— Ещё как!
Серэнити скривила губы.
— Ты думаешь, я поверю в эту ложь?
— Ты во всём права, и мне, правда, очень стыдно… и плохо! Помоги мне!
— Помочь тебе избавиться от похмелья и ушибов, вызванных грехопадением?
— Да! Будь добра! Пожалуйста!
— Я добра к тебе, и только поэтому ты ещё живой. Лежи, страдай и думай о своих нечестивых поступках.
Вставая со стула, великий инквизитор поставила лампаду на тумбочку так, чтобы её лучи продолжали резать мне глаза и напоминать о вчерашнем разгуле. Шурша белыми одеждами, Серэнити удалилась из поля зрения. Где‑то лязгнул замочек закрывающейся двери, она ушла. Пытаясь подняться, я как червяк, завозился на измятой перине. Ох, как не просто! Высвободив из‑под себя руки, я упёрся ими в простыню. Раскачиваясь подобно сломанному маятнику, я, спустя несколько неудачных попыток, всё же принял сидячее положение. Жутко хотелось пить! Есть здесь где‑нибудь графин с водой? Я осмотрел комнату, в которой ночевал. Достаточно просторная, она вмещала в себя много изысканной мебели. Шкафы, лавки, сундуки, картины и прочее убранство так и лучилось помпезностью и роскошью. Вскоре моё внимание привлекло треножное трюмо у дальнего угла. Груда пустых тар на нём подсказала, что всю жидкость я выпил ещё вечером. Беда, беда, придётся подняться и найти то, что спасёт горло от засухи.
Собравшись с силами, я кое‑как обул сапоги. Спасибо, хоть разулся перед сном! Или кто‑то снял сапоги с меня? Трясясь и икая, неровной походкой моряка, я вышел из спальни. Пройдясь по устланному шкурами оленей коридору, я попал в овальный холл, посреди которого расположился обитый коричневой кожей диван. Его покатые края практически дотягивались до стола, увенчанного рядом вогнутых кресел‑лодочек. Эмилия, Серэнити, Грешем, Мурчик, Снурф и Дурнбад, — все были тут. На колдунье красовалась повязка из бинта. Она обхватывала всю макушку и перетягивалась под подбородком маленьким узелком. Волосы, всегда бывшие визитной карточкой моей подруги, сейчас представляли из себя жалкое зрелище. Похожие на пчелиные соты, они спутанными обгоревшими прядями обрамляли осунувшиеся плечи. Вампир и гном выглядели помятыми. Один задумчиво крутил в толстых пальцах гранёный кубок, а другой что‑то пил из чашки.
— Всем доброго утра! — поздоровался я, вымучено улыбаясь. — Все хорошо выспались?
— Эгей! Брат по крови! Хорошенечко мы вчера посидели в «Полной Вагонетке», да?! Я же говорил, что брисовое пивко только на вкус как сироп, а забирает‑то как, а? Мощно! А как мы с тобой соревновались, кто больше выпьет рюмок с «Неййли‑пеййли»?! Да?! Как ты только потом на ногах устоять смог? Вот это я понимаю — удаль! Ну, садись, садись, хлебни чайку из горных трав, он всю ломоту‑перехмурную мигом прогонит.
— Да, Дурнбад, ручаюсь, что «Неййли‑пеййли» запомниться мне надолго, — согласился я, опускаясь на свободное кресло.
— Ты настаивал, что сдюжишь принять на грудь больше любого гнома, а я оспаривал.
— И мы, конечно, устроили небольшую проверку?
— Ну да! И ты проиграл мне! Но сражался достойно! Где ты так научился заливать за воротник?
— У меня была бурная молодость, — отозвался я, переводя взгляд на изумрудные глаза. — Эмилия, те «Неййли‑пеййли», щекотка, шарики огня и волосы… Я… Прости меня, пожалуйста.
— Сама виновата, — отозвалась моя подруга тоном, по которому я понял, что она не держит на меня зла. Обрадованный этим, я принюхался к приятному запаху, исходившему из кружки, всунутой мне старейшиной войны. Мята и лимон? Я отпил терпкий напиток и, как по волшебству, мне стало легче. Воодушевившись возвращением жизненных сил, я взял с общей тарелки бутерброд с беконом и яйцо.
— Поражаюсь, что после всего этого у тебя ещё не пропал аппетит, — сморщила нос Эмилия. — Мне так вообще кусок в горло не лезет.
— То‑то оно и понятно, — засмеялся Дурнбад. — Шампанским после пива тоску разгоняет не каждая девица. Вы с Калебом стоите друг друга. А обнимались‑то как вчера! Вы случайно не сладкая парочка?
