Огни полицейских мигалок слепили и заставляли щуриться. Напряженная, она стояла на бордюре, взглядом скользя по покорёженным машинам и людям, что столпились вокруг них. Порывы холодного осеннего ветра бросали ее короткие светлые волосы из стороны в сторону, мешая следить за происходящим. В который раз она уже заправила их за уши, но тщетно, ветер вновь подхватывал их и швырял в лицо. Девушка собрала их рукой, да так и стояла держась за волосы и злым взглядом сверля темную трассу.
Ожидание было долгим, и она уже не просто начинала злиться, а приходила в бешенство, ведь полицейские ходили кругами вокруг участников аварии, мельтешили от одной кучи металла к другой, словно мухи, создавая, как ей казалось, лишь видимость работы.
Девушка глубоко вздохнула и выдохнула, мысленно пытаясь успокоить себя, хотя все внутри нее клокотало, хотелось подойти к полицейским и отвесить каждому по смачному подзатыльнику для скорости. Неподобающее желание для воспитанной девушки.
Где-то вдалеке раздался вой серен, а затем показались огни скорой помощи. Она проследила взглядом за приближающимися огнями, не зная радоваться их появлению или нет, потому что в голове настойчиво билась одна единственная мысль.
«Надеюсь, он не выживет»
Навязчивая мысль. Неправильная мысль. Воспитанные девушки не должны так думать. И она это понимала, но отделаться от нее не могла, ведь его смерть была тем, чего ей хотелось больше всего. Точнее она думала, что ей этого хотелось. Не будет этого человека — не будет и пустоты внутри, которую он вызывал.
Так что да, человек из той машины просто не должен выжить. Он не имеет на это право. Ведь если он выживет, ничего не изменится.
Врачи, доктора, медработники или как их там еще называют, высыпались из машин скорой помощи и присоединились к танцу, который уже отплясывали полицейские и зеваки на холодном ветру. Единственное, что девушка никак не могла понять, так это откуда взялись сторонние наблюдатели на объездной трассе в столь позднее время суток. Но немного поразмыслив она пришла к выводу, что в их маленьком городке любое малозначимое событие становиться целой сенсацией за считанные минуты. А авария на объездной трассе, в которой пострадали целых две машины — огромная сенсация.
— Марта Рудбриг? — обратился к ней подошедший полицейский, и она лишь кивнула ему в ответ, не видя особого смысла спрашивать имя мужчины. — Кем вы приходитесь пострадавшему?
— Дочь, — сухо ответила та, немного удивившись, что полицейский не знает кто она и кем приходиться пострадавшему.
Пострадавший — слово то какое красивое, она так и видела его завтра в заголовке местной газеты, выведенное большими красными буквами.
Полицейский сделал несколько пометок в планшете, который держал в руках, а затем поднял взгляд и посмотрел на Марту с сочувствием.
— Его достали из машины и сейчас начнут грузить в скорую. Вы поедете с ним?
— Он жив? — холодно спросила Марта.
— Да, но в критическом состоянии… — полицейский сделал паузу, помявшись — что натолкнуло Марту на мысль: он скорее всего еще новичок, — а затем продолжил коряво, словно тщательно подбирая слова. — Но вы не переживайте раньше времени — ребята говорят, что у него есть шанс выкарабкаться… может всё и обойдется…
— Ребята? — непонимающе переспросила девушка. Картинка в ее голове не складывалась. Ей представились маленькие дети, в сланцах и летних шортах, которые бегали вокруг машины и обсуждали все ли хорошо с ее отцом, жив не жив, кто-то плачет, кто-то смеется, а кто-то ковыряется в носу. И все это на фоне царившей на объездной дороге неразберихи.
— Ну… да… ребята из неотложки… Так вы поедете с ним?
— Ясно, — недовольно хмыкнула Марта. Картинка сложилась. — Да, я поеду с ним.
Больше ничего не сказав, она аккуратно спустилась с высокого бордюра, на котором стояла все это время, на проезжую часть и направилась к машине скорой помощи. Ее походка была быстрой но тяжелой, казалось, будто все свое раздражение она выплескивала ударами каблуков об асфальт. Хотя почему казалось? Так оно и было. Сегодняшний день от начала и до конца был испытанием для ее способности держать себя в руках и рационально мыслить. И стоило отдать ей должное — Марта пока держалась.
Она обходила обломки машин, стараясь не наступать на разлетевшиеся повсюду осколки стекла и лужи из бензина и моторного масла. Ее совершенно не прельщала мысль отмывать потом свои любимые осенние ботильоны неизвестно отчего.
В голове появилась шальная мысль кинуть в одну из луж подожжённую спичку, чтобы рядом со скорой, в которую грузили ее отца, вспыхнул пожар. Но было слишком много свидетелей, и шанс того, что кто-то из зевак непременно снимет инцидент на видео, заставил Марту отказаться от этой прекрасной идеи. И не потому, что у нее не было с собой спичек.
