В тот момент, когда четырехлетняя Терра Грабс прошла через двери поместья Рудбриг, юный Алистер Рудбриг понял одну негласную истину: его жизнь уже никогда не будет прежней. Она была, как яркое полуденное солнце, пробивающееся сквозь серые облака его жизни, как свет, заполнивший собой все вокруг. Позднее Алистер Рудбриг, которому сейчас едва исполнилось семь лет, неоднократно назовет эту встречу судьбоносной.
В силу возраста он многого не знал, да и знать особо не хотел. Все, что для него теперь было важно — это то, что с того дня Терра Грабс жила в их поместье: в третьей комнате справа на втором этаже, — и, чтобы дойти до нее, ему всего-то и нужно было спуститься с третьего этажа и пройти пять метров до ее двери. А все, что его радовало — это возможность всюду следовать за Террой.
Терра была яркой и живой, с ее лица никогда не сходила улыбка, что было так непохоже на всех остальных членов семьи Рудбриг: они были холодными. Даже во взгляде своей собственной матери он никогда не ощущал того тепла, с которым на него смотрела юная Терра Грабс.
К его большому сожалению, первые несколько недель они не разговаривали. Терра улыбалась и молчала. В какой-то момент Алистеру начало казаться, что, возможно, новая обитательница поместья просто не умела говорить, ведь за это время он ни разу не услышал ее голоса.
Ему нравилось наблюдать за тем, как она играет в саду в кукол, что привезла с собой. Их было три: большая тряпичная кукла с короткими белыми волосами из ниток в цветастом платье — она была настолько большой, что, находясь в руках Терры, была чуть ли не в половину нее; маленькая пластиковая кукла в утонченном королевском платье и с пышной рыжей шевелюрой, а также небольшой пупс с тряпичным телом, но резиновыми ручками и ножками и пластиковой головой, в то ли старом потрепанном платьице, то ли в ночной сорочке.
Бывшая няня Алистера выводила Терру в сад строго по часам: с десяти до двенадцати и с четырёх до шести. К великому огорчению мальчика, с приходом осени он больше не мог наблюдать за ее утренними играми, и ему оставалось только с грустью наблюдать за вечерними.
Терра заговорила с ним в октябре, и в тот момент он был счастлив, как никогда. Он столкнулся с ней на лестнице рано утром, когда они оба спускались к завтраку. Сонная Терра без сопровождения няни аккуратно спускалась по ступеням, держась за нижнюю часть витиеватых перил.
Увидев столь занимательную и милую картину, Алистер замедлил шаг и постарался идти так же медленно, как и она, но в тот момент, когда Терра была уже на последних ступенях, ее правая нога зацепилась за ковер, и она чуть не упала. Вовремя подоспев, Алистер подхватил ее и поднял на руки. Для него, мальчика семи лет, Терра, которую все называли «пушинкой», оказалась невероятно тяжелой. Но в тот момент их глаза встретились, и ему было уже все равно, что его руки были настолько напряжены, что, казалось, не выдержат и просто оторвутся. Но это было не так важно. Куда важнее были огромные лучистые зеленые глаза, которыми она смотрела на него. Этот чистый бесхитростный взгляд. Он впервые видел его так близко и был по-настоящему заворожен этим чудом.
А затем произошел второй удар прямо в сердце.
— Спасибо, — тихо, едва шевеля губами, произнесла Терра. Ее голос был подобен сказочной мелодии, которую он слышал впервые. В тот момент он понял одно: он окончательно и бесповоротно пропал.
Первым, что увидела Марта, открыв глаза, были босые ноги Мегги. Сестра стояла над ней, укоризненно смотря прямо на нее.
— И почему ты спишь на полу в холле? — спросила она, слегка выгнув брови. — Опять куда-то ходила, пока я спала?
Марта села на полу, разминая затекшие плечи. Возможно, остаться спать на холодном полу в середине осени было не самым разумным решением. Спина продолжала нещадно ныть.
— Я выходила в сад — подышать свежим воздухом, — ни секунды не задумываясь, ответила Марта. Сейчас ложь была только во благо — незачем Мегги знать о чокнутом фанатике, запертом в подвале. — Не могла уснуть и решила немного проветрить голову.
