— Короля или королевы у ворожей нет, — продолжал я. — Каждые сто лет в Оплоте Ведьм избирают оракула. Оракул — это лицо, наделённое властью, однако докуда простираются его полномочия, мне не ведомо.
— Силы, — подтолкнула Эмилия.
— Невообразимые. Колоссальные. Запредельные. Природные способности ворожей к творению заклинаний, мягко говоря, впечатляют. Их источник энергии заключён в них самих. Научившись управлять телом и аккумулировать из него заряд, они могут без лишних усилий вызвать «Ледяной Шторм» или «Пляску Молний». В общем и целом, ворожеям доступна весьма солидная магия.
— Вы сталкивались с ними в поединках? — задал вопрос Грешем.
— Случай мне не представился.
— А мирно общались?
— Нет.
— То есть все ваши познания о ворожей почерпаны только из книг?
Я нахмурился.
— Мне не нравится твой тон, ученик, в нём скользит сомнение! Помимо информации из книг у меня есть устные пересказы странствующих колдунов, которым довелось‑таки испытать на своей шкуре чародейство ворожей.
— Я…
— И скоро у тебя, дорогой мой Грешем, появиться возможность подтвердить или опровергнуть мои слова.
— Я просто спросил.
— Я же просто ответил.
У меня на груди заёрзал Снурф. Он сонно перевернулся брюшком кверху, а потом захрапел. Я потрогал его идеально подогнанные пластины брони. Лапки задёргались — таракан сопел, как чайник. У Эмилии на коленях безмятежно дремал Мурчик. Мы засиделись до глубокой ночи.
— На этой ноте объявляю занятие закрытым, — зевнула моя подруга.
Дурнбад потянулся.
— Я встану на часы. Мне темень привычна.
— Я следующая, — кивнула Серэнити.
— Идёт, — крякнул старейшина войны. — Эй, Эмилия, с тебя два золотых и один серебряный.
— Ты требуешь долг с девушки? Как неприлично!
Колдунья наигранно прикрыла рот рукой.
— Калеб, старый гриб, рассчитайся с жадным гномом!
— За репетиторство клан Надургх обещал мне солидный гонорар, — доверительно сообщил я Дурнбаду. — Как только он будет у меня в кармане, я сразу же покрою задолженность сей легкомысленной особы.
— Горы и недра! Да вы это на ходу сочиняете!
— На самом деле все фразочки у нас… — пробормотала Эмилия, прижимаясь к Мурчику лицом.
— … отрепетированы, — окончил я.
— Вы — руда одной вагонетки, спите!
Что значит его последняя фраза? Неужели мы с Эмилией похожи, и это видят другие? Вряд ли, в нас всё разное: характеры, привычки, интересы… Я откинулся спиной на стенку ракушки. Грёзы моментально завладели моим изнурённым мозгом. Тот ещё денёчек выдался… Прошло десять минут или больше, не представляю. Я хотел спать и одновременно не мог, такое бывает, когда переутомишься. Я приоткрыл веки. Блеск. Там, подле гнома. Согнувшись в три погибели, старейшина войны чем‑то занимался. Звёздное сияние отражается от них… Пальцы перебирали искрящиеся крупицы. Сквозь пелену полузабытья я догадался — Дурнбад пересчитывает алмазы. Это что, своеобразный способ снять стресс? Надо будет завтра у него узнать — сколько же драгоценных камней в бутылке… Окончательно опускаясь в негу сна, мне вдруг показалось, что горсть мерцающих зёрнышек исчезла за пазухой гнома… сонный морок… Он бы так не поступил.
Утром меня разбудил настойчивый запах рыбы. Не размыкая глаз, я перелёг на другой бок. Фу, ну что же так несёт? Я зажал нос, но и это не помогло мне спастись от вездесущего аромата. Он рядом, крутится и крутится, как облачко… Ох, надавили на рёбра! Я тяжело вздохнул, неужели Снурфи вознамерился забраться на меня? Знает же безобразник, что хозяин не любит баловства спозаранку! Я открыл глаза и обнаружил на себе вовсе не таракана, а кота! Из усатой морды Мурчика вывалился рыбий хвост. Видимо, он решил угостить меня частью своего завтрака. Спасибо, премного благодарен! Мурчик лизнул меня мокрым языком, а затем направился к притаившемуся у дальней расщелины Снурфу. Подле таракана громоздилась целая горка освеженных костей и плавников. Наевшись до отвала, он лениво шевелил усами. Кроме нас в ракушке больше никого не было. Не успел я сообразить, куда подевались мои друзья, как ответ пришёл сам собой. Из‑за раковины моллюска показался Дурнбад. Гном тащил пузатый котелок, доверху наполненный водой.
— Эгей, брат по крови!
Я помахал рукой.
— Он что, ещё спит? — послышался голос Эмилии.
— Проснулся!
— Калеб, сонный плющ, вставай и разведи костёр!