Марта отдернула себя, так и хотелось, чтобы кто-то подошел взял за руку и строго приказал: “Хватит! Прекрати уже срывать струпья с зарубцевавшейся раны!” К сожалению у нее такого человека не было и нравоучать себя приходилось самой.
Марта подошла к машине скорой помощи как раз в тот момент, когда каталку с ее отцом закончили грузить.
— Кто вы? — с улыбкой спросил санитар, заметивший ее. Он начал закрывать одну из задних дверей и замер, держась за ручку.
Марта перевела взгляд с распахнутых дверей машины, на мужчину, окликнувшего ее. Высокий, хотя по сравнению с Мартой все люди были высокими, и широкоплечий. Темные толи коричные толи и вовсе черные волосы — ночью и не разглядишь — торчат из-под шапки. Глаза тоже темные, а нос кривит, явно не единожды сломанный. Обычный такой мужчина, с самой что не наесть типичной внешностью. Таким как он можно иллюстрировать художественные журналы с пометкой “стандартная мужская особь”. И все бы ничего, вот только его улыбка была уж слишком широкой для медика на месте ДТП.
— Его дочь, — повторила Марта, стараясь не скривится, когда слова сорвались с ее губ. — В какую больницу его повезут?
— Святого Моисея. Она ближе всего.
Ближе всего… нет бы так и сказал, что это единственная больница на весь город, какой она собственно и была.
— Понятно, — Марта недовольно поджала губы. Если бы они выбрали больницу подальше, к примеру в соседнем городе, ее отец скорее всего просто не дожил бы. — Какая жалость… Я же могу поехать с ним?
— Да, конечно. Запрыгивайте.
Санитар отошел в сторону, пропуская Марту в салон. Она схватилась за ручку и забралась в фургон, где ее ждали еще два врача неотложки и отец. Он лежал на носилках, перетянутый ремнями. В фургоне скорой помощи он, обычно грузный и высокий человек, выглядел слабым и ничтожным. Порванный черный костюм еще больше подчеркивал бледность перепачканного кровью лица, прикрытого кислородной маской. Темные волосы грязными паклями прилипли ко лбу. Дышал он слабо, маска едва покрывалась паром, который тут же пропадал.
Марте никогда раньше не приходилось ездить в машине скорой помощи, так что она заинтересованно разглядывала огонечки и трубочки, назначения которых не знала.
Девушка села на свободное откидное сиденье рядом с доктором — или же докторессой? — потому что та определенно была женщиной, хотя в мешковатой спец формой все врачи на одно лицо.
Санитар, оставшейся на улице, закрыл вторую дверь и, наверное, обошел машину и сел к водителю — так решила Марта после того, как услышала хлопок еще одной двери.
Дорогу до больницы девушка безотрывно следила за мониторами датчиков, к которым был подключен ее отец. Немного воодушевляясь каждый раз, когда его пульс замедлялся, и возвращаясь в реальность, когда он стабилизировался. Она не была медиком и не знала, хорошо это или плохо. Она лишь надеялась, что в этот момент ему было максимально плохо.
Злорадство — вот что она испытывала. Вот только после всего того, что он учинил ему должно было быть плохо. Марте вспомнилось сегодняшнее утро, но она отогнала от себя эти мысли. Сейчас не время. С тем, что ждало ее дома, она разберется, когда вернется, незачем нагружать голову еще и этим.
Марта не знала, какие эмоции отражались на ее лице, но почему-то докторша, та, что сидела ближе всего к ней, похлопала ее по руке и обнадеживающе произнесла:
— Не переживайте так сильно, ваш отец выкарабкается… верьте в это, и все будет хорошо…
Марта еле сдержала смешок, который был готов сорваться с ее губ.
— Конечно… все непременно будет хорошо…
«… если он умрет» — вот что она хотела добавить в конце, но не стала, оставив мысли только для себя.
Стеклянная створка, ведущая в кабину водителя, открылась, и в проеме появилась голова того самого все еще улыбающегося санитара.
— Мы подъезжаем. Будьте готовы.
Марта посмотрела на наручные часы — они ехали уже минут десять, и за все это время ее отцу ни разу не стало критически плохо. А она так на это надеялась.
Машина скорой помощи вскоре остановилась. Двери распахнулись, и Марта первой вышла, вновь становясь сторонним наблюдателем происходящего. Откуда-то налетела туча медицинского персонала — они буквально окружили машину. Каталку с ее отцом быстро спустили по пандусу. Марту не особо интересовали манипуляции, которые они проводили над отцом, прежде чем повезли его к дверям, над которыми висела огромная светящаяся вывеска «Отделение неотложной медицинской помощи».
Немного постояв и подумав над необходимостью своего присутствия в больнице, Марта все же последовала за ними, мысленно прикидывая, сколько нулей будет в счете медицинских услуг, и пытаясь вспомнить номер страхового полиса отца.
