Джилс чувствовала себя некомфортно, выпроваживая последнего клиента. Она обычно никогда не брала кого-то после девяти вечера, но мужчина так просился, буквально умолял — видите ли жить не сможет, если не узнает свое будущее — и Джилс согласилась нехотя, подсчитывая свою прибыль за поздний прием. Не могла же она запросить двойную плату… или могла? Она предложила добавить половину стоимости к своей обычной цене, и мужчина сразу же согласился, рассыпаясь в благодарностях. Если бы знала, что так получится, сразу бы попросила двойную оплату и не страдала бы сейчас угрызениями совести.
Джилс убрала деньги в кошелек и потушила свечи. На сегодня приемы закончены. Вот только неприятные ощущения никуда не делись. Вначале она считала, что причиной был клиент и его не самый приятный внешний вид — эта его разорванная щека. Джилс содрогнулась, только вспомнив. Такое кого хочешь может заставить чувствовать себя некомфортно.
Она надеялась, что после его ухода все пойдет, как по маслу, и ее душевное равновесие вернется к ней. Не тут-то было. Ее все еще словно дергали за нить изнутри.
— Нехороший знак, — рассеянно пробормотала она и покосилась на карты, все еще разложенные на столе.
Она вполне могла бы сделать себе расклад, если бы не одно правило: она никогда не гадала для себя, только для кого-то. И отступаться от своих принципов не собиралась, какие бы предчувствия ее не мучали.
Джилс отдернула шторы, впуская лунный свет в темную комнату. За окном уже лежали высокие сугробы, и ей совсем не хотелось идти домой по такой погоде. Может заночевать прямо здесь, в кабине? Не зря же в шкафу прятались раскладушка и подушка с пледом. Не впервой.
Она включила тусклый торшер с цветным абажуром, и комнату залил теплый желтый свет, вырвав из тьмы заставленные всякой эзотерической лабудой полки. Настоящих магических предметов там никогда не было, только атрибутика для наведения антуража. Птичьи черепа да ножи «типа из слоновой кости», а на самом деле — крашенные пластиковые штучки, купленные на распродаже в местном магазинчике. Из магического в маленьком кабинете была только старая рисованная колода на столе и настоящая ведьма на стуле.
Джилс проверила свое расписание на завтра и ужаснулась. Домой идти нет никакого смысла, первая клиентка придет уже в семь утра. И почему им не спится в такой час? Сама бы она никогда не пошла бы к гадалке ни утром, ни поздно вечером. Хотя, если быть точной, она никогда не ходила к гадалкам и никогда не пошла бы.
А зачем? Джилс знала одну непреложную истину: как только человек узнал будущее — это будущее тут же начинает меняться, и то, что ты уже знаешь о будущем, может быть уже вовсе не так. Поэтому Джилс и трактовала карты максимально туманно, чтобы не сильно повредить ткань времени. Поэтому она никогда не смотрела будущее для себя. А пророчества — очень тонкая материя. На сотню пророчеств приходится не больше трех сбывшихся, остальные же канут в небытие.
Джилс захлопнула ежедневник, жалея себя за чрезмерную доброту. Не была бы она столько лояльной к людям, ей бы не пришлось вставать ни свет ни заря, чтобы рассказать глупой девчонке, что ей не изменяет муж: ни с женщинами, ни с мужчинами, ни с собаками. В какой уже раз к ней придет именно эта клиентка и именно с этим вопросом? В пятнадцатый? Она сбилась со счету после десятого.
Джилс достала свою раскладушку и принялась стелить постель, когда в дверь постучали. Два легких, едва уловимых удара, словно у человека за дверью не было сил для чего-то большего. Джилс нахмурилась и запихнула свою раскладушку обратно в шкаф, а еще взяла бутафорный нож — на всякий случай. Глядишь он припугнет незваных гостей, хотя толку от него все равно не будет.
Она распахнула дверь и уставилась на щуплую слепую старушку, глаза которой были перерезаны шрамом. Похоже, сегодня вечер покалеченных людей.
Джилс устало вздохнула и отошла в сторону, пропуская старушку в кабинет. Та была в длинном зимнем пальто чуть ли не в пол, и Джилс только дивилась, как слепая женщина не путается в собственных ногах. Сама Джилс была адептом брюк, и ни юбки, ни длинные плащи ее не привлекали.
— Могла бы и позвонить, прежде чем приходить. Джослин, я не сижу здесь целыми сутками.
