— Боже, не могу поверить, что я действительно согласился на это, — причитал отец, пока Марта выруливала на арендованной машине с их улицы. — Просто в голове не укладывается. Чем я только думал?
— Думал о том, как сильно меня любишь! — мило улыбаясь, объяснила Мегги. — И хочешь, чтобы я была счастлива. Папуля же всегда делает все, чтобы мы были счастливы.
Отец страдальчески вздохнул и уставился в окно. Марта подавила в себе злорадный смешок: против Мегги у него не было и шанса. Она всегда вила из него веревки. Строгость и правильное воспитание? О нет, все стены рушатся, стоит ей лишь взмахнуть ресницами и состроить трогательную мордашку.
Марта прекрасно помнила, как пришла домой в полном раздрае и как на духу выдала Мегги все, что рассказала ей Кеторин. И сделала она это прежде, чем ее мозг успел включится в диалог и осознать, насколько опрометчивым был ее поступок. Хотя бы потому, что Мегги не стала откладывать дело в долгий ящик и поспешила к отцу рассказывать о том, что она скорее всего тоже ведьма. С горящим взором она четко отстаивала свою позицию с такой рассудительностью, которую Марта просто не могла ожидать от маленькой девочки.
И как посмотрел на нее отец в тот момент? С таким разочарованием, словно до сего момента она его никогда не разочаровала. Даже не сколько разочаровала, сколько предала, да еще и нож вогнала в спину по самую рукоять. Да, именно таким был его взгляд, в то время как на губах играла легкая полуулыбка. Марте стоило только вспомнить — и по спине побежали мурашки. Удивительно, что в тот момент он ничего ей не сказал, старательно разыгрывая интерес. Не сказал он ничего и после — и даже тогда, когда Мегги уговаривала его разрешить заниматься с Кеторин, которая, кстати, ничего не знала об этом желании сестры Марты. Но Мегги это мало волновало. В ее представлении Кеторин просто не могла отказаться от такой усердной ученицы.
Собственно Кеторин и не отказалась. Она и раньше высказывалась о том, что хочет учить Мегги колдовать. Так что вопрос на следующий день был снят, как глупый. Кеторин предложила привести Мегги в Ведьмину обитель, и это был первый раз за все время, когда Алистер Рудбриг возмутился. «Вы за кого меня принимает? Марта, ты в своем уме? Тащить ребенка в бар? Не позволю!»
Результат?
Они ехали в пекарню «У Бобби», чтобы Кеторин и их отец смогли лично договориться обо всем. Потому что в их дом Кеторин не могла попасть, а отец уперся рогом и отказался идти в Ведьмину обитель. Общим решением «У Бобби» было принято считать нейтральной зоной, так сказать «залом для переговоров».
Насколько правильным было такое решение, Марта не знала, опасаясь того, какие слухи могут поползти после того, как ее отца заметят в компании «городской легенды Кеторин Чубоски» за столиком местной пекарни.
Марта услышала, как щелкнул ремень безопасности, и в зеркале заднего вида появилось лицо Мегги.
— Пристегнись, — сквозь зубы прошипела Марта. — Тебя авария отца ничему не научила?
Мегги высунула язык и протянула:
— Бе-е-е. Не будь такой чересчур опекающей, даже папа ничего не говорит.
— Марта права, — буркнул он, даже не посмотрев в их сторону.
— Ну папа, — плаксиво настаивала Мегги и, схватив его за плечо, потрясла. — Папа, папочка, папулечка, не злись. Я очень-очень сильно хочу колдовать. Правда, правда!
Отец что-то пробурчал себе под нос, но даже не повернулся к ним, а Мегги, надув губы, откинулась на заднее сиденье и все-таки пристегнулась, тем самым облегчив Марте процесс вождения. Дорога до «У Бобби» была короткой — от силы пару кварталов: при худшем раскладе, если словить все красные светофоры на пути, она занимала пятнадцать минут.
Дорога может быть и короткая, но гнетущая тишина в машине, нарушаемая лишь гудением мотора, напрягала. Даже радио не включишь, отец его терпеть не мог. Какая засада! Марта тяжко вздохнула, словив шестидесятисекундный светофор. Красные цифры словно отмеряли обратный отсчет до взрыва бомбы.
— Слушай, а как там… — она запнулась, подбирая нужное слово. — … бабушка? Все еще отказывается к нам переезжать? Все-таки ситуация не располагает к тому, чтобы пожилая женщина жила одна в лесу.
