Впервые за последнее время Марта проснулась с мыслью, что она выспалась. Не просто закрыла ночью глаза, а утром открыла, будто буквально на секунду вылетела из реальности. Нет! Она действительно выспалась, даже несмотря на то, что допоздна засиделась с сестрой в компании с попкорном и Рапунцель, которую они пересматривали уже сорок восьмой раз, так как это был любимый мультфильм Мегги — неизвестно еще, сколько раз она пересматривала его в одиночку.
За окном было все еще серо и крупными хлопьями валил первый настоящий снег в этом году. На секунду Марта испугалась того, что снег проходит через защитных барьер и наметает сугробы за окном, но потом обрадовалась тому, что зато не придется объяснять соседям, почему снег идет везде кроме их двора. А затем снова расстроилась, ведь кому-то его придется чистить. Марта перевернулась на бок и уткнулась взглядом в окно, наблюдая за падением снега, который под куполом падал все же реже, чем в остальном мире.
Марта вытянула ноги и поплотнее закуталась в одеяло. Вылезать из постели совсем не хотелось. И причина была не только в пробирающем до костей холоде, который стоял в доме. Похоже, это опять отключился котел. Зимой такое иногда случалось, особенно во время снегопадов, когда начинались перебои с электричеством. Однако Марта в этому уже давно привыкла. Старый дом всегда идет в купе со старой проводкой, которая имеет свой собственный характер и пожелания.
Девушка уже была готова погрузиться в очередной короткий сон, к которому располагали погода и значок выходного дня на календаре, когда в комнату с громким воплем «Холодно! Холодно! Холодно!» влетела Мегги и буквально запрыгнула к Марте под одеяло. Ей не оставалось ничего другого, как перекатиться на другой край кровати, чтобы освободить место сестре и скрыть свои перебинтованные руки. Вчера ей удалось скрыть свои раны от Мегги, сначала объяснив наличие новых перчаток приближающимися холодами и нежеланием расставаться с покупкой, а затем весь вечер держа руки в карманах, украдкой поглощая попкорн.
Глупо, конечно. Марта прекрасно понимала, что строит из себя шпиона-неумеху и шифруется от младшей сестры, которая максимум удивится или посмеется над неудачливостью старшей. И все же Марте не хотелось давать Мегги даже самого маленького повода для переживаний.
— Ночью свет отключился. Папа пошел перезапускать котлы. Вода в бойлерах тоже остыла, — стуча зубами, сказала Мегги и придвинулась к Марте, отчего та чуть не свалилась с кровати.
— Здравствуй, зима! — хмуро вторила ей Марта.
— Здравствуй, отключение электричества, — у Мегги зуб на зуб не попадал, и оттого речь ее получалась невнятной. — Думаешь, он скоро нагреется?
— Часа четыре — не меньше.
— Вот блин.
— Полностью согласна.
— А приготовишь мне чай? Пожа-а-алуйста!
— А сама? Мне вообще-то тоже холодно!
— Ну Марта! — протянула девочка.
— Что Марта? Руки-ноги есть? Не инвалид, так что можешь и сама заварить себе чай.
— Марта! — громко взвизгнула Мегги и принялась пинать ее своими холодными ногами, пытаясь свалить с кровати.
Рассмеявшись, Марта встала с кровати, потянув за собой одеяло, тем самым полностью стянув его с сестры. Мегги что-то недовольно пробурчала, а Марта подняла с пола перчатки и натянула их на руки, прикрываясь одеялом. Затем сделала пару шагов по относительно теплому ковру и натянула новый бордовый кардиган, который купила вчера после утренних занятий.
— Будет тебе чай, — сказала она и зашвырнула одеяло на кровать.
Мегги тут же закуталась в него, окинув Марту изучающим взглядом, который чуточку дольше чем нужно задержался на бежевых, из мягкой тонкой кожи, перчатках.
— Умно.
— Ага. Могу одолжить тебе свои старые, — предложила она.
— Не люблю перчатки.
— Ну и мерзни. Если твои пальцы почернеют и отпадут — не прибегай ко мне, чтобы я наколдовала тебе новые, — потрунила над ней Марта, ищя шерстяные носки в ящике комода.
— Сама себе наколдую! — хмуро ответила Мегги, закусив щеку изнутри. — Никто не знает, может быть, я тоже ведьма и куда более могущественная чем ты. Может быть, моя сила еще не пробудилась!
Марту передернуло от ее слов, но она постаралась скрыть свое недовольство и лишь коротко бросила:
— Может быть.
Она вышла из спальни и поспешила на кухню быстрым шагом, поплотнее закутавшись в кардиган, стараясь хоть немного согреться и жалея, что не натянула штаны поверх пижамных шорт. На секунду она даже задумалась о том, чтобы вернуться и исправить данное упущение, но, вспомнив хмурое выражение лица Мегги, отделалась от этой мысли безвозвратно. У Марты в голове просто не укладывалось, как Мегги могла желать быть ведьмой, прекрасно видя, с какими проблемами приходиться сталкиваться ей, Марте.
Марта поставила чайник на плиту, постоянно двигая ногами и держа руки над огнем, чтобы хоть немного согреться. Вскоре Мегги пришла к ней, закутавшись в одеяло и волоча его по полу, словно шлейф. Насупившись, она села за стол, поджав под себя ноги, и уставилась на Марту.
— Ты действительно считаешь, что во мне нет и толики волшебства?
— Не знаю, — честно ответила Марта, понимая, что разговора ей не избежать. — Я на это надеюсь. В том, чтобы быть такой, как я, нет ничего хорошего.
