— Зачем ты вернулась? Я же сказала тебе, когда снова ко мне прийти! Да как ты вообще попала в бар! — набросилась на нее Кеторин, стоило Марте открыть глаза.
Возможно она говорила что-то еще, но у Марты настолько раскалывалась голова, что и то мало мальское, что у нее получилось разобрать, сошло за благо. В ушах звенело, перед глазами плясали цветные пятна, а по телу разлилось онемение. Она чувствовала себя словно ударенная пыльным мешком. В голове каша, да и тело ее тоже было кашей. Марта хотела было приподняться с пола, на котором все еще лежала, но сил на это у нее не было. Радовало хотя бы то, что боль, вперемешку со странной тягой, отступила и пока вроде не собиралась возвращаться. Хотя тут как знать, она и до этого приходила толчками.
— Джуди, иди сюда, давай ее приподнимем и оттащим к стене. Она немного очухалась.
— Так она и раньше в себя приходила и бубнила что-то. Пускай лучше еще полежит. А то вдруг опять отключится, — голос Джуди доносился откуда-то сверху и издалека.
— Нет, думаю, это ее последнее пробуждение.
— Ты и в прошлый раз так говорила.
— Иди сюда и не спорь! — резко приказала Кеторин, и ее громкий голос резанул по еще неокрепшему слуху Марты.
— Воды… — прохрипела Марта и облизала распухшим языком пересохшие губы. Язык был неимоверно чувствительным, а губы — жесткими, как наждачка.
— И захвати воды!
— Поняла! — раздраженно крикнула в ответ Джуди. — Не глухая!
Марта услышала, как Кеторин укоризненно вздохнула, и попыталась сдержать неуместную улыбку. Она и сама так же вздыхала на занятиях, когда кто-то из учеников вел себя ну уж слишком по-детски. Но сейчас улыбаться было больно. Кожу лица стянуло так, что казалось, будто от лишнего движения она может порваться. Но это были лишь цветочки. Онемение начинало отступать, и к Марте пробирались отголоски пожара, бушевавшего где-то в районе рук.
— Дверь черного входа была открыта, — выдохнула Марта, смотря на потолок, теряющийся где-то вдали. Возможно оттого, что она лежала на полу, тот казался таким невозможно далеким, а возможно причина была в ее глазах, которые все так же видели зеленоватые цветные пятна, которые резко перемещались по комнате, стоило лишь сосредоточить на них взгляд.
— Джуди! — взревела Кеторин. — Да что же с тобой такое? Почему тебе нельзя ничего доверить? Мне казалось, у тебя только тело не взрослеет, но видимо мозг тоже! А если бы вошел кто-то посторонний? Ты хоть представляешь, чем это могло закончиться! Да и то, что Марта зашла, уже скверно. Ты посмотри на ее руки! Включи свет и посмотри повнимательнее! Это на твоей совести! Свалилась на мою голову!
— Да уж… Мне действительно казалось, что я ее закрыла.
Марта не слышала шагов, но теперь пристыженный голос Джуди доносился откуда-то совсем близко. А через секунду и сама девушка появилась в поле ее зрения, застилая собой далекий потолок. С такого ракурса девочка-девушка казалось чуть выше и даже немного взрослее что ли. Она держала в руках большой стакан с водой, по стенкам которого вниз сбегали несколько холодных капель. Одна даже упала на пересохшие губы Марты, дразня и обещая невиданное блаженство. Да, сейчас она отдала бы все на свете за этот бокал.
— Утро доброе, — просияла Джуди, но вот в глазах плескалось недюжинное раскаяние.
— Привет, — прохрипела ей в ответ Марта.
— Паршиво выглядишь.
— Чувствую себя не лучше.
— Ставь воду и бери ее за ноги. Я возьму за подмышки. Перенесем к стене и посадим. А потом уже будем думать, что делать дальше, — раздавала указания Кеторин.
Джуди кивнула и поставила бокал на пол рядом с Мартой. Вскоре девушка исчезла из поля зрения Марты, но ее место заняла Кеторин. Было немного забавно наблюдать за ее перевернутым и встревоженным лицом. Настолько серьезной Марта ее еще никогда не видела. Нахмуренные брови и проступившие на лбу морщины образовывали стрелочку, забавно сужающуюся к носу.