— Не располагает, — рассеянно вторил ей отец. — А ты попробуй ей объяснить, что располагает, а что — нет. И как ей следует поступить. Меня она слушать не стала. Я не имею права указывать, как ей поступать. Не дорос!
На заднем сиденье Мегги хихикнула. Но Марта сочла за благо промолчать. И тут вполне удачно загорелся зеленый, и она вновь смогла сосредоточится на дороге, выкинув на время из головы семейный эмоциональный фон.
Больше никто ничего не сказал, и они в скором времени подъехали к пекарне, где Марте пришлось изрядно повозится, припарковывая машину. Она никогда не была в этом сильна, и если на пустое парковочное место она еще худо-бедно могла заехать и даже относительно ровно встать, то параллельная парковка — увольте. Мегги пришлось выходить и знаками показывать, куда выкручивать руль. Хорошо хоть, что отец все это время помалкивал и во имя мира во всем мире делал вид, что его безумно интересует старая неоновая вывеска «У Бобби». И все же он кривил губы так, словно боролся с сильной зубной болью.
Недовольство. Похоже, встреча с Кеторин обещает быть запоминающейся. И чем они с Мегги только думали, сталкивая их лбами?
Скрепя сердцем, Марта решила бросить машину, как есть, и плевать, что машина не стоит вровень с остальными, а чуть-чуть выпирает. Да и вообще отец мог сам ее припарковать, а не кривить губы. Еще бы помолился здесь.
Столики «У Бобби» были заняты практически полностью. За некоторыми даже сидели люди из явно разных компаний. Но Марта сразу же заметила одинокий столик в самом углу, за которым сидела Кеторин. Несмотря на полную посадку зала, никто не стремился сесть рядом с ней. Она словно сидела в защитном круге, который не мог пересечь никто без ее разрешения. Марта заметила что посетители пекарни делились строго на две категории: те, кто избегал смотреть на экстравагантную женщину, и те, кто не мог оторвать от нее взгляда, откровенно пялясь и давно забыв о своей еде.
Кеторин была именно тем человеком, который просто не может остаться незамеченным. В ярко-оранжевой блузе с длинными широкими рукавами, со стеклянными бусами на шее и волосами, собранными в идеальную высокую прическу, она выделялась в этом обществе серых офисных костюмов. Она была ярким солнечным лучом зимнем промозглым утром.
Пока Марта, лавируя между столиками, уверенным шагом приближалась к ней, таща за собой сестру, она то и дело ловила на себе заинтересованные взгляды и чувствовала себя некомфортно, словно на ее спине была приделана табличка: «У меня проблемы, и мне срочно нужна помощь ведьмы!»
Кеторин встретила их ослепительной белозубой улыбкой и кивнула, предлагая присесть. Мегги, которая впервые увидела ведьму, смотрела на ту широко распахнутыми глазами, как завороженная. Марте даже пришлось подтолкнуть сестру, чтобы та наконец-таки села, а не стояла у стола, как истукан.
— Привет, — поприветствовала она свою знакомую и даже выдавила из себя улыбку. — Ты уже что-нибудь ела?
Кеторин покачала головой, не отводя взгляда от Мегги.
— Нет. Ты видела, какая тут давка? Сомневаюсь, что официантка помнит о том, что я заказывала яблочный штрудель и чай. Или же боится ко мне подойти еще раз. Молодежь иногда бывает чересчур суеверной.
Она произнесла «молодежь» так, словно была восьмидесятилетней старухой и через ее руки прошло не одно поколение молодежи. По спине у Марты побежали мурашки. Кеторин могла быть гораздо старше своего внешнего возраста. Разве Джуди не была ярким примером подобного? Но, несмотря на свои сомнения, у Марты язык не повернулся спросить у Кеторин ее настоящий возраст. Да и дала бы она честный ответ?
— Мегги, а ты любишь яблочный штрудель? — спросила Кеторин, и в ее голосе прозвучали отчетливые сюсюкающие нотки, от которых Мегги тут же скривилась, словно ей подсунули лимон.
— Не люблю, — резко отчеканила она и все обожание из ее глаз тут же пропало. — Марта, закажи мне наполеон и имбирный чай.
Марта с ухмылкой посмотрела на сестру:
— Будет исполнено, моя госпожа. — Она отвесила ей шутливый поклон и побрела к барной стойке, разминувшись с отцом в узком проходе между столиками.
— Американо и яичный пирог, — бросил он и пошел к столику.
