— Даже не думай об этом. Никакой Кварцарапцин не освободит их против моей воли. Однако… Оплот Ведьм нуждается в тебе, человек, не меньше, чем ты в нём. У тебя есть возможность расплатиться за хитрость и обрести то, что тебе необходимо. Я отпущу твоих друзей и разрешу посмотреть на зеркала… в обмен на услугу.
— Какую? — быстро спросил я.
Петраковель соединила кончики пальцев — сияние центральной свечи сошло до минимума. Амфитеатр погрузился в сумерки. Оракул подползла к краю перил. Её глаза, белый и оранжевый, тлели углями природной мощи.
— В Лес Скорби заявились сама Смерть. Она давно не была тут лично, но сейчас жатва оказалась достойна её появления. Коса и Череп постучались в каждую нору, в каждую берлогу и дупло — Оплот Ведьм не стал исключением. Древний Источник, что вливается во все реки и родники был отравлен. Именно он вызвал Смерть. К сему моменту чернолесье лишилось более половины своих обитателей, и, если ничего не предпринять, оно скоро потеряет их всех. Не выдерживая мук, ворожеи бросаются к ручейкам, где с утолением жажды приходит и конец. Наша Обитель пустеет.
Петраковель провела пересохшим языком по губам.
— Я хочу, чтобы ты прогнал Смерть и пробудил Жизнь.
— Смерть? — сглотнул я. — Она же не сама… В Лесу Скорби?
— Сама. Её обличие — яд.
— Где мне искать Древний Источник? И почему ворожеи самостоятельно не могут очистить его от заразы? — осведомился я, понимая, что Петраковель говорит метафорами.
— Тебе ничего не придётся искать самому. Ты оседлаешь Юнивайна — призрачного коня Обители и понесёшься в земли Деревянного Гиганта. Там — Древний Источник, там — воды разбегаются во все уголки Леса Скорби, там — корень всех несчастий. Давным‑давно ворожеи вели войну с Деревянным Гигантом. Она завершилась миром и клятвой — не переступать границ друг друга. Чтобы договор обрёл вечность, было сотворено Великое Волшебство — непреодолимый барьер встал между нашими владениями. Единственные, кому позволено пересекать его — это люди.
Волнение переполняло меня.
— Почему я должен верить тебе? Где гарантии, что после выполнения твоего задания я увижу друзей живыми и невредимыми?
— У тебя нет иного выхода, кроме как поверить мне.
Петраковель воздела руку.
— Ступай же, Калеб Шаттибраль, вызволи Лес Скорби из злоключения, загладь вину и получи заслуженную награду.
Ворожея запела, и мои ноги оторвались от пола. Я полетел вверх. Заклинание «Левитации» несло меня в зубчатый свод. Ух! Я разобьюсь! Удара не последовало. Чернота. Я как будто вжался в перину. Что‑то мягкое и пушистое обволокло меня со всех сторон. Круговерть серого. Холод задул под капюшон плаща. Калейдоскоп красок. Пальцы нащупали сырость — это мокрые пожухлые листья. Я лежал у ворот Оплота Ведьм. Надо мной склонился конь, совершенно невообразимый и немыслимый. Он заржал и ткнул в меня синей прозрачной мордой. Синева прошла через мой лоб. Брр! Мороз‑то какой от тебя, приятель! Поднявшись, я попытался погладить Юнивайна, но тщетно — ладони проходили насквозь через клубящийся стан. Руки словно в прорубь окунули. Единственное, что было, по‑видимому, осязаемо, так это седло. Смастерённое из коричневой кожи, оно плотно прилегало к спине коня. Деваться некуда, друзья в беде, и, как указала мне Петраковель, — в неё их привёл я! Но кто мог предположить, что так всё обернётся?! Я вытащу вас! Вытащу!
Решительно вставив ногу в стремя, я сел сверху. Призрачный конь потоптался, а затем сорвался вперёд. Бесплотные копыта практически не касались земли. Ветер рвал уши воем. Деревья, болото и тьма превратились в размытое зелёно‑чёрное пятно. Мы неслись, подобно арбалетной стреле, однако я совершенно не боялся упасть. Я почему‑то знал, что Юнивайн меня не сбросит.
Болтающийся меч бил по ляжке. Понадобиться ли он мне там, куда я скачу? Кто такой этот Деревянный Гигант? Придётся ли мне с ним драться, чтобы подойти к Древнему Источнику? А яд? Каков он, и как его нейтрализовать? Эх, жаль, что Эмилии нету рядом! Без неё разгадать формулу противоядия будет… сложно. Как ты там, моя дорогая? Где тебя держат? В каких подземельях ты томишься? Страх за тебя разрывает мою душу… Грешем? Серэнити? Дурнбад? Снурфи? Мурчик? Клянусь, что если хоть один волос упадёт с ваших голов, то я такое устрою Оплоту Ведьм, что камня на камне не останется!