Правда забавляться ей было суждено недолго. Женщины заняли свои позиции и, стоило им оторвать ее от пола, как Марта задохнулась. То, что казалось отголосками тлеющего пожара, оказалось на деле бурей, набирающей силу.
— О черт! — выплюнула она, не в силах даже кричать.
— Потерпи, — приказала Кеторин, и они начали ее переносить.
Они двигались медленно, стараясь не сильно тревожить Марту, но лучше от этого не становилось. То, что она испытывала, было похоже на ее «огненные ванны», только разворачивалось в большей концентрации и в одной точке — руках. С ними что-то было не так. Но Марта не могла понять и увидеть, что. Руки болтались под телом и никак не попадали в ее обзор.
Марта закусила губу, силясь побороть агонию, следующую за каждым движением, заглушив ее другой физической болью. Только бесполезно, закушенная губа была ничем по сравнению с пожаром, бушевавшим там.
Кеторин с Джуди аккуратно опустили ее, привалив спиной к стене. И тут Марта ужаснулась. В тусклом свете Ведьминой обители она увидела, ЧТО произошло с ее руками. Рукава пальто и рубашки теперь заканчивались чуть ниже локтя рваными и обугленными краями. Лак с ногтей слез. Это она заметила лишь так, мельком. Все внимание девушки было поглощено водянистыми волдырями, которые громоздились на её руках там, где раньше была обычная здоровая кожа. Там, где ее руки соприкоснулись с тем странным сгустком, не осталось ни одного даже самого маленького клочка прежней чистой кожи, все было покрыто этими пузырями разного размера. Они плотно прилегали друг к другу, делаясь похожими на…
— Жабье брюхо… — брезгливо простонала Марта, ощущая, как ее желудок начинает бунтовать и скромный завтрак поднимается вверх, мерзким комом становясь в горле. Она сглотнула. Глаза обожгло от слез.
— Так… тише… тише… Никакое это не жабье брюхо — так, парочка мозолей. На, попей водички, — принялась успокаивать ее Кеторин, подставляя стакан к губам Марты.
Ее зубы стучали о край, пока она пыталась сделать хоть глоток. О боги, ее руки! Ее красивые руки художника! Да как же она теперь будет ими рисовать? Как будет объяснять детям, как рисовать? Да они разбегутся от нее с криками ужаса!
— Джуди, тащи ром! Видит бог, он ей сейчас нужен, — крикнула Кеторин. — Будем играть в пиратов и лечить солнечные ожоги. Послушай, Марта, все не так плохо, как кажется. В худшем случае останется парочка шрамов или… несколько парочек шрамов.
Марта тяжело дышала. Кеторин убрала от нее наполовину опустевший стакан. А Джуди скрылась за высокой барной стойкой.
— Что это такое? — в ужасе выдавила девушка, не в силах оторвать взгляда от того, во что превратились ее руки.
Кеторин скривилась и, немного помолчав, все же ответила.
— Последствия незавершенного… проклятия…
— Проклятия? — переспросила задыхающаяся Марта.
— Да, — Кеторин нервно улыбнулась. — Джуди, быстрее!
— Уже несу, — ответила девочка-девушка.
Обогнув барную стойку, она на всех порах неслась к ним, сжимая в руках темную бутылку. Джуди отдала ее Кеторин, и та, откупорив ее, не удосужилась даже воспользоваться бокалом, сразу подставляя горлышко к губам Марты.
Марта сделала несколько жадных глотков. Горючая жидкость обожгла горло и, прокатившись по телу, теплом и тяжестью обволокла желудок. Она не знала, был ли ром правильным решением, но тугая пружина паники и ужаса, что уже успела закрутится в ней, пусть и немного, но подотпустила. Марта сделала несколько глубоких вдохов.
— Ты не проклята, — начала объяснять Кеторин, отставив бутылку. — То, что я делала, и проклятьем-то в полном смысле назвать нельзя… это скорее атакующее зелье, которое при столкновении с объектом выжигает тот до основания. А так как оно незавершенное, получился ожог… Очень сильный, но всего лишь ожог. Мы все исправим!
— Исправим? Сомневаюсь, что это можно исправить.
— Можно! И я это сделаю!
— Валяй, — пожала плечами Марта, и движение отозвалось новой вспышкой боли в изуродованных руках. — Сомневаюсь, что они могут выглядеть хуже, чем сейчас. Да что вообще может выглядеть хуже, чем это?
