Задавая этот риторический вопрос, Серэнити покачала головой.
— Вселенная не выбирает героев по масти. Когда требуется спасти мир, она просто берёт и кидает в бой всех, кого считает нужным, в надежде, что её чемпионы не поубивают друг друга раньше, чем достигнут поставленной цели.
Серэнити явно не понимала меня.
— Кто такая эта твоя Вселенная, о которой ты постоянно твердишь?
— То, что не даёт переступить дозволенную черту. Сила, изменяющая ход событий в нужном направлении. Волк, убивающий зайца, дабы содержать разрастающуюся популяцию в нужном количестве. Дождь, не дающий умереть посевам от засухи. Смерть, прибирающая увядшую траву, и Жизнь, дарящая новые плоды миру. Это равновесие, хранящее целостность природы, не позволяя чему‑то одному доминировать над остальными.
— Но почему тогда ты не стареешь? Почему не умираешь? Разве ты не пережил свой срок много раз? Ты боготворишь равновесие, но собственным существованием попираешь его!
Я улыбнулся одними губами.
— Видимо, моё время ещё не настало; но не волнуйся, я обязательно уйду со сцены — это неизбежно. Рано или поздно мы все умрём и оставим после себя лишь голые кости. Вопрос в другом: будут ли нас вспоминать, и если — да, то за что именно, и как долго? Пахаря помянет его семья. Целителя помимо родных будут помнить те, кого он излечил от недуга. О короле поведают книги, а обо мне по осени распустится колхикум.
Эмилия приподняла бровь.
— Ядовитый безвременник с лиловыми лепестками? Да, что‑то в этом есть.
— Он странный, — вздохнула Серэнити, обращаясь к колдунье. — Вы так с ним непохожи.
— Мой Калеб — он такой, а я — нет.
Эмилия вновь уставилась на снежную пелену.
— Мой загадочный и причудливый друг.
Рука колдуньи натянула уголок капюшона. Мне было очень жаль свою давнюю подругу. Внешность для девушки — это всё, а Эмилия всегда гордилась своей исключительной красотой. Что она теперь чувствует, будучи наделённой худшим из проклятий? Депрессия, словно камень, навалилась на Эмилию. Это заметно в каждом её движении. Она стыдится себя и боится, что мы увидим порчу, позорное клеймо, пожравшее ранее бархатную кожу. Мне хотелось закричать: «Эмилия, для меня ты по‑прежнему прекрасна!», но я почему‑то предательски молчу. Что со мной? Наверное, подсознательно я догадываюсь, что мои уверения только усугубят боль её и без того обнажённой души. Как же снять чары козла? Мазь? Растирка? Наговоры? Что может подействовать? Ах, бедная моя подруга, даже магия Серэнити не исправила твоего недуга, что же тут поделаю я? Нет! Я должен! Как только Эмилия успокоится, я попрошу её дать мне возможность осмотреть лицо. Мало ли, авось, что‑то, да придумаю.
С хмурого неба всё так же валил снег. Он кружился и танцевал. Я тоскливо смотрел на распухшие облака. Они становились все темнее. Уставшее солнце клонилось к закату, а мы все продолжали ехать. Грешем остановил лошадей, только когда на небосвод сошло мутное пятнышко луны. Из‑за начинающейся метели покинутый город то появлялся, то пропадал. В конце концов, белая пелена скрыла его полностью. Костёр сегодня никто разводить не стал. В этом не было смысла. От разыгравшейся непогоды огонь всё равно долго не продержится. Чтобы за ночь Перчик и Чесночок не продрогли, я укрыл их двумя покрывалами. Скромно перекусив, мы составили график дежурства. Первой на вахту заступала Эмилия, моя очередь была после неё. Закутавшись в одеяла, я прижался носом к панцирю Снурфа. Тепло таракана успокаивало, и, наперекор сегодняшнему дню, навевало дрёму без тревог и переживаний. Вскоре я заснул.
Из омута сновидений меня выдернул взволнованный голос Серэнити. Грешем грубо сдёрнул моё одеяло, и я был принуждён встать.
— Ну что случилось, — недовольно буркнул я. — Почему вы не спите? Я что, проспал своё дежурство? Но это не моя вина! Эмилия должна была разбудить меня в конце своей смены, — принялся я оправдываться ещё, не понимая в чём дело.