— Это ты так считаешь!
— Да. И что в этом плохого? Скажи мне, Мегги, что плохого в том, что я хочу для своей сестры обычной, нормальной жизни? Жизни, где ей не придется содержать в своем доме охотника на ведьм, чтобы тот не навредил дорогим ей людям.
— Коул и так здесь, — буркнула Мегги. — И оттого, есть у меня магия или нет, ничего не изменится.
— Изменится. Твоя голова в списке его жертв рядом с моей, — сухо ответила Марта и отвернулась от сестры.
Хоть ей и удалось говорить спокойно, внутри ее буквально колотило от упертости Мегги. Почему нельзя просто оставить эту тему и больше к ней не возвращаться? Нет, Мегги так просто не могла. Она раз за разом ворошила этот пчелиный улей в надежде, что вот сейчас вылетит добрая пчелка, а не та, что покусала ее.
— Коул может передумать, — с детской наивностью произнесла Мегги. — Он же видит, что мы не такие уж и плохие.
Марта нервно хохнотнула, вторя свисту закипевшего чайника.
— Боюсь, что с его стороны мы выглядим, как раз-таки «такими уж плохими», — она передразнила манеру Мегги. — Мы удерживаем его против воли. Поверь мне, никто — даже заядлый преступник — не станет хорошего мнения о своих тюремщиках по щелчку пальцев.
Марта залила чайные пакетики кипятком и аккуратно отнесла горячие кружки на стол. К ее немалому удивлению Мегги промолчала, недовольно поджав губы. Обычно Мегги высказывала все, что было у нее на уме. Хотя возможно Марта не настолько хорошо знала сестру, как ей думалось.
Мегги обхватила свою кружку руками и принялась дуть на нее, наблюдая за поднимающимся струйками пара. Ненадолго кухня погрузилась в полную тягостную тишину, которую Марте так отчаянно хотелось нарушить. Ей было невыносимо наблюдать за понурой Мегги. Но что конкретно сказать, Марта тоже не знала. Она боялась, что любое ее слово вновь натолкнет их на разговоры о ведьмах и магии. А резкая смена темы казалась бы наигранной, и ей совсем не хотелось быть той сестрой, которая прячется за вопросами по типу: «Какой твой любимый персонаж в мультфильме?» и избегает настоящих проблем.
— Думаешь, кто-то из ведьм причинил Коулу боль? — неожиданно спросила Мегги, пронзив Марту серьезным взглядом исподлобья.
— Не знаю, — немного опешив, ответила Марта. Она и думать не думала о Коуле и его проблемах. И ей было абсолютно все равно, причинил ему кто-либо боль, убили ли его близких, да даже если ведьмы пытали на его глазах котят — ей было все равно. То были его проблемы, но не ее. Оттого и вопрос Мегги поставил ее в тупик. С чего вдруг ей интересоваться его жизнью и его причинами, поступать так, а не иначе?
— Я думаю с ним что-то случилось, — выдохнула Мегги и отхлебнула немного чая. Тот оказался слишком горячим, и она выплюнула его обратно в чашку, забрызгав весь стол.
— Мегги! Фу! — скривилась Марта и отшатнулась от нее, откинувшись на спинку стула. — Ты что творишь?
Мегги высунула язык и принялась обмахивать его ладошкой.
— Горячо! — возмущенно простонала она, но из-за высунутого языка получилось нечто невнятное, отдаленно напоминающее нечто вроде «голящо».
Марта фыркнула и, встав из-за стола, забрала у Мегги ее чашку и поставила в раковину, сомневаясь, что девочка будет в ближайшее время пить что-либо, кроме воды.
— Воды? — спросила Марта и, схватив тряпку, принялась вытирать со стола капли чая, перемешанного со слюной.
Когда она поставила перед Мегги полный стакан с водой, в кухню как раз вошел отец с всклокоченными волосами и недовольно поджатыми губами, которые были похожи на корявую тонкую линию там, где у нормального человека был рот. На его лице возле носа красовалась смазанная грязь, да и руки были перепачканы чем-то маслянистым. Он недовольно швырнул на стол разводной ключ и, пройдя к раковине, принялся намыливать руки.
— Боюсь, этой зимой нам все-таки придется менять насосы. Сомневаюсь что они доживут до конца декабря. Либо так, либо нам придется встречать Рождество, греясь у камина, потому что ваша мать так любила этот дом «в своей первозданной красоте», — он передразнил ее манеру с придыханием говорить о вещах, которые ей нравились, и Марта не смогла сдержать улыбки, хотя смешок ей все же удалось подавить.
Да, Терра Рудбриг любила этот дом. Любила в его первозданной красоте, и никто не мог встать между ней и ее любовью. Что до отца, то он часто брюзжал об этой «первозданной красоте», отчего Марте вспомнилось, как родители как-то спорили о замене старой отопительной системы, стоя на этой самой кухне. Отец возмущался и крутил пальцем у виска, а мать кричала, что будет всю зиму сидеть возле камина, но не позволит ему ничего менять в ее доме и его «первозданной красоте».
Марта ощутила, как в уголках глаз начали собираться слезы, а в носу защипало. Она судорожно вздохнула, загоняя эмоции куда подальше внутрь, и смахнула непрошенные слезы, пока их никто не увидел.
— Ты говоришь о них уже лет десять, и они все еще живы, — удивляясь тому, насколько сухо прозвучал ее голос, сказала Марта. — Так что может и эту зиму проживут.
