Эмилия обвинительно ткнула пальчиком мне в щеку.
— Ты — жадный противный гриб, который не словом не обмолвился о своём приобретении!
— Как…
— Тебе прекрасно известно, что алхимия — моя страсть и формула Золотой Пыльцы в ней краеугольный камень долгих исследований!
— Эмилия…
— Я молчала и молчала, надеялась на то, что ты вспомнишь об этом!
Моя подруга обиженно всхлипнула.
— Прости, я не сдержалась, потому что ты задел меня за живое. Не обращай…
— Я собирался преподнести тебе рецепт Золотой Пыльцы на твоё трёхсотлетие!
Моё признание подействовало не так, как я рассчитывал. Вместо того, чтобы обрадоваться, колдунья разозлилась. Неповреждённая сторона её лица залилась пунцовой краской.
— Ну вот, благодаря тебе теперь все присутствующие знают мой возраст!
Эмилия гневно сжала кулаки, и я предпринял отчаянную попытку реабилитироваться в её глазах.
— На самом деле ей немногим за девяносто, даже восемьдесят восемь!
— Так триста или восемьдесят восемь? — осведомился Дурнбад, протирая молот тряпочкой.
— Шаттибраль!
— Восемьдесят восемь! — поспешил я уведомить гнома.
— Получается, что ты на тридцать лет старше меня, — отозвался старейшина войны, осматривая колдунью. — Я‑то думал тебе не больше двадцати семи. Надо же! Восемьдесят восемь! Хорошо смотришься!
— Калеб, я тебя убью! — простонала Эмилия. — Дурнбад считал, что мне двадцать семь!
— Да, это он погорячился, так‑то ты выглядишь на двадцать пять! — простонал я, предвидя надвигающуюся бурю негодования.
— Тогда почему, плешивый пень, ты не сказал двадцать пять с самого начала?!
— Я… я… погоди!
Моя подруга угрожающе надвигалась, а я пятился.
— Тебе не улизнуть от меня!
— Перестань вести себя как четырнадцатилетняя девчонка! — выкрикнул я, отбегая к стене.
— Нет!
— Отложите вашу грызню на потом! Нетопыри могут скоро вернуться! — призвала к благоразумию Серэнити.
— Надо уходить, пока не поздно! — поддержал я.
— Нет!
— Что за шум, а драки нет? — подошёл с вопросом Грешем. С его подбородка падали красные капельки. Он пообедал и чувствовал себя превосходно.
— Мы отгадываем, сколько кому лет, — ответил я, подбирая Альдбриг.
— Так как за вами по пятам следует Эмилия, смею предположить, что вы назвали немножечко неправильную цифру.
— О, а ты не слышал, какую? — прошипела колдунья, пытаясь ухватить меня за лацкан.
— Нет, не слышал.
— Предположи.
Удивлённо приподняв заострённые уши, Грешем посмотрел на Эмилию, которой всё‑таки удалось загнать меня в угол.
— Я могу ошибаться, поэтому — от двадцати четырёх до двадцати восьми! Ну как? В цель?
Конечно, Грешем понимал, что двадцатилетием тут и не пахнет, но он был тактичным вампиром, за что я его и любил.
Призрачную улыбку моей подруги стёр с губ прямолинейный гном.
— Мимо! — задорно гаркнул старейшина войны. — Восемьдесят восемь! Один в один как моему братцу!
— Дурнбад! — в сердцах воскликнула Серэнити.
— А разве не так?
— Нет! — хором отозвались мы.
— Вы путаете меня! — взревел старейшина войны. — Значит триста!
— Ну, зачем ты так? — покачала головой Великий инквизитор, но гном уже и сам сообразил, что дал маху, потому как Эмилия уткнулась в шерсть Мурчика и разразилась горьким плачем. Когда я сел рядом с ней, кот злобно зашипел. Тысячу раз я уже успел пожалеть о том, что завязал этот дурацкий разговор, и теперь хотел загладить вину. Все мужчины должны знать, что для девушек за тридцать с хвостиком возраст становиться нежелательной темой, тем паче, если барышне близиться к трёмстам, эту тему лучше вообще не поднимать.
— Эмилия, можно я тебе кое‑что скажу?
— Ты самый невыносимый гриб в моей жизни!
— Для меня неважно, когда ты родилась, я…
Колдунья оторвала заплаканное лицо, чтобы пронзить меня испепеляющим взглядом.
— То есть тебе ещё и плевать, когда у меня день рождения?!