— Три секундочки!
— Мы за углом!
Я потёр ладонями лицо. Новый день! Как он прекрасен! Чашечка кофе, яичница… Мечты!
— Калеб!
Я обогнул перламутровое убежище. На удобной полянке с покатыми камнями вовсю шло приготовление завтрака. Брюнетка и блондинка что‑то раскладывали по глиняным мисочкам. Пока я спал, друзья отыскали родник, а возле него — удобные фляги, компактную посуду, тёплые одеяла, кое‑что из одежды и запас провизии. Присмотревшись, я понял, что еда состоит исключительно из морской продукции: сушёные кальмары и мясо краба, шматки тунца и похожие на орехи съедобные водоросли — всё было завёрнуто в прозрачную материю. Наверняка это Цхева позаботилась о нас, больше просто некому.
Хворост, огонь, котелок. Держа кружку чая, я кутался в шерсть дарованного пледа. Дымок от горячего напитка был едва различим на фоне низколетящего серого неба. В желтоватой дали стоял полный штиль. Цхева не только снабдила нас необходимыми в дороге вещами, но ещё и усмирила буйный нрав Абрикосового Моря. Надо перебраться на материк, пока действуют её чары.
Закончив с чаепитием и поделив между собой поклажу, наша компания двинулась к лодкам. Облепленные красными рачками, они покорно ждали, пока ими вновь воспользуются. Мы покидали в них сумки и сели на вёсла. Где‑то там, на горизонте, чернел Лес Скорби. Есть шанс, что плыть придётся не меньше суток… Абрикосовое Море качнулось. Волна подхватила лодки и стремительно понесла вперёд. Вероятно, грести не придётся — волшба Цхевы всё сделает за нас. Из пучины к нам выпрыгнул осьминог. Он извивался и безумно хотел попасть в родные пенаты. Почему бы и нет? Я отпущу тебя. Однако чаяньям осьминога было не суждено сбыться, ловкий Снурф опередил мои пальцы. Радостно урча, таракан принялся уплетать внезапный сюрприз. Прости, приятель, я правда хотел, чтобы твоя жизнь сложилась иначе.
Облака постепенно рассеивались. Чёрная полоса разделилась на бесконечные столбики. Волна тормозила. Толчок! Лодки брякнулись и по инерции проелозили по снежно‑песочной смеси. Всё, приехали. Я переступил через корму. Передо мной предстал гнетущий пейзаж. Художник, страдающий депрессией, мог бы снискать здесь неисчерпаемое вдохновение. Редкие скалы, исполинские деревья, спускающие корни в тёмно‑оранжевое море, хмурое небо и надрывные крики чаек — рисуй да плачь. До полного антуража не хватает только скалящегося черепа под истёртым валуном. Накинув съехавший набекрень капюшон, я зашагал к Лесу Скорби. У опушки колыхались тени, и струился туман. Мы вошли под сень каббалистических деревьев. Практически сразу я перестал видеть солнце. Оно как бы застряло среди высоченных крон. Лучи еле просачивались сквозь неувядающие листья. Царил полумрак. Эмилия зажгла Людвирбинг — временно ограничимся его светом, магические шарики могут привлечь к нам ненужное внимание.
Огибая дубы и вязы, я соображал, в какой стороне может находиться Оплот Ведьм. Куда идти? Влево, вправо или не сворачивая? Почему я не спросил направления у Цхевы? Тоже мне — умнейший из умных! Так, а нет ли тут поблизости какой‑нибудь птички? С помощью телепатии я мог бы расспросить пернатого о верной дороге… Я огляделся. Ни птиц, ни животных. Только сплошной лес, подёрнутый налётом снега. Угнетающе и… необычно. Вокруг нет сугробов, по всей видимости, зима, как и солнце, имеет в чаще лишь поверхностные права.
Спустя несколько часов бесцельных скитаний мы остановились, чтобы перекусить. Последний кусок баранины достался колдунье, другие принялись жевать солёную рыбу. От первого же ломтика мне страшно захотелось пить. Раскупорив новую флягу, я сделал два долгих глотка. Дурнбад подхватил мою эстафету. Теперь всё понятно, как будто мне случая с Грешемом не хватило… Цхева обожала вести двойную игру. Она дала нам воду, да, это хорошо, а вот рыба была преподнесена не от чистого сердца. Соль заставит нас быстренько опустошить фляжки. А так как в Лесу Скорби пить нельзя, то уже в ближайшем будущем мы станем мучиться от жажды. Я ухмыльнулся — тонкий подход у змеи! Серэнити, перебирая чётки, тихо промолвила:
— Я слышу отчаянные крики.
— Где? — насторожился Дурнбад.
— Повсюду. Души стенают и молят о пощаде, лес — их тюрьма. Навечно запертые здесь, они обречены блуждать в тёмной глуши.
Гном стал оглядываться.