— И проветрила ее настолько, что уснула прямо у входной двери? — в глазах сестры читалось явное недоверие.
Было в этом нечто странное. Марта чувствовала, что находится будто на исповеди. На исповеди у малолетки. Марта усмехнулась абсурдности своих мыслей и коротко ответила:
— Что-то вроде того…
— Не ври! — воскликнула Мегги, и ее по-детски звонкий голос эхом разнесся по пустому холлу.
Марта знала наверняка: Мегги была слишком громкой — и такой она была с самого рождения. Еще будучи младенцем, она одним своим воплем умудрялась поставить весь дом на ноги.
— Я не вру, — пожала плечами Марта, и тут взгляд девушки упал на ее руки.
Они были черные. Словно она обе руки опустила в черную краску или мазуту. Чернота начиналась на кончиках пальцев и заканчивалась где-то под рукавами ее домашней куртки. Надеясь, что Мегги этого не заметила, Марта в спешке спрятала руки в карманах.
И именно в этот момент Марта услышала, как кто-то вставил ключ в замок. Повертев ключом в открытом замке, человек, который это делал, наверное, понял, что дверь и так была открыта, потому что в следующую секунду та распахнулась настежь и Марта увидела её. Самого опасного, по ее скромному мнению, человека.
Мадам Маргарет Рудбриг.
— Бабушка! — радостно воскликнула Мегги.
Но Марта воодушевления сестры не разделяла. Скорее именно в этот момент Мадам Рудбриг была последним человеком, которого Марта хотела бы видеть. Возможно, причиной тому был суровый холодный взгляд глаз, покрытых старческой пеленой. Годы оставили на ее лице беспощадные следы, пролегая глубокими морщинами вокруг глаз и губ, пятнами и родинками покрывая щеки и лоб. Но Марта знала точно, что, даже когда десятилетия ее жизни сменит столетие, этот взгляд не дрогнет ни на секунду. От него не просто бежали мурашки по коже и волосы вставали дыбом где-то на затылке. Нет, этим взглядом Мадам Маргарет Рудбриг с легкостью и играючи могла забивать гвозди в крышку гроба своего противника.
Марта никогда не могла понять, как в обычном человеке может быть столько силы воли, столько стати, столько властности, что буквально одним своим взглядом она заставляла Марту беспрекословно слушаться ее.
Мадам Рудбриг переступила порог, и ее сморщенных, похожих на высохший изюм, губ коснулась едва уловимая улыбка.
— Доброе утро, девочки, — ее голос был слаб и уже сильно осип, как и всегда в это время года. Мадам Рудбриг уже много лет страдала от бронхита, нападающего на нее к концу осени.
Она стянула со своей худощавой шеи огромный шерстяной шарф и положила его на банкетку, а затем и сама неуклюже приземлилась на нее же.
— Утро доброе, — ощущая, как вспотели ладони в карманах, процедила Марта. Она толком не могла понять, с чего вдруг бабушка решила почтить их своим присутствием в это утро.
Мегги подлетела к ней, расплываясь в радостной улыбке, и принялась помогать бабушке снять вычурные сделанные на старинный манер сапожки. Сама же Марта не сдвинулась с места ни на сантиметр. Она не знала, что ей делать. Стоит ли бабушке знать о мужчине в подвале, который знал ее секрет? Или же об отце, который был в больнице? И самое главное, говорить ли о колдовстве, к которому ей пришлось прибегнуть прошедшей ночью? Или все это лучше оставить тайной?
Так много вопросов, ответов на которые у Марты просто не было.
Мегги отставила бабушкины сапоги в сторону и протянула той пару домашних тапочек. Единственную пару. Ведь тем самым единственным человеком в особняке Рудбрига, который носил бы тапочки, была никто иная, как редко захаживающая Мадам Маргарет Рудбриг.
Почему редко? Потому что с ее последнего посещения прошло ни много ни мало, а полтора месяца. Чаще всего они сами ездили к ней — в ее старое, огромное и полупустое поместье, которое куда больше заслуживало называться «особняком» со своими огромными садами, богато украшенными залами и витиеватыми лестницами.