Алистер стрельнул в нее недовольным взглядом, который более чем красноречиво говорил «Не начинай» — и в третий раз намылил руки, чтобы избавиться от маслянистой дряни, названия которой Марта не знала. Она хмыкнула и вышла из кухни, оставив Мегги справляться с тяжелым заданием — сказать отцу, что он измазал еще и лицо.
***
Коул был рад наконец-то размять ноги, хотя радость эта была довольно сомнительной. Все равно что зверю радоваться расширению клетки. Марта предоставила всю спальню в его распоряжение. К его немалому удивлению, она убрала те странные камни, но вдоль окон и входной двери насыпала какую-то странную смесь. Крупинки соли с какими-то травами. Именно так они выглядели издалека, а вот приближаться к ним он не испытывал ни малейшего желания. Мало ли чем она могла пересыпала проходы?
Коул прошел очередной круг. Кровать, кресло, пустой комод, ванная, мимо окон, краем глаза посматривая на странную смесь. Что такого она там намешала и что с ним будет, если он прикоснется к ней? Может все-таки попытаться сбежать?
Нет. Он не станет прикасаться к этой дряни. Коул плотно сжал губы и плюхнулся на кресло, которое обычно занимала Марта. Последнии пару дней они к нему практически не заходили, если не брать в расчет то, как они подсовывали ему еду. Марта лишь подходила к двери, чуть сдвигала свою странную магическую посыпку, ставила поднос на комод и уходила, возвращая ровную линию насыпи на место. Изредка она спрашивала, как скоро ему нужна будет хьянга и, получив ответ, коротко кивала. Мистер Рудбриг даже не объявлялся, хотя не сказать, что Коул хоть немного переживал по этому поводу.
Единственным, о чем он сейчас переживал, был голод. Его желудок сжимался, отчаянно требуя хоть чего-то. И Коул был бы рад если бы он требовал еды, но нет, ему нужно было совсем другое. А Марта, эта чертова ведьма, не объявлялась с прошлого вечера.
Коул резко вскочил на ноги и принялся вновь наматывать круги по маленькой комнатке. Только ни малейшего успокоения ему столь бессмысленное единство доступное занятие не приносило. Он ощущал желчь на языке, а в груди разгорался пожар.
Где она? Ночь уже давно закончилась! Неужели эта чертова ведьма не понимает, в какой нужде он находится? Он же вчера ей прямым текстом сказал, что может потерпеть еще немного, но не слишком долго. Не слишком долго! А сколько времени прошло с ее прихода? Не меньше десяти часов, а то и больше. И это уж точно не «не слишком долго», как раз-таки наоборот чертовски долго.
Дыхание перехватило. Коулу даже показалось, что на несколько секунд его сердце остановилось. Он чувствовал, как собственные ноги отказываются его слушаться. Нет, он не будет это терпеть. Они заключили сделку. И она обязана исполнять условия!
Коул подлетел к двери и со всей силы, оставшейся в его ослабевших руках, ударил по ней. Звук оказался гулким, а удар настолько ничтожным, что и пятилетка ударил бы сильнее. Коул дернул за ручку, но дверь оказалась заперта.
Ну он и дурак! Чем он думал, даже на миллисекунду поверив ведьме? Теперь он умрет в этой чертовой комнате, и она ничего не сделает, чтобы помочь ему. А ведь он знал, что ведьмам веры нет.
— Марта! — крикнул он, предприняв жалкую попытку заставить ее вспомнить о нем и их уговоре. Он удивился, насколько слабым и сиплым был его голос. Даже не крик, а жалкое подобие вороньего карканья. Просто потрясающе. Если бы Марта хоть на секунду и решила бы ему помочь, она даже не смогла бы откликнуться на этот слабенький крик о помощи. А что если ее вообще нет дома? — Мегги!
Но что сможет сделать эта маленькая девочка, даже если она дома? Тем не менее голос-то у нее точно помощнее чем у него будет.
Коул услышал, как повернулся ключ в замке. И все в нем на секунду замерло. Неужели она все-таки пришла, чтобы ему помочь? Если это и правда, то верить ему в это не хотелось. Ада всегда говорила, что он уж слишком рьяно хватался за свои мысли и идеи, не желая ни слушать, ни верить окружающим. Хотя из них двоих именно она всегда была чересчур своевольной и непокорной.
Но было нечто странное в том, чтобы думать о ней в подобной ситуации, так что он затолкал воспоминания о снисходительной ухмылке Ады как можно глубже и уставился на открывшуюся дверь.
Марта несколько удивленно смотрела на него с порога, сжимая в руках поднос, на котором — о чудо — лежал большой и такой манящий кусок мяса, а рядом картофельное пюре с подливкой и кружка чая, от которого все еще поднимался пар. И Коула нисколько не смущало, что вся еда лежала в фольгированных контейнерах, в которых обычно доставляют заказы из ресторанов. Боже, от одного только вида он ощущал, что насыщается.
— Может отойдешь и дашь мне пройти? — холодно спросила Марта, слегка выгнув бровь.
— Мне нужна хьянга! — выпалил Коул, не отрывая взгляда от подноса. Отчего-то ему казалось, что если он отведет взгляд, то еда исчезнет, словно мираж, навеянный гнусной ведьмой.
— Я поняла, — ответила Марта, продолжая на него смотреть своим холодным ничего не выражающим взглядом. — Ну так что, может быть отойдешь? Или мы так и будет стоять здесь и играть в гляделки, пока ты не покроешься волдырями и не сгоришь заживо?