Марта ничего не ответила, хотя ей очень того хотелось, и поспешила к барной стойке, чтобы сделать заказ. В такой толчее она действительно сомневалась, что официантка помнит о заказе Кеторин. Марта встала в очередь на кассе, краем глаза изучая витрину с пирожными. Эх, лавандовый чизкейк один остался, успеть бы. Марта оценила очередь. Пять человек. Какова вероятность того, что никто из них не уведет у нее из-под носа желанный чизкейк? Лавандовый же не такой популярный, как классических или, скажем, клубничный?
Очередь тянулась бесконечно медленно, и все это время Марта взглядом сверлила кусочек, внушая ему, что он непременно станет ее и как вместе им будет хорошо в компании с кружечкой крепкого кофе. Отличная компания для отличной женщины. Очередь сдвинулась, и пару человек ушли, даже не задумавшись о том, насколько вкусным был этот одинокий кусочек.
— Лавандовый чизкейк и фруктовый чай с собой, — вырвал ее из приятной мечты знакомый голос.
— Джош, — злобно прошипела Марта и, вскинув голову, взглядом встретилась с ухмыляющимся медбратом. — Ты что здесь забыл?
— И тебе привет, — протянул он, продолжая улыбаться. — У меня дежурство скоро, пришел взять перекусить. Достаточно полный отчет?
Марта окинула его критическим взглядом. И правда — из-под его расстегнутой зимней куртки торчала зеленая медицинская форма. Значит, не врал, и происходящие — лишь еще одно совпадение. Вот только совпадений, связанных с Джоном, было уж слишком много, чтобы не начать задумываться об этом.
— Это был последний лавандовый чизкейк, — насупила брови Марта, не в силах расстаться со своей сладкой мечтой. — Может уступишь?
Марта покосилась на девушку, запаковывающую пироженное в пластиковую упаковку, надеясь взглядом замедлить ее действия.
— С чего мне делать тебе одолжение? — спросил он, скрестив руки на груди, словно защищаясь от нее. — Ты хоть имя-то мое помнишь?
— Джек? — не смогла сдержаться Марта.
Джон нахмурился и схватил стаканчик с фруктовым чаем, который ему подала работница кассы.
— Ты ведь это специально делаешь?
— Ни в коем разе, — Марта выдала наивную улыбку, слегка кривоватую. — У меня действительно плохая память на имена.
— Что ж, тогда держи глобальную атаку по своей слабой памяти. Мое полное имя: Джонатан Ричард Квеберт Третий.
— Третий? Это градация назойливости?
— Смешно, — сухо процедил Джон и отпил немного чая. — Я даже не пойму, ты просто остроумная или издеваешься надо мной.
— Ты что? — возмутилась Марта. — Воспитание не позволяет.
Джон посмотрел куда-то за спиной Марты, и улыбка на его губах стала немного… Марта даже не могла подобрать нужного слова, но она определенно была заискивающей, как у человека, который несмотря ни на что хочет втереться в доверие. Она обернулась и встретилась взглядом с сестрой. Мегги заговорщицки улыбнулась и игриво помахала ей рукой.
— А твоя сестра куда дружелюбнее тебя, — произнес Джон, вновь переключив свое внимание на Марту.
— Первое впечатление обманчиво, — буркнула Марта и повернулась к Джону. — Так что с пирожным? А то мы тут стоим, очереди мешаем.
— Хорошо. Забирай.
— Отлично, — Марта натянула свою самую милую улыбку.
— Только в обмен ты сходишь со мной на свидание.
— Обмен не равнозначный, — скривилась девушка.
— Пожалуй, — пожал плечами Джон. — Так что? Сделка тебя устраивает?
— Хорошо, — ответила Марта, прекрасно понимая, что не придет. — Когда и где?
— Завтра в обед. Как насчет «Красного рака»?
— Я смотрю, ты не особо романтичная натура? — усмехнулась Марта, подивившись его выбору.
— Сомневаюсь, что тебя можно впечатлить романтическими жестами. Но у них отличные вареные раки и темное пиво, которое они варят сами.
Раки и пиво? Им определенно было не по пути. А вот чизкейк так и манил ее из коробочки.
— Договорились. Раки и пиво — что может быть лучше? Тогда встретимся на месте.
— Буду ждать, — улыбнулся Джон и, кивнув кассирше, вышел из пекарни в сопровождении недовольных взглядов тех, кто занял место в очереди после Марты.