— Мегги, милая, принеси, пожалуйста, бабушке водички. В горле совсем пересохло, — произнесла та, опуская ноги в тапочки.
Марта поднялась с пола, намереваясь выполнить просьбу вместо сестры. А если быть точной, намереваясь как можно скорее скрыться от глаз бабушки и сделать хоть что-то со своими руками. Она приняла решение скрыть все, что могла.
— Не ты, — сказала, как отрезала. — Воду принесет Мегги, а ты следуй за мной на чердак.
Марта застыла словно громом пораженная. Ей перекрыли все пути к отступлению.
— Хорошо, — покорно ответила она.
Мегги подскочила и понеслась в сторону кухни, Марта же подошла к бабушке и протянула той локоть, продолжая держать руки в карманах, чтобы та не заметила. Щуплая рука Мадам Рудбриг была невесомой и практически неощутимой.
Марта старалась идти медленно, чтобы попадать в шаркающий шаг старушки. Они поднялись по лестнице на второй этаж и, минуя узкий коридор с деревянными дверьми, за которыми скрывались никогда не заселяемые гостевые спальни, направились прямиком к шаткой старой лестнице, ведущей на чердак.
Мамин чердак. За три года, прошедшие со дня смерти матери, Марта ни разу туда не поднялась. Было тяжело. Даже слишком тяжело. Где-то в глубине души что-то болезненно сжалось: это было ее сердце, вокруг которого сужалось кольцо из воспоминаний. Радостных воспоминаний, которые теперь вызывали лишь тяжесть.
Марта знала, что, когда они ступят на первую ступеньку, она протяжно скрипнет. Эта ступенька была неотъемлемой частью ее детства. Марта помнила, как ее дико злила эта предательница, которая не давала ей тайно проникать на чердак, чтобы почитать мамины книги. Хотя ей никогда не запрещали подниматься в мамину обитель, все же ей хотелось, чтобы такой момент был чем-то тайным и волшебным — тем, что принадлежало бы только ей.
Мадам Рудбриг взяла ключ, что хранился на покрытой пылью полке между резной деревянной музыкальной шкатулкой и старым потрепанным томиком «Молота Ведьм» — книгой, не вызывающей у Марты ничего, кроме смеха.
Они ступили на скрипучую ступеньку и начали подниматься. С каждым шагом Марта ощущала, как бешено начинает колотиться ее сердце. Мадам Рудбриг вставила ключ в замок двери, что ждала их на вершине лестницы, и сердце Марты пропустило один удар, прежде чем бабушка распахнула дверь, впуская свежий воздух в затхлую темную комнату.
Марта не стала включать свет, хотя прекрасно знала, где именно находился рубильник. Мадам Рудбриг отпустила руку Марты и прошла вперед — к круглым окнам, спрятанным за тяжелыми плотными шторами, которые пропускали в комнату лишь небольшое количество света, который Марте был не особо-то и нужен, ведь чердак матери она знала наизусть.
Стеллажи вдоль стены были заставлены книгами так, что на полках не было ни одного свободного места. Квадратный, расположенный рядом с окном, дубовый стол, который отец с каким-то своим знакомым с трудом сюда затащили, всегда был заставлен свечами и причудливой формы деревянными и каменными мисками. Даже в тусклом свете Марта с легкостью могла различить их очертания. От одного круглого окна до другого тянулась низкая консоль, заставленная склянками и баночками странного наполнения, некоторые из которых отвратительно воняли на весь дом, если их открыть. Небольшая деревянная лавочка, заваленная разными аляповатыми подушками, на которой Терра Рудбриг читала по вечерам Марте детские книжки до того времени, пока Марта не научилась читать сама. Это место было пропитано важными для сердца воспоминаниями.
Но было здесь и то, чего Марта никогда не хотела бы ни вспоминать, ни переживать снова. Эпицентр ее боли был в центре комнаты.
Ванная. Старая чугунная ванная на черных ножках, напоминающих львиные лапы.
Что ж… Именно этого и следовало ожидать, раз уж Мадам Рудбриг решила вдруг приехать.