Почему он не мог просто спокойно умереть? Зачем нужно было создавать столько проблем?
— Вам дальше нельзя, — ее остановил санитар, протянув руку перед ней и преграждая тем самым путь.
— Почему? — непонимающе спросила Марта. Она была настолько погружена в свои мысли, что его появление стало для нее неожиданностью.
На губах санитара появилась очередная легкая улыбка и Марта сразу же решила, что он насмехается над ней, и его слова или скорее тон еще больше убедили ее в этом:
— В операционную родственникам путь закрыт, — рукой он показал на горящую табличку «Вход воспрещен» над стеклянными дверьми впереди.
— Ясно, — протянула Марта, недовольная тем, что он продолжал улыбаться. Эта улыбка ее бесила.
Конечно, ее отношения с отцом не были такими уж теплыми, да и не сказать, что она хоть на толику была расстроена тем, что он попал в аварию, но одно она знала точно — насмехаться над человеком, член семьи которого находится в операционной, недозволительно и отвратительно. Так что она не смогла сдержаться, хотя возможно она всего-то нашла человека, на котором можно было сорвать злость.
— Вы понимаете, что ведете себя неправильно? — спросила она, направив в него суровый взгляд и уперев руки в боки для внушительности. Она всегда так делала, потому что внушительности ей как раз и не хватало.
— Что конкретно вы имеете в виду? — раздражающая улыбка не сползала с его лица, но явно дрогнула.
— Вы улыбаетесь! Вы хоть понимаете, что вести себя так перед человеком, у которого в семье случилось такое… это мерзко… Вам что, не преподавали уроки этичности в детстве? — и только произнеся свои слова поняла насколько они нелепы, но продолжила гнуть свою линию.
— Что?.. Нет…. простите… Я ни в коем случае не насмехаюсь над Вами! — принялся оправдываться тот, наконец-то перестав улыбаться.
— Тогда что? — продолжила давить на него Марта, чувствуя себя сукой докапывающейся до нивчем неповинного человека.
— Просто… — начал было он, но запнулся.
— Просто что?
— Просто вы безумно милая, — словно сдаваясь, произнес он, всплеснув руками.
— Милая? — недоверчиво повторила Марта. Его ответ обескуражил ее.
— Ну да… я всегда улыбаюсь, когда вижу милых людей… как условный рефлекс… Вы же улыбаетесь, когда видите милых котят или щенят?
Разговор стал нелепым. Марте скривилась, не зная как отреагировать. Ее отчего не оставляла мысль, что говорил он неправду, просто пытался выкрутиться, сказать что-то, что шокирует ее. И если таким был его план, то он удался.
— Никогда, — холодно ответила Марта, ощущая себя дискомфортно и испытывая желание развернуться и уйти. Санитар казался ей по-настоящему странным.
— Правда? — неуверенно спросил он, вскинув брови.
— Абсолютная, — равнодушно пожала плечами Марта. Она потеряла интерес к разговору.
— Странно, — вновь улыбнулся он.
— Почему?
— Вы выглядите, как человек, которому должны нравиться животные.
— Не делайте преждевременных выводов. Обычно они ни к чему хорошему не приводят.
— Обычно я не ошибаюсь в людях, — его улыбка стала еще шире.
Марта никак не могла понять, чему он улыбался. Да и вообще к чему этот разговор? Она даже подумала не пытается ли он ее закадрить, но тут же отдернула себя, настолько абсурдной была ее мысль.
— Как вас зовут? — спросила Марта, поджав губы, и думая как отвязаться от этого разговора и уйти так, чтобы он за ней не последовал.
— Джон.
— Знаете, Джон, в жизни все бывает впервые и на мой счет вы ошиблись. Где я могу оплатить больничные счета?
— Операция только началась, и неизвестно, сколько она еще продлится, — пожал плечами мужчина.
— И?
— Счетов пока нет.
— Понятно, — ее губы сжались в тонкую линию, а на лбу проступили мимические морщинки. — Тогда где я могу оставить свои данные, чтобы со мной связались после?
— Вы не хотите подождать?
— Я оставлю свой номер, чтобы со мной связались после того, как это… — Марта указательным пальцем ткнула на двери, ведущие в операционную. В свете флуоресцентных ламп ее старинный рубиновый перстень пускал блики на стены. — … закончится… Не вижу смысла ждать здесь, раз неизвестно, на сколько операция растянется.
— Вы можете оставить свои данные в регистратуре.
Отчего-то его ответ был совсем уж не радушным, но Марта похоже знала причину. Он был разочарован, что ошибся в своих суждениях касаемо ее характера или понял, что с ней ему ничего не светит. Вот только на оба варианта Марте было плевать. Его проблемы — пусть сам их и решает.
— Где я могу найти регистратуру? — она широко улыбнулась, чтобы немножко поиздеваться над ним. Было приятно наблюдать за тем, с каким разочарованием он на нее смотрел.