— Отсутствие рук? — логично предположила Джуди с робкой улыбкой на губах. — Если бы оно было законченным, ты бы осталась без рук.
— О-о-о, Джуди, — простонала Кеторин. — Не маячь перед глазами, пока я тебя не прибила.
Джуди ничего не сказала и лишь, бросив на Марту еще один полный раскаяния взгляд, словно побитый щенок, спряталась за баром.
— Может не стоило с ней так, — прошептала Марта так, чтобы ее слышала лишь Кеторин.
Ей было жалко девочку-девушку. Возможно оттого, что та выглядела так по-детски ранимой, но Марта не могла заставить себя на нее злиться даже в сложившихся обстоятельствах.
Кеторин смерила девочку уничтожительным взглядом и холодно ответила:
— Если я не буду с ней «так», то никто не будет — и в итоге она так и останется глупой девчонкой, которая сама же себя и сведет в могилу.
Марта сначала хотела вступить в спор, но прикусила язык и решила промолчать. Ей нужна была Кеторин и помощь, которую та могла оказать, а значит, спорить с ней было опрометчиво. Чего доброго еще пошлет куда подальше, а потом думай, что делать.
— Так что ты собралась делать с моими руками? — переключилась Марта.
— О-о-о… все просто. Сначала мы уберем всю жидкость из волдырей, затем смажем специальной мазью и хорошенько забинитуем. Через пару недель будешь, как новенькая, — объяснила Кеторин и, похлопав Марту по плечу, поднялась на ноги.
Это, казалось бы безобидное, движение вызвало волну боли, прокатившуюся по всему телу. Марта закусила губу, чтобы не простонать. Хотя смысла в этом особого не было, ведь все и так знали, что ей больно. Но в глазах Марты стоны были лишь дешевым театральным представлением. Облегчить боль не помогают, а ненужное внимание привлекают.
Через некоторое время Кеторин вернулась с льняным мешочком в руках и, вновь сев перед Мартой на колени, принялась раскладывать его содержимое на полу, воспользовавшись мешком, как подстилкой. Там оказался набор больших черных цыганских иголок, несколько рулончиков бинтов, марля и баночка с мазью, в тусклом свете отбрасывающая фиолетовые блики.
— Джуди, да включи же ты наконец свет! Я что, должна в полумраке этим заниматься?
Джуди ничего не сказала. Марта даже не знала, была ли та еще за баром или скрылась где-то в жилых помещениях. Однако свет зажегся. Оказалось, что на потолке прятались лампочки искусственного освещения. Марта зажмурилась. Яркий свет больно резанул по привыкшим к полумраку глазам.
— Давай приступать, — сказала Кеторин, когда Марта распахнула глаза. — Я постараюсь не сильно тревожить. А ты не дергайся — если жидкость из волдырей попадет на здоровую кожу, ожог распространится.
— И зачем тебе только нужна была подобная… вещь? — недовольно буркнула Марта, предвкушая новую вспышку боли.
— На самом деле это отличная штучка для защиты. Швырнула нападающими в глаза — и побежала. Мало кто сможет тебя преследовать, когда глаза превращаются в месиво, — подмигнула ей Кеторин и достала иголку из набора. — Может, еще рому? Ну так, для храбрости.
Марта покачала головой. Нет, ром ей был не нужен. Сомнительное удовольствие — в пьяном угаре наблюдать за своим и без того покалеченным телом. Наблюдая за приближением немыслимо огромной иглы, Марта нервно сглотнула. Да такой только обувь шить, а не человеческую кожу прокалывать.
— Ты их хоть обработала? — взмолилась девушка.
— Конечно! — театрально кивнула Кеторин.
— Буду надеяться, что ты не солгала.
— Надейся, — она расплылась в яркой улыбке и резко проколола один из больших волдырей.
— Черт! — взвыла Марта, чуть не согнувшись пополам от новой огненной волны, пронесшейся по руке.
Кеторин быстро подхватила марлю и принялась промакивать жидкость, которая начала выделяться из прокола. Марта до последнего надеялась, что там окажется то прозрачное вещество, которое выделяется из сорванной мозоли. Но нет: то, что медленно сочилось из маленького прокола, было отвратительного болотного цвета, и, что еще хуже, от него плавилась марля. Марта с ужасом наблюдала за тоненькой струйкой дымка, поднимающегося вверх. Эта мерзость была в ней, у нее под кожей, и что бы Кеторин не говорила, Марта была уверена — без последствий не обойдется.
