Алистер надеялся, что он спрятался достаточно хорошо, ведь ему хотелось, чтобы Терра поискала его подольше. С одной стороны его закрывал высокий книжный шкаф, а с другой — тяжелые бордовые портьеры, которые висели на каждом окне в доме.
Он никогда не понимал материнской любви к этим вычурным шторам, от которых буквально становилось тяжело дышать. С годами родительский дом начал казаться ему душным и давящим. И единственной отрадой была легкая и воздушная Терра Грабс. Находясь в комнате, она наполняла ее светом и воздухом. Рядом с ней Алистер мог дышать.
Когда мальчик услышал, как в коридоре скрипнули половицы, он затаил дыхание. В его укрытии в библиотеке был лишь один недостаток: прячась за шкафом он не мог видеть дверь, а потому переживал каждый раз, когда кто-то проходил мимо.
Половицы скрипнули еще раз, а затем дверь распахнулась, с глухим стуком впечатавшись в стену. Это определенно была не Терра — у нее не хватило бы сил для этого. Однако даже прекрасно зная, что в библиотеку вошла не она, он все равно продолжал молча скрываться в своем убежище. Ему не хотелось быть раскрытым кем-то кроме Терры, поэтому он еще сильнее вжался в угол, чтобы быть уж точно незаметным.
Шаги вошедшего были легкими, почти что невесомыми, но за каждым шагом следовал цокающий удар. В их доме только мать Алистера всегда ходила в тапочках. В тапочках с небольшим квадратным каблуком, который и издавал этот цокающий звук.
И если одного из вошедших Алистер с легкостью смог распознать, то вот вторая пара глухих шагов была ему незнакома. Шаги тоже были легкими, но, в отличие от матери, шаркающими.
Похоже, у Мадам Рудбриг были гости. Осознавая это, Алистер начал теряться в сомнениях. С одной стороны, ему следовало бы немедленно выйти из-за штор и, извинившись, покинуть комнату, а с другой— сама мысль о том, что он будет тайным слушателем приватной беседы, будоражила неизведанные до этого струны его детской души.
И он пошел на сделку со своей совестью, оставшись в углу.
Старое викторианское кресло протестующе скрипнуло, принимая на себя вес то ли его матери, то ли её гостя.
— О чем ты хотела поговорить? — услышал он недовольный и немного отстраненный голос матери. Алистер по голосу мог определить настроение матери, и обычно, когда она говорила в такой манере, это значило лишь одно: она не настроена вести светскую беседу.
— О той девочке, которую вы приютили, — ответила женщина.
Голос женщины был давяще-душным и притворно-сладким. Что ж, теперь Алистер прекрасно понимал, почему его мать говорила в столь неприветливой манере. Он бы тоже не хотел разговаривать с обладательницей этого голоса. Его воображение тут же начало рисовать невысокую худощавую женщину, одетую в до смешного вычурное платье, обязательно с маленькой сумочкой, в которую мог поместиться только носовой платок, и, конечно же, с маленькой шляпкой-котелком на голове. Он считал, что у этой женщины непременно должны быть светлые волосы, уложенные в идеальные волны. На секунду ему даже захотелось отодвинуть штору в сторону, чтобы убедиться в том, насколько его фантазии и реальность были похожи, но шанс быть раскрытым заставил его отказаться от этой идеи и довольствоваться лишь тошнотворным голосом гостя.
— О Терре?
— Зачем спрашивать? Или вы приютили еще кого-то?
— И что же ты хочешь о ней узнать? — из голоса матери пропали нотки недовольства, но вот чего в нем стало больше всего, так это подчеркнутого холода. И Алистер мог даже поспорить на то, что в этот момент Мадам Рудбриг слегка вскинула свои тонкие брови и направила свой леденящий взор на гостью.