Коул перевел взгляд с подноса на нее, понимая, что они действительно стоят как истуканы в дверях, и именно это отделяет его от столь вожделенной еды. Он сделал шаг, и весь мир покачнулся перед ним. Следующим, что он увидел, оказались старые доски паркета, так четко вырисовывающиеся перед глазами. В следующую секунду Марта уже была рядом с ним, опускаясь на колени, и подол ее пышной юбки стал колоколом возле ее ног, полностью закрыв их, а Коул даже не заметил, как она так быстро избавилась от подноса.
Коул попытался подняться. Тщетно. руки и ноги каждый раз предательски разъезжались, когда он собирал их под себя. Он чувствовал себя то ли марионеткой с обрезанными лентами, то ли пауком на роликовых коньках. И ни то, ни другое сравнение ему не нравилось. При условиии, что еще совсем недавно он вполне мог контролировать свое вмиг оказавшееся бесполезным тело.
— Черт, — выругалась она, и в этот момент Коул был согласен с ней, как никогда прежде. — Неужели все уже настолько плохо?
Риторический вопрос. Коул понимал, что ответа ей не требуется, но все равно попытался кивнуть, царапнув лбом об пол. Неужели он не мог упасть на ковер? Ведь он тоже был совсем близко, и мог хоть немного смягчить его падение.
Марта обхватила его за плечи и с трудом перевернула на спину — от натуги на ее бледном лице проступили красные пятна. От нее странно пахло. Коул впервые заметил, чтобы от человека так странно пахло. Не противно, просто странно. Возможно то был просто горячечный бред, вызванный нехваткой яда в крови. На самом деле он не мог даже описать этот запах. Нечто сладковато-горькое, щекочущее в носу, отчего появляется дикое желание чихнуть. Коул шмыгнул носом, надеясь немного побороть это желание, но все без толку — горло продолжало точить. Неужели так пахнут все ведьмы? Но это странно. Он помнил, что Кеторин пахла какими-то цветочными духами с примесью церковного ладана, да и Марта так раньше не пахла. Он вообще не помнил, чтобы от нее хоть как-то пахло до этого, а значит его восприятие — лишь следствие горячки и не более того.
— Ты что, не мог просто сидеть в кровати? Как я тебя туда дотащу, скажи на милость? — тяжело дыша, возмущалась Марта, возвращая Коула к реальности. — Черт.
Она отошла, и ее движения вызвали новый поток этого сладковато-горького аромата. Коул все-таки чихнул. Так сильно, словно ему под нос поставили целую банку молотого перца.
— Лежи здесь. Я сейчас приду, — сказала Марта и вышла за дверь.
Боже она даже закрыла ее на ключ. Коул нервно хохотнул. Он не в состоянии просто подняться, а она закрывает дверь на ключ, чтобы он не сбежал. Может у нее паранойя?
Коул хохотнул еще раз, и этот звук отдался резкой болью в груди. Марта с отцом вернулись через пару минут или около того, Коул был настолько погружен в себя, что не особо следил за временем. Когда они подняли его с пола, держа под руки с двух сторон, он чуть не подавился собственным вскриком. Коул не любил боль. Вспомнилось, как в детстве он ревел в голос при одном лишь упоминании слова «дантист» и как родители отпаивали его пустырником до и после посещения клиники. Хорошо, что ни Марта, ни мистер Рудбриг не знали о его страхах, а то им хватило бы лишь одной бормашины, чтобы вытащить из него все.
Они посадили его на кровать, и Коул просто завалился на нее, будучи не в силах держать свое тело прямо. Если честно, ему было страшно от того, насколько быстро он теряет контроль над собой и своим телом. Вот он мог ходить и полностью контролировал ситуацию — щелчок пальцев — и он безвольная кукла, полностью зависящая от других. Он даже не представлял, что все может быть настолько плохо.
Мистер Рудбриг подтащил его к изголовью и облокотил на него, а затем закинул и ноги Коула на кровать. Коул не мог двигать своими конечностями, но каждое прикосновение он ощущал, как давление пятитонного груза.
— Дальше сама справишься? — спросил мистер Рудбриг, поправляя манжеты рубашки. — Через полчаса мне нужно быть в страховой фирме.
Марта коротко кивнула и махнула в сторону двери мол «иди, куда хочешь, я тебя совсем не держу». Коул был бы очень рад, если бы она махнула так и ему и отпустила бы на все четыре стороны. Но куда больше он был бы рад, если бы она наконец дала ему то, что облегчит ему страдания и прояснит разум, потому что он чувствовал, что соображает примерно так же, как и двигается.
Мистер Рудбриг ушел, а Марта, хвала всевышнему, начала что-то смешивать в чашке с чаем, которую принесла. Она подошла к кровати с подносом и взгромоздила его на маленькую прикроватную тумбочку. Коул с вожделением смотрел на еду и на чай с хьянгой, как чертов наркоман, желающий новой дозы, которой крутят у него перед носом.
— Кеторин сказала, что тебе нужно поесть перед тем, как пить эту дрянь. Так будет… хм… правильнее. Ты можешь сам поесть? — ее лоб прорезали недовольные морщины.
Коул попытался покачать головой. Не получилось. Поднять руку тоже. Так что он прохрипел слабое «нет». Марта кивнула и принялась пододвигать к кровати кресло, которое противно скрипело, двигаясь по половицам. При этом каждое движение Марты пригоняло к Коулу новые порции ее аромата, от которого он не переставая чихал, каждый раз сжимаясь от боли в грудной клетки. Марта уселась в кресло и, взяв контейнер с подноса, принялась перемешивать картошку с подливкой.