Марта зажмурилась и откинула голову на стену, жалея о том, что отказалась от рома. Смотреть на такое на трезвую голову не было никакого желания.
Кеторин продолжила свое нехитрое дело, прокалывая один за одним волдыри и собирая выделяющуюся жидкость. А Марта старалась не двигаться и не смотреть. Она все думала о болевом пороге и возможности привыкнуть к боли настолько, чтобы просто перестать ее ощущать. Она даже пыталась внушить себе, что ничего не чувствует, так сказать отстраниться от боли. Но что-то ничего не получалось: каждый прокол, каждая огненная волна — все было, как в первый раз, хотя Марта и знала, чего ожидать.
Кеторин пару раз уходила за новой марлей, так как та слишком быстро приходила в негодность. От нее оставались жалкие обугленные ошметки, пропитанные слизью. Марта даже видела, а как тлел деревянный пол, когда Кеторин откидывала испорченные куски ткани. Как она сама не боялась получить ожоги, для Марты так и осталось загадкой.
— Такое хорошее зелье потеряли, — причитала она, пока работала. — Знаешь, а я ведь не смогу изготовить его повторно. Я потратила последний порошок из кости носорога.
— Я как-то совсем не опечалена сим фактом, — сквозь зубы проскрежетала Марта, когда Кеторин проколола очередной волдырь.
— Ты просто не понимаешь. Мне сейчас негде достать еще. Раньше у меня был знакомый контрабандист, и он мне его поставил. Точнее он поставлял кости, а я их уже перемалывала. А пару лет назад его посадили. Я, конечно, в подробности не вдавалась, но он вроде пытался провернуть что-то, и его на этом поймали. Вот он и сидит теперь — а мне мучайся!
— Как интересно! — саркастично ответила Марта, изучая деревянные панели на стене.
— Ты бы так не говорила, если бы знала, насколько это полезный ингредиент и как тяжело его достать. Я свои запасы как зеницу ока берегла. И посмотрите — спустила все в трубу. Так, ладно, этот последний — и можем бинтовать.
Марта посмотрела на свои руки. Что ж… теперь они не походили на жабье брюхо, но и более-менее симпатичными назвать их было нельзя. Ее руки были покрыты пластами мертвой кожи, замысловатыми кругляшками расходящимися в разные стороны. Марта даже облегчения не испытала, хотя радовалась тому, что под этими кругами не осталось отвратительно слизи. И только теперь она заметила, что те волдыри, из которых Кеторин откачала жидкость, больше не горели. Да, они болели, но как болит мозоль или открытая рана, того жжения, которое сопровождало каждое движение, больше не было.
Марта даже подняла и опустила руку, чтобы убедиться, что ей не показалось и все действительно так.
Кеторин открыла баночку с мазью и принялась втирать ту в многострадальную кожу Марты. Там, где мазь соприкасалась с кожей, распространялся холодок и легкое онемение.
— Так быстрее заживет. Думаю, ты сможешь спокойно пользоваться руками, но не перенапрягай их и постарайся не использовать пока свою силу. Не знаю, как мазь отреагирует на магический след, — пояснила Кеторин и, взяв бинт, принялась обматывать раны.
Вскоре ее руки были перебинтованы на манер высоких перчаток. Все бы ничего, но Марта не могла даже представить, как заявиться домой в таком виде. Отец скорее всего ничего не скажет, но вот Мегги… Она придет в ужас.
— А у тебя не найдется высоких перчаток, чтобы скрыть бинты? — спросила Марта, когда Кеторин помогла ей подняться.
Женщина призадумалась. Марте даже показалось, что она видит, как хозяйка Ведьминой обители мысленно перебирает свой экстравагантный гардероб.
— Если не ошибаюсь, у меня были небесно-голубые с черным кружевом чуть выше локтя. Остались еще с тех времен, когда я ходила на шабаши.
Они подошли к бару и Кеторин помогла Марте забраться на табурет.
— Одолжишь? Не хочу слишком сильно пугать родных.
— Да, конечно, — согласилась Кеторин ни секунды не задумываясь. — Не хочу, чтобы твой отец прискакал ко мне с вилами и пытался сжечь на костре.