— Это не телефонный разговор, — ответила женщина и прошла внутрь, опираясь на резную трость. Джослин вполне уверенно прошла к столу и села на клиентский стул. Сняла декоративную шляпку и положила на стол, а трость разместила на коленях.
Джилс же закрыла дверь и привалилась к ней спиной.
— Зачем ты пришла?
Джилс чувствовала, как нить, которая дергала ее весь день, натянулась так, что вот-вот — и лопнет. К горлу подкатила желчь.
— Предупредить, — только и ответила Джослин, а по спине у Джилс уже побежал холодок.
— Что-то случилось в ковене? — язык заплетался, а ноги, казалось, откажут в любой момент. Джилс не могла этого отрицать — ей было страшно. Джослин никогда не приходила просто так.
— Глава при смерти. Говорят, не протянет и недели. И если так, то скоро будет проведен обряд и выбрана новая, — ответила женщина, и на ее морщинистом лице прорезалась горькая усмешка.
— Они знают, где меня искать?
— Если на обряде выберут тебя, то поиски для них не составят труда. Потроха сами проложат к тебе путь.
Джилс сглотнула.
— Значит, выбора нет. Либо я приду и сложу голову сама, либо меня найдут и заставят…
— Либо ты заберешь то, что принадлежит тебе по праву рождения, — предложила Джослин.
— Как будто они позволят мне что-то у них забрать, — горько усмехнулась Джилс.
— Вечно прятаться ты не сможешь, девочка. Кровавая корона всегда требует то, что принадлежит ей. А ты ей принадлежишь. Ты уже чувствуешь ее зов?
Вроде вопрос, но Джилс послышалось в нем утверждение. Ведь она действительно чувствовала, как натягивается нить.
— Я поеду, — через силу выдавила она, хотя все, чего ей хотелось сейчас — выбежать из кабинета и бежать, куда глаза глядят, в надежде, что корона выберет кого-нибудь другого. Глупая надежда. Джилс уже знала, что корона не выберет никого другого, пока по ее венам еще течет кровь.
***
Мегги буквально вытолкнули из сна. Секунду назад она спала — щелчок — и она уже сидит в кровати, жадно хватая губами воздух и пытаясь понять, что произошло. Ее била мелкая дрожь. Что-то произошло. Что-то произошло не здесь, но проснулась она именно из-за этого.
Она чувствовала сильный всплеск чего-то неизвестного. Ощущения были похожи на те, что она ощутила, встретив Джона. Она знала тогда, что ему не стоит встречаться с ее сестрой. Она знала, что мама не оставила их без защиты. И теперь она знала, что что-то произошло.
Что-то нехорошее.
Мегги выбралась из кровати и на трясущихся ногах пошла в спальню к папе. Попутно она включала свет на своем пути. Ей было страшно. Она боялась темноты, но не только ее. Она боялась того, что произошло где-то там, где ее не было, потому что знала — произошедшее будет иметь последствия для нее.
И ей точно не понравятся эти последствия.
Мегги забралась в кровать папы и, накрывшись его одеялом, поудобнее устроилась у него под боком. Ее все еще била нервная дрожь, но родное тепло и слабый аромат одеколона успокаивали.
— Страшный сон? — сонно спросил отец, обхватив ее руками и притянув к себе покрепче.
— Ага, — вяло ответила Мегги, не желая обсуждать свои дурные предчувствия.
— Это всего лишь сон, он не имеет над тобой никакой власти, — так же вяло произнес отец. Возможно он и хотел ее поддержать, только сон был сильнее, и Мегги буквально ощущала, как отец проваливается в забытие.
— Точно, — кивнула она, и положила голову ему на грудь. — Сны — всего лишь сны.
Она понемногу начала расслабляться, ведь сейчас она была в самом безопасном месте на свете: рядом с ее отцом и под защитой ее матери. Она знала — пока она здесь, с ней ничего не случится. Но также она знала, что долго здесь оставаться не получится.
Было так много вещей, которые Мегги знала, и так много — чего нет. Но сейчас она могла спать, потому что ее время еще не настало.
***
— Вот черт! — простонал Коул, бегло осматривая разруху, которая теперь господствовала в месте их пленения.
Еще пару секунд назад все было хорошо, насколько это вообще было возможно в нынешних условиях. А затем от Марты пошла какая-то неведомая энергетическая волна и разметала все по комнате: самого Коула отбросило к стене, и он, сильно приложившись головой и спиной, съехал вниз, да там и остался, опасаясь подниматься на ноги. Если будет еще одна подобная волна, то ее он лучше встретит сидя.
