— Думаешь, они пощадят нас? — снова выкрикнул я.
— Для начала они пожелают поговорить, — прозвучал в ответ полный досады голос.
Запел рожок, предупреждая о непредвиденном препятствии. Бряцая тяжёлыми доспехами, гномы покинули сёдла и полукольцом направились к нам. Оружие у всех было разным: палаши, палицы, топоры, молоты, у некоторых имелись небольшие щиты. Растолкав впереди стоящих воинов, из серёдки вышел гном в золотом шлеме. Растянув руки в разные стороны, он остановил надвигающуюся на нас волну бородачей.
— Старейшина войны! Дунабар велел привезти тебя обратно живым или мёртвым. Если ты раскаешься в том, что ослушался приказа и будешь умолять меня о пощаде, то я, по древнему обычаю, всего‑навсего выколю тебе глаз, а затем притащу на суд правящего совета. Ну, а если ты проявишь свою вездесущую тупую упёртость, то не обессудь — могилой твоим костям станут эти камни, а их поминальщиками — прожорливые вороны. Поторопись определиться, на раздумья я даю тебе ровно десять секунд.
Гном стянул с головы золотой шлем, под которым играла хищная улыбка неприязни.
— Пока часики делают тик‑так, я скажу кое‑что и тебе, человеку, поправшему гостеприимство Надургх и вовлёкшему Дурнбада в глупую авантюру. Глава клана посылает твоему фа’ера тройное проклятие и пожелание скорейшей гибели. Отныне и навсегда, тебе, Калебу Шаттибралю, и твоим друзьям запрещено появляться в Зарамзарате и сопредельных ему землях. За нарушение распоряжения вас будет ждать смерть через сбрасывание со скалы.
Я промолчал, а Дурнбад, в свойственной ему манере, пробасил:
— Вот как? Глаз значит? А посылая за нами, отец не сказал, что возможно из вас никто не вернётся под сени города?
— Собираешься убивать своих собратьев? Я и не надеялся получить от тебя другого ответа. Что может изречь тот, кто обесчестил себя воровством кольца короля Буля!
Я как зачарованный посмотрел на Дурнбада. Зачем он похитил дар от людей Эльпота? Гном же продолжал:
— Но не переживай, об этом никто не узнает, потому что на самом деле я не собирался оставлять тебя в живых. Будет лучше, если тебя просто не станет, а кольцо окажется у меня в кармане. Дунабару я скажу, что так и не смог тебя догнать, а когда старик умрёт, то я разделаюсь с твоим плюгавым братцем и сам стану править Зарамзаратом! Под моим началом Надургх достигнет тех высот, коих действительно заслуживает!
— О горы и недра! Твоё сердце, Каравар, черно, как самая глубокая штольня! — взревел Дурнбад. — Что за змею отец пригрел на своей груди! Приёмный сын оказался с червивым нутром! Недаром мы с братом называли тебя слизнем! Ты, крамольник и гнус, всегда действовал исподтишка, словно трусливая баба!
— Эти слова я затолкаю тебе в глотку! — прогремел Каравар. — Живых не брать! Бейте всех! Кавад ам Дурнбадо кадун! Кавад ама Надургх мену!
