— Мальчик мой, грядут большие перемены. Теперь Надургх скажет своё слово на Гхаге! Но то мы обсудим после.
Сверкающие голубые глаза обратились на меня.
— Представлюсь. Меня зовут Дунабар. Будучи главой клана Надургх и всего Зарамзарата, я рад приветствовать тебя, Калеб, и твоих друзей. Отныне ты брат нам по крови, а мы — тебе! Да не рухнет эта связь, пока дышишь ты и последний гном Надургха.
— Для меня огромная честь познакомиться с тобой, Дунабар.
Я поклонился.
— Титул же, полученный мною, буду носить с гордостью, оберегая от пятен позора!
— Мне нравиться твой настрой.
Оперевшись на ручку стула, Дунабар встал.
— Завтра, когда луна только войдёт в свои права, будет пир. На нём мы возрадуемся отдохновению Эльпото’одо, помянем храбрецов и воздадим почести Владыке Гор за возвращение кольца короля Буля! Сегодня же отдыхайте, спите, ешьте, приводите тело в порядок.
Сказав это, старый гном взял шкатулку в руки и медленно, но твёрдо, пошёл к маленькой двери, расположенной за троном. Двое гномов последовали за ним.
— Вот оно что, брат. Мы все порядком устали за этот день, поэтому я спрошу: сразу пойдём спать или пропустим по маленькой? Я знаю в Зарамзарате отличное местечко, где золото на эль меняют не впустую. Я, конечно, угощаю.
Я посмотрел на друзей; Грешема явно клонило в дрёму, но он держался, стараясь не показывая этого, Серэнити переминалась с ноги на ногу, всё ещё смущённая необычной обстановкой, а Эмилия была на диво бодра.
— Я, пожалуй, выпью стаканчик на сон грядущий, — наконец ответил я. — Кто‑нибудь из вас пойдёт с нами?
— Примете в свою компанию одинокую даму?
— Только если она не упадёт в обморок от трёх капель! — расхохотался Дурнбад. — Ты как? Крепкая?
— Уж покрепче, чем ты думаешь, — улыбнулась колдунья.
— Тогда замётано!
— А вы? — я обратился к Серэнити и Грешему.
— Урах порицает пьянство, — покачала головой Великий инквизитор. — Так что идите без меня.
— И я на боковую, — тоже отказался вампир. — Расскажете потом, как время провели.
— Обязательно, — кивнул я. — Доброй ночи!
— Подождите, сейчас я кликну кого‑нибудь, чтобы вас уложили баиньки.
Распорядившись проводить Грешема и Серэнити в отведённые для них комнаты, Дурнбад, сверкнув глазами, повлёк меня и Эмилию за собой. Выйдя из тронного зала, старейшина войны повёл нас по узким улочкам Зарамзарата. Мы шли и шли, пока в одном из перекрестий проулков не попали в таверну. В заведении было очень уютно: драпировка — зелёный бархат, по кругу — базальтовые столы, в стенах — низенькие светильники, по центру — стойка с толкущимися на полках изогнутыми бутылками. Сумрачный гном с раздвоенной бородой, если и удивился нашей компании, то вида не подал. Плюхнувшись на низкую лавку, Дурнбад заказал нам пива. Чтобы быть за столом на одном уровне с гномом, мы с Эмилией сели прямо на пол. Принесли три кружки светлого шипучего напитка. Чокнулись. Я отхлебнул. Вот это вкус! Давненько такого не отведывал! Ячменные нотки крайне хорошо гармонируют с какой‑то отдалённой горечью. Это сено, что ли? Осушив одну кружку, я принялся за вторую. Это пиво было более тёмное, изжелта‑коричневое. Чувствовалось, что его варили с добавлением мёда. Стукнув кружкой по щербатой поверхности камня, я взял новую, налитую до краёв бордово‑красной пузырящейся жидкостью. О! Ого! Такое мне нравится, в меру кислое, клюквенное! Четвёртую кружку я держал уже двумя руками. Запах солода приятно щекотал ноздри. Что за диво? Классическое! К пятой чарке мой разум заметно затуманился, мы болтали с Дурнбадом о жизни, смеялись и пели песни вместе с Эмилией. И вот, шестая кружка выросла перед моим лицом. Она предлагает осушить себя до дна? Что же, не буду ей отказывать! Это голова идёт кругом или мир кружится, словно юла? Седьмая кружка! Вот так дела! Пьём! Восьмая или десятая? Дурнбад говорит, — сделано по фирменному рецепту, проверенному веками, главный козырь этого… этого — чего? Сейчас отведаем…
Глава 16. Защитник Железных Гор
Я проснулся с жуткой головной болью. Виски и затылок давило так, что мне чудилось, будто на меня надели какое‑то орудие пытки. Я приоткрыл глаза и тут же получил порцию нестерпимо‑яркого света. Так, этого делать не стоило. Я сощурил воспалённые веки в тоненькую линию, а затем чуть слышно вздохнул. Что случилось? Где я? Почему мне так плохо? А, надо думать мы засиделись в таверне несколько дольше, чем было бы нужно…
— Я знаю, что ты не спишь, исчадье тьмы. Я всего за жизнь навидалась, но такого…
Чей это такой донельзя знакомый голос? Между тем, пока я соображал, слова всё лились откуда‑то сверху.