— Нет!
— Мы — друзья!
В один голос и почему‑то краснея, выпалили мы.
— Да? Ну, мне получается, показалось!
Старейшина войны бессовестно нам подмигнул.
— Они настолько давно приятельствуют, что стали уже как брат и сестра, — снял своим уверением неловкий момент Грешем. Затем он продолжил, обращаясь ко мне:
— Завалились вы, значит, сюда ночью не разлей‑вода и давай припираться, кто из вас лучше разбирается в хитросплетениях неведомого, у кого заклинания серьёзнее и познания шире! Уткнулись рогами, да так громко, что я вышел вас немножко успокоить. Так вы меня с ног до головы вином облили и подушками закидали!
— Серэнити рассказала мне в двух словах, что было дальше, — промямлил я, глядя на ухмыляющегося в бороду Дурнбада.
— Я это, покумекал в таверне да решил проверить, как вы нашли путь до своих комнат. Поднимаюсь на ваш ярус, а тут кругом крики, и шум стоит несусветный! Бегу, расталкиваю своих и вижу: мой брат по крови ничком на полу распростёрся, подруга его вся в ссадинах и ожогах, а мои родичи целой кучей над ними нависают! Хмель ударил мне по темечку, и я пришёл к выводу, что вас хотят убить. Раскидал того, второго, третьего, да на жрицу белую в пылу драки и наткнулся. Понимаете, рука у меня горячая, не остановился вовремя и прямо в глаз ей зарядил.
Дурнбад приложил ладонь к груди.
— Прости, Серэнити, бородой клянусь, что не хотел по тебе попасть!
— Осознавший ошибку — впредь не споткнётся, — без тени улыбки промолвила Великий инквизитор.
— Уже потом, когда все во всём разобрались, когда все друг перед другом извинились, а раны обработали, Эмилия завалилась спать на диван, Дурнбад лёг вон на то кресло, а вы удалились в спальню, сказав, что не веселились так с прошлого столетия, — завершил пересказ вчерашних приключений Грешем.
— Меня и правда, не так часто звали на вечеринки последнее время, — ухмыльнулся я.
— Надеюсь, что больше никогда и не позовут, — фыркнула Серэнити.
— Где‑где, а в Зарамзарате Калеба на посиделки пригласят всегда! — рассмеялся Дурнбад. — Не запамятуйте, что сегодня ближе к восьми грянет пир, посвящённый Жизни, Смерти и Богатству! Там пива и «Неййли‑пеййли» не будет, но марочное винцо подадут отменное! Я вам перед выходом из «Полной Вагонетки» дал с собой попробовать бутылочку, не дурное же?
— Им вчера было всё равно, что пить, лишь бы горело, — снова подковырнула Великий инквизитор.
— Думаешь, не распробовали на мутный глаз? Тогда придётся повторить дегустацию.
Старейшина войны, кряхтя, встал с кресла и направился к дверям.
— Увидимся, брат по крови!
— Подожди, а есть у клана Надургх библиотека или что‑нибудь подобное?
— Знамо, что имеется! Читальдум на третьем ярусе. Однако если ты плохо понимаешь письменность гномов, то там тебе делать нечего — на людском языке мы хронологии не ведём, только на лундулуме.
— Ну, кое‑что я перевести смогу и сам, а кое‑что помогут словари и учебники вашего языка, они‑то точно должны быть в архиве, — улыбнулся я.
— Ведь и то верно, — согласился Дурнбад. — Людей в читальдум не пускают, а о нашем побратимстве будет официально объявлено отцом лишь на банкете. Поэтому скажи стражникам у ворот, что зайти тебе разрешил лично я.
— Хорошо, спасибо!
Кивнув в бороду, старейшина войны вышел из зала.
— Пока вы, отравленные алкоголем, беспробудно спали, я прошлась по этажу и хочу сказать, что он огромен! Гномы выстроили подгорную твердыню впечатляющих размеров! Мне никогда не доводилось видеть ничего подобного! — сказала Серэнити, закидывая ногу на ногу.
— Насколько я знаю, столицы кланов по типу Зарамзарата не уступают в размерах Эльпоту или тому же Шальху, а Трузд должен быть не меньше Гельха, — ответил я, растирая всё ещё поднывающий затылок. — Если бы не срочность нашего задания, я бы с удовольствием остался на недельку побродить по каменным залам Надургха!
— Через семь дней ты бы здесь окончательно спился, — злорадно отметила Великий инквизитор. — Завтра нужно выдвигаться в сторону гномов Караз.
Эмилия подпёрла рукой подбородок.