Мрачные думы терзали меня, покуда призрачный конь не стал сбавлять темп. С галопа он перешёл на лёгкую трусцу. Пейзаж обзавёлся очертаниями. Справа журчала Лимфимида — узкий приток Мухоморки, имеющий в русле характерные базальтовые гребни, а слева громоздились клёны и вязы. В Лесу Скорби все деревья как на подбор исполины, но те, что растут на периферии чащи, не идут ни в какое сравнение с теми гигантами, что обосновались здесь. Огромные стволы и длиннющие ветки делают их похожими на доисторических страшилищ. Я поёжился — в Лунных Вратах и Терракотовых Бурьянах таких не встретишь. Мимо промчался исхудавший олень.
— Не пей из Лимфимиды! — зачем‑то крикнул я ему вслед.
Через некоторое время Юнивайн остановился. Помотав головой, он присел — приехали, значит. Я слез с его дымящегося крупа. Чуть поодаль от мшистых валунов колыхалась нечто напоминающее серебристую вуаль. Она брала своё начало у запорошённого снегом вереска и поднималась до непроглядного неба. Вот он, волшебный барьер. Я направился к его бликам. Не доходя до серебра трёх шагов, я осторожно протянул палец. От моего прикосновения ничего не произошло. Тогда я глубоко вдохнул и… пересёк черту.
На Лес Скорби матовым колпаком оседала ночь. Присоединив к витающему шарику света ещё два, я двинулся по разросшемуся бурьяну. Вокруг царила абсолютная тишина. Я брёл и брёл и постепенно до моего обострившегося слуха стали доходить странные звуки. Наверное, мне туда. Предварительно вызвав заклинание «Огня», я, раздвинув кусты, вышел на изумрудную поляну. От увиденного я разинул рот.
Над опрятным озерцом застыл Деревянный Гигант. Вырезанный словно из невиданного полена, он был отдалённо похож на человека. Незавершённые линии и грубые формы навели меня на мысль о том, что его ваял какой‑то сумасшедший краснодеревщик, который после потери вдохновения забросил свою работу в долгий ящик. Если руки деревянного гиганта были сформированы полностью, то ноги обозначались лишь двумя раздвоенными корневищами. Между тем из лунообразных глаз непрерывным ручьём текли слёзы. Рыдания деревянного гиганта были такими душераздирающими, что вопреки всему я сразу проникся его горем. Я замер. Мне хотелось приблизиться к страдальцу, но я не решался. Пока жалость владела моими чувствами, память отчаянно скреблась. Сбросив нахлынувшую сентиментальность, я обратился в себя. Ну конечно! Древний Источник! Я хлопнул по колену. Это же Шоб‑Коб‑Дуб, которого отвергла Фчифчи! Это из‑за неё он плачет! Я нахмурился и тут меня осенило. Слезы ядовиты! Они капают в озеро, смешиваются с его водами, а затем по подземным артериям разносятся по всему Лесу Скорби! Что же предпринять? Как заставить деревянного гиганта унять свои нюни?!
Я тихонечко подошёл к Шоб‑Коб‑Дубу. Когда я уже было подумал, что он меня не замечает, раздался глубокий, полный тоски голос:
— Она, как звёздочка на ночном небе, как солнышко посреди ясного дня! Её красота невероятна! Листья и почки, яблони, цветочки — ничто по сравнению с её кожей! Ах, как она прекрасна! Моя Фчифчи! Мой расточек, мой клубень, мой побег! А как она смеётся? Птицы не защебечут, как она! Её волосы подобны молодым травам на лугу, а губы — медовым сотам!
Вдруг в интонации проявились злобный оттенок.
— Но она предпочла выбрать не меня, а этого оборванца Джейкоба! Этого трухлявого пня! Этого сморщенного мухомора! Ну чем я хуже?! Почему — он?! Почему не я?! Он её совсем не ценит! Внимания не обращает! А она хорохорится, говорит — «всё совсем не так», но я‑то знаю, как! Фчифчи его терпит! Вот скажи мне, букашка‑замарашка, почему любовь так жестока, и мы не можем быть с теми, с кем хотим?
Так как в округе больше никого не было, я понял, что обращаются ко мне.
— Это очень философский вопрос. Многие прославленные мудрецы ломали над ним головы, но ответа так и не нашли, — отозвался я, присаживаясь на крупную корягу. — Кстати, я — Калеб!
Не прекращая обливаться слезами, Шоб‑Коб‑Дуб высморкался в листву, что росла у него на ладони.