Чувствуя себя некомфортно, она в рекордные сроки буквально скороговоркой выпалила свой заказ и даже не запнулась. Девушка-кассир так же быстро собрала ей поднос, и вот Марта уже шла к своему столику под аккомпанемент из недовольных и заинтересованных взглядов. Ей феноменально и при этом играючи удавалось поддерживать на лице улыбку человека, которому все равно на мнение окружающих. Проблема была лишь в том, что ей было не все равно. Она не любила быть в центре внимания.
— Кто. Это. Был? — спросила Мегги, стоило Марте опустить тяжелый поднос на стол.
— Ты о ком? — как ни в чем не бывало выдала девушка, помогая расставить тарелки и пластиковые стаканчики по столу, чтобы убрать поднос и освободить немного места.
— Тот парень, — многозначительно произнесла Мегги и покосилась на входную дверь, которая уже давно закрылась за Джоном.
— Ты сама ответила на свой вопрос. Не поверишь, это был парень.
— Твой? — голос сестры стал на несколько октав выше, а светлые брови изогнулись дугой.
— Сомневаюсь, что это был парень Марты, — с тоном знатока вступила Кеторин, изучая свой яблочный штрудель. — Он ей не подходит.
Мегги тут же переключила все свое внимание на женщину.
— Ты так говоришь, потому что ты ведьма? Это какая-то особая способность — чувствовать кому с кем суждено быть?
— Не совсем, — Кеторин зачерпнула полную ложку штруделя и отправила в рот. — Просто он мне не нравится.
— Мне тоже, — согласилась Марта и села на виниловый диванчик рядом с Кеторин.
— Разве мы собрались здесь, чтобы обсуждать отношения моей старшей дочери? — отец поджал губы так, что их стало практически не видно.
Его полный недовольства взгляд был направлен на Кеторин. Похоже, он не хотел быть частью «женских посиделок» и знать, что его дочери думают о том или ином мужчине. Да и Марта никогда бы не стала делиться с ним своими чувствами и переживаниями из-за мальчиков. Она и с матерью-то ими не делилась. С чего ей вдруг откровенничать с человеком, который в ее жизни был больше «для галочки», чем для настоящей поддержки?
— Я, конечно, понимаю, что ваше тонкая душевная организация не позволяет вам судить о других людях и открыто высказывать свое мнение, — Кеторин жеманно улыбнулась и отпила чая из стаканчика, причмокнув губами. — Но я лучше выскажусь сейчас, чем буду через пару лет утешать Марту и говорить, что этот конкретный мужчина ей не подходил изначально.
— Утешать Марту через пару лет? — переспросил Алистер и глаза его округлились. Марте даже показалось, что она еще никогда не видела отца таким удивленным. Или даже скорее оглушенным. — Не знал, что у вас на мою дочь такие долгоиграющие планы.
Кеторин подалась вперед и положила подбородок на ладонь.
— Я никогда не бросаю тех, кого взяла под свою опеку. — Ей взгляд стал серьезным, а от жеманной улыбки, что еще секунду назад озаряла ее лицо, не осталось и следа. — Называйте это как хотите: хоть долгоиграющими планами, хоть чрезмерной опекой. Марта станет великой ведьмой, и моя позиция предельно четкая — я хочу быть частью ее величия.
На щеках отца заходили желваки. Он определенно хотел что-то сказать, но прикладывал неимоверные усилия, чтобы промолчать.
— А я? — вклинилась Мегги.
Ее взгляд горел таким воодушевлением, что Марта даже на секунду пожелала, чтобы у Мегги действительно была способность к магии. Чтобы Мегги мечтала не просто так, чтобы у нее действительно все получилось. Но то был лишь минутный порыв, прежде чем вернулось осознание того, насколько опасной была магия и с какими проблемами придется столкнуться маленькой девочке, если она действительно сможет колдовать.
— Я в этом уверена, — тоном, не терпящим возражения, произнесла Кеторин. — Твоя магия еще не пробудилась, но я чувствую в тебе огромный потенциал. Вот только Марта не очень-то мне верит.
Алистер издал странный смешок то ли одобрительный, то ли насмешливый. Мегги косо посмотрела на отца и ткнула его локтем под ребра. Тот осуждающе посмотрел на дочь и откинулся на спинку дивана, сложив руки на груди. К своему яичному пирогу он так и не прикоснулся. То было ни чем иным, как молчаливым протестом, так знакомым Марте. Алистер был именно тем человеком, который мог все свое недовольство показать молчанием, при том что внешне он оставался совершенно невозмутимым. Эта привычка отца всегда злила Марту: невозможно спорить с человеком, который молчит.