Но, похоже, ничего подобного не планировалось. Марта в бессознательном состоянии лежала на кровати.
И как ему объяснять произошедшее, если кто-то придет проверять их? А их точно придут проверять. Если так подумать, то грохот стоял такой, что их могли услышать не только жильцы дома, но и люди на улице.
Коул смачно выругался и поднял на ноги. В руках он все еще сжимал мешочек с очками и склянками. Ну Кеторин и удружила конечно.
Нужно было что-то предпринять — и немедленно. Вот только Коул не знал, за что хвататься. Комнату в первозданное состояние он уже не приведет. Нужно хотя бы проверить, как там Марта.
— Из тебя просто отвратительная соратница. Накосячила и свалила в забытие, а мне разгребай, — причитал Коул, склонившись над ней и хлопая по щекам, чтобы привести в чувства. Он даже потряс ее для пущего эффекта, но Марта не откликалась. Хорошо хоть, что дышала. Таскать за собой труп ему совсем не хотелось.
Дверь резко распахнулась, и в дверном проеме Коул увидел Рози. Женщина ошарашено воззрилась на него и на разгромленную комнату. И дураку было понятно, что семейная ссора не могла привести к разломанному дивану и заваленному трюмо. Если только Марта не решила опрокинуть его на мужа.
— Что-о… что здесь произошло? — нахмурив брови, Рози уставилась на бессознательную Марту в руках Коула.
— Может Марта на что-то напоролась? — послышался голос Роя из коридора, и в следующую секунду его голова показалась за плечом Рози: выглядел он при этом таким же оглушенным, как и Рози.
— Ты колдун, — удивленно произнесла круглолицая женщина.
От такого заявления Коулу даже смеяться захотелось, хотя обстоятельства к тому не располагали.
— Я не…
— Не он, — неуверенно отрицал Рой. — Марта. Она ведьма. И очень сильная, раз уж я смог разглядеть ее след.
На Коула словно ушат воды вылили. Если до этой секунды он еще мог попытаться отрицать, то теперь смысл пропал. Рози судорожно вздохнула, и все ее хорошее отношение к ним и те доброжелательные улыбки и вполне добрые шутки развеялись. Коул видел, как взгляд женщины стал холодным и настороженным.
— Кровавая?
— Не думаю, — в голосе Роя все так же не было уверенности. Он словно говорил одно, а подразумевал другое. — Посмотри, ее кожа почернела!
Коул опустил взгляд и отшатнулся: руки Марты там, где задрались рукава ее куртки, были черными. Точнее их словно покрывала та же глубокая тьма, что заменяла небо городу Шарпа.
— Точно не кровавая, — Рой, казалось, стал чуточку увереннее, но Коул никогда бы не поверил человеку, который пытался бы его в чем-то убедить таким тоном.
Коул не знал, что ему делать. С одной стороны, нужно было немедленно привести Марту в чувство — только она могла помочь им выбраться из этой заварушки. С другой — прикасаться к ней ему совсем не хотелось. Он испытывал дикое желание пойти и вымыть руки с мылом. Не просто ведьма, а ведьма, кожа которой была покрыта странной черной субстанцией. Осознание этого в миг разрушило шаткое равновесие их отношений.
— Нужно немедленно позвать госпожу Брунгильду, — предложила Рози.
— Нет! — воскликнул Рой. — Только не ее.
Рози укоризненно посмотрела на паренька.
— Ты привел в наш город неизвестную ведьму с неизвестными способностями и говоришь мне, что я не должна поставить в известность глав города? Я правильно поняла? Мальчик мой, ты часом умом не тронулся? Или она наложила на тебе какое-то заклятие послушания?
Во взгляде Рози отразилось понимание, и Коулу стало дурно. Сейчас они приведут сюда госпожу Брунгильду, и ситуация из критической превратиться в фатальную. Схватив Марту за куртку, он притянул ее к себе, стараясь не касаться голой кожи, благо на девушке было много одежды, и, обернувшись к Рози и Рою, попытался изобразить на своем лице нечто, что можно было принять за смирение пополам с паникой. Хотя паники у него сейчас было столько, что хватило бы на целый взвод.
— Мы пришли к вам, потому что нам нужна помощь, — затеял он ту же игру, что вела Марта, в надежде, что Рой опять клюнет. — После того, как меня отравили, с моей женой что-то произошло. Мы и сами толком не понимаем. Это нечто просто выплескивается из нее.