— Знаешь, — начала она, зачерпнув полную ложку. — Никогда не думала, что буду кормить с ложечки человека, который пытался меня убить. Это настолько нелепо.
Она поднесла ложку к его рту, и Коул, с трудом открыв его, взял ложку в рот. Хорошо, что картошка была мягкой и ему практически не пришлось жевать, потому что это давалось ему точно так же, как и старику с вставной челюстью. Именно так он себя в этот момент и чувствовал. Как старик на грани смерти. Столько планов, столько целей. И вот, к чему он пришел. Дряхлый, слабый и безвольный лежит на кровати, а его с ложечки, как высоко оплачиваемая седелка, кормит ведьма. О Боже!
— Пары ложек, наверное, хватит? — с сомнением спросила Марта скорее у себя, чем у него, потому что он вряд ли мог ей сейчас ответить. Она скормила ему еще три полных унижения ложки, после каждой из которых Коул начинал чувствовать себя все более и более раздавленным морально.
Когда она наконец поднесла к его губам чашку с ядом, он был безмерно ей благодарен за прекращение этой странной пытки. Но вместе с первым же глотком он вдохнул и ее странный аромат, смачно чихнув, разбрызгивая практически все содержимое чашки.
— О боже! — воскликнула Марта и отпрянула, забирая с собой чашку. — Да что с тобой такое?!
— Я не специально, — прохрипел Коул. Удивительно, но уже от первого глотка ему стало легче. Он буквально ощутил, как в его голове начало проясняться и как бешеная паника, которая преследовала его до этого, отступила. Он даже не осознавал, как сильно паниковал, но теперь все стало предельно ясно. Он глубоко вздохнул, испытывая невероятное облегчение. — Ты странно пахнешь.
— Чего? — Марта выпучила глаза, полностью обескураженная его заявлением. — Совсем что ли? Я ничем не воняю!
— Я не говорил, что ты воняешь! Просто от твоих духов в носу щекочет, — голос Коула окреп, и ему стало легче говорить, хрипота бесследно исчезла.
Марта нахмурилась и, приложив руку к носу, понюхала, затем пожав плечами.
— Я не пользуюсь духами и уж точно ничем не пахну. У тебя глюки, — она посмотрела на кружку и взболтала остатки содержимого. — На, допивай. Ты разлил больше половины. Да уж…
Коул забрал чашку из ее рук без особых усилий. Он снова с завидной легкостью контролировал свое тело, словно ничего из того, что было всего пару минут назад, и вовсе не происходило. В два глотка он осушил кружку и отдал ее Марте. Коул взял поднос с нетронутым мясом и остатками картошки и поставил его себе на колени.
— Спасибо за еду, — буркнул он и с жадностью накинулся на блюдо.
Марта пожала плечами и вытерла свои мокрые перчатки об мягкие подлокотники кресла.
— Я просто подумала, что ты не привык питаться так, как мы.
— Одними яйцами и полуфабрикатами?
Марта подтянула колени к груди, полностью спрятав ноги под пышной юбкой, и положила на них подбородок.
— Что поделать, я не сильна в готовке и никогда не была, собственно как и отец. После маминой смерти я еще пыталась что-то готовить, но чуть трижды не спалила всю кухню. Пыталась пожарить рис, но, как выяснилось, вода, масло и огонь — вещи несовместимые. В рецепте было написано сначала обжарить рис на растительном масле и, когда он станет светло-коричневым, влить немного воды… вот… собственно, когда я начала вливать… все полыхнуло, — Марта всплеснула руками, показывая объем взрыва. — Это была моя последняя попытка готовить.
Коул не совсем понимал, зачем она ему это рассказывает, но счел за благо промолчать. Он просто продолжал есть и ждать, когда она скажет что-то еще. После ее слов в комнате повисла какая-то гнетущая тишина. Тишина, которая в обычном разговоре обычных людей с легкостью наполнилась бы смехом и ответным комментарием их разряда «Ну, ты и неумеха!». Коул оторвался от еды и выжидающе посмотрел на Марту, а та, закусив нижнюю губу, смотрела на него. Коула удила неуверенность в ее взгляде. Он никак не ожидал столкнутся именно с этой эмоцией. В его глазах Марта всегда была холодной и надменной, но никак не неуверенной. В чем она сомневалась? В своем желании излечить его? Жалела, что не убила его?
— Не смотри на меня так. Я сама не знаю, почему рассказываю тебе об этом. Просто… понимаешь… Мегги считает, что ты так озлоблен и желаешь моей смерти только от незнания.
— Незнания чего?
— Меня. То есть, не меня лично, а моей семьи. Того, что связывает нас. Если честно, это даже смешно, — она запустила руку в волосы и взъерошила их, а Коул снова чихнул. — Мама говорила, что если человек чихает после того, как ты что-то сказала, то он полностью с тобой согласен.
— Так вон оно что, — протянул Коул. — Небось обмазалась чем-то, чтобы я чихал в твоем присутствии.
— Нет, — усмехнулась Марта. — Но в следующий раз обязательно так и поступлю. Может у тебя аллергия?
— Точно. На тебя.
Марта недовольно поджала губы.
— Можно было и не грубить, — она вскочила с кресла. — Наверное, Мегги все-таки не права, и ты просто упертый баран или бык, для которого любая ведьма как красная тряпка. Перед носом помахали — и он уже бежит. А то, что тряпка не красная, а бордовая — факт незначительный.
Она запустила руку в карман кардигана и, достав оттуда сложенный пополам тетрадный лист, кинула его на кровать.