Мужчина, казалось, пытался найти что-то на ее лице, а Марта натянула улыбку пошире и вскинула брови, ожидая ответа.
— Вернитесь по коридору к выходу и поверните направо, там будет основное отделение неотложки и регистратура, — наконец произнес он и выдохнул.
— Отлично, — коротко ответила Марта и, развернувшись на каблуках, поспешила прямиком в направлении регистратуры.
Ей не хотелось оставаться здесь ни минутой дольше. Не то чтобы ей было некомфортно в больнице, но она не любила тратить время впустую. Сегодня у нее было еще много дел.
Санитар Джон ее не обманул: справа действительно оказалась регистратура.
Разговор с медсестрами был коротким. Пару фраз — и в ее руках оказали бланки, которые необходимо было заполнить, чем она и занялась. Она быстро по памяти записала персональные данные ее отца и себя самой, выступающей в роли его опекуна. Это было впервые, когда ей пришлось находиться в этой роли, и оттого она чувствовала себя немного неуверенно и некомфортно, благо медсестры попались доброжелательные и отвечали на каждый ее вопрос, что значительно облегчило задачу. И вскоре с чувством выполненного долга она отдала заполненные бумаги и покинула больницу.
На улице Марта поймала такси и направилась прямиком в особняк Рудбрига. Забавная конечно штука, но в подростковые годы у нее язык не поворачивался назвать это место домом, так что она скептически окрестила его «особняком Рудбрига» и, каждый раз возвращаясь туда, она чувствовала себя пловцом, который набирает полную грудь воздуха перед погружением. Годы прошли, и подростковый максимализм поутих, а привычка называть дом подобным образом осталась.
Для Марты такое понятие как “дом” всегда привязывалось к людям, а не к месту. Ее домом была мать и сестра, но никак не особняк Рудбрига, в котором после смерти матери она и дышать-то не могла, хотя и до этого ей все равно было там некомфортно. Ее мама, теплая и светлая Терра Рудбриг, всегда была буфером между Мартой и отцом, тщетно пытаясь сглаживать холод их отношений. И временами у нее это даже получалось, вот только то время закончилось.
Марта тяжело вздохнула, когда такси остановилось возле высоких кованых ворот, и, рассчитавшись с водителем, вышла из машины. Впереди ее ждал тот самый «особняк Рудбрига». Она толкнула тяжелую металлическую калитку, и та с протяжным скрипом подалась вперед. Сколько девушка себя помнила, калитка всегда скрипела, и ничто из того, что пробовали, не помогало справиться с этой проблемой.
Марта прикрыла за собой калитку, которая не несла никакой защитной функции: на ней никогда не было даже шпингалета, чтобы ее можно было закрыть.
Девушка прошла по узкой дорожке, вымощенной природным камнем, по обе стороны от нее все еще цвели розы, несмотря на позднюю осень, которая до недавнего времени стояла теплой, но морозы уже начинали брать свое и некоторые бутоны почернели.
Старое поместье в глазах Марты всегда выглядело идеальным жилищем ведьмы. Двухэтажный дом, строители которого не имели ни малейшего понятия о симметрии, производил нужное впечатление с его темными фасадами, высокими фронтонами, огромными распашными окнами в мелком переплете и большим чудным дымоходом. Это место будто кричало: «Здесь живет могущественная ведьма! Гадание на картах и любовное зелье по акции!»
Марта усмехнулась своим мыслям, доставая ключи из сумки. К счастью, в этом доме никогда не жила могущественная ведьма и Марте хотелось верить, что и не появиться, ведь она знала, что ведьмы существуют и не испытывала ни малейшего желания с ними связываться.
Она вставила ключ в замок и повернула его три раза, после чего дверь распахнулась вовнутрь. Первое, что насторожило Марту, — горящий в холле свет, который она точно выключала, уходя.
Она вошла внутрь и прикрыла за собой дверь, на всякий случай не став закрывать ту на замок.
— Мегги? — позвала она, отдаленно заметив каким взволнованным стал ее голос.
Из смежной с холлом гостиной вышла худощавая светловолосая девочка. Довольно высокая для своего небольшого возраста, Мегги почти доставала Марте до плеча. Нервно теребя край ночной сорочки, сестра взволнованно и укоризненно смотрела на Марту. Одним своим взглядом она умудрялась передать такую степень недовольства, для которой остальным нужна целая часовая тирада.
— Где ты была? — ее голос дрожал.
— Дай угадаю: ты опять включила везде свет? — спросила Марта, закрывая дверь на щеколду и не то, чтобы игнорируя заданный вопрос, но стараясь отвести внимание сестры в другую сторону.
Не тут-то было.
— Где ты была? И где папа? — вновь спросила девочка и Марта поняла, что ей не отвертеться.
— Отец в больнице, я ездила к нему, — холодно ответила Марта, сев на банкетку у входа, и принялась снимать сапоги. Она брезгливо поморщилась, все же заметив пятно машинного масла.