— Почему ты так смотришь на меня? Думала, я не узнаю? Все думали, что девочка погибла год назад вместе с родителями в пожаре… и — вот уж совпадение — примерно в это же время у тебя неожиданно появилась маленькая иждивенка, — от ее слов Алистер ощутил, как начинает закипать от злости. Эта женщина не имела права называть Терру иждивенкой. — Мило, конечно, что вы взяли девочку на попечение. Вот только непонятно, зачем вы это скрываете?
— Потому что она обычный ребенок, — выдохнула Мадам Рудбриг. В отличие от Алистера, слова гостьи на нее никак не повлияли, она говорила так безразлично, что создавалось впечатление,? будто она уже устала от этой беседы.
— Обычный ребенок? — чуть ли не взвизгнула гостья.
— Джослин, не смей повышать голос в моем доме! — мать будто нажимала на каждое слово.
— Она последняя Грабс!
— И что? Повторю еще раз: Она. Обычный. Ребенок.
Алистер не мог понять, о чем они говорили. Их диалог был похож на бред сумасшедшего. Взрослые люди обсуждали тот факт, была ли обычная пятилетняя девочка обычным или необычным ребенком. Ему даже начало казаться, что таким образом они пытались зашифровать что-то, как в тех шпионских детективах, которые он любил читать вечерами.
— Маргарет, не неси чепухи. Последняя Грабс априори не может быть обычным ребенком, — голос гостьи слегка дрожал.
— А получается, что может… — Мадам Рудбриг сделала глубокий вдох, прежде чем продолжить. — Ей уже пять, и у нее нет никаких способностей. Весь этот год я наблюдала за ней, думала, в ней проявится хоть что-то, но нет — девочка абсолютно пуста.
— Не может такого быть, — шокировано протянула женщина. — Грабс — сильнейшие ведьмы, которым не нужны артефакты, чтобы творить… еще с младенчества… И ты говоришь, что последняя живая наследница этой поистине великой силы рождена без способностей?
— Они были проклятыми ведьмами, их сила никакой не дар, которым ты так восхищаешься, а тяжкое бремя. Их сила убивает их изнутри, так что даже хорошо, что девочка родилась без способностей… Вероятнее всего, так она сможет прожить чуть дольше своих предшественниц.
Алистер не мог поверить своим собственным ушам. Ведьмы, магия, проклятия. И в эпицентре всей этой неразберихи маленькая хрупкая Терра Грабс. Насколько абсурдным казался ему этот разговор, настолько же он был уверен в том, что все, о чем говорили его мать со своей гостьей, было правдой. Ведь Мадам Маргарет Рудбриг не бросала слов на ветер и никогда не сотрясала воздух бессмысленными небылицами.
— Я просто не могу в это поверить! Позволь мне увидеть ее и удостовериться самой…
— И как ты собралась удостовериться? — перебила ее Мадам Рудбриг. — Напугать до чертиков пятилетнего ребенка? Чтобы она заикой на всю жизнь осталась?
— Маргарет, ты преувеличиваешь. Не делай из меня такого уж монстра, я всего лишь хочу взглянуть на нее, — женщина стала еще более приторной, пытаясь умаслить его мать, в то время как сам Алистер надеялся на отказ.
— Мой ответ нет, Джослин, — Алистер выдохнул от облегчения. — Если на этом все, я думаю, тебе стоит уйти. Дворецкий за дверью, он проводит тебя к выходу.
— Маргарет, — возмущенно протянула женщина.
— Не заставляй меня повторять. Не унижайся — лучше уйти самой, чем быть выставленной за дверь, — сухо ответила Мадам Рудбриг.
Сначала Алистер в очередной раз услышал шаркающие шаги гостьи, а затем вся комната сотряслась от удара двери, и мальчик чуть не подпрыгнул на месте от неожиданности. В их доме было не принято хлопать дверьми.
А затем произошло то, что повергло его в ужас.
— Алистер Рудбриг, немедленно выйди из-за шкафа, — голос матери пронесся по комнате, заставив волосы на затылке встать дыбом.