Марта хихикнула.
— Он этого делать не будет!
— Как знать, как знать, — протянула Кеторин, обходя барную стойку. — Ладненько, посиди пока тут. Я найду перчатки, а потом провожу тебя домой.
Однако проводить ее до дома у Кеторин не получилось. Они остановились возле калитки, и Кеторин смерила барьер скептическим взглядом.
— Как ты наложила его? Магия крови? Не могу поверить! Марта, а Марта, где ты о нем узнала? Ты хоть представляешь, как это опасно?
Свет уличного фонаря отбрасывал зловещие тени на лицо Кеторин, делая все ее черты слишком заостренными. Отчего-то при этом свете женщина не выглядела красивой, скорее пугающей. Настоящей ведьмой. По спине у Марты побежал холодок.
— Нашла в записях матери схему барьера и просто активировала его, — потупив взгляд, ответила Марта.
Опираясь на руку Кеторин и неустойчиво держась на ногах, она чувствовала себя сущим младенцем.
— Марта, уж поверь мне, магия крови не безобидна. Одна ошибка — и твоя собственная кровь может взбунтоваться против тебя. А ты с такой легкостью говоришь, что просто активировала кровавый барьер, да еще и привязанный к роду!
— Ты можешь сказать это, лишь посмотрев на него?
— Ну да, — пожала плечами Кеторин. — Магический след всегда разный. А с этим злоупотреблять не стоит, — она указала пальцем на калитку, — он не просто не впускает, но и не выпускает никого, в ком нет крови вашего рода. Хотя обойти его вполне можно, достаточно лишь выпить твоей, ну или твоей сестры, крови. Эффект временный, но результат стопроцентный.
Марта ощутила, как кровь отхлынула от ее лица.
— Не знала.
— Теперь знаешь. Имей это ввиду, если рассчитываешь и дальше пользоваться его защитой. Ладно, я пожалуй пойду. Сможешь сама дойти или позвать отца?
— Справлюсь.
Марта отпустила руку Кеторин и, толкнув калитку, вошла под защиту барьера. Ноги ее слегка подрагивали, и шла она, пошатываясь, но ведь шла сама и без посторонней помощи. Слова Кеторин встревожили ее не на шутку. Она ведь считала, что теперь их дом был надежной крепостью, что мама о них позаботилась. Даже будучи мертвой смогла защитить. А что в итоге? В казалось бы мощном заклятье была брешь. Брешь, которой могли воспользоваться, чтобы причинить им зло.
Марта не знала, от чего ее трясло больше — от страха или от холода. Возможно, и от того, и от другого в равной степени. Оттого-то она и застыла на ступенях собственного дома, пытаясь перевести дыхание и собраться с мыслями. Не существует приличного объяснения испорченной полусозженной одежде и этим ярким перчаткам, которые так нелепо смотрелись на руках Марты. В ее гардеробе никогда не было столь ярких, столь кричаще вычурных вещей.
Марта посмотрела на дорогу. Кеторин уже ушла. Оно и к лучшему.
Сделав еще один глубокий вдох, хотя толку от него было мало, Марта схватилась за ручку двери. Дверь была не заперта, что было уж больно глупо, особенно теперь, когда она знала, что барьер, защищающий их, не был столь надежн. И если те, кто охотится на них, об этом прознают, им достаточно будет лишь поймать одного из них, чтобы добраться до всех.
В доме было тихо. Но ощущение было, словно это затишье перед бурей. Если бы ладони Марты могли сейчас потеть, то непременно бы вспотели. Даже Коул на втором этаже не кричал и не бился в агонии. Хотя после того, что сегодня с ней произошло, она почти жалела, что на время облегчила его боль.
Проскользнув на кухню, Марта стащила свое изуродованное пальто и, вынув немногочисленное содержимое карманов, запихнуло когда-то любимую вещь в мусорный пакет. Было даже обидно. В прошлом году она гонялась в поисках того самого правильного бежевого пальто. И вот теперь она втихую под покровом ночи прячет когда-то достойную гордости вещь в мусорный пакет.
Понимая, что ведет себя, как ребенок, который пытается скрыть следы своего маленького преступления, Марта достала мусорное ведро из-под раковины и высыпала его содержимое поверх пальто, хороня его под яичными скорлупками и пустыми пакетами молока. А затем завязала мешок и отставила в сторону. Нужно будет вынести его к мусорным бакам, чтобы окончатьльно «похоронить», но сейчас сил на это у нее не было.