— А я знаю ответ, знаю! Девушкам нравятся негодяи, а хорошие парни всегда остаются в стороне! Девицы хотят острых ощущений! Им подавай скандалов! Ссор! До поры до времени спокойная жизнь вертихвосткам не интересна! Но стоит только пестикам‑тычинкам отцвести да пылу поутихнуть, и их начинает тянуть к тем, кого они раньше не замечали, к тем, кого не воспринимали всерьёз! Да поздно! Потому что в молодости поторопились молодушки! Поспешили квакушки! Одели кольца, нарядились в фату! Теперь супружеский долг — никуда не денешься! Обязательства! Надуманная любовь!
— Догадываюсь, что пример почерпнут из личного опыта…
— Так произошло с моей Фчифчи! Джейкоб — хитрая стервятина, наобещал с три короба, затащил под венец росинку‑колосинку, первую блёсточку леса, а как свадьбу отыграли, так и показал своё истинное лицо! Молчун, домосед, короед и бездарь, каких свет не видывал, хоть бы раз вывел свою жену на прогулку! Так нет! Сидит на кресле да пыль собирает. Я уверен, Фчифчи бросила бы его, да не может! Воспитание не позволяет! Честь! Ух‑ух‑ух, как она расскажет мне, что он вытворяет, так я аж со злости зеленею! Я даже к этому оболтусу заскорузлому весточку отправлял! Призывал быть мужчиной! Выйти со мной на честный бой! Но он испугался! Этот клоп даже носа не высунул из своей хибары! Боится, что я все ему выскажу!
— А ты не допускал мысли, что Фчифчи правда любит Джейкоба и жалуется тебе на него только потому, что ты хороший друг?
— Любит этого худого мотылька?! Эти дряхлые жабьи перепонки?! Эти…
— Горгульи ошмётки, — подсказал я. — Если Фчифчи скажет тебе прямым текстом, что у вас с ней ничего не выйдет, то ты смиришься?
Шоб‑Коб‑Дуб почесал разбухшую от постоянной влаги кору. Внезапно мутные потоки хлынули из глаз с удвоенной силой.
— Нет, я не отойду от неё! Не покину своего одуванчика! Как она не понимает, что только я один по‑настоящему её люблю!
— Но тебе же дорого счастье Фчифчи, верно? Подумай, может всё‑таки лучше отпустить её из своего сердца? Зачем лить слёзы напрасно?
— Напрасно?! Отпустить?!
— Нельзя стать милым насильно.
— Нет! Нет! Нет! Тебе не испить боли влюблённого! Уходи, мушка‑попрыгушка! Оставь меня! Оставь! Я несчастен! Несчастеееен!
Я медленно встал и направился к призрачному коню. Ситуация была, мягко говоря, нестандартная. Есть Фчифчи. Она любит скелета, которого зовут Джейкоб. И есть дерево‑мутант Шоб‑Коб‑Дуб. Он без ума от Фчифчи, которая периодически приходит к нему за водой. Видимо, недавно страсть деревянного гиганта достигла максимума, и он решил сыграть ва‑банк, но старуха дала ему отворот‑поворот, что повлекло за собой жуткие последствия. Их, возможно, и не было бы, если бы Джейкоб и Шоб‑Коб‑Дуб могли бы ходить. Но, увы, один, вероятно, никогда не умел этого делать, а второй уже многие века как мёртв. Из этого вытекает, что встретиться и обсудить проблему у них никак не получится. Значит, что? Нужно уговорить Фчифчи прийти к Древнему Источнику и ненадолго претвориться, что Шоб‑Коб‑Дуб ей не безразличен. Но как упросить спятившую старуху поучаствовать в маленьком спектакле? Идей пока у меня нет.
— Знаешь ли ты, где живёт Фчифчи? — спросил я у Юнивайна, засовывая ноги в стремена.
Клубы пара, из которых состояла лошадиная голова, утвердительно заплясали.
— Тогда отвези меня к ней, — шепнул я.
Лес Скорби огласило звонкое ржание. Мы понеслись вдоль течения Лимфимиды. Через какое‑то время река вильнула, а потом значительно расширилась — здесь Лимфимида впадала в Мухоморку. Не сбавляя скорости, призрачный конь ринулся через её волны. Копыта замелькали над мутными барашками. Не вплавь, а прямо по воздуху я пересёк главную водную дорогу чернолесья. После того как перед глазами промелькнула по меньшей мере тысяча деревьев, из‑за пригорка показался знакомый домик. Я слез с Юнивайна и вошёл в распахнутую дверь. Джейкоб по‑прежнему занимал кресло и всё так же апатично пялился в стену перед собой. Фчифчи где‑то шлялась, поэтому я сел на стул. Подожду!
— Ну, здравствуй, старина! — поздоровался я со скелетом. — Пока ты тут скучал, твоя жена умудрилась стать яблоком преткновения. Представляешь, Шоб‑Коб‑Дуб подбивает в твой брак клинья. Он прямо‑таки спит и видит, чтобы Фчифчи оставила тебя и ушла к нему.
— Да? Прекрасная новость! Пусть подавится ей!