Трепеща от ужаса, он отодвинул портьеру в сторону и встретился взглядом с матерью. К его огромному удивлению и облегчению, она смотрела на него равнодушно. Но когда на ее лице проступила легкая полуулыбка, которая обычно не предвещала ничего хорошего, мальчик насторожился и неуверенно вышел из своего укрытия.
Он никак не мог понять, каким образом мать узнала, что он спрятался за шкафом, ведь он старался не подавать ни малейших признаков своего присутствия.
— Я не хотел подслушивать…
— Не ври, — холодно осадила его мать.
— Мы с Террой играем в прятки, — попробовал еще раз Алистер, переминаясь с ноги на ногу. — Я спрятался там до того, как вы пришли…
— Это и так понятно. Садись, — Мадам Рудбриг взглядом указала на кресло рядом с ней, и Алистер, подойдя ближе, сел в него.
— Мам…
— То, что ты слышал, — правда, — сухо ответила она на еще не заданный вопрос. — Алистер, раз уж ты стал невольным слушателем этого не самого приятного диалога, то у меня, похоже, нет выбора: придется тебе рассказать небольшую историю. Она касается не только Терры, но и нас с тобой.
Мадам Рудбриг откинулась на спинку кресла, поудобнее устроившись в нем, в то время как нервничающий Алистер сжимал худыми дрожащими руками свои по-детски уродливые колени. Он прекрасно понимал, что мать не станет его ругать, но ничего не мог поделать с обуревающим его трепетом.
— Эх… — вздохнула мать. — С чего бы начать? Алистер, ты же понимаешь, что все, о чем я расскажу, ты ни в коем случае не должен никому рассказывать? Это что-то вроде нашей семейной тайны.
Алистер неуверенно кивнул, ощущая, как на его плечи начинает давить груз ответственности.
Приняв его кивок за достойный ответ, Мадам Рудбриг начала рассказ:
— Эта история началась очень давно, задолго до моего рождения, никто не знаете точного года и было ли это на самом деле, но последствия тех событий до сих пор волнуют нас и даже мешают спокойно жить. И виновниками тех событий были два ребенка: девочка Грабс и ее младший брат Рудбриг, — услышав свою фамилию, Алистер занервничал еще сильнее, прямо как в школе, когда на классных чтениях читают рассказы, и вдруг в тексте всплывает твое имя — тогда весь класс непременно оборачивается и смотрит на тебя, хихикая. Да, Алистер чувствовал что-то подобное. — Время тогда было не самое мирное, большим чудом было, если люди доживали хотя бы лет до тридцати. Так вот. Вместе со своим отцом дети жили в небольшом ветхом домике рядом с морем. Мать их умерла, когда Рудбригу еще не исполнилось и трех лет, оттого его старшая сестра взяла на себя всю заботу о мальчике, ведь их отец, занимающийся рыбалкой, мог по несколько дней не появляться дома. Грабс пришлось повзрослеть слишком быстро. На плечи семилетней девочки свалилось так много обязанностей, что у нее не было и минуты свободной. Она содержала дом, присматривала за братом, помогала отцу чистить и солить рыбу, а по выходным, когда в соседней деревушке открывалась ярмарка, отправлялась туда вместе с отцом и младшим братом. Так они и жили, пока однажды перед началом суровой зимы их отец ушел в море и больше не вернулся. То была по-настоящему суровая зима. Их терзала не только чудовищно безжалостная погода, но и голод. Средств к существованию не было, они жили рядом с довольно бедной деревушкой, слуги в которой никому не были нужны.
Алистер слушал мать, не понимая, как то, что она описывала, было связано с ведьмами и магией, которую она обсуждала со своей гостьей.
