На первом этаже Ведьминой обители было не продохнуть от дыма и вони. Выбирая между расчленением волков с последующим раскладыванием их частей по пакетам и поджогом, Кеторин выбрала поджог — и, похоже, ошиблась. Она отправила всех спать на второй этаж, а сама пододвинула туши в центр очага и подожгла.
В тот момент ей казалось, что ее новая — а главное баснословно дорогая — система вентиляции, в которую она вложилась, чтобы можно было варить зелья прямо посреди зала, справится с поставленной задачей. Но нет.
Прикрывая нос и рот рукавом рубашки, Кеторин покосилась на надувную кровать, очертания которой еще можно было разглядеть через стоящий вокруг дым.
И как она будет здесь спать?
Специально ведь отдала свою спальню и мегаудобную кровать с самым мягким матрасом на свете гостям, чтобы поспать в тишине и покое.
Поспала, ничего не скажешь.
Кеторин села на надувную кровать, разложив перед собой зарисовки Коула. Откровенно корявые зарисовки. Даже пятилетний ребенок рисует лучше. Почерк у Коула Томсона был тоже не самым эстетичным: странного рода каракули, которыми он подписывал места на зарисовках, вполне могли сойти за магические символы или, скажем, вообще за знаки другого языка. Кеторин с трудом разобрала слово «тюрьма», затем определила, что нечитаемый набор завитушек после буквы «к» скорее всего был «колокольней». А вокруг колокольни находилось что-то под названием «место принятия».
Но все это мало интересовало Кеторин. Свое внимание она заострила на контрольно-пропускных пунктах и коридорах, ведущих к тюрьме. Предположим, у нее был способ попасть туда незамеченной. Но это сработало бы только будь она одна, и при этом выходить все равно пришлось бы через парадные двери, выводя с собой девочку и скорее всего Клем. Думать о предательстве сестры она отказывалась. Клементина никогда не была положительным человеком: хорошей и доброй ее можно было назвать с натяжкой, закрыв глаза на дурной характер и не менее дурной язык. Умной, по мнению Кеторин, ее сестра тоже никогда не была. Однако Клем отличала одна очень важная черта — она была преданной. Преданной семье, ковену и мужчине, которого любила. Клементина Чубоски просто не была способна на предательство. А вот по собственной дурости попасть в плен — это прямо про нее.
Значит, спасать придется двоих. Задача, мягко говоря, невыполнимая, да к тому же еще и самоубийственная. А на тот свет Кеторин пока еще не хотела, да и героем в сверкающих латах она себя не чувствовала.
Поэтому и разглядывала зарисовки, прикидывая варианты и мысленно перебирая свою кладовую с артефактами, подбирая то, что может помочь, и отсеивая бесполезное. Дым, гарь и вонь не помогали сосредоточиться, а лишь вызывали чувство злости. Злости на собственную недальновидность.
Кеторин не любила быть недальновидной. Себя она считала человеком деятельным и продумывающим все наперед. Черт возьми, она переросла возраст спонтанных и необдуманных поступков! Откинула от себя ту Кеторин, как рудимент.
И что теперь?
Теперь она по ней скучала. Ведь та Кеторин была куда больше горазда на выдумки, чем нынешняя. По крайней мере нынешняя она считала именно так.
Женщина настолько погрузилась в продумывание плана, что не сразу услышала стук в парадную дверь и не сразу поняла причину мурашек, покрывающих ее руки. А когда поняла, разозлилась на себя еще больше. Последнее время она делала непозволительно много ошибок.
И не накрыть Роя покровом было, пожалуй, главной ее ошибкой.
Интересно, если она не откроет дверь, додумается ли Люциан снести ее с петель