Коул тараторил, сочиняя на ходу, сам не понимая, что конкретно говорит.
— Недавно пробудившаяся и не контролирующая свои способности? — выпучила глаза Рози и уперла руки в боки. — Час от часу не легче!
— Рози, — умоляюще позвал Рой, — только не Брунгильду, прошу тебя! Она же… Позови госпожу Еву, если тебе так уж хочеться привести Старейшин. Но только не Брунгильду.
Рози тяжело вздохнула и потерла переносицу.
— Что они тебе пообещали? Признавайся!
— Н-ничего… — потупил взгляд Рой.
— Не ври мне, мальчишка! — грозно воскликнула женщина, и даже Коул немного ужаснулся. Примерно так на него кричала мать, когда он ее чем-то не устраивал.
— Я не вру! — попытался отнекиваться Рой, но взгляд женщины стал еще нетерпимей.
— Я вас с Джуди как облупленных знаю. Это же я вас выкармливала, когда у вашей матери молоко пропало, а ты смеешь мне лгать. Что ты, что Джуди, шайка неблагодарных уб… — Рой побледнел, а лицо Рози просветлело. — Значит, Джуди?
Судя по тому, как парень то и дело косился на коридор за своей спиной, он действительно подумывал сбежать.
— Рози, пожалуйста! — взмолился парень, и в его глазах даже блеснули слезы.
— Говори! — напирала женщина. — Неужели ты думаешь, что я могу ей хоть как-то навредить?
Рой мучался. Было видно, как он буквально разрывался между верностью сестре и доверием к Рози. И выбор сделать не мог. Молчание и переглядывание этих двоих затягивалось, и Коул понял, что выбор придется делать ему.
Тяжело вздохнув, он произнес:
— Мы встретили эту девушку на ярмарке, кажется, цирковой… и она направила нас сюда.
Рой пронзил его странным взглядом: смесью благодарности и презрения. А Рози вскинула бровь, и, кажется, в ее взгляде, направленном на Коула, стало чуть меньше холода.
— Вот оно что, — протянула она. — Тогда я приведу госпожу Еву, а вы пока оставайтесь здесь. И ты, Рой, тоже.
Она умело затолкала парня в разгромленную спальню и закрыла дверь снаружи. Затем послышалось уверенное цоканье ее каблуков, и Коул вздохнул с облегчением. Кем бы ни была госпожа Ева, она в любом случае не могла быть такой же, как Брунгильда. Коул не хотел признавать, но эта женщина внушала в него страх.
— Ох, ох, ох, — причитал Рой, плюхнувшись на пол рядом с дверью. — Почему вы сразу не сказали, что Марта ведьма?
Паренек косился на бесчувственную Марту в руках Коула и продолжал стонать, словно на его плечи свалили тяжкий груз, с которым он не справляется, и тот давит и давит, а бедняга Рой только и мог что стонать и жаловаться. По крайней мере так его стенания представлялись Коулу.
— Как ты помнишь, у нас и возможности-то не было. Все так завертелось, — попытался сослаться на обстоятельства Коул.
Поверил ему Рой или нет, Коул не знал: парень уткнулся носом в свои колени и продолжал стонать. Похоже, он уже сам не рад, что ввязался в это дело. Вот только Рой сейчас не был его главной проблемой.
Главной была Марта. Натянув на ладонь рукав свитера, он принялся хлопать по щекам Марты. Ее нужно было привести в чувства и немедленно. Во всяком случае до прихода госпожи Евы.
— Кто она такая, эта ваша госпожа Ева? — спросил Коул, тряся Марту за плечи. Та что-то невнятно пробормотала и даже попыталась отмахнулась от него, что лишь разозлило Коула.
— Одна из старейшин, — буркнул Рой в свои колени. — Она добрая.
Класс! Добрая ведьма Старейшина. Лучшая и, самое главное, развернутая характеристика. Рой вполне мог сказать, что она любит фасоль — тогда у Коула было бы больше представления об этой женщине. Потому что понятие «добрая» настолько же абстрактное, как и «злая». А вот «чокнутая сука» понятие очень точное, так же как и «мягкосердечная дура». Вот Рой был мягкосердечным дураком, и если госпожа Ева окажется такой же, то им несказанно повезет.