— Это от Мегги. Не знаю, зачем я его тебе вообще отдаю, ведь и дураку понятно…
— Понятно что? — перебил ее Коул, не в силах больше слушать ее странную тираду.
— Что ты не будешь читать.
— Неправда, — отрезал Коул и демонстративно взял листок и развернул его. Там детским неуверенным почерком было выведены названия книг, а рядом с каждым названием нарисованы ярко розовым маркером квадратики.
Он понимал, что поступает исключительно Марте назло и никак иначе. Ему до безумия хотелось разбить ее представления о чем бы то ни было.
— Дай ручку.
Марта резко открыла прикроватную тумбочку и достала оттуда карандаш. Его она тоже швырнула на кровать, даже не удосужившись передать его Коулу в руки. Вот и спала ее терпимая маска и наружу вышла злобная ведьма. Коул принялся закрашивать квадратики у рандомных книг, даже не читая названий, но старательно делая самый заинтересованный вид, словно в мире не было ничего важнее маленького клочка бумаги в его руках.
Все это время Марта стояла и ждала, Коул искоса наблюдал за ней краем глаза. Она сжимала и разжимала кулаки, стараясь подавить свой гнев, а Коул глупо и по-детски затягивал свой процесс, стремясь разозлить ее еще больше. Хотя это было чистой воды безумием — злить ведьму. Но он не мог отказать себе в этом удовольствии.
Наконец, когда осталось только одно незакрашенное оконце, он решил остановиться. Все-таки было бы странно, если бы он закрасил их все. Сразу бы стало понятно, насколько наиграны его действия, а так ведьма еще может поверить в благие мотивы его поступков.
Он поднял голову и посмотрел Марте прямо в глаза, в которых плескалось чистое бешенство без малейшей примеси каких-либо других эмоций.
— Держи, — он протянул ей листок и выдавил из себя свою самую обворожительную улыбку. — Ехидна!
Глаза Марты округлились и стали похожи на круглые монеты. Она опешила. Девушка открыла рот, чтобы сказать что-то, но, как рыба, выброшенная на берег, закрыла его, чтобы вновь открыть и закрыть. О, да, это того стоило! Похоже, ее никто и никогда в жизни не оскорблял. Она вся побагровела и набрала полную грудь воздуха, готовая разразиться очередной тирадой.
Коул был готов, подбирал мысленно контраргументы, и какого было его разочарование, когда она выдохнула и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Похоже, не нашла, что сказать. А значит — Коул победил!
***
Все внутри Марты клокотало. Ее трясло только от одного воспоминания. Ехидна. О, Марте стоило огромного труда не убить его прямо там на месте, всего-то и нужно было немного магии. Но нет, она ушла. Ушла, потому что была выше этого. Она не была злобной лицемерной сукой, которой он ее считал, и только то, что она нашла в себе сил уйти и не вступать в спор, убеждал ее в том, что она не являлась Ехидной. Однако даже уверенность в том, что он неправ, что его слова не более, чем вздор фанатика, ни сколько не охлаждали ее гнев.
Гнев и злость преследовали ее весь день, она просто не могла их отпустить. Этот человек выводил ее из себя только одним своим существованием, а стоило ему открыть рот, как из него лились потоки мерзостей и грязи. Неудивительно, что после общения с ним Марта всегда испытывает четкое желание помыться.
Ехидна. Просто уму непостижимо!
Марта отложила очередной небольшой подрамник, сняв с него заполненный неуверенным детским пейзажем холст и, скатав тот в трубочку, отправила в тубус. Ей предстояло освободить еще с десяток подрамников, а затем натянуть на них новенькие свежие холсты и подготовиться к завтрашним занятиям. За последнее время она совсем забыла о столь необходимой работе, забросила ее. И в итоге в ее распоряжении не осталось ни одного пустого подрамника. Возможно Джослин была права, и ей давно стоило бы нанять помощницу, которая переняла бы на себя часть подготовительной работы и помогала бы убирать в классе после занятий. Еще месяц назад Марта об этом даже не задумывалась, тогда она справлялась со свой работой играючи. Возможно причиной тому было обилие свободного времени, которого теперь катастрофически не хватало.
Ей определенно нужна помощница. Марта окинула взглядом пустой класс и недовольно скривила губы. Она не любила, когда кто-то трогал и перекладывал ее вещи, и от одной лишь мысли, что по ее кабинету будет шнырять посторонний человек и порушит всю ее систему, она мысленно содрогнулась. Так что она сама продолжала стоически отрывать скобы от подрамников маленькой плоской отверткой, которая просто отлично подходила для подобного рода занятий. Вот только в голове у нее все крутилось это мерзкое слово «Ехидна». Отчего-то ее не так сильно задевало, когда он называл ее «чертовой ведьмой», от этих слов она с завидной легкостью могла отмахнуться, просто не воспринимая на свой счет. Ведь она не была ведьмой и никогда ею не будет. А вот с ехидной дела обстояли по-другому.
Возможно причина была в недолгом увлечении матери церковью. Совсем недолгом, ее от силы хватило на пару вечеров и один воскресный поход, на который она потащила с собой и Марту. Ехидна — одно из имен Лилит, демоницы, убивающей младенцев, и первой жены Адама. На этом познания Марты и заканчивались. Да чем он вообще думал, так ее назвав?
От злости Марта с силой надавила на подрамник и тот треснул в ее руках, боковые скобы разошлись, и теперь она держала два бесполезных угла. Прекрасно, просто прекрасно.