— Вы в курсе… — едва шевеля губами, выдала Марта, ощущая, как подкашиваются ноги. Она тяжелым грузом рухнула на пол.
— Да, — коротко ответили Мадам Рудбриг, раздвинув шторы на окне, выходящем на улицу, впуская в комнату больше света.
— Но как? — Марте было сложно осознать происходящее, ведь ее бабушка была обычным человеком.
— Помнишь, когда ты прибегла к своим способностям в старшей школе? — спросила бабушка, изучая что-то за окном.
Марта рассеянно кивнула, прекрасно понимая, что Мадам Рудбриг этого не увидит. Но это было единственным, на что она была способна, ведь язык ее просто не слушался.
— Так вот, — не дожидаясь ее ответа, продолжила пожилая женщина. — Из-за того случая Терра изготовила несколько маяков для меня и Алистера, чтобы мы могли отследить, если произойдет… что-то… и помочь тебе… А прошлой ночью мой маяк загорелся, и я поняла, что ты сделала нечто недопустимое.
Мадам Рудбриг обернулась к ней, пронзая Марту своим леденящим взглядом.
— Что это было, девочка моя?
— Магия… Что же еще? — выдохнула Марта, доставая руки из карманов и выставляя напоказ свою черную, как смоль, кожу.
— О, милая, я знаю, что это была магия, — губ Мадам Рудбриг коснулась легкая улыбка. — Но зачем ты ее использовала? Ты ведь почти десять лет к ней не прибегала… Что произошло?
— Я… — начала было Марта, но, услышав скрип ступени, закрыла рот и снова спрятала руки в карманах.
Держа двумя руками бокал с водой, Мегги вошла в комнату и медленно пошла к бабушке, боясь расплескать воду по полу.
— Спасибо, милая, — произнесла Мадам Рудбриг, принимая бокал из рук внучки.
— А зачем вы сюда пришли? — спросила Мегги, плюхнувшись на лавку.
— Нужно найти кое-какие книги для моей диссертации, — и глазом не моргнув ответила бабушка, сделав несколько глотков воды.
Она поставила полупустой бокал на консоль и направилась к книжным полкам. При этом она не делала вид, что что-то ищет, а действительно искала — и Марта прекрасно знала, что.
— Третья полка, ближе к столу, — указала она бабушке, поднимаясь с пола, что было весьма сложно сделать с руками, спрятанными в карманах.
Мадам Рудбриг достала старый потрепанный блокнот, обложка которого была покрыта маслянистыми пятнами, и положила его на стол.
— Когда мы поедем в больницу? — спросила Мегги, склонив голову к плечу и рассеянно болтая ногами в воздухе.
— В больницу? — удивилась Мадам Рудбриг и обернулась к девочке. — Зачем? Ты заболела?
— Не совсем… — ответила сестра и покосилась на Марту, наверное, ища поддержки. А Марта лишь рассеянно пожала плечами. Смысл скрывать правду, если она и так скоро вылезет наружу? — Папа…
— Алистер? — лицо Мадам Рудбриг исказилось еще больше. — Что с ним случилось?
— Он попал в аварию, — опустошенно выдохнула Марта, уже готовясь к тому, что грянет молния.
Глаза бабушки округлись от шока.
— И ты говоришь мне об этом только сейчас? — ее сиплый голос был на удивление громким в тихом доме. — Марта, ты должна была позвонить мне сразу же, как это случилось! Ты поэтому…
Начала было она, но, покосившись на Мегги, вовремя остановилась.
— Нет, — ответила на незаданный вопрос Марта.
— Понятно… Мегги, — обратилась Мадам Рудбриг к внучке. — Иди собирайся, мы тут закончим и спустимся вниз, а затем все вместе поедем к папе.
Сухой приказ. Ни в голосе, ни на лице пожилой женщины не отразилось ни одной эмоции. Так что Марте было сложно понять, что в тот момент было на уме у Мадам Рудбриг и насколько сильно она была зла. Похоже, что Мегги тоже чувствовала, как накалилась обстановка, ведь она, больше не сказав ни слова, встала с кушетки и вышла из комнаты.