Коул попытался вспомнить женщин возле постамента и предположить, кто из троих мог быть госпожой Евой, но ею в равной степени могла быть каждая из них, и гадать не было смысла.
Он вновь потряс Марту, и, о чудо, она соизволила открыть глаза.
— Что происходит? — едва ворочая языком, спросила она, пытаясь сосредоточить свой взгляд на Коуле. Ох, как он жалел, что она не может сейчас видеть его лицо, да и всю комнату. Ему хотелось, чтобы она точно знала, во что их втравила, и какие им могут грозить последствия.
— Ты разнесла комнату. В прах.
Ее глаза и губы округлились и сейчас она очень сильно напоминала «Крик» Мунка: только руки к ушам приложи и сходство будет почти портретное.
— Вот черт! — выругалась Марта и отстранилась от Коула.
— Да, милая, я думаю точно так же, — Коул вложил в «милую» столько яда, сколько смог, но Марта не обратила на это никакого внимания.
— Подай мне очки, которые нашел, — приказала она, и Коул, скрипя зубами, подчинился.
Она нацепила забавные солнцезащитные очки со стеклами в виде сердечек и облегченно выдохнула.
— Вижу, — решительно произнесла она, осматривая разруху комнаты. А ведь недавно тут была маленькая спальня с чрезмерным количеством декора и всяких рюшечек и оборочек, но даже она была лучше того, что творилось сейчас. — Это я сделала?
Марта была ошарашена. Еще бы, кто угодно удивился бы, если бы смог силой мысли опрокинуть трюмо и разворотить диван.
— Ты не пострадал? — к немалому своему удивлению услышал Коул и даже на секунду лишился дара речи.
— Не особо. Головой приложился, но в целом нормально, — ответил он и еще больше удивился облегчению, появившемуся на лице ведьмы. Хотя чему удивляться, ей, наверное, тоже не с руки таскать за собой труп.
Коул кратко пересказал ей события и обрисовал грядущие. Рой подчеркнуто молчал, иногда хмыкая, но Коул так и не понял, что паренек пытался показать своими междометиями.
— Рой, — позвала Марта его таким тоном, точно пыталась успокоить маленького ребенка. — Я действительно общалась с Джуди, и с ней все хорошо. Я ничего тебе не внушала, если ты…
— Вы бы и не смогли мне ничего внушить, даже если бы захотели, — вполголоса отозвался Рой, приподняв голову и уткнувшись подбородком в колени. — На мне ментальная защита. Ее поставила моя тетя, когда я бы еще ребенком. Так что привел я вас сюда по своей воле.
Он запустил пятерню в свои короткие волосы и взъерошил их.
— Ясно, — кивнула Марта. — Нас же не запрут в какой-нибудь темнице? Мы пришли к вам за помощью, а не для того, чтобы причинить кому-то вред…
— Вас не запрут. Госпожа Ева не позволит.
Коул расслышал стук каблуков по деревянному полу и напрягся. Их точно было три пары. Похоже, Марта их тоже услышала, потому что принялась поправлять перчатки и одергивать рукава, стремясь скрыть черные пятна на коже.
Первым желанием Коула, когда дверь открылась, было придушить Рози прямо там на месте. За ее спиной стояла госпожа Брунгильда и улыбалась своей теплой с нотками высокомерия улыбкой. А прямо за ней Коул разглядел ту тучную светловолосую женщину с по-старушечьи скрипучим голосом. И в его представлении эта женщина была кем угодно, но только не «доброй госпожой Евой».
— Рози? — обиженно позвал Рой, поднимаясь с пола. Выглядел он, как котенок, которого бросила в воду мама-кошка.
— Они были в лизии, — ответила на невысказанный вопрос Рози. — Госпожа Брунгильда решила сопроводить госпожу Еву.
— Рози, посторонись, — приказала госпожа Брунгильда и, недолго думая, отодвинула женщину в сторону.
Размашистым шагом она вошла внутрь, и госпожа Ева последовала за ней. И если движения первой были резкими и даже дикими — она словно пропалывала воздух перед собой, то вторая шла плавно, словно плыла по полу, как по морю.
Госпожа Брунгильда окинула Марту оценивающим взглядом, и от этого взгляда Коулу стало дурно: так смотрели на гниющую падаль, а не на живого человека.
— Значит, я все-таки была права, — торжествовала Брунгильда. — Ты ведьма. Деточка, да от тебя за версту фонит магией, ты сейчас как огромный живой маяк. Кто же ты такая?