Единственное, о чем мечтала Марта, так это о душе. Горячем расслабляющем душе. О воде, которая смоет с нее остатки сегодняшнего дня. Вот только как мыться с такими руками? Видимо, душ ей все-таки не светит.
Недовольно скривившись, Марта открыла холодильник, ищя то, чем можно было бы заесть свое паршивое настроение. Был у нее такой грешок — она всегда заедала стресс. Раньше, когда мама была жива, их холодильник ломился от всяких вкусняшек, и можно было заесть все, что угодно. Начиная от паршивых оценок и заканчивая разбитым сердцем. Хотя у Марты никогда не было разбитого сердца, поэтому она не знала, чем можно было заесть его. Возможно торт-мороженое спас бы любую ситуацию. Но сырые яйца не спасут никого.
Надув губы, она закрыла как всегда пустой холодильник. На такой случай нужно было купить мороженное и держать его в морозилке. Но была Мегги. Она, как пылесос, вбирала в себя все, что появлялось в доме вкусненького.
Марта заметила листок, прикрепленный к холодильнику двумя магнитами в виде маленьких фей с объемными крылышками. Их сделала мама, когда ударилась в лепку. Чем, собственно, занималась тоже не особо долго. Если честно, Марта не знала, чем ее мать могла заниматься дольше двух месяцев. Иногда Марте начинало казаться, что ее мать просто пытается заполнить пустоту внутри, вызванную потерей любимого занятия. Но каким именно было это занятие, она не знала. Это было похоже, как если бы сама Марта в какой-то момент просто не смогла бы больше держать кисть в руке.
Марта взяла листок и включила свет над варочной плитой, чтобы прочитать написанное.
«Для той, кто не умеет пользоваться телефоном,
Папа уехал к бабушке с ночевкой. Я пошла спать. Покорми Коула, как вернешься.
И научись наконец-таки отвечать на звонки»
У Мегги был тот самый идеальный почерк. Тот, с которым нужно просто родиться, научиться так писать невозможно.
Отца нет дома. Мегги спит. Марта выдохнула с облегчением. Будет время спокойно разделаться со своими испорченными вещами. Что это, если не благословение свыше?
Она посмотрела будильник, который мама обычно использовала, чтобы засекать время, когда готовила. Почти час ночи. Ожидаемо. Кеторин провозилась с ее руками долго, да и неизвестно, сколько точно Марта провалялась без сознания.
Коул возможно и хотел есть, но, судя по тому, что в доме было тихо, он скорее всего тоже спал. Но на всякий случай, прихватив с собой не начатую пачку сухарей для гостей, Марта решила проверить свою теорию.
Подняться по лестнице оказалось не так уж сложно, но она все равно остановилась на верхней ступени, чтобы отдышаться.
Когда она вошла, Коул не спал: он сидел, откинувшись на спинку кровати, и буравил стену взглядом. Его лоб прорезали глубокие морщины. Но стоило Марте появиться в дверном проеме, как он перевел взгляд на нее.
— Паршиво выглядишь, — протянул он.
— Всяко лучше, чем ты, — парировала Марта и вошла внутрь. — Решил расстаться со своими дрожащими берушами?
— Решил поговорить.
— Со мной? Какая честь!
Марта положила пачку сухарей ему на кровать рядом с пустой тарелкой из-под яичницы, а сама села в кресло напротив. Краем глаза она заметила альбом, лежащий у него под рукой. Так значит он все-таки прочитал ее записку.
Марта откинулась на спинку кресла, стараясь выглядеть расслабленно и непринужденно, хотя внутри все клокотало. То, с каким недовольством он смотрел на пачку сухарей, выводило ее из себя. Он выглядел, как человек, которому на ужин преподнесли коровью лепеху, а назвали стейком.
— Скажи, а вы нормальной едой питаетесь? Или у вас особая ведьминская диета? Яйца, чай и сухари? — он взял пачку и открыл ее. — Или вы только меня ими пичкаете?
— Насколько я знаю, ты можешь не есть неделю или около того. Мы могли бы и вовсе тебя не кормить. Так что прекрати строить недовольные мины и ешь, что дают.
Коул демонстративно достал сухарик из пачки и так же демонстративно положил его в рот.