— Эмилия исчезла! Я проснулся, а её нет, — тихо, с отчаянием проговорил Грешем.
— Как нет?! А где она?
— Мы знаем не больше, чем ты, но я подозреваю, что произошло нечто нехорошее, — ответила Серэнити.
— Но Мурчик‑то здесь, а значит, она где‑то поблизости, ведь своего любимца она не бросит, — сказал я, посмотрев на сопящего кота, свернувшегося клубочком возле Снурфа. — Скорее всего, Эмилия решила побыть наедине с собой, принять то, что произошло с ней в Эрменгере.
Серэнити вопросительно подняла бровь.
— Разве на посту сидишь не в одиночестве? Зачем уходить, не пойми куда, и подвергать нас опасности?
— Вот следы, — оповестил Грешем, изучавший запрошенную землю вокруг. — Они практически не заметены, но это точно её ножка!
— Тут некому оставлять других следов! — крикнула великий инквизитор в спину удаляющегося вампира.
Мой ученик помчался за вереницей едва различимых отпечатков. Памятуя о недавней стычке с грабителями, я прихватил Ночь Всех Усопших и побежал за ним. Иногда Грешем приостанавливался, чтобы проверить, не сбился ли он с пути. Как опытный следопыт, вампир направил нас вниз по крутому склону. Сбегая по его неровной каменистой поверхности, я цеплялся за колючие ветки редких деревьев. Инерция гнала меня с всевозрастающей скоростью и в один момент, не удержавшись, я просто кубарем скатился к подножью холма. Следом на меня рухнула Серэнити. Не извинившись, она опёрлась о моё плечо и понеслась дальше. Кое‑как поднявшись, я различил тоненький силуэт на берегу застывшей речушки.
— Она там! — крикнул я, друзьям, обнаружившим Эмилию раньше меня.
Этой ночью я пожалел о том, что толком не умел хорошо бегать и никогда не обладал достаточной выносливостью. Драть пятки по насыпи — это одно, а вот устраивать кросс по колено в снегу — это совсем другое. Через десять минут сражения с покрывалом зимы в моём боку сильно закололо, дыхание сбилось и стало частым, я не мог надышаться. В конечном итоге я всё‑таки сдался. Привалившись к берёзе, я согнулся пополам, давая себе возможность передохнуть. Уф, как жарко! Я досчитал до семи, а затем заставил себя идти широким шагом.
Эмилия, прямая как стрела, застыла посередине ледяного русла реки. Грешем и Серэнити стояли неподалёку от неё. Ковыляя, как последний старик, я ступил на замершую гладь. Стоило мне только переставить ногу, как она соскользнула, и я шмякнулся головой об лёд. Разноцветные рыбки весело заплясали перед моими глазами. С грехом пополам я дошёл к тому месту, где находились все члены нашей маленькой компании.
— Эмилия, что ты тут делаешь? — начал было я, но Серэнити зажала мне рот рукой.
— Не стоит оно того, опусти свой посох, я уверена: есть другой выход.
Людвирбинг подрагивал над оледеневшей водой. Он горел. Его изумрудное навершие трещало искрами заряженного заклинания.
— Она хочет покончить с собой, — шёпотом поведал мне Грешем.
— Зачем? — тупо спросил я.
Ответ был очевиден, поражаюсь, как только я не предвидел такого поворота событий. Ну и болван же я! Эмилия слишком любила свою красоту, и её потеря сделала жизнь моей подруги невыносимой. Как я только мог себе позволить спокойно лечь спать и не задуматься — а почему Эмилия с такой охотой вызвалась постоять на часах первой, ведь её излюбленное время всегда было перед рассветом! Я корил себя самыми изощрёнными ругательствами. Моё сердце сжималось от того, что сейчас могло произойти. Мне было ясно, что она задумала. Чтобы свести счёты с жизнью, колдунья выбрала самый простой и, без сомнения, действенный способ. При ударе её посоха об лёд произойдёт взрыв, который повлечёт за собой магию «Вихря». Воронка подхватит Эмилию и утащит на дно, где она захлебнётся. Все случиться одним мигом. Шанса на спасение у неё не будет. Я оценил ситуацию. Примерно тридцать футов разделяло меня и колдунью. Это много! При всём желании я не успею помешать ей сделать то, что она задумала. Что мне остаётся?