Кеторин достала что-то маленькое из кармана своего пальто, которое было удачно пристроено на грядушке дивана. Она протянула руку к Мегги, сжимая неизвестный предмет в кулаке. Сестра Марты завороженно следила за каждым действием ведьмы, и это немного задевало саму Марту. Она чувствовала себя преданной и глупой, ведь как можно ревновать сестру к человеку, который всего лишь завладел ее вниманием?
Кеторин раскрыла ладонь и на ней оказалась маленькая стеклянная бусина. Бусина, внутри которой горело настоящее пламя.
— Что ты творишь? — воскликнула Марта, ощущая, как по спине побежал холодок.
— Что это? — вторила ей Мегги. — Невероятно!
— Маяк. Бусина начинает светиться при контакте с магией, — пояснила Кеторин.
— Убери немедленно, — сквозь зубы прошипела Марта.
— Успокойся. Думаешь кто-то из них действительно сочтет, что я держу в руке заговоренный огненный хрусталь? В лучшем случае решат, что это какие-то фокусы или портативный фонарик, — усмехнулась Кеторин, обводя взглядом зал полный зевак. Ее действительно забавляла чересчур серьезная Марта. — Тебе нужны были доказательства, и я их предоставлю. Держи, малышка.
Мегги протянула руку и забрала светящуюся бусину. Та сразу же погасла, от прежнего сияния в ней остался лишь тлеющий огонек, как от почти догоревшей свечи.
— Если бы в ней совсем не было магии, свет погас бы полностью, — пояснила Кеторин.
Женщина буквально светилась от переполняющего ее триумфа, так же как и Мегги. В то время как Марта с отцом были их полными противоположностями. В своем недовольстве они проявляли редкостное единодушие.
— И когда вы начнете меня учить? — в лоб спросила Мегги, не выпуская из рук светящийся шарик.
— Когда твоя сила полностью пробудится, — так же прямо ответила Кеторин, слегка пожав плечами. — Пока магия не всколыхнется — учить тебя колдовать скучно.
Марта удивленно уставилась на Кеторин.
— Скучно?
— Да, — кивнула та. — Я всучу ее Джуди, когда та вернется. Пусть научит девочку истории и базовым знаниям. Так, какие травы для чего нужны, позубрят вместе теорию магических знаков и кругов. Всякое такое… Теория — это не мое, я скорее сведу Мегги с ума, чем научу чему-нибудь.
— И когда приедет эта ваша Джуди? — сухо спросил отец, нарушив свое молчание.
— Пока не знаю. У нее важное, скажем так, задание, — ответила Кеторин и вновь принялась за свой штрудель. — Не переживай, Мегги, она всегда была отличной ученицей. Учительница из нее тоже должна быть неплохая.
— Железная логика, — такой холодный голос отца не предвещал ничего хорошего.
Марте было непривычно видеть, как Алистер Рудбриг ерничает. Он и ирония обычно стояли на разных берегах реки, или же Марте так, как минимум, казалось.
— Я хотя бы не пытаюсь отрезать крылья своим детям.
— Какие высокие метафоры. Но если бы я хотел кому-то что-то отрезать, то сомневаюсь, что в первую очередь пошел бы пить чай со странной особой, которая сначала говорит о том, что будет учить мою дочь, а затем спихивает ее.
— Папа!
— Я не скидываю ее! — возмутилась Кеторин. — Я буду ее учить! Но не базовым знаниям! Большинство ведьм впитывают их чуть ли не с молоком матери. Когда живешь в правильной среде, черт, я имела ввиду, что Джуди лучше обучит ее этому. Дети же сами учатся говорить! Вот и у ведьм то же самое.
— Просто признай, что ты недостаточно компетентна. Много слов — смысла ноль, — Алистер буквально сверлил Кеторин взглядом, а Марта не знала, стоит ли ей вмешиваться или просто наблюдать.
— Зачем ты так, папа? — Мегги схватила отца за рукав свитера и потянула на себя. — Зачем ты ее злишь?
— Мегги, я совсем не злюсь, — Кеторин послала Мегги вполне искреннюю улыбку. — Алистер, давайте не будем обсуждать мою компетенцию. Джуди справиться с этим лучше. Вы сами все поймете, когда она вернется.