— Божественно, — протянул он, когда доживал. — Это что, какое-то волшебство? Почему простые сухари на вкус, как сочный стейк из говядины?
Марта смерила его уничтожительным взглядом.
— Прекрати паясничать!
Коул замер с недонесенным до рта сухариком, на секунду его взгляд остекленел.
— А говорила, что не будешь мне приказывать, если я соглашусь поговорить, — укорительно и даже немного обиженно произнес он, когда морок приказа спал.
— Я не специально, — потупилась Марта.
День определенно был тяжелый. Она устала и даже хотела попросить его попридержать свою жажду к разговором до завтра, когда ее мозг будет чуть более сообразительным. Но она не могла позволить себе такой роскоши, так что решила поговорить с Коулом, ведь не факт, что к утру он все еще останется разговорчивым.
— Хьянга, — начала Марта. — Ты ведь знаешь, что это яд?
Коул неуверенно кивнул.
— Узнал несколько лет назад. Его дают некоторым новобранцам, что-то вроде сильного стероида, чтобы мы были сильнее и выносливее.
— А о том, что если не принимать постоянно, то просто умрешь, решили не упоминать, — язвительно вставила Марта.
— Нет. Нам говорили и дали выбор — принимать или нет, — спокойно ответил Коул. — Учитель сказал, что средство еще до конца не изучено и нужны добровольцы на испытания.
Марта удивленно вскинула брови, но промолчала.
— Я согласился, чтобы послужить для всеобщего блага. В тот момент мне это казалось разумным. Я не думал, что…
— Вы взяли эту траву у ведьм! — выпалила Марта, не в силах слушать его стенания об «общем благе». — Это зелье! И вы использовали магию для своих целей.
Коул ошарашенно уставился на нее. Каждый мускул на его лице словно заледенел.
— Судя по тому, как ты на меня смотришь, могу сделать вывод, что ты не знал.
— Не знал, — он прочистил горло. — Я думал, что Кеторин Чубоски на нашей стороне. Учитель направил меня к ней, чтобы обзавестись защитными артефактами, но она оказалась то ли шарлатанкой, то ли умелой ведьмой, сумевшей нас обхитрить.
Марта никак не отреагировала на его слова о Кеторин. Пусть считает и думает, что хочет, но пока ему не стоит знать о том, кто такая Кеторин на самом деле. Вот только и Марта не до конца была уверена, что ей можно верить. Хотя последние события расположили ее к ней чуть больше, чем было в начале. Между страдающим и тем, кто избавляет его от страданий, определенно образуется некоторая связь. Уж этого Марта отрицать не могла.
Она взглядом показала на альбом.
— Мое предложение в силе. Помоги мне — и я помогу тебе.
— Я не могу предать своих товарищей, — отрезал Коул.
— Товарищей, которые врали тебе?
— Это неважно.
— А по-моему важно. Ты фанатично представляешь свою верность людям, которые не посчитали тебя достойным. Они же не сказали, что используют ведьм, чтобы убивать ведьм. Как по мне, дело пахнет лживой идеологией.
— Не пытайся навязать мне свою волю. Ты не заставишь меня усомниться!
Марта усмехнулась, уставше потянувшись в кресле.
— Даже мысли такой не было. Понимаешь, Коул, мне не нужны эти «военные баталии». Я и ведьмой-то себя не считаю. Знаешь, сколько раз за всю жизнь я использовала магию? Хватит десяти пальцев, чтобы пересчитать, да еще и останется. Я хочу вернуться к своей нормальной жизни, где мне и моей семье не будет угрожать горстка шизофреников. Поэтому я и прошу тебя помочь мне!
— Помочь с чем?
— Затеряться. Исчезнуть с их радаров. Чтобы они считали меня мертвой.
— Это невозможно! На мое место придут другие.
— Так ты можешь вернуться к ним и убедить их в том, что они ошиблись, и я обычный человек. Убедить в том, что за мной не нужно гоняться.
Коул рассмеялся в голос.
— Неужели ты думаешь, что когда я выйду за пределы этого дома, то не попытаюсь вернуться вместе с моими товарищами, чтобы уж точно убить тебя?
— Я не дура. Поэтому и предлагаю тебе сделку: твоя жизнь в обмен на мою. У них нет антидота, только еще немного яда, который отсрочит твою смерть. А я могу попробовать тебя вылечить.