— Не пугай ее, — своим скрипучим старушечьим голосом произнесла госпожа Ева и, обогнув свою подругу, села на край кровати, сцепив руки в замок и положив их на колени. — Рози сказала, что ты недавно инициировалась. В твоем роду были ведьмы?
— Нет, — тут же выпалила Марта.
— Врешь, — сладко улыбалась ей Брунгильда. — Такая мощная энергетика не берется из воздуха. В твоем роду были ведьмы — и очень сильные.
— Я не знаю, — Коулу хотелось знать, были ли испуганные нотки в голосе Марты фальшивыми или она действительно испугалась. Потому что у него волосы на руках встали дыбом. Брунгильда пугала его. — Я сирота.
— Слабо верится, — ответила Брунгильда, склонив голову на бок.
— Не дави на девочку, — вступилась госпожа Ева. — Я бы тоже ничего не сказала бы, если бы на меня так напирали.
— Ева, я не давлю, лишь пытаюсь добиться правды. А она, как видишь, не желает идти на сотрудничество.
Госпожа Ева тяжело вздохнула и во всей ее позе так и читалось снисходительное отношение к Брунгильде.
— Просто это странно, — продолжала госпожа Брунгильда. — С начала лета за нами гоняются охотники, даже умудряются украсть запасы редкого яда, а теперь здесь объявляется ведьма с сильными магическими дарованиями и ее муж, отравленный тем самым ядом.
Марта сглотнула.
— Расскажи-ка, девочка, как так получилось, что твоего мужа отравили именно хьянгой? — Старейшина уперла свой ледяной взгляд в Марту и смотрела на нее, не моргая.
Коул судорожно соображал, пытаясь придумать, что такого сказать, чтобы им поверили. Вот только в голове не было ни единой идеи.
Марта, кажется, всхлипнула и, судорожно втянув воздух, принялась рассказывать, а Коул старался не уронить свою челюсть и выглядеть не таким уж шокированным.
— Его отравили… мы сами не знаем, где и когда… ох… ему было так плохо… он словно заживо горел, — говорила она сбивчиво, словно подбирая каждое слово. — А когда ему стало уже совсем плохо, я нашла на пороге конверт — в нем был сверток с какой-то травой и записка… что ему может помочь только это. И что потом мне придется заплатить…
— Заплатить чем? — нахмурила брови госпожа Ева, внимательно изучая Марту.
— Не знаю. Просто заплатить. Я испугалась. Только вот выбора у меня все равно не было, Коул… он же умирал, — в глазах Марты стояли настоящие слезы. — Я… я дала ему эту траву, и ему стало лучше. Какое счастье! А потом… Потом был тот мужчина… в парке… с арбалетом… Он наставил оружие на меня и я… О Боги, — она судорожно вдохнула. — Я не знаю, что тогда произошло, но арбалет его разнесло в щепки, а мужчина… он умер.
Коул сжал руку в кулак так, что побелели костяшки. Если Марта сейчас не врала, в чем он сильно сомневался, то скорее всего учитель мертв, и она убила его за то, что он направил арбалет на ее сестру. Об этом нужно было подумать, ведь Марта умело мешала правду с вымыслом, и не запутаться было сложно.
— Какой мужчина? — госпожа Брунгильда выглядела заинтересованной. Ее глаза даже начали светиться, словно в них пылал огонь. Холодный огонь.
— Я не знаю. Я не видела его лица, сразу же убежала. Потом уже узнала, что в парке нашли мертвого мужчину.
— Понятно, — протянула госпожа Ева. — И больше ни травы, ни писем вы не получали?
— Нет, — ответила Марта, и Коул кивнул, как бы подтверждая ее слова. — А запас этой дряни начал заканчиваться и мы искали, где взять еще. У нас осталось на один раз — не больше.
— Мы подумаем, что с этим можно сделать, — улыбнулась госпожа Ева, и ее улыбка была теплой. — Спасибо за откровенность. И все-таки, кем были твои родители?
— Я не знаю, мне было четыре, когда произошел пожар в доме и они сгорели заживо.
Рой, стоявший у двери, тоже всхлипывал. Расчувствовался парнишка, опять заскочив на крючок Марты.
— Вот как… бедная девочка, — она протянула руку и по-матерински похлопала Марту по плечу. — Я тебе верю. Но пока вы останетесь здесь, и я повешу на вход магический замок — на всякий случай.
— Я думаю, их стоит поместить в карцер, — предложила госпожа Брунгильда, скрестив руки на груди.