Марта наблюдала, как сестра спускается по лестнице, и лишь когда та скрылась за поворотом по коридору, позволила себе немного расслабиться. Было сложно всю жизнь скрывать от Мегги их семейную тайну.
— Закрой дверь, — еще один суровый приказ. — И немедленно рассказывай мне все, что происходит в этом чертовом доме.
Мадам Рудбриг выругалась. Что ж, похоже, она была по-настоящему зла. Марта нервно сглотнула и пошла к двери, мысленно подбирая подходящие слова для того, чтобы рассказать все достаточно мягко и не нарваться на дикий смерч ярости.
Она прикрыла дверь и на всякий случай дернула щеколду. Мало ли — вдруг Мегги взбредет что-то в голову, и она решит вернуться.
Марта села на лавочку, где до этого сидела сестра, и, сделав несколько глубоких вдохов, принялась рассказывать:
— В последнее время отец вел себя предельно странно: пропадал в подвале по несколько часов. Так что я решила проверить, что он там делал, и поэтому спустилась туда вчера утром, пока он спал, — Марта сделала паузу, собираясь с мыслями, прежде чем огорошить бабушку еще одной новостью. — Там я нашла связанного мужчину.
— Что? — губы Мадам Рудбриг округлились, так же как и ее глаза.
— Я и сама не знаю, откуда он там взялся, точнее… в тот момент не знала. Я была шокирована, и мне было как-то совсем не до расспросов… Я ушла оттуда сразу же, надеясь вернуться и расспросить его после того, как отец уедет на работу, но у меня не получилось. Я отвела Мегги в школу, а затем мне позвонили из студии — нужно было срочно приехать. Одна из учительниц заболела, и меня попросили ее заменить, — под полным недоумения взглядом бабушки Марта продолжала кратко пересказывать свой день. — В итоге, когда я освободилась и вернулась домой, было уже около восьми, но отца дома не было. Мы с Мегги поужинали, и я уложила ее спать, а потом мне позвонили из полицейского участка и попросили приехать на место ДТП…
— Авария? — переспросила Мадам Рудбриг, слегка выгнув бровь.
— Я не знаю всех подробностей… Насколько мне известно, пьяный водитель несся по встречке и, не справившись с управлением, зацепил машину отца и еще несколько транспортных средств.
— Боже мой, — протянула бабушка. — Он в порядке?
— Я не знаю, когда я уходила из больницы, он был на операции…
Казалось, что Мадам Рудбриг была шокирована. Она обеими руками схватилась за стол позади нее, чтобы удержаться на ногах. Но в тоже время было видно, что она не поддавалась панике и сохраняла холодный рассудок.
— Так вот… А потом я…
— И ты ушла? — перебила Марту Мадам Рудбриг, не веря своим ушам.
— Да.
— Марта! — с упреком произнесла Мадам Рудбриг. — Ты должна была остаться там и узнать, как пройдет операция.
— Я оставила свой номер телефона на всякий случай, — пожала плечами Марта.
— Ты должна была остаться там, со своим отцом, — сухо и с подавляемым гневом в голосе ответила бабушка.
— Я должна была узнать, что за мужчина сидит у нас в подвале! — крикнула Марта, а потом осеклась, понимая, что кричать было неправильно. — Извини.
— Ты могла бы узнать и у Алистера, если бы не игра в шпиона, — холодно бросила Мадам Рудбриг, всем свои видом показывая, как сильно она недовольна своей внучкой.
— Не могла! Как будто он хоть что-то мне рассказывает.
— Марта! Прекрати немедленно! Ты ведешь себя непозволительным образом!
— Ладно, — буркнула Марта. — Проехали. Я вернулась домой, спустилась в подвал. А этот мужчина каким-то образом сумел освободиться и набросился на меня, пытаясь убить. Я использовала магию для защиты. Все!
На одном дыхании она выдала все оставшиеся события вчерашнего дня, ощущая, как внутри закипает нечто похожее на злость. Она не любила, когда кто-то пытался нравоучать ее в отношении отца. В отношении него слово «терпимость» она не могла и не желала применять
— Марта… — протянула Мадам Рудбриг, и в этот момент на ее лице отчетливо читалось разочарование.
