26366.fb2
- Как же это?! - и отвечая вопросительному взгляду, призналась: - Я ведь имени хозяина твоего до сих пор не знаю!
Анчутка посмотрел внимательно:
- Не сказал он тебе разве?
- Нет. А я не спросила. Как неловко. Назови мне его поскорее!
Парнишка медлил.
- Ну же! - Настя сердито топнула ногой.
Во взгляде Анчутки вспыхнул интерес и вдруг опять сменился лукавиной.
- Прикажи, Краса Ненаглядная!
- Приказываю! - Настя и впрямь, начала сердиться.
- Сразу бы так-то! Твоего приказа нельзя ослушаться. А имя хозяину моему - Змей.
- Змей?! - толи выговорила Настя, толи ошеломленно рот открыла. Почему?!
- Что - почему? - И видя, что онемевшая девушка не находит слов, "пояснил": - Ну, Змей он... такой он...
- Коварный?..
- Не-е... Мудрый... вечный... опасный... Одно слово - Змей.
- Предупреждал я тебя! - голос раздался столь нежданно, что Настя вздрогнула. И вроде без угрозы прозвучал, а парнишка сжался. - Ступай прочь!
Анчутка шмыгнул столь стремительно, что Настя не углядела, куда скрылся.
Он встал перед ней - высокий, великолепный... опасный. С ожиданием смотрел. И она, глядя в его глубокие, будто больные глаза, светящиеся изнутри чем-то опасным и одновременно надежным, спросила:
- Что хочешь услышать?
- Не знаю.
- Он не сказал еще, ты - искушение.
- Не знаю... Может быть. Но не тебе.
- Теперь - нет. А три дня назад?
- Ведь я ушел...
Настя молчала, и он спросил:
- Хочешь, верну тебя домой?
Домой?.. В беспросветную долю, в глумление негодяя - теперь, когда сердце ее узнало ликующий полет счастья...
- Моя боль, моя радость - забава тебе? - горько прошептала она.
- Что ты, Настенька!.. - поспешно прервал он. - Что ты, - повторил виновато и тихо. - Не позабавиться тобою... дать почувствовать тебе силу твою, узнать самоё себя...
Он шагнул, порывисто прижал к груди ее ладони - вздрогнула Настя, хотела руки от него отдернуть.
- Не бойся, я не испугаю тебя холодной змеиной кожей...
- Почему?.. Ведь то будешь истинно ты! - и вскинула голову, и голос прозвенел гневным вызовом.
- Я могу обернуться кем угодно, и в змеиное тело войти могу... На время.
- Каков же ты настоящий?
- Ты видишь.
- Не знаю теперь, чему верить...
- Неужто так много поменяло всего одно слово, Настя?
- Не слово... Коварен ты и лукав... Если слово столь мало значит, почему не назвался мне?
- Повинен я... Но лишь в том, что не хотел отпугнуть тебя раньше, чем узнаешь меня. И в том, что по моей воле не спросила ты имени моего - не хотел тебе называть его и лгать не хотел.
- Зачем все? Чего ты хочешь?
- Сила великая в тебе, Настенька. И имя тебе - Краса Ненаглядная. Нельзя допустить, чтоб загубили тебя. Тот человечишко по ничтожеству своему даже сути злодейства своего не поймет. Впрочем, не труд на него праву найти, и дальше мы хранить тебя могли бы...
- Не пойму я, к чему речи эти? - нахмурилась Настя.
И тут пространство вкруг них будто порозовело вдруг, пронизанное ягкими, неощутимыми вспышками, скорее отблесками их, и Настя зажмурилась от неожиданности, подумала - в глазах мерещится. Но из неуловимых отсветов огня разгорелись и заиграли перламутровые жемчужно-розовые ленты света, столь прекрасные, что Настя смотрела завороженно, позабыв на миг про все, кроме переливов волшебного сияния...
- Заренки-вестницы прилетели. Предупредить, что ночь на исходе.
И она очнулась:
- Что же, боишься ты дня, луча солнечного?
Он рассмеялся коротко, не весело:
- Не боюсь. О тебе беспокойны заренки - может, спешишь до рассвету домой вернуться. - И, помедлив, сказал тихо: - Останься.
- Потом что? - так же тихо промолвила Настя.
- Что пожелаешь. Что прикажешь. Сейчас не думай о том. Позволь мне показать тебе мой мир в свете дня.