— А когда она вернется? — Марта все же решила вмешаться, пока отец не сказал еще что-нибудь, что действительно могло бы разозлить Кеторин. Она ведь прекрасно знала, на что способна хозяйка Ведьминой обители. Ее руки все еще явно напоминали о случившемся и то, что произошло все по случайности, говорило лишь о том, что в случае преднамеренности результат мог быть еще ужаснее. Марта мысленно содрогнулась, представив отца, покрытого волдырями с ног до головы.
— Не знаю. Пока она не вернется, мы ничего не сможем предпринять.
— Да уж… я же так хочу помочь человеку, который называет меня Ехидной и пытается убить, — не скрывая сарказма, произнесла Марта и даже ужаснулась тому, насколько похожа была ее интонация на манеру отца.
— Тут вопрос не в твоем желании ему помочь, а том, что найти хоть что-то мы сможем только в Ведьминой библиотеке. Туда я не сунусь, пока в поселении Клем.
Марта вскинула бровь. Похоже в жизни Кеторин было достаточно мужчин, с которыми она не хотела бы встречаться.
— И Джуди, выходит, для вас шпионит? — произнесла Мегги с полным ртом. Ее щеки в этот момент были похожи на хомячьи, а губы были перепачканы крошками.
— Что-то типа того, — уклончиво ответила Кеторин. — Кстати, можешь оставить хрусталь себе. Считай подарком для юной ведьмы.
— Спасибо, — просияла Мегги. — Марта, я же съем твое пироженное?
— Нет, — отрезала Марта и легонько хлопнула сестренку по руке, которой та тянулась к лавандовому чизкейку.
— Ой… ну и вредина же ты.
***
Коул стоял у окна так, чтобы было достаточно видно подъездную дорожку, но чтобы не прикасаться к странной смеси, которой был засыпан подоконник. Ему приходилось изрядно выгибать шею и косить глаза, чтобы хоть что-то разглядеть. Но эти неудобства чего-то да стоили: теперь он знал, что дома он один. Абсолютно один. Марта со своим отцом и маленькой леди уехали около часа назад. Точнее, он так думал, ведь часов у него не было. Однако он чувствовал, что прошло не слишком много времени.
Проблема лишь в том, что толка от этого знания особо не было. Бежать? Куда? Как? Он боялся даже прикоснуться к этим странным порошкам. Мало ли что она там намешала. Так что он развлекался тем, что смотрел в окно и, как верный пес, ждал возвращения хозяйев. От такого сравнения стало тошно, но оно было, пожалуй, самым точным. Цепной пес, запертый в клетке, чтобы не покусал хозяйских деток.
Коул отошел от окна и сделал еще один круг по комнате. О да, теперь он знал ее, как свои пять пальцев, ведь единственным его развлечением было ходить кругами по маленькой комнатушке, временами наведываюсь в гости к раковине, ванной и туалету. Фаянсовые друзья цепного пса. В какой момент он начнет с ними разговаривать, чтобы не сойти с ума?
Пока еще не начал — значит, он еще в своем уме. Хорошо хоть, что не в подвале держат — и на том спасибо. Коул придерживался мнения, что в подвале с той одинокой лампочкой, раскачивающейся на длинном шнуру он быстрей бы распрощался с остатками здравомыслия. Хотя он все больше и больше склонялся к тому, что со здравомыслием он распрощался уже давно. Лет пять назад, а то и больше. Ведь, если бы он был в своем уме или хотя бы изредка советовался с серым веществом, то вероятнее всего не оказался бы в таком положении.
— Спасибо, Коул, ты всегда знал, как влезть туда, куда лезть не стоило, — поблагодарил он сам себя и плюхнулся в кресло.
Он чувствовал себя разбитым и раздавленным: все, что бы он ни делал, выворачивалось против него. Что это — судьба? Или, быть может, злой рок? Может его род был проклят задолго до его рождения, а он и не знал?
Коул никогда не любил сидеть на одном месте. Таким он был самого детства. Еще в школе он умудрялся протирать штаны на заднице, потому что постоянно елозил ей по стулу. Просидеть целый час в одном положении было выше его сил. Губы тронула легкая улыбка, когда он вспомнил свирепый взгляд матери, которая отчитывала его за очередные испорченные брюки. Что он сделал с ними тогда? Протер? Или порвал, зацепившись за забор? О, он часто цеплялся за забор. Поэтому Ада и не любила с ним гулять. Она была «идеальной девочкой» — точнее строила из себя такую. Изо всех сил пыжилась, чтобы казаться верхом совершенства, которым на самом деле не была. От того и злилась на Коула, близнеца-оборванца. Он был как уродливый шрам на лице красавицы — шрам, который нельзя спрятать.