Но Марта даже не хотела гадать, что конкретно так сильно разочаровало ее бабушку. Хотя где-то в глубине души прекрасно все понимала, ведь точно таким же взглядом на нее смотрел и вчерашний санитар. Что ж… она давно уже привыкла к тому, что ее взгляды на жизнь могли не совпадать со взглядами других, и потому она постоянно разочаровывала окружающих.
— Давай на этом закончим, — выдохнув, попросила Марта. Она не хотела злиться на бабушку и чувствовать всей кожей ее недовольство, а избежать этого можно было, только прекратив разговор.
— Хорошо, — согласилась Мадам Рудбриг, но от нее буквально несло желанием высказать все, что было у нее на уме. В этом они с Мартой были похожи — всегда знали, когда стоит остановиться и за какую черту переступать нельзя.
Марта стянула с себя куртку и, оставив ее на лавке, подошла к бабушке. Она взяла старый блокнот со стола и принялась листать страницы в поисках нужного рецепта. Ощущая, как с каждой перевернутой страницей все ее нутро содрогалось, прекрасно помня, что ждет впереди и как избавляются от следов магии.
И вот нужная странице, где по-детски корявым почерком ее матери были выведены пропорции. Пропорции личного маленького ада, ведь следы от магии нельзя было просто смыть, их в буквальном смысле нужно было выжигать с кожи. Только так можно было избавиться от внешнего проявления, в то время как от следов в душе избавиться было невозможно.
Но Марте не хотелось думать о том, что станет с ней, когда в ее душе не останется ни одного чистого места. Точнее она не знала, что с ней будет. Так же, как не знала и Терра Рудбриг. Мать всегда говорила, что эта правда сгорела вместе с домом ее родителей, и она сама не знает, что ждет за этой чертой. Хотя вполне возможно, что так она просто отмахивалась от нежелательных вопросов.
Марта опустилась на колени перед консолью и принялась искать порошок из корня мандрагоры, что был первым в списке, стараясь не замечать, как подрагивают ее черные руки. Тело помнило боль. Высшая степень морального наказания — все равно что самому варить яд, которым тебя отравят.
Вдруг на запястье Марты, прикрытым рукавом, сжалась щуплая морщинистая рука Мадам Рудбриг. Марта подняла голову и посмотрела в мутные полные сожаления глаза бабушки. Марта не любила, когда на лице столь сильной женщины проскакивало нечто похожее на жалость, ведь в такие моменты бесследно пропадал тот волевой образ, которым Марта так восхищалась.
— Девочка моя, сядь, я сама все подготовлю. Не нужно мучать себя еще больше, — казалось, что сиплый голос Мадам Рудбриг в тот момент буквально сочился теплом, и Марта не нашла в себе сил, чтобы отказать.
Она отдала блокнот и, встав на ноги, вернулась обратно на кушетку. Марта рассеянно наблюдала за тем, как бабушка берет в руки маленькую корзинку, что стояла на консоли, и начинает складывать туда склянки по списку. Девушка всеми силами гнала от себя образы того, как мать точно так же набирала компоненты для зелья, ведь в воспоминаниях не было никакого смысла, но образы все равно навязчиво продолжали возвращаться. И вот, затуманенному взору уже было не понять, кто именно подошел к ванной и крутанул вентиль. Горячая вода с диким гулом и паром вырывалась из крана, создавая еще больше шума, ударяясь об чугунное дно.
Мадам Рудбриг заткнула слив и принялась поочередно высыпать и выливать содержимое флаконов. Казалось, этот процесс занимал целую вечность, хотя на самом деле не прошло и десяти минут. Но это время было невыносимым. От пара в комнате стало душно, Марта ощущала, как по ее спине и лицу побежали ручейки пота. На чердаке было практически нечем дышать. Пар смешивался с ароматами трав, воздух стал тяжелым, казалось, что каждый вдох обжигает горло. В то время как для Мадам Рудбриг не изменилось ровным счетом ничего, Марте казалось, что ее легкие буквально горят изнутри.