— Что? — взвизгнула Мегги, подлетев к ней. Она уставилась на нее своими большими зелеными глазами. — Что с папой?
— Он попал в аварию, — пожала плечами Марта.
— Что? О боже! Как так получилось? С ним все в порядке? — тараторила девочка.
Несмотря на тревогу и панику, что читалась в глазах сестры, Марта не считала нужным скрывать от нее правду. Ведь ей и без того было хорошо знакомо чувство, когда от нее намеренно скрывают что-то важное. Да и Мегги потом сама бы все выяснила и дулась бы на сестру, которая не рассказала всю правду сразу.
— Я не знаю всех подробностей, — ответила Марта, снимая плащ и вешая его в шкаф для верхней одежды.
— Почему ты не взяла меня с собой? — с обидой в голосе буркнула Мегги. — Ты же знаешь, я боюсь оставаться одна… тем более ночью… Да еще и папа! Я должна была быть там. Ты отвратительная старшая сестра!
— Уж какая есть, — не стала спорить Марта и щелкнула выключателем.
Свет в холле мгновенно погас и от неожиданности Мегги взвизгнула.
— Что ты творишь? — ее дыхание сбилось.
В холле не стало темно, потому что из гостиной в него продолжал литься свет и Марта отчетливо видела, как подрагивали плечи сестры. Ей совсем не хотелось пугать ее подробностями на сон грядущей, а то будет еще всю ночь ворочаться и толком не выспится.
— Пошли в постель. Утром что-нибудь решим.
Она взяла ее за руку и повела по витиеватым коридорам в сторону хозяйских спален, попутно выключая весь свет, который Мегги успела включить. Она завела сестру в принадлежащую той спальню и уложила ее в кровать. Их с Мегги комнаты сильно отличались. Марта все еще помнила, с каким воодушевлением ее обычно холодный отец делал ремонт, когда пришла пора отселять Мегги из родительской спальни. Комната Мегги вопреки представлениям о милой розовой девчоночьей спальни, была темно-зеленой с большой мягкой кроватью и коврами с длинным ворсом, которые покрывали деревянные полы. Игрушек здесь было достаточно, но все они стояли в идеальном порядке на полках вперемешку с книгами, которые отчего-то прельщали сестру куда больше, чем плюшевые зверята, с которыми подобает играть девочке ее возраста.
Марта очень любила свою маленькую взрослую сестренку. Пожалуй, Мегги была единственной, кто относился к Марте, как к обычному человеку, а не бомбе замедленного действия, за которой нужен глаз да глаз. И рядом с ней Марта тоже чувствовала себя обычной.
Она укрыла сестру одеялом и села на край кровати.
— Я посижу с тобой, пока ты не уснешь, — впервые за день она искренне улыбнулась. Ей не хотелось, чтобы Мегги переживала.
— Только свет не выключай, — настойчиво потребовала девочка.
— Как скажешь, — усмехнулась Марта и взяла с прикроватной тумбы книгу, что сестренка начала читать сегодня вечером. Она открыла ее на заложенной странице. — Тебе почитать на ночь?
— Нет. Я спать, — покачала головой девочка и зевнула. — Читай про себя, потом обсудим, о чем там рассказывается.
Марта вновь усмехнулась. Факт был неоспорим: Мегги была милым, но до безобразия избалованным ребенком. Хотя возможно она просто точно знала, чего хочет.
Чтобы скоротать время, пока сестра заснет, Марта начала читать про себя, не особо вникая в смысл прочитанного. Ее мысли были далеко. В «особняке Рудбрига» всегда существовало негласное правило: чердак принадлежал маме, а подвал отцу. Глупое конечно правило, Марта даже не знала, когда оно появилось. Просто когда родители ссорились отец тихо, лишь недовольно сопя, уходил в подвал и громыхал там. И туда девушку нисколько не тянуло, хотя спускаться в подвал ей никто не запрещал, с чердаком же у Марты отношения были еще сложнее. Там находилось что-то наподобие маминого кабинета, в который Марта не заглядывала уже много лет.
Собственно, как и в подвал.
Последнее время отец вел себя странно, пропадал в подвале чуть ли не часами, еще и еду с собой таскал. Поэтому Марта и решила туда спуститься.
И то, с чем она столкнулась сегодня утром, напугало ее. Она на своей шкуре знала, что ее отец был не самым добрым человеком, нет, не жестоким. Жестоким Алистера Рудбрига назвать было нельзя. Холодным и отстраненным — да, но только в определенные моменты.
Вот только Марта никогда не могла даже предположить, что он способен на нечто подобное. С утра у нее не получилось найти ответов — времени было слишком мало, ведь отец был дома, — но теперь ей никто не мешал. Конечно, жестоко было радоваться тому, что отец попал в аварию, но в тоже время именно это принесло ей немного свободы действий.