— Меня слишком долго не было. Даже если я вернусь, они мне не поверят.
— Мы что-нибудь придумаем. Ты согласен?
Коул коротко кивнул.
— Что ж, тогда я пойду спать. Если честно, сил совсем нет, — сказала Марта, вставая с кресла. — Завтра продолжим.
— И что, ты так и будешь меня тут держать взаперти? — спросил Коул, когда она уже была у двери.
— Пока да. Мне так спится спокойнее, — ответила Марта и вышла из комнаты.
***
Было уже далеко заполночь, когда Кеторин открыла дверь палаты под номером 308, заблаговременно нацепив, хотя скорее даже приморозив к лицу жеманную улыбочку.
Мужчина на больничной койке спал. Лицо его было обмотано бинтами, оставляя лишь маленькие прорези для рта, носа и глаз. А остальные части его тела скрывались под белой простыней. Не знай она, кто лежит в этой палате, ни за что не догадалась бы.
Кеторин приблизилась к койке, ее каблучки звонко цокали по белой плитке, но ее это не особо заботило. Она отодвинула стул, и металлические ножки противно проскрежетали по полу.
— Просыпайся, Люцио, — сурово потребовала она, опустившись на стул. — Я знаю, что ты проснулся, как только я вошла.
— Кеторин, — прохрипел мужчина, открыв глаза. — Какой приятный сюрприз.
Кеторин умилительно вздернула брови.
— О, поверь мне, я знаю. У тебя нет выбора, кроме как радоваться. Все же я согласилась тебе помогать.
Люцио лишь слегка повернул к ней голову — ни на что остальное сил у него не было.
— Зачем ты пришла? — голос его был слабым, а из-за выбитых зубов звуки получались свистящими.
— Есть парочка вопросов, — по-женски трогательно ответила она, слегка подергивая плечами. — Кому еще, кроме этого мальчишки, ты рассказал о Марте?
— Никому.
— Честно-честно?
— Мне незачем тебе врать, — брюзжа слюной, ответил он.
— Ну кто ж тебя знает. Ты и маленькому охотнику о ней рассказывать не должен был. И что в итоге? Ты бедный и покалеченный лежишь здесь.
— Гнусная ведьма!
— Ты неисправим, Люцио, — грустно протянула Кеторин.
Она нагнулась и выдернула из розетки провода приборов, к которым был подключен старый охотник.
— Что ты делаешь? — не без паники в голосе спросил Люцио.
Даже в лунном свете Кеторин видела, как в ужасе расширились его зрачки. Выпрямившись, она добродушно ему улыбнулась.
— Где вы достали хьянгу? Кто вам про нее рассказал? — несмотря на добрую улыбку, ее голос так и сочился ядом. — Вы нашли другую ведьму, не так ли? Ту, которая согласилась вам помогать? Нашли мне замену и даже не подумали оповестить. Это жестоко, Люцио! Ты так не думаешь?
Мужчина тяжело дышал.
— Кеторин, — начал было он.
— Я не люблю, когда меня предают. Ты пил хьянгу или нет?
— Нет.
— Понятно, — протянула Кеторин. — Значит, ты знаешь о последствиях. Но все равно дал ее своему ученику. На что ты надеялся? Что он быстренько убьет ее, а потом умрет сам?
— Она опасна… ее нужно устранить… жизнь одного охотника — ничто в сравнении с теми душами людей, которые она способна загубить.
Кеторин громко рассмеялась.
— О-о-о, Люцио, боюсь, ты плох в арифметике. Но раз ты уверен, что жизнь одного охотника — ничто, то не стану тебя разочаровывать.
Кеторин встала со стула и, достав из кармана пальто маленькую склянку, нагнулась к лицу мужчины. Она с силой сжала его челюсти, заставляя открыть рот. Люцио пытался сопротивляться, но он был настолько слаб, что его потуги ровным счетом ничего не значили. Одной рукой Кеторин открыла склянку и вылила ее содержимое тому в рот.
Мужчина пытался вывернуться, сплюнуть. Но на деле большая часть все равно попала туда, куда надо, спустившись по языку вниз в горло, выжигая все на своем пути.
— Кх…кх…
— Прощай, Люцио. К сожалению, это наша последняя встреча, — улыбнулась Кеторин и, потрепав его по забинтованной щеке, вышла из палаты.