Госпожа Ева смерила Брунгильду холодным взглядом и снисходительно улыбнулась.
— Я думаю, в этом нет особого смысла. Марта ведь не станет колдовать без разрешения?
— Конечно нет, мадам!
— Вот и отлично, — просияла госпожа Ева и поднялась с кровати. — Тогда мы, пожалуй, пойдем. Время уже позднее. И да, Рой, можешь идти домой.
Парень облегченно выдохнул, и его напряженные плечи расслабились.
— Отдыхайте и чувствуйте себя, как дома.
Дверь за ними закрылась, и Марта повернулась к Коулу. На ее лице светилось невиданное доселе облегчение.
— Пронесло, — произнесла она и улыбнулась уголками губ.
— Надолго ли?
Марта пожала плечами и откинулась на подушки, которые каким-то чудом не разорвало при всплеске ее магии.
Коул вытянулся рядом с ней, ощущая себе безмерно уставшим. Ему чертовски хотелось спать. Уже засыпая, он осознал одну вещь: никто, совершенно никто, не упомянул о черных пятнах на руках Марты, и даже Рой не напомнил об этой Старейшинам.
Коул не знал, что и думать, но почему-то эти черные пятна казались ему дурным знаком.
***
Кеторин заварила себе вкусный чай с ромашкой и села за небольшой кухонный столик. Ей всегда нравился чай госпожи Евы. Та умела собирать и высушивать травы каким-то неведомым для Кеторин способом, и вкус всегда получался более насыщенным, чем если бы травы заготавливала она сама.
В темноте кухни чай дышал паром, а Кеторин, обхватив кружку обеими руками, ждала госпожу Еву, в нетерпении стуча ногтями по древнему фарфору — возможно такому же древнему, как и госпожа Ева. Эта женщина была уже очень стара, когда Кеторин еще и на свете не было. Самая старая Старейшина. Возможно госпожа Ева еще помнила таинственный город Шарпа, когда в нем горели огни на всех улицах.
Кеторин сделала глоток и блаженно вздохнула: она скучала по этому чаю. Возможно только из-за него ей стоило вернуться сюда.
Входная дверь скрипнула на старых несмазанных петлях точно так же, как и когда Кеторин вошла в дом, а затем кухню залил мягкий свет магического хрусталя.
Кеторин растянула губы в широкой улыбке, приветствуя свою старую наставницу, прятавшуюся за молодой личиной.
— Так и знала, что без тебя не обошлось, — скрипнул старый голос, и госпожа Ева подошла к столу. — Если что-то идет странным образом, то к этому непременно приложила руку Кеторин Чубоски.
— Я тоже рада вас видеть, — ответила ей Кеторин, припадая губами к чашке.
Госпожа Ева села напротив, заняв потертый резной стул с мягкими бархатными подушками, и сняла с пальца переливающееся магическим светом медное кольцо. Стоило тому коснуться крышки стола — и от прекрасной молодой женщины не осталось и следа. Теперь перед Кеторин сидела хорошо знакомая ей тучная старуха с горбатой спиной и такими глубоким марщинами, что ее лицо больше походило на бульдожью морду с обвисшими складками кожи. Неизменными остались только знакомые глаза яркого янтарного оттенка.
— Никогда не могла понять, зачем вы натягиваете на себя эту маску. Все и так знают, что вы самая древняя ведьма.
— Долгоживущая, — скрипнула в ответ Ева.
— Точно.
— Затем же, зачем и ты прячешься за этой тонной барьеров. Так проще.
— Не всегда, — хмыкнула Кеторин. — Иногда хочется, чтобы кто-нибудь разглядел тебя настоящую. А потом ты достаешь бутылку хорошего вина, и уже не хочется. Кстати о вине, у тебя не осталось того из запасов Линалы? Ох, вот кто был истинным ценителем.
— Нет, откупорила месяц назад. Тебе стоило вернуться раньше.
— Я и не собиралась возвращаться. Никогда не собиралась.
— Кеторин, это твой дом и он всегда им будет.
— Больше нет. Не после того, как вы предали меня, сговорившись ради Клементины.
— Я была на твоей стороне, даже не смотря на твой изъян. Ты стала бы лучшей Главой, чем когда-либо будет она.
— Стала бы, если бы вы выбрали меня.
— Полно, в тебе говорят старые обиды. Может пора отпустить их? Ты ведь отплатила ей сполна.