Марта дождалась, пока Мегги заснет, и погасила в комнате свет, оставив только ночник. После чего вышла в коридор, тихо прикрыв за собой дверь. Марта знала, куда идет. В подвал и только туда. Больше оттягивать было нельзя.
Она достала ключ, что хранился в шкатулке со всякой мелочевкой на тумбочке у входа, и, нацепив домашнюю куртку с резиновыми ботинками, вышла из дома. Прошла по узкой тропинке, обогнув дом. Хоть подвал и находился под домом, попасть в него можно было только снаружи. Марта отперла тяжелый старый замок, что висел на такой же старой двери. Дубовая дверь была невероятно тяжелой: ребенок ни за что бы не открыл ее, даже не будь на ней замка. Неудивительно, что в детстве Марта никогда не думала о том, чтобы спуститься в подвал. Она просто бы не смогла туда попасть.
В полумраке Марта нащупала выключатель и зажгла свет. Ее ладони вспотели и начали подрагивать. Она ощущала, как сердце колотится в груди, но старательно игнорировала сей факт. Страх не то, чувство которому она могла поддаться в данный момент. Вот только услужливая память так и подкидывала ей картинки из фильмов ужасов. Ей казалось, что в какой-то момент из-за спины появится отец и остановит ее, схватив за руку. Но в реальности ее некому было остановить, и она не знала радоваться или огорчаться, потому что в душе самую малость хотела, чтобы кто-то пришел и решил эту проблему за нее.
Марта спустилась по лестнице. Прямо туда — вниз. В окутанный тайной подвал, где на старом деревянном табурете сидел связанный человек…
Марта старалась шагать уверенно и не подавать виду, что мужчина, сидящий на стуле перед ней, ее хоть как-то беспокоит. Хорошо хоть, что годы жизни в «особняке Рудбрига» научили ее неплохо скрывать свои эмоции и чувства.
Она подошла к мужчине и резким движением сорвала с его рта липкую ленту, услышав, как он протяжно простонал. Похоже, это было больно. Она посмотрела на ленту, что осталась в ее руках, и заметила несколько волосков, по-видимому, из усов мужчины. Марта мысленно скривилась, прекрасно зная, насколько больно бывает даже просто выщипывать брови, что уж говорить о том, когда тебе вырывают усы скотчем.
Краем глаза она заметила складной пластиковый стул, что стоял у стены и, подтащив его к пленнику, села напротив него. Все это время она ощущала на себе пристальный настороженный взгляд, от которого мурашки по спине бежали. Он смотрел на нее не как пленник, он смотрел на нее, как пленитель. Марта старалась сидеть максимально непринужденно, при этом ощущая, как ее позвоночник, натянутый будто струна, просто не дает ей расслабиться.
— Кто Вы? — холодно и без тени сомнения спросила Марта. Уж чего у нее было не отнять, так это умения говорить величественно и наполнять каждое свое слово силой. В ее жизни было слишком много женщин, с которых можно было взять пример.
Глаза пленника сузились, а на его высоком лбу проступили морщинки. Тусклый свет одинокой лампы бросал на его лицо жутковатые блики, делая его исхудавшее лицо с ярко очерченными скулами и выступающим вперед подбородком подобием гипсовой маски. Мужчина усмехнулся.
— Оливер Кромвель, — ответил он, а в его темных глаза заиграли чертики.
Толи глупая ложь, толи ирония, толи насмешка — Марта так и не определила чего больше было в его словах.
— Неплохо сохранились, — подыграла пленнику девушка, подавшись вперед. — Я не сильна в истории, сколько Вам сейчас? Где-то 400 лет или уже больше? А шрам где?
Марта провела пальцем по шее, намекая на отсеченную голову.
— Немного больше, — продолжил ухмыляться он. Для пленника он был уж слишком спокойным и ироничным. — Для своих-то лет я и правда неплох. А что, до шрама, то я с радостью бы показал, вот только руки связаны.
— Неплохо было бы, если бы вы еще и правду говорили, — Марта откинулась на спинку стула, ощущая, как спина предательски сопротивляется. Это была ее давняя проблема — каждый раз, когда она подходила к критической точке нервоза, ее спина будто начинала жить своей жизнью, не давая ей свободно двигаться.
— А что такое правда? — он пожал плечами, а улыбка на его губах стала еще шире.
— Вы не боитесь? — осенило Марту.
— Нисколечко.
— Ни меня, ни моего отца? — спросила Марта и только после поняла, насколько опрометчиво с ее стороны было давать ему возможность понять, кто она такая.
— Что же… дочь Алистера Рудбрига, ты определенно могла бы быть опаснее своего отца, но есть одно «но»… — улыбка сползла с его лица бесследно, а глаза сжались в настолько тонкие щелочки, что Марта засомневалась, мог ли пленник так хоть что-то видеть. — Вы с отцом совсем не похожи.
