ему и те, кто ненавидят его. Он милостив и вместе с тем жесток. Он бестелесен и вместе с тем все ощущают его присутствие и отсутствие.
Водя пальцами по буквам я, проговаривая про себя переведённые надписи: дыхание, наказание, свет, истина, ложь, тьма.
Попытаемся отбросить лишнее. Наказание не может быть одновременно обращено и на добро, и на зло — его задача нести справедливость. Истину, как и ложь, порой нельзя прощупать сразу — так что они не верны. Не дышат лишь мёртвые и разумные стихии, это отчасти подходит, однако… Слепые не видят света, тьма же всегда с ними. Свет нагревает кожу, и мы ощущаем его тепло. Он причина засухи и без него не взойдут поля. Да, это свет.
К голубым шарам присоединился сиреневый. Мы близимся к финалу!
— Не знает времени. Не знает бытия. Это невозможно разрушить и скрепить заново. Этого нет ни у кого, и есть у всех. Попробуй осмыслить и потерпишь поражение. Недра не видят конца и всё‑таки есть те, кто видел начало.
Так и хочется узнать, на какой возраст рассчитаны эти загадки? Точно не на подростковый! Неудивительно, что с момента создания мраморной плиты никто не смог её открыть. Я старчески вздохнул. Итак, из чего будем исходить на этот раз: любовь, замысел, вечность, слово, пустота, энергия.
Любовь как‑то не вяжется с общим смыслом. Хоть она и встречается уже второй раз в столбцах, но это скорее совпадение. Можно предположить, что она не знает времени. Молод или стар — любви подвластен каждый. А вот разрушить её вполне реально, как, впрочем, и склеить осколки. Замысел? Вероятно, он сошёл бы за данное определение, однако, по моему мнению, замысел, как и слово — это Вселенная, а она творит себя сама, так что вряд ли кто‑то мог бы узреть, с чего у неё всё начиналось. Вечность — что‑то подсказывает мне, что это она, ведь пустота — это нечто аллегоричное, а энергия, как элемент, неотделима от мира.
Я показал Эмилии, что собираюсь выбрать в качестве ответа. Колдунья покрутила рукой, словно болтала в бокале вино. Она сомневалась, но свой вариант предлагать не стала. Хитрая какая, не хочет второй раз опростоволоситься! Криво усмехнувшись и сжав на всякий случай Альдбриг, я приложил перчатку к «вечности». К шарам добавилась величавая пурпурная сфера. Последний вопрос и что‑то произойдёт!
— Созданная не по желанию — она всегда прекрасна, хоть многие так и не считают. Высший дар и высшая благодать. Отними её, и кто‑то скажет спасибо, а кто‑то горько заплачет. С одной стороны — её цена ничто, а с другой — всех алмазов мира будет мало, чтобы купить её.
Опустив глаза на колонку, я охнул. Понять было ничего нельзя. Топор яшмового гомункула раскрошил слова в пыль. Прямоугольники имели размытые границы. Оставалось положиться наудачу и ткнуть в любой из них. Кто из нас самый большой везунчик? Кому доверить испытать судьбу? Я повернулся к друзьям. Дурнбаду? Гном облокотился на молот. Он добровольно принял на себя войну с Десницей Девяносто Девяти Спиц. Однако вопреки всем заверениям о долге перед кланами Железных Гор, я думаю Дурнбад здесь только потому, что его ведут узы брата по крови. Грешему? Вампир стоял ближе всех к проходу. Скрестив руки на груди, он напряжённо катал желваки. Нет, ученик не должен подставляться под удар, пока рядом есть учитель. Эмилия? Вся перепачканная и измазанная, со всклоченными волосами и ошпаренным гнилью лицом… Она красива. Придерживая Мурчика за загривок, колдунья смотрела на меня изумрудными глазами. Подруга дней моих суровых. Такая близкая и такая далёкая… Сегодня с тебя хватит крутить колесо фортуны. Серэнити? Великий инквизитор Иль Градо как всегда строга. Белые волосы, непреклонный взор, булава и щит в стальных перчатках. Ты не ведаешь страха, ты сама несёшь его в ряды противников. Ты ведома Урахом и в твоей жизни нет места случайностям. Остаюсь я. Да, я и только я. Любимец Вселенной. Я дёрну за ниточку и дверь откроется. Я знаю это. Нахлынувшее откровение рассмешило меня. Не глядя я зажал большим пальцем ямку сбитого камня. От плиты отделился жёлтый круг. Он долетел до верха и там заплясал вместе со своими собратьями. Собравшись воедино, они ударились о своды и проступили искрящимся предложением древних альфазацких магов — «Урах благословил чашу светом вечной жизни». Тут же какофония звуков покинула мои уши. Я вновь слышу! Монумент завертелся по часовой стрелке. Провалившись под землю, он вернулся с глиняной чашей наполненной синеватой жидкостью. Неужели если испить из неё, то никогда не умрёшь? Достойный приз! Вот ради чего сюда веками стекались герои! Я захотел зачерпнуть влагу и поднести ко рту… Ведь если подумать — я же ничего не теряю? Я потянулся губами к синеве… Сильная рука оторвала меня от краёв чаши.
— Ты что, некромант, с дуба рухнул?
Голос Серэнити звучал непривычно глухо.
— Зачем ты собрался пить, не пойми что?! Хочешь превратиться в слизня или того хуже — помереть?
— Калеб всегда любил эксперименты и его никогда не пугало, что у него может вырасти хвост или парочка новых ушей, — качнула головой Эмилия. — Только вот сейчас это совсем не к месту, милый. Кидай амулет — мне не терпится повидать мадам с полным отсутствием музыкального вкуса.
— Я…
— Из‑за чего ты медлишь, брат по крови? Швыряй в омут блестушку Буля, — проворчал Дурнбад, — Чем скорее мы закончим ритуал, тем быстрее отсюда выберемся! Поторопись, пока не возобновился весь этот писк и визг!
— Даже меня пронял скрежет и душевнобольные рефрены, — согласился Грешем. — Ещё час, и я бы точно рехнулся! Видели когда‑нибудь безумного вампира? И хорошо, что не придётся!
— Серэнити, ты должна испить из Чаши Призыва, — сказал я, неожиданно вспомнив про отведённый ей срок. — Тогда Живая Вода перестанет действовать! Ответ на загадку и есть дар Ураха! В сосуде плещется бессмертие!