Теперь ей придется покупать новый подрамник. А все этот Коул Томсон и его болтливый язык. Нужно будет приказать ему заткнуться навеки. Пусть катится со своей Ехидной в Ад и вместе с ней убивает там младенцев. Чертов душегуб. О да, нужно было ему так и сказать, крикнуть в лицо, все что она о нем думает, а не уходить. Отчего-то сейчас ее уход казался ей самой трусливым бегством, а не разумным решением.
Марта глубоко вздохнула и откинулась на спинку стула. Несколько глубоких вдохов. Ей нужно отпустить ситуацию, пока она окончательно не испортила весь инвентарь студии. Чего она вообще зацикливается на словах ничтожного человека?
Громкий женский вопль и последовавший за ним треск и глухой удар вырвал Марту из раздумий. Не успев даже толком подумать, Марта вылетела из кабинета и понеслась к лестнице. Неужели эти охотники дошли до публичных расправ и вломились к ней на работу? Боже, ей же даже в голову не приходило, что они могли бы явиться к ней на работу. А это было разумно, и Марта поступила глупо, не попытавшись даже немного обезопасить место, где проводила достаточное количество времени. Дети. В студии были дети, очень много детей. И если охотники действительно пришли за ее головой, то… перед глазами вновь, как в замедленной съемке, мужчина в черном плаще навел стрелу на Мегги.
Она добежала до лестницы, мысленно внушая себе, что Мегги дома и с ней все хорошо. Никто не пройдет сквозь барьер.
Джослин сидела на ступенях, одной рукой держась за перила, а другой растирая ногу, торчащую из-под длинной юбки. Ее трость валялась на нижнем пролете. Марта еще раз окинула представшую ее глазам картину и мгновенно успокоилась. Джослин. Всего лишь пожилая слепая женщина, которая чуть не разбилась на лестнице, перепугав Марту до полусмерти.
«Я становлюсь параноиком» — подумала девушка, облегченно выдохнув.
— Джослин, ты как? — спросила Марта и спустилась на пару ступеней, сев на ту же, что и Джослин. — Сильно ушиблась?
Джослин резко подняла голову и посмотрела своими невидящими глазами, рассеченными длинным безобразным шрамом, прямо на Марту. От этого взгляда у Марты по спине побежал холодок и даже теплая улыбка, расцветшая на тонких губах, ни сколько не сгладила неприятного ощущения. Джослин пугала Марту, и то был глубинный, ничем не объяснимый, страх.
— Марта, не знала, что ты еще здесь. Разве у тебя сегодня занятия не в первой половине дня?
— Да, все верно, — подтвердила Марта. — Мне нужно было перетянуть подрамники. Что с вами случилось? Помочь дойти до кабинета?
— Подскользнулась. Надо будет сказать уборщицам, чтобы не так сильно натирали ступени воском.
Марта критическим взглядом окинула ступени. Ей они не казались чересчур скользкими, но она решила промолчать. Не стоит тыкать Джослин в ее собственную немощность.
— Да уж… Я сама вчера чуть не упала на входе, ступени немного заледенели, — соврала Марта в целях поддержания разговора и выдала милую улыбку, хотя Джослин ее все равно не увидела. — Давайте я помогу вам дойти. Вдвоем мы точно не разобьемся.
Она встала и подобрала трость Джослин. Резную, с замысловатой рукояткой в форме ворона с распахнутыми в полете крыльями и открытым клювом, из которого свисало нечто напоминающее то ли браслет, то ли дождевого червя.
— Там где-то должны быть и мои очки. Они слетели, когда я упала.
Марта нашла и их. Точнее то, что от них осталось: оправа без одного стекла, которое откатилось в сторону и лежало на пару ступеней ниже.
— Они сломались.
— О… это плохо. Мне их подарила твоя мать на Солнцестояние. Давай их сюда, может быть их еще можно починить.
Подарок матери. Ценность разбитых очков в ее руках резко возросла. Они действительно старые: покоцанные стекла и облупившееся покрытие на дужках красноречиво говорили о том, что подарок ценили и часто носили. От осознания этого у Марты сжалось сердце. Терра Рудбриг была горячо любима многими, и ее помнили после смерти.
Она протянула очки Джослин и та, нащупав карман на юбке, опустила их туда. Марта помогла начальнице подняться и проводила ту до кабинета на первом этаже, поддерживая под руку. Джослин шла медленно, припадая на левую сторону — похоже она все-таки подвернула ногу.
Кабинет Джослин был небольшим, всем своим видом напоминающим домик деревенской бабушки по степени захламленности, а никак не кабинет директора художественной студии. У стены стоял обычный деревянный стол без ящиков на квадратных ножках, который был завален документами, книгами и всякими безделушками по типу глиняных уточек. Диван в цветочек у окна так же был завален не сочетающимися подушками и книгами в старых потрепанных переплетах. На полках вдоль стен в таком же пыльном эклектическом хаосе хранились бухгалтерские книги, образцы работ учеников и несколько магических предметов. Марта отчетливо чувствовала исходящий от старой потрепанной ступки магический след. Такой же магический след исходил и от тряпичной куклы, что валялась на диване. Даже Кеторин не выставляла магические артефакты напоказ, а Джослин откровенно подставлялась.
У Марты появилось сильное желание собрать всю эту атрибутику и спрятать хотя бы под диван, чтобы не мозолило глаза. Джослин в силу своей слепоты просто не видела того безумия, что творилось в ее кабинете.
— Как отец? — спросила Джослин после того, как Марта помогла той разместится на удобном деректорском кресле — единственном предмете, соответствующем статусу обладательницы. — Завари мне чаю, пожалуйста.