— Февраль выдался самым тяжелым. Они изнывали от холода и голода. Грабс понимала, что скорее всего они не доживут до весны, но озвучить своих опасений не осмеливалась. И вот, когда уже, казалось бы, их жизнь была обречена закончиться, одной темной беззвездной ночью дверь их жалкого домика распахнулась и вместе с ветром и снегом внутрь вошла скрюченная фигура, закутанная с головы до ног в черную мантию, — Мадам Рубриг старалась повторять слова, которые однажды сказал ей ее собственный отец, и не приплетать ничего своего. — Когда фигура скинула капюшон своей мантии, Грабс увидела женщину. Старую скрюченную женщину, морщинистое лицо которой было покрыто странными черными пятнами. Пятнами, которые вселяли ужас. Старуха принесла с собой бутылку почти заледеневшего молока и буханку черствого, почти засохшего, хлеба и отдала его детям, тем самым расположив их к ней. Старуха осталась жить с ними, и благодаря ей они смогли дожить до весны. Последней весны, которую брат и сестра провели вместе. В последний день весны старуха попросила плату за свою помощь — и благодарная Грабс не смогла отказать. Тринадцатое лето своей жизнь Рудбриг встретил один в пустом доме. Ночью его сестра и старуха, имя которой они так и не смогли узнать, будто исчезли в воздухе. С того дня жизнь Рудбрига пошла на удивление гладко. Проходящая мимо военная процессия подобрала мальчика — по какой-то неведомой причине он приглянулся местному генералу. То был потрепанный старик, у которого нещадная война отобрала всех детей. Он поселил мальчика в своем поместье и обучил всему, что знал сам: письму и мечу. Манерам и этикету Рубригу пришлось учиться по книгам, ведь тот генерал не знал ничего, чего так или иначе не коснулась война.
Мадам Рудбриг умолкла и устремила свой взгляд куда-то вдаль. Ее взгляд почему-то показался Алистеру пустым, словно его мать в этот момент ни о чем не думала, а потому ему стало как-то не по себе и по спине побежали мурашки. В комнате повисла гробовая тишина, но мальчик не решался ее нарушить. Он просто продолжал сидеть и смотреть на мать, которая в этот момент словно была где-то очень далеко.
В этой тишине Алистеру было очень неуютно: нервничая, он начал ерзать в кресле, а, чтобы хоть немного успокоиться, откинулся на спинку, но это не особо помогло — скорее даже совсем не помогло. Он хотел знать, что произошло дальше и как это отразится на Терре. И что стало с той Грабс, имя которой теперь являлось фамилией Терры.
— Извини, я немного задумалась, — вздохнула Мадам Рудбриг и посмотрела на Алистера прояснившимся, но до странного печальным взглядом. — Вскоре генерал умер, оставив все то ненавистное принесенное ему войной богатство Рудбригу. Так он и жил теперь уже в своем большом доме много-много лет, пока однажды на пороге его дома не появилась странная фигура, с ног до головы завернутая в черное. Воспоминания из детства нахлынули на него — он надеялся узнать хоть что-то о своей сестре, бесследно исчезнувшей в ту ночь. Но какого было его удивление, когда под капюшоном мантии он разглядел не ту чахлую старуху из своих воспоминаний, а женщину — не молодую и не старую — но отчего-то такую родную. То была его сестра, но счастью, обуревавшему его тогда, было суждено длится недолго. В тот момент, когда он заметил черные, как ночь, пятна на ее лице, что-то глубоко внутри него оборвалось, и его накрыл ужас. Не задавая лишних вопросов, он впустил сестру в дом. Та откинула мантию, и он увидел крохотного ребенка, пару недель от роду, в ее жутких черных руках. Малышка крепко спала. «Мой конец близок, Рудбриг, — сиплым, казалось бы, мертвым голосом произнесла она. — Это моя дочь. Позаботься о ней, как я когда-то заботилась о тебе, ведь я уже точно не смогу этого сделать». Сестра прожила с ним недолго. И каждый раз, когда он спрашивал у нее, как она жила все это время или кем был отец ее дочери, ответ был всегда один: «Я уже и не помню».