— До сих пор не собрала все артефакты для Возвышения? — язвительно поинтересовалась Кеторин.
— Осталась только сфера Восхода. Может подскажешь, куда ты ее дела?
— Даже удивительно как-то. Я думала, она будет гоняться за ними еще лет пятнадцать, а она управилась почти за десять. Обидно.
— Ох, Кеторин, — только и ответила госпожа Ева, смотря на нее своими добрыми сочувствующими глазами. — Твои бы таланты, да в благие дела.
— Откажитесь от Клементины — и верну сферу, — предложила Кеторин, пожимая плечами.
— Если бы все зависело только от меня, тебя уже сегодня Возвысили бы, как Главу ковена. Но мое слово — ничто против трех оставшихся. А они уперты. Сама знаешь — ведьма без потомства никогда не станет Главой. А ты…
— А я бесплодна, спасибо что напомнила, — отрезала Кеторин сжав кружку в руках так, что побелели костяшки. — Как тебе Марта?
— Милая девочка. Очень сильная. Брунгильда положила на нее глаз. Думаю, попытается затянуть ее к себе. Кто же откажется от ведьмы, да еще и с комплементалом.
— Заметила? — спросила Кеторин, хотя сама уже давно не сомневалась.
— Их связь очень слабая, только начинает формироваться, как у вас Люком когда-то…
— Не начинай. Люк не был моей парой.
Ева рассмеялась каркающим скрипучим смехом.
— Годы идут, слова все те же. Когда же ты наконец признаешь, что он твоя пара и ты сама оттолкнула его и отдала собственной сестре?
— Я никого не отдавала, — натянула ответила Кеторин. — А Клем всегда любила подбирать объедки.
— Ты невыносима и знаешь это.
Кеторин лишь отхлебнула чая и пожала плечами, мол, никто не идеален.
— В мои планы не входило, что она так быстро раскроет себя. Я ведь ей даже зелье дала, скрывающие магический след.
— Что ж, тогда тебе стоило еще и предупредить ее, что не стоит разрушать чужие дома.
— Я сказала ей не колдовать здесь… но, черт, ладно уж, буду действовать по ситуации. Я пока останусь у тебя. Ты же меня не выдашь?
— Я — нет, но не попадись на глаза никому другому. Брунгильда до сих пор точит на тебя зуб.
— Мелочная сука, — хмыкнула Кеторин.
Госпожа Ева выгнула бровь, заставляя двигаться свою дряблую кожу и как бы спрашивая: «А ты — нет?» Кеторин оставила немой вопрос без ответа. Сама-то она точила зубы на многих людей и не собиралась отпускать им их грехи, в этом они с Брунгильдой были похожи, но Кеторин нравилось верить, что здесь их сходство заканчивалось и дальше шли только различия.
Кеторин посмотрела на лестницу, ведущую на второй этаж, и как всегда горько улыбнулась. Такой большой дом для такой одинокой женщины, как госпожа Ева. Их объединяла одно: ни у одной, ни у другой никогда не было и никогда не будет детей. Забавная шутка судьбы — сильные ведьмы не могли передать свой дар потомкам, в то время как у Клементины, жалкой Клементины, не способной связать даже самую легкую магическую вязь без чьей-либо помощи, были дети. Двое чудесных малышей — Джуди и Рой. А еще у Клементины был Люциан и статус Главы ковена, пускай пока и только номинальный.
Неудивительно, что Кеторин завидовала сестре: у той было все, чего когда-либо хотела Кеторин, вот только Клементине нужно было другое — сильная магия, передававшаяся во всей полноте ее младшей сестре.
— Люк, он в городе? — как бы невзначай спросила она. — Не хотелось бы ненароком встретиться с ним.
— Нет, его здесь нет. Уехал пару дней назад к кровавым ведьмам засвидетельствовать смерть Главы и Возвышение новой.
Кеторин содрогнулась от дурного предчувствия. С кровавыми их отношения всегда были натянутыми. Шаг вправо, шаг влево — и вы уже на границе военных действий.
— Хорошо, — Кеторин допила чай в пару глотков и встала из-за стола. — Пожалуй, я займу Вишневую спальню. Не говори никому, что я здесь.
— Это приказ?
— Всего лишь просьба.
Кеторин вышла из кухни и поднялась по лестнице на второй этаж, к Вишневой комнате, где надеялась выспаться, потому что была уверена, что госпожа Ева возможно единственный человек в Шарпе, кто не предаст ее.