— Послушай, Эмилия, это я во всём виноват, — услышал я свой собственный сдавленный голос. — Это я пришёл к тебе в Лунные Врата, и я же привёл тебя в Эрменгер. Ради Вселенной, убей вначале меня! Ведь я не смогу без тебя жить. Разве тебе надо говорить, что ты для меня значишь?
Колдунья подняла на меня глаза. Страшная сторона её лица, как серая оскомина, протянулась от середины головы до подбородка. Я невольно содрогнулся.
— Я знаю, что я для тебя значу, Калеб, и ты ни в чём не виноват! Уходи! Уходите вы все! Я не хочу вас видеть! Никого из вас!
На последних словах голос Эмилии сорвался на крик.
— Ты рано отчаиваешься.
Великий инквизитор медленно двинулась к моей подруге.
— Нет таких проклятий, что не падут перед силой Света. Тебе надо только чуть‑чуть запастись терпением. Я даю тебе слово, что отыщу панацею и разорву нависшую над тобою завесу Тьмы. Выкинь из головы дурные мысли и подойди ко мне.
— Нет! Нет! Нет! — истерично запричитала Эмилия. — Не отговаривайте меня! Я такая теперь никому не нужна! Оставьте! Оставьте! Оставьте меня!
С жутким воем отчаянья моя подруга занесла Людвирбинг для того, чтобы поставить точку в своей длинной жизни. Но прежде, чем это произошло, Грешем, словно пузатый тюлень, сиганул вперёд и, плюхнувшись пузом на зеркальную поверхность, устремился к колдунье. Дальше всё развивались с головокружительной быстротой. Эмилия стукнула посохом по затвердевшей реке, в последний момент осознав, что теперь она утянет с собой в пучину и Грешема. Вероятно, именно это не дало ей высвободить залп Воздушной Стихии. Между тем, от соприкосновения с Людвирбингом, вся замёрзшая гладь разошлась узорами трещин. Спустя секунду колдунья и вампир оказались в объятиях стылой воды. Проснувшийся лёд вздыбился и затянул Серэнити под толстую корку своего белого покрывала.
— Разрази вас гром! — вскричал я.
Отбросив Ночь Всех Усопших в сугроб, я сконцентрировал шарик света и нырнул под наледь.
Я никогда не любил принимать холодные ванны. Знахари утверждают, что они укрепляют иммунитет и закаляют тело. Возможно это и так, но неподготовленным лезть зимой в омут категорически неполезно. Переохлаждение таит в себе болезни и ампутацию конечностей. Погибнуть от него — это не шутка. Когда я погрузился в студёную воду, меня словно дубиной по голове ударили. Воздух в лёгких сжало стальными тисками; не выдержав напряжения, я вынырнул, чтобы сделать вдох, а потом снова вернуться обратно. Моё скудное колдовское освещение едва развеивало кромешную тьму. Я поплыл вперёд, полагаясь лишь на удачу. Как оказалось, река была неглубокой. Прочесав локтями по илу, я обнаружил серое пятно и устремился к нему. Схватив Великого инквизитора за талию, я изо всех сил стал грести наверх. Превозмогая усталость и скованность, я закинул уже не дышавшую Серэнити на снежный берег и повертел головой. Ни Эмилии, ни Грешема видно не было. Значит, они там, под водой. Моё горло сдавил страх. Спешно перевернув Серэнити на бок, я вновь ринулся в реку. Мои руки и ноги лихорадочно работали. Стараясь отыскать друзей, я, как обезумивший, метался из стороны в сторону, и наконец мне повезло. Я нашёл их.
Грешем лежал на дне, а Эмилия парила чуть выше. Колдунья явно пыталась его вытащить, но не могла. Её пальцы вяло стискивали ворот моего ученика. Я не силач, однако, в воде любой вес становится значительно легче, чем на суше. Подхватив вампира под спину, я принудил Эмилию лечь на него сверху. Как мне удалось вытащить их двоих? Что помогло мне? Запал? Любовь? Вера? Ума не приложу. Выволочив безжизненные тела из лап смертельной реки, я закашлялся. В висках колотил молоточек боли. Если я не умру от холода сию секунду, то откину копыта уже завтра. Затухающим взглядом я увидел, как ко мне подошла бледная, словно мел, Серэнити.