Он не выдержал и, встав, вновь подошел к окну. Машина вернулась, Марта все кружилась напротив калитки, пытаясь ровно поставить ту вдоль дороги. За этими попытками было довольно забавно наблюдать. Она все кружила и кружила. Назад, вперед, чуть влево, чуть вправо, чуть не въехала в соседнюю машину. Выехала и попробовала заехать другой стороной — результат тот же.
В итоге сначало открылась задняя пассажирская дверь, из нее выскочила Мегги и понеслась куда-то в сторону дома. Было как-то неожиданно увидеть Маленькую Леди куда-то бегущей: такое поведение никак не вязалось с образом, который Коул для себя нарисовал. Вот открылась и передняя пассажирская дверь — оттуда вышел мистер Рудбриг. А затем и Марта показалась из-за водительской.
Похоже, шоу закончилось. Мистер Рудбриг занял водительское сиденье и принялся парковать машину плавными, выверенными годами, движениями.
Ключ в замке повернулся, и Коул резко обернулся. На пороге стояла Мегги, все еще в зимнем пуховике и шапке, которая немного съехала на бок. Она запыхалась и пыталась немного отдышаться. В руках девочка сжимала темно-коричневую книгу, на вид очень старую.
— Привет, — машинально поприветствовал ее Коул, удивленный ее появлением. С того их первого разговора Мегги ни разу к нему не заходила. — Как дела?
— Хорошо, — сбившимся голосом ответила она.
— Где были?
— Ели пирожные в пекарне «У Бобби», — по-детски честно поведала девочка.
— Мне что-нибудь взяли?
— Марта купила целую коробку эклеров с сливочным кремом, — девочка выглядела слегка пристыженной и неуверенной. — Но я не поэтому пришла.
— А почему? — спросил Коул, слегка выгнув бровь.
— Из-за того, что ты сказал Марте. Ехидна — это же шифр?
— Шифр? — опешил Коул.
— Да. Знак, что ты относишься к ней не так плохо, как раньше. Намек, что не станешь ее убивать. Она, конечно, не поняла — Марта, знаешь ли, никогда не любила мифы, особенно греческие. Помню ей как-то сказала про Ахиллесову пяту, а она посмотрела на меня, как на недоразвитую, и спросила: «Неужели в твоего одноклассника действительно назвали Ахиллесом?» Я тогда даже не нашла, что ей сказать.
Коул во все глаза смотрел на свою посетительницу, совсем не понимая, к чему она клонит. Что ж, Марта не любила греческие мифы — и что? Как это связано с маленьким зверьком? А если как-то и связано, то он, наверное, пропустил это мимо ушей. Коул никогда не был особо усердным учеником. И вот теперь чувствовал себя полным идиотом под пытливым взглядом маленькой девочки, которая, похоже, была куда умнее его.
Он прочистил горло и все-таки спросил:
— К чему ты клонишь?
Мегги принялась листать страницы книги.
— Миф про Ехидну и Аргуса. Вот, смотри.
Она развернула книгу, показывая ему страницы. Коул был заинтригован. Он подошел поближе, чтобы разглядеть рисунок рядом с ровным столбцом текста. На нем была нарисована красивая женщина, правда красивой она была лишь до пояса, потому что ноги ей заменял змеиный хвост.
— Гера, жена Зевса, невзлюбила Ехидну и потому отправила Аргуса убить ее и забрать силу. А он в нее влюбился, и она в него — тоже!
Коул бегло пробежал глазами по строчкам.
— А потом она его не приняла таким, каким он был. Он обиделся и отправил ее в пещеру, а Гера еще вдобавок и ног лишила. Милая история, — подвел итог Коул. — Так и какой же в ней тогда шифр — что мы стали лучше ладить?
Коул не стал говорить, что у девочки просто фантазия разыгралась.
— Да, и если она тебя не оттолкнет, то вы подружитесь, — она произнесла это, как нечто само собой разумеющееся, кивая в такт каждому слову. — Не переживай, Коул, я донесу до нее смысл твоих слов. А то она на них обиделась.
Коул уже собирался сказать, что девочка ошиблась, и смысл Марта поняла достаточно верно, раз обиделась, но тут из коридора донеслись тяжелые определенно мужские шаги.
— Мегги, что ты тут делаешь? И почему дверь открыта?