— Вчера, значит, хотя нет, сегодня, в пятом часу ночи, два сизых носа заявились сюда с желанием продолжать грешный разгул. Горланя непристойные четверостишия про всяких гнусных созданий, они, поливая всё вокруг вонючим вином, пустились в безудержный пляс.
Я смутно стал догадываться, кто это говорит, но глаза открыть второй раз побоялся.
— Однако этой вакханалии господам развесёлым показалось мало, и они вдруг решили выяснить — у кого лучше получиться жонглировать шариками огня…
Что‑то всколыхнулась в памяти — стою напротив Эмилии, подкидываю магическую сферу.
… из твоих неуклюжих рук вылетел сгусток пламени и упал прямо на голову хохочущей, как бешеная кобыла, Грэкхольм. Знаешь, что было дальше, демон? Магия моментально сожгла пропойце клок волос и весь её задор сразу как ветром сдуло. Такого истошного вопля женской обиды мне ещё не доводилось слышать. Наверное, к нам сбежались все гномы с этого этажа. Твоя обезумевшая подруга выхватила у кого‑то горняцкий молот и одним махом припечатала тебя к стене, по которой ты сполз, словно раздавленное желе.
Голос приобрёл ещё более враждебные интонации.
— Я не знала, куда мне деться от позора! Ты — забулдыга‑чернокнижник, удостоенный чести стать братом по крови клану Надургх, и балагурка Грэкхольм опозорили своим поведением всё Соединённое Королевство! Будь моя воля, я бы за то, что вы так вели себя, подвесила бы вас за пятки к потолку. Жаль, что тут нет скоб, а то видит Урах, я бы претворила свою угрозу в жизнь.
Наконец я смог разлепить оба заплывших глаза. Серэнити сидела на низеньком стуле, а я, по‑видимому, лежал в кровати в крайне неудобном положении. В то время как мои руки сложились под спиной, ноги касались холодной плитки пола. Ко всему этому великий инквизитор зачем‑то держала над моим лбом сияющую лампаду.
— Ох! Теперь понятно, почему так болит голова! Моя дорогая Эмилия, будь она неладна, выместила на мне… ик! Я же не хотел… Ик!
— Чего ты не хотел? Устраивать кавардак посреди ночи?!
— Прошу тебя, убери ты эту светящуюся гадость! Мой череп и без неё готов вот‑вот взорваться! — плаксиво промычал я, ощущая набухшую шишку над правой бровью.
— Что? Не нравится? Глазки режет?
Тон Серэнити стал ядовитым.
— А мне, думаешь, доставило удовольствие разнимать вас, после того как ты восстал из мёртвых, и с воплем «сейчас я покажу тебе, как нужно чихвостить заигравшихся девиц» кинулся щекотать Грэкхольм ребра!
— Прямо щекотать? Эмилия очень боится щекотки, я на такое в здравом уме и твёрдой памяти не отважился бы! Это чревато…
— Чревато?! Да, чревато! Она визжала, как резанная! Словно ей иголки под ногти засовывали! Вы сцепились, как два кота, и всё это, заметь, под гвалт гномов, которые не решались к вам подойти.
— О, Вселенная, скажи, что ты пошутила, и этого ничего не было, — простонал я, борясь с дурнотой. — Пожалуйста, излечи меня, а то я сейчас умру у тебя на руках!
Казалось, что Серэнити не расслышала моей скорбной просьбы.
— Потом явился взвинченный гуляка в серебристых доспехах. Не разобравшись в ситуации, этот вдрызг пьяный индивид, ещё недавно бывший старейшиной войны, подумал, что его брата по крови обижают. И что он предпринял? Правильно, он стал мутузить своих ни в чем не повинных соплеменников, а кулак у него оказалось тяжёлый…
Я сфокусировал взгляд на Серэнити. У неё под глазом вились фиолетовые прожилки синяка.
— Даже тебе? … Это сделал он? Я… или она?
Чтобы спрятаться от светлых обвиняющих глаз, я, задавая вопрос, попытался накрыться одеялом с головой, но у меня не вышло. Рука Великого инквизитора цепко держала шерстяной угол покрывала.