После такого возгласа мне сразу стало понятно, что порешить всё мирно теперь не получится. Предугадывая манёвр противника, я метнул огненный шар в ближайшего гнома. Железный доспех вспыхнул, как осенняя трава под искрой. Пламя объяло бороду и слилось в единое целое со страшным воплем агонии. Каравар и Дурнбад, словно два лесных жука, забодались увесистыми орудиями смерти. Увернувшись от нацеленного мне в печень топора, я отразил второй удар мечом. Я прижался спиной к дереву и, парируя выпады левой рукой, выжидал подходящий момент для последнего приготовленного заклинания. Сейчас моим преимуществом был рост, если бы мне пришлось схлестнуться в поединке с людьми, то, скорее всего, кто‑то бы из четверых нападающих уже достал бы меня клинком, а так как гномы были значительно ниже меня, мне кое‑как удавалось отбивать их яростные атаки. Резко выставив перчатку вперёд, я поразил молнией раскрывшегося бородача. Чёрный дым и копоть повалившие изо рта, понесли его душу к Владыке Гор. В следующую секунду, встретившись с острой сталью, два моих пальца левой руки отделились от запястья. Горячечная боль пронзила мне конечность. Заливая все вокруг кровью, я продолжал отбиваться и отступать по иззубренной поляне вверх. Где‑то неподалёку сверкнула зелёная вспышка, а за ней, с серебристым свечением солнца, на миг блеснула булава. Бьющийся о сталь и плоть булат, заполнил уши какофонией жутких звуков. В пылу сражения я совершенно потерял друзей из виду. Прижимая искалеченную культю к животу, я слабел и пятился. Меня затошнило, но я стоически продолжал бороться с дурнотой и почуявшими слабину гномами. Когда, казалось бы, ситуация практически поставила на мне крест, на выручку пришёл Джизи. Не знаю, каким образом он пробрался по крошке остроконечных игл, но его появления было как нельзя кстати. Напрыгнув на одного из гномов, снежный барс стащил зубами шлем и впился в незащищённое горло. Алые капельки заморосили с белых клыков на чистый снег. Растопырив лапы и взъерошив холку, Джизи двинулся на другого гнома, явно испуганного только что произошедшей расправой.
— Ну‑ну, давай, подходи! — подбодрил я светлобородого воина. — Такой маменькин сыночек, как ты, для Джизи неровня!
Выругавшись на лундулуме, гном, однако, не струсил. Он встал в боевую стойку и затряс топором перед носом у снежного барса. Сил защищаться у меня уже не было никаких. Потеря пальцев вывела меня из строя, и только Джизи сейчас стоял между мной и могилой. Неожиданно на гнома вылетел Снурф, до этого таившийся в снегу. Инстинктивно прикрывая лицо руками, светлобородый пропустил два удара когтистых лап и в следующее мгновение перестал дышать.
— Спасибо, ребята, — согнувшись пополам, поблагодарил я животных. — Бой ещё не закончен, пора прийти на выручку друзьям!
От потери крови голова кружилась, меня шатало, но я не мог бросить тех, кого любил! Плачевнее всего было положение Эмилии. С покалеченными коленями и порезанным бедром, она отбивалась Людвирбингом сразу от трёх гномов. Рванувшись к ней на помощь, я краем глаза увидел, как Грешем и Серэнити медленно, но верно побеждают своих врагов.
— Эй, гномики, спорим на сто золотых, что я играючи вколочу ваши рябые макушки под землю? — крикнул я, отвлекая внимание нападающих на Эмилию гномов.
Сработало! Сверкнув глазами, ко мне двинулись двое из трёх бородатых воинов. Оценивая свои возможности здраво, я, лишённый сил для создания заклинания, был сейчас жалким противником. Видимо, примерно так же подумали и гномы. Наверняка они решили быстренько разделаться со мной, чтобы потом, ни на что больше не отвлекаясь, вернуться к моей подруге. Выставив Альдбриг впереди себя, я попытался достать им до глаз гнома. Лязгнув по шлему, клинок съехал в сторону, так и не задев цель. Я оступился и дал неприятельскому топору полоснуть себя по животу. Удар разорвал одежду и наградил меня бурой полосой неглубокого пореза. Парируя новый выпад, я повалился в снег, и тут мне должен был бы настать конец, но Вселенная хранила своего героя. Появившийся сзади Грешем отделил бородатую голову от тела так, как фермер скидывает протухшую капусту в мусорное ведро. Вторую самоуверенную «думалку» раздробила отдувающаяся Серэнити, а Эмилия, нескольким позже, прикончила последнего заметавшегося гнома изумрудным валом. Сражающихся осталось только двое — Каравар и Дурнбад.
— Зададим ему!
— Нет! Дурнбад сказал не вмешиваться! Это поединок чести! — воскликнула Серэнити, хватая меня за окровавленную руку. — Дай взгляну, что это с тобой!
Я протянул великому инквизитору искалеченный обрубок.
— Грешем, не хочешь перекусить, пока тёплая? Льётся прямо как из фонтана, знай себе только рот подставляй, — пошутил я.
— Очень смешно, — закатил глаза мой ученик. — Здесь и без ваших трёх капель еды навалом.