Ванная набралась, и Мадам Рудбриг закрыла кран. Она обернулась к Марте и тихо произнесла.
— Другого выхода нет…
Марта поджала губы и принялась раздеваться. Она скинула рубашку и брюки, оставшись в одном нижнем белье. Ее руки были черными практически до локтей, заканчиваясь рваными краями. Жуткое зрелище.
Ей потребовалась собрать всю свою силу воли в кулак, чтобы просто подойти к этой ванне. Она не знала, стоило ли вчерашнее использование магии того, что ждало ее теперь. Сейчас ей было страшно. По-настоящему страшно. Но в то же время, случись такое еще раз, она поступила бы так же. Ведь она любила и ценила свою жизнь, несмотря ни на что. И если за жизнь придется платить своей или чьей-то еще болью, она непременно заплатит. Таковы были ее взгляды на жизнь. Взгляды, от которых она не хотела отступаться.
Сделав глубокий вдох, пронесшийся раскаленным металлом по легким, она задержала дыхание и шагнула в воду. Воспоминания были бессмысленны. Воспоминания не передавали пожар, разливающийся от кончиков пальцев вверх по икрам и выше. Стараясь не тянуть время и не мучать себя еще больше, Марта плюхнулась в воду, расплескав зеленоватое варево по полу. Пожар начал растекаться быстрее. Та часть ее тела, что была погружена в воду, будто горела заживо. Это было нестерпимо. Марта стиснула зубы, стараясь сдержать крик, готовый вырваться из ее горла.
Но это еще не конец. Марта разжала руки, которыми держалась за края ванной и опустила их тоже. Зеленоватая вода начала чернеть, забирая темные следы ее колдовства.
Еще немного…
Совсем немного… Осталось только опуститься под воду полностью и все, мучения будут кончены. Пожар прекратится. На глазах проступили слезы. Еще немного… Нужно только опуститься…
Но Марта не знала, как заставить себя это сделать.
Она ощутила на своих плечах руки Мадам Рудбриг.
— Девочка моя, давай я помогу…
Марта зажмурилась и неуверенно кивнула.
А затем казалось бы слабые руки бабушки с невероятной силой надавили ей на плечи, заставляя погрузиться под воду полностью. Обожгло слизистую. Теперь она горела полностью, до самых кончиков волос.
Отвратительно. Она словно бы горела и внутри, и снаружи. Марта начала считать, чтобы хоть как-то отвлечься, что совсем не помогало. Шум воды в ушах заглушал все посторонние звуки. Марта не знала, так ли себя чувствовали ведьмы, которых сжигали на кострах. Она не могла представить запах горелой человеческой плоти. Ведь тот пожар, который обуревал ее сейчас, не оставлял после себя следов.
Мадам Рудбриг подняла ее голову над водой, и первый глоток воздуха обжег легкие. Но ощущения были уже не те: все, что можно было выжечь, уже сгорело. Жадно глотая воздух губами, Марта распахнула глаза и взялась ослабшими руками за скользкие борта ванной. Боль отступила, но это не значило, что она останется там еще хоть на долю секунды. От зеленоватой воды не осталось и следа, теперь она сидела в отвратительной черной липкой жиже.
Именно такой была ее магия. Мерзкой и грязной. Оставляющей отвратительные шрамы в душе. Возможно тот псих из подвала был прав, и такой как она действительно не было места в этом мире.
Стараясь не свалиться на пол, Марта выбралась из ванной и, оттолкнув бабушкину руку, поплелась к выходу. Ноги не слушались совсем, заплетаясь. Но Марта продолжала идти. Все, чего ей сейчас хотелось, это принять душ. Смыть с себя остатки мерзкой слизи. А ближайшая душевая была в гостевой на втором этаже.
Трясущейся рукой она дернула щеколду и распахнула дверь. Хорошо, что Мегги не было поблизости. Марта не хотела сейчас видеть сестру и хоть как-то объяснять ситуацию, потому что не было разумного объяснения происходящего. Держась за перила, Марта медленно спускалась по лестнице, ощущая, как с каждым шагом начинают крепнуть ее ноги. Она потихоньку приходила в себя, вновь собираясь в единое целое.