Марта включила маленький электрический чайник и достала чашку и пакетики с чаем из шкафчика, в котором также хранились свечи, заляпанные магическим светом, и баночки с протертыми травами. Магическими травами. Так странно. Раньше Марта не чувствовала магический след так точно — теперь же находится в кабинете Джослин, насквозь пропитанным магией, ей было попросту некомфортно.
— С ним все хорошо, — ответила Марта, когда поняла, что слишком долго молчит, изучая содержимое шкафов. — Даже слишком хорошо. Вы же знаете, у него всегда было отменное здоровье.
— Ну да, Алистер редко болел. Но я вот что хотела спросить: ты в последнее время не колдовала? В городе очень много магии. Даже диву даюсь — последний раз я чувствовала такой всплеск, когда еще в школе училась, — пустой взгляд Джослин был испытывающе направлен прямо на Марту. Не вбок, не выше, не ниже, а четко на Марту.
— Нет… — неуверенно ответила Марта. Ей не хотелось втягивать старушку в собственные разборки. — Вы же знаете, я не колдую и колдовать не собираюсь.
— Жаль. У тебя такой потенциал. Я всегда говорила Терре, что тебя надо учить. А она после того случая как рогом уперлась, даже сама колдовать перестала и запретила мне что-либо тебе рассказывать. Такая потеря.
Марта стояла, как громом пораженная. Перестала колдовать. Слова повисли в воздухе. Почему Джослин это сказала? Неужели не могла промолчать? Марта же годами убеждала себя в том, что ее мать была обычной. Ее мать не была ведьмой. И Мегги тоже никогда ею не станет.
Ей кажется, или в комнате стало нечем дышать?
— А ведь Терра бы способной девочкой. Да, ей была недоступна ваша семейная магия, но любая другая… Ее защитные круги были очень мощными, я ни один из них даже взломать не могла…
— Зачем вы мне это говорите? — перебила ее Марта надтреснутым голосом. Ей действительно не хватало воздуха, а и без того маленький кабинет словно сжимался вокруг нее.
— Потому что Терра любила магию. Она выглядела такой счастливой, когда колдовала. И она была не права, не давая тебе колдовать и идя на поводу у твоих страхов…
— Я не хочу об этом говорить! — с нажимом выпалила Марта.
— Марта, девочка моя, ты должна принять себя и перестать бояться. Магия — неотъемлемая часть тебя, без нее ты не цельная.
— Я ничего не боюсь. И уж поверьте мне, чувствую себя вполне цельной без этой вашей магии. С радостью бы отдала ее кому-нибудь и избавилась бы от всей этой головомойки.
— К моему великому сожалению, гримуары, в которых записаны обряды по передаче магических способностей, потеряны много веков назад…
— Их можно передавать?
— Можно было.
— Я не знала.
— Милая моя, а как, по-твоему, эта магия появилась в вашей семье? Ваш родовой дар вам передали. Передала другая более сильная ведьма. Мы с твоей матерью изучали этот вопрос, надеялись пробудить ее в ней. Но все тщетно, она была к ней глуха.
— А ведьма, которая нам ее передала? Кем она была? Кто ее потомки? Возможно они знают, как вернуть ее им, — Марта ощущала, как в ней зарождается надежда. Жалкий лучик. Шанс стать нормальной.
— О, этого мы так и не выяснили. В наших хрониках Грабс она упоминается, как первая ведьма, наделенная столь мощным даром, что способна колдовать, черпая силу из себя, а не из природы. Мы с Террой пришли в выводу, что вы либо привязаны к магическому артефакту с неограниченными возможностями, либо впитываете в себя магию из воздуха, перерабатываете ее под себя внутри тела, а затем используете. А возможно ваша сила и есть та самая потерянная первозданная магия, источник, который положил начало всем ведьмам, — Джослин грустно улыбнулась и провела ладонью по глазам. — Я так надеялась, что когда-нибудь расскрою вашу тайну, но судьба распорядилась иначе. Теперь я не могу прочитать ни одного гримуара — и даже если мне под нос подсунут тайну мироздания, я ее никогда не увижу.
Марта заварила чай и поставила чашку на стол рядом с Джослин, но сначала ей пришлось немного разгрести бумажные завалы, чтобы освободить хоть клочок свободного места на столе. Она взяла Джослин за руку и положила ту на ручку чашки.
— Может быть вызвать вам врача? — спросила она, так как Джослин больше ничего не сказала, с тоской смотря перед собой.
Джослин была сейчас где угодно, но не в кабинете художественной студии «Мария-Роза». Марте было ее немного жаль. Джослин была женщиной, потерявшей все из-за травмы. Неудивительно, что Мадам Рудбриг так о ней печется.
— Так что? Вызвать врача? Мне не нравится ваша нога.
— Нет, не нужно. Я чувствую себя вполне неплохо, — Джослин вымученно улыбнулась и взяла чашку в руки.
— Тогда я пойду. Мне сегодня нужно еще закончить с подрамниками, а то завтра ребятам будет не на чем писать.
— Да, конечно, иди.
Марта вылетела из кабинета, не собираясь сегодня заниматься подрамниками. Магию можно отдать. Эта мысль билась в ее голове. Ей нужно найти способ передать ее тому, кто будет рад такому щедрому подарку. Кеторин была бы просто счастлива стать более могущественной ведьмой. Кеторин любила магию, любила колдовать. А Марта нет!
Марта забежала в свой класс, забрала вещи и поспешила в Ведьмину обитель.
Магию можно передать. А если можно, то способ непременно должен найтись!