Под волнами магии Света мои раны активно стягивались, боль уходила, а голова прояснялась. Хромая, к нам подошла Эмилия. Серэнити как раз закончила лечить меня и переключилась на неё. Колдунью ужаснуло состояние моей руки, и она прижала ладонь ко рту.
— Ну что ты так страдальчески на меня смотришь? Лучше поздравь своего друга! Теперь я уж точно не запутаюсь, какими пальцами держать ложку!
— Действительно, — отозвалась моя подруга, наблюдая за тем, как её бедро обретает былую целостность. — Было десять — стало восемь — вам мужчинам одним больше — другим меньше.
— Да! Нам кольца носить не нужно! — смеясь, подтвердил я.
— Ладно вам шутки шутить, пойдёмте лучше поддержим Дурнбада! — сказал Грешем, направляясь к месту сечи.
Пятачок, где происходил бой между старейшиной войны и воином в золотом шлеме был утоптан в подобие круга. От напряжения оба гнома изрядно вспотели. Стекая с висков, горячие капельки ползли по щекам, а потом хрустальными льдинками оседали в складках усов. У Каравара была рассечена бровь, что мешало ему видеть, а Дурнбад подволакивал правую ногу, заметно пригибаясь к земле. Молот против топора. И то, и другое оружие имеет как свои преимущества, так и свои недостатки. Я смотрел на схватку, ощущая себя болельщиком гладиаторских боёв, проводимых на Арене Колесничего в Гельхе. Выкрикивая советы, как нужно Дурнбаду атаковать, я ему, конечно, только мешал. Каравар, на мой взгляд, был менее опытным бойцом, но зато обладал большей ловкостью, которая давала ему возможность противостоять нападкам старейшины войны. Сделав обманное движение рукой, Каравар умудрился пнуть Дурнбада ногой, который после этого потерял равновесие и чуть не упал. Пролетевший со свистом топор срезал у старейшины войны половину бороды и лишь по случайности не достал до горла. Грешем рванулся вперёд и я еле удержал его, понимая, что честь для гнома превыше его жизни. В самый последний миг взметнувшийся молот отбил сверкающую сталь. Мне показалось, что Каравар нащупал слабое место в обороне Дурнбада и теперь целенаправленно в него метил. Взмах топора, ещё один, и ещё. Под гнётом ударов старейшина войны медленно отступал. Видя мнимое превосходство, Каравар, воодушевившись успехом, позабыл о безопасности и стал действовать нахрапом. Этого, видимо, и дожидался Дурнбад, который после очередного блокирования вдруг подался на своего врага всем телом и пихнул его на камни. Молот плющит золотой шлем — и всё кончено. Старейшина войны обвёл невидящими глазами красную от крови поляну. Он закрыл лицо руками и упал на колени. Слезы полились через сомкнутые мозолистые пальцы. Дурнбад оплакивал погибших в сече соплеменников. Никто из нас не решился подойти к нему, пока он сам не встал на ноги.
— Их надо похоронить как истинных воинов Надургха, — тихо сказал старейшина войны.
— Я знаю только один способ воздать должное павшим, когда нет времени на долгие обряды, — ответил я. — Это огонь.
Поморщившись, Дурнбад кивнул.
Таскать павших гномов оказалось очень муторно. Я, было, подумал о том, чтобы гальванизировать мёртвых и позволить им самим уложиться в правильный квадрат, но быстро откинул эту идею, так как по понятным причинам старейшине войны это бы не понравилось. Спустя час, когда всё было готово к сожжению, Серэнити присоединилась в прощальной молитве к единственно выжившему гному. Дождавшись окончания сакрального обряда, я со скорбным видом запалил заклинанием тот хворост, что нам удалось собрать в округе. В морозном воздухе костёр зарделся красно‑оранжевыми всполохами. В его треске я уловил обещание развеять прах воинов Надургха по всем Железным Горам.