Алистер буквально ощутил, как в комнате стало холодно. За окном пошел дождь, но размеренный стук капель о стекла не успокаивал его, а лишь нагонял еще больше ужаса. В его голове роилось столько вопросов, но язык, будто отказав ему, не давал задать ни одного.
— Грабс прожила не долго, — продолжала мать. — И на смертном одре она сказала ему то, что навечно омрачило его жизнь и связало крепкими нерушимыми узами наши семьи. «Она попросила плату за твое благополучие — и этой платой была моя душа. Она дала мне силу и сказала, что если я буду ее использовать, то твоя жизнь станет чудесной. Разве это не счастье?»
Голос матери затих. А на Алистера обрушилось жуткое осознание.
— Алистер, ты понимаешь, о чем я тебе сейчас рассказала? — Мадам Рудбриг пронзила его холодным взглядом — тем, которым не раз смотрела на него до этого.
— Она отдала свою жизнь за благополучие брата, — неуверенно ответил Алистер, слушая, как дрожит его голос.
— Она отдала не только свою жизнь, но и жизнь всех своих потомков за жизнь и процветание нашей семьи. Каждый раз, когда девушка из рода Грабс применяет силу, наша семья крепнет, становится богаче, смертельные болезни отступают, беды проходят. Вот только платой за наше благополучие становятся жизни невинных людей. Поэтому мы должны защищать их во чтобы то ни стало.
— Мама, но ведь Терра… ты сама сказала, что у нее нет способностей к магии… значит ли это, что с ней все будет хорошо? Что ей не придется платить собой за наше счастье?
— Я надеюсь на это, милый. Надеюсь, а то, что ее сила не пробудится никогда — ни у нее, ни у ее детей.
Тот разговор навечно отпечатался в памяти Алистера. С того самого дня что-то в нем щелкнуло и внутри него начал образовываться неведомый до силе страх. Каждый раз глядя на Терру, он ощущал, что это неприятное чувство начинает обуревать его. Он следил за ней, следил за каждым ее движением или словом, боясь что вот-вот взорвется бомба над его головой, когда Терра воспользуется магией. Хотя сам толком не понимал значения этого слова.
Что конкретно должна была сделать Терра, чтобы он понял, что в ней пробудилась сила? Воспарить в воздухе? Или, быть может, проклясть кого-то, как это делали ведьмы из сказок? А может она должна была взглядом разжечь огонь под его ногами?
Он ведь даже не знал, действительно ли ведьмы были способны на подобное или же это была его больная фантазия. У Алистера не было ответов, а мать не особо жаждала помогать ему в их поиске. Каждый раз, когда он заводил разговор о Терре и ее способностях, Мадам Рудбриг обрывала все короткой фразой: «Алистер, не доставляй неприятностей Терре».
Мать считала его ребенком и не желала впутывать его в еще большие неприятности. Похоже, она считала, что ему было достаточно той информации, что она уже дала. Но она не брала в расчет пытливый ум влюбленного мальчишки. Он жаждал лишь одного — узнать как можно больше, чтобы быть способным помочь Терре в нужный момент.
И так как Мадам Рудбриг наотрез отказывалась становиться помощницей в его нелегком деле, а отец, как однажды выяснил Алистер, и вовсе ни о чем не знал, мальчик пришел к выводу, что единственным человеком, способным дать ответы на терзающие его вопросы, была лишь та обладательница самого отвратительно сладкого голоса, которая посетила мать в тот день.
Джослин. Он мало что знал о ней. В кругу знакомых своей матери он никогда не встречал никого, кто обладал бы таким именем и таким незабываемым голосом. Он поставил перед собой задачу во что бы то ни стало найти ее. Вот только для мальчика десяти лет, который покидал дом только с родителями — и то по особым случаям, — задача была непосильной.
А потому, все, что ему оставалось, это ждать, когда мадам Джослин соблаговолит вновь посетить их дом, попутно ища крупицы информации в книгах, хранящихся в семейной библиотеке.