Не прошло и минуты, как в дверном проеме показался Алистер Рудбриг. При одном взгляде на него Коул нервно сглотнул: мужчина был просто воплощением праведного гнева.
Мегги заговорщицки подмигнула Коулу, словно их объединяла одна общая и невероятно важная тайна, а затем повернулась к отцу и улыбнулась ему обезоруживающей улыбкой.
— Мы с Коулом обсуждали, какие сладости он любит. Оказалось, он без ума от черничного штруделя.
Девочка соврала и глазом не моргнув — и соврала так, что и Коул сам поверил, что он без ума от черничного штруделя, который никогда в жизни не пробовал. Жуткое умение. Но похоже Алистер на удочку не попался. Даже если он и поверил дочери, ярость никуда не делась.
— Я не об этом спрашивал, — отчеканил он, почти не разжимая рук. — Где ты взяла ключ?
— На полке на кухне, — пожала плечами Мегги все с той же улыбкой. Она совсем не чувствовала себя виноватой. — Вы его всегда там храните.
И это натолкнуло Коула на мысль, что Алистер ничего не знал и о предыдущей встрече, и Коул счел за благо промолчать и оставить эту тайну при себе. Мегги ведь ничего не сказала, вот и он не должен.
— Немедленно иди вниз, и чтобы я больше тебя здесь не видел.
— Конечно, папочка, — она выглядела, как самая послушная на свете дочь, вот только Коул был уверен, что она интерпретирует приказ по своему.
Мегги поспешила в сторону лестницы, но на последок послала Коулу ободряющую улыбку. Коул постарался не улыбнуться в ответ. Он был поражен и не знал как реагировать. Неужели Маленькая леди была хитроумной?
Но Коул так и не смог до конца разобраться, его отвлек яростный взгляд мистера Рудбрига.
— Я буду говорить без обиняков, Коул, потому что мне надоели твои игры. Все это ты делаешь из-за Чарли?
Имя прорезало воздух. Откуда он знал имя его брата? Навел справки?
— Мне сначало показалось, что вы просто похожи. Овал лица, нос, даже разрез глаз. Вы очень похожи, — продолжал мистер Рудбриг. — Но в мире очень много похожих людей. Однако потом ты назвал свою фамилию, и картинка сложилась. Я вспомнил о тебе и Аде. Хотя я вас никогда не видел, но много слышал.
— О чем вы? — сквозь зубы процедил Коул, осознавая, что его начинает бить дрожь.
— Мы с Чарли дружили. Дружили много лет, — в глазах мистера Рудбрига ярость сменилась грустью и… виной? — Я многим обязан Чарли. Но, если ты считаешь, что мои дети виноваты в его смерти и потому хочешь их убить, то ты ошибаешься. Глубоко ошибаешься. Марта никогда бы не причинила ему вред, она любила его.
Коула не просто трясло, ему казалось что он попал в эпицентр шторма. Шторма, из которого не выбраться. Его мотало и крутило, а Алистер Рудбриг лишь еще больше раздувал ветер и добавлял воды.
— Чарли погиб в аварии. Вместе с женой. Разбились. Столкнулись с бензовозом. Машина загорелась, и никто не выжил. Даже тел не осталось, — Коул машинально начал цитировать слова офицера полиции, пришедшего к ним домой в тот роковой день. В ушах шумело и где-то в отдалении он слышал крик Ады. Истошный вопль, разрывающий их мир на «до» и «после».
Мистер Рудбриг огорошенно уставился на Коула.
— Ты здесь не из-за Чарли? — понял он. Но это знание разрушило его теорию и завяло в тупик. — Тогда почему?
— Ада, — только и смог вымолвить Коул, не совсем понимая, зачем он это говорит.
— Ох… тогда я, пожалуй, пойду, — мистер Рудбриг сбежал, закрыв дверь на ключ.
Коул рухнул на пол.
Они были друзьями.
Марта никогда бы не причинила ему вред.
Она любила его.
Что он имел ввиду?
Но было нечто, что затмевало эти вопросы. Они были важны, но Коул тонул. Тонул в воспоминаниях. Тонул в крови. Мистер Рудбриг сорвал крышку с сундука, в который Коул спрятал все. Все, о чем не хотел вспоминать. Он спрятал туда кровь, реки крови. Он спрятал холодные руки Ады, ее пустые глаза и рот, искривленный от ужаса.
Ада всегда была его причиной. Его вопросом и его ответом.