Общеизвестный факт. Они с Мэгги были больше похожи на мать, чем на отца. Единственная их схожесть проявлялась в тонких губах с едва заметно опущенными уголками, что придавало их лицам вечный налет печали.
— Если уж Вы знаете кто я, было бы неплохо, если бы я знала, кто Вы, — Марта скрестила руки на груди. Ее начинало раздражать его поведение. Она просто не понимала, зачем он отшучивается и пытается ломать комедию там, где это было неуместно. Она даже не могла представить себя в подобной ситуации, что уж говорить о вызывающем поведении.
Хотя уже то, что ее отец мог держать в подвале человека, наталкивало на нехорошие мысли. Что, черт возьми, творил Алистер Рудбриг? Чем он вообще думал, связывая человека в подвале дома, где живут его дети? Ладно Марта, о ней он никогда особо не заботился, но Мегги…
Неужели он ни на секунду не задумался, что это может навредить ей?
Эти вопросы также не давали Марте покоя, как и то, кем был человек, сидящий перед ней и внимательно изучавший ее лицо.
— Зачем ты пришла сюда? — его тон был все таким же игривым. — О… Неужели ты пришла освободить меня? Тогда почему не сделала этого еще тогда, когда заходила сюда ранее? Утром, кажется?
Марта сжала руки в кулаки, ее нервы были на пределе.
— Ваше освобождение зависит от Ваших ответов на мои вопросы, — буркнула она. — Пока что у меня нет ни малейшего желания отпускать Вас.
— Знаешь, твое поведение наводит на мысль, что мистер Рудбриг даже не в курсе, что задумала его дочь. Сама-то не боишься, что папа по головке не погладит, если ты отпустишь меня?
«Как будто он хоть когда-то гладил меня по головке», — мысленно усмехнулась Марта.
— Вы не хотите отвечать на мои вопросы? — спросила она, осознавая всю бессмысленность происходящего. Он не хотел сотрудничать, но и отпустить его она тоже не могла. Ведь первым местом, куда он пойдет, освободившись, непременно окажется полиция. А этого Марта не могла допустить никоим образом. Каким бы человеком ни был ее отец, она не могла позволить Мегги стать дочерью психопата, похищавшего людей.
— Мисс Рудбриг, знаешь, в чем между нами разница? — он сделал паузу, наверное, ожидая какой-то реакции от Марты, но та не пошла на провокацию. Она лишь молча смотрела на него. — Я знаю о тебе все… абсолютно все…
Марта ощутила, как где-то в глубине ее души начинает зарождаться тревога. Нет, боялась она и раньше. Но слышать неприкрытую угрозу из слов пленника?
— Старшая дочь Алистера Рудбрига, преподаватель художественной академии «Мария-Роза». Что же ты там преподаешь? — от его взгляда Марте стало жутко. Он следил за ней? — Ах, точно… учишь малышей рисовать… И чем они думали, нанимая тебя на работу? Они хоть знают, кто ты? Нет, ну правда, кто тот человек, который додумался допустить тебя…
— Ох… надо же… — ее губы искривились в легкой ухмылке. — Думаю, на этом достаточно. Очень подробный рассказ, браво. Я даже в какой-то степени восхищена, хотя признаюсь, что довольно страшно слышать такие вещи от незнакомого человека.
В подвале повисла зловещая тишина. Было слышно, как едва покачивалась одинокая лампочка. И в этом тихом полумраке лишь они двое продолжали буравить друг друга взглядами. Незримое противостояние, в котором Марта не желала проигрывать.
— Это не меня стоит запереть здесь, а тебя… Чокнутая ведьма!
В этот момент Марта заметила перепачканные кровью кабельные стяжки, что валялись на полу у задних ножек стула. Но было уже поздно…
Мужчина подскочил и в один шаг преодолел расстояние, разделяющее их. Марта не успела заметить как его жилистые грубые руки сомкнулись на ее шее, а ножки шаткого складного стула подкосились, и она вместе с мужчиной повалились на пол. Тупая боль разлилась по ее затылку, отдаваясь гулом в ушах.
Все произошло за долю секунды — и вот она уже лежит на полу, тщетно пытаясь хватать губами воздух, а кольцо из рук на ее шее продолжает сжиматься. Его узкие как щелки глаза с безумием смотрели на нее, и ей начало казаться, что кровь в ее венах леденеет, хотя вполне возможно, что так сказывалась нехватка кислорода.
Не желая проигрывать, она уперла в него, как сама надеялась, холодный без тени испуга взгляд и попыталась поднять руки, чтобы ослабить его хватку. Бесполезно. Он всем телом навалился на нее, не давая пошевелиться, а взгляд его становился все безумнее. Бороться с ним было бессмысленно — в физическом плане он в три, а то и в четыре раза был сильнее ее.
Как же она могла так просчитаться?
Сознание ускользало от нее, но она понимала, что нужно сделать хоть что-то… Все не могло закончиться так.