Старейшина войны считал, что больше нас никто преследовать не будет, поэтому мы вновь раскинули импровизированный лагерь, чтобы отдохнуть от битвы. Меряя шагами прогалину, я искал в снегу свои отсечённые пальцы. Так. Вот деревце, где вроде бы произошло несчастье. Точно, это было здесь. Внимательно водя глазами вдоль корневища, я наконец заметил то, что ещё недавно принадлежало мне. Холод сохранил мои пальцы. Я подобрал их и стал думать. Никогда прежде я не испытывал чудеса некромантии на себе, но … Что мне мешает попробовать? Грешему‑то я даже ребра латал. Хотя он вампир, как говориться, не совсем живой, а я, наоборот, в полной мере под это определение подхожу. Что будет со мной, если я приделаю себе пальцы обратно? Могу ли я получить заражение крови или сгнить заживо? Какова вероятность такого невезения? Хотя кто вообще сказал, что у меня получится провернуть подобный эксперимент? Мне стало любопытно. В конце концов я учёный, люблю экспериментировать, ставить опыты. Пусть это будет опыт на себе. Попытка не пытка!
Взяв пальцы в левую руку, я сосредоточился на искалеченной культе. Сама некромантия похожа на лепку из пластилина. Силой воли я разминаю нужную мне часть, а затем соединяю её с недостающим фрагментом. Сейчас трёхпалую кисть ужасно жгло, и мне было непонятно, связано ли это с воздействием колдовства, или с тем, что я оголил кинжалом краюшки залеченных ран. Закрыв глаза, я поднёс пальцы к обрубкам фаланг. Ну, была не была! Боль двумя раскалёнными иглами вонзилась мне в суставы. Я почувствовал, как горячая кровь заструилась вниз по локтю. Уж не чудится ли мне? Разлепив веки, я залился громким смехом! Они снова со мной! Сгибаются, как и раньше! Мои ненаглядные! Мизинец и безымянный! Я уже успел соскучиться по вам, малыши! На мой неуёмный гогот сбежались все друзья.
— Что случилось, Калеб? — спросила Эмилия. — Ты смеёшься так, словно сошёл с ума!
— Я хочу показать вам один фокус, — ответил я, лучезарно улыбаясь. — Смотрите, вот моя правая рука, я подвожу к ней кулак и прикладываю к обрубку. Сейчас вы видите только три пальца, верно? Отнимаю левую руку и — вуаля! Теперь их снова пять!
— Где ты так научился?! — закричал Дурнбад. — Что это за шарлатанство? Даже жрецы Уноля не могут отращивать себе отсечённые пальцы, а ты — раз — и вновь целая рука! В чём секрет?!
— Фокусники не раскрывают своих секретов!
Серэнити склонила голову на бок. Она, как и все кроме гнома, поняла, с помощью чего было обретено мною единство тела. Взвешивая каждое слово, Великий инквизитор сказала:
— Я рада узнать, что ты обладаешь трюками, позволяющими тебе прятать и вновь являть конечности, однако цирковая магия, которой ты воспользовался, может пагубно отозваться на твоём здоровье. Сообщи мне, если станешь себя плохо чувствовать.
— Спасибо, Серэнити, я буду иметь в виду! — ответил я, переводя взгляд на снежных барсов гномов, посланных за нами. — Вы только поглядите, они там так и стоят, не уходят!
— Да, они преданы нам, — протянул старейшина войны. — Я могу повелеть им вернуться в Зарамзарат, но, когда там увидят, что снежные барсы воротились без своих седоков, за нами отправится вся армия Надургх, а с ней уж, как говорится, — шутки плохи. Пожалуй, я отпущу их на волю. Да, так будет лучше.
Гном спустился к началу осколочной поляны и что‑то зычно произнёс на лундулуме. Снежные барсы разом встрепенулись и выстроились в длинную шеренгу. По очереди подходя к каждому пятнистому коту, Дурнбад отцеплял сёдла и сбрасывал их в снег. Когда последний снежный барс был освобождён от подпруг, старейшина войны громко хлопнул в ладоши, и все как один мохнатые хвосты исчезли в ледяной дымке.
— Вот и всё, — оповестил подошедший Дурнбад. — Отныне они предоставлены лону природы.
— Это самое лучшее, что мы могли для них сделать, — одобрила Эмилия.
— Фридия позаботится о своём выводке, — кивнул гном, вынимая из прихваченного мешка овал землистого цвета. — Среди поклажи соплеменников я нашёл пару фляжек с отличным бренди! Но вам, мистер рыжий скаредник, я не буду предлагать разделить со мной чарку.