— Ты уж прости, — прохрипел он в потугах. — Но таким, как ты, не место в этом мире.
Не место в этом мире? Да кем он себя возомнил? Вершителем судеб?
Его слова так сильно задели Марту, что она собрала остатки своего сознания и попыталась сосредоточиться. Ну уж нет! Она не умрет от удушения в собственном подвале. Что за жалкая была бы смерть!
Несмотря на то, что ее руки были придавлены к полу, она все же смогла сжать их в кулаки, представляя, как точно такие же грубые жилистые руки сжимаются на шее бывшего пленника, перекрывая малейший доступ кислорода. Она видела это так четко…
Марта ощутила, как хватка мужчины ослабла, и первый глоток воздуха ворвался в ее легкие, проясняя разум. Теперь уже задыхался пленник: он жадно глотал губами воздух, а его безумный взгляд все так же был направлен на Марту, но теперь она видела в нем кое-что еще: неподдельный страх.
— Ты… — прохрипел он.
— Я… — сипло вторила ему Марта, ощущая, как мужчина над ней продолжает терять силы, однако своей «хватки» она не ослабила. Плевать на последствия, она не даст подобному ничтожеству убить себя.
Только когда глаза пленника закатились и он рухнул на нее, Марта позволила себе расслабиться. Она разжала кулаки, ощущая энергию, которая тянущей болью отдавалась в руках. Она уже отвыкла от этого чувства.
Мужчина все еще дышал. Слабо, конечно, но дышал. Убить его для Марты было непозволительной роскошью. С немалым трудом она все же смогла скинуть его с себя. Перекатившись на бок, попыталась встать хотя бы на четвереньки, но даже это было не так уж и легко. Голова кружилась, а руки и ноги просто отказывались сотрудничать друг с другом.
Была бы ее воля, она бы продолжила лежать и понемногу приходить в себя. Вот только это ее желание тоже было непозволительной роскошью. Неизвестно, сколько времени этот мужчина пробудет без сознания — десять минут или десять часов, — но гадать она была не намерена.
Плывущим взглядом Марта окинула подвал, ища хоть что-то, чем можно было бы его связать. Веревку, кабель — даже машинный трос подошел бы. Но единственным, что попалось ей на глаза, оказались кабельные стяжки. Было ли разумно вновь связывать его ими, если он один раз уже смог из них выбраться? Только вот альтернатив у нее не было.
Она поднялась и на дрожащих ногах поплелась к стеллажу, на котором лежала начатая пачка стяжек.
Да уж… Ну папочка и удружил. Запер в подвале чокнутого психопата, который, к тому же, знал их секрет. И что теперь делать?
Возможность быть раскрытыми вселяла в Марту ужас. Как много в мире таких повернутых фанатиков, которые из страха захотят ее убить? Да и как вообще этот человек узнал ее секрет? В обычной жизни она ведь не использует свои силы. Хотя вернее будет сказать, что она их вообще не использует.
Марта скептически посмотрела на валяющегося на полу пленника. Каков был шанс, что он специально вынудил ее использовать способности, чтобы получить доказательства?
Ну нет, Марта махнула головой, отбрасывая эти мысли. Этот мужчина не производил впечатления настолько продуманного и гениального человека.
Вернувшись к нему, она опустилась перед ним на колени и, заведя его руки за спину, стянула их кабельными стяжками. На всякий случай стянула еще и ноги. Поднять его и усадить на стул она физически не смогла бы, поэтому просто оставила валяться на полу.
Поднимаясь по лестнице, Марта ощущала, как с каждым шагом ее сердце начинало биться сильнее. На последних ступенях оно уже было готово буквально выпрыгнуть из груди. Марта не знала, был ли это страх или последствия проявления способностей.
Она с трудом закрыла за собой тяжелую дверь. Руки тряслись, и она минут пять стояла, просто пытаясь попасть в замок. Наконец справившись с непосильным заданием, она, едва передвигая ноги, поплелась к дому, мысленно коря себя за глупость. Почему она не предусмотрела все? Почему не заметила те кабельные стяжки, что валялись на полу? Он играл с ней — и это бесило ее сильнее всего.
Поднимаясь по порожкам к входной двери, она держалась за перила. Своим ногам она уже не доверяла: они буквально дрожали под ней. Радуясь тому, что додумалась не запирать дом, Марта распахнула дверь и ввалилась в холл. Та захлопнулась за ней, а Марта, растянувшись на полу, с облегчением выдохнула. Каким же счастьем было просто лежать. Ее сердце продолжало бешено колотится о ребра, но это волновала ее меньше всего.
Главное, что сейчас она была в относительной безопасности, ведь маловероятно, что тот мужчина из подвала в данный момент сможет хоть что-то сделать.
Наверное, на сегодня ее лимит стрессовых ситуаций был превышен — Марта и сама не заметила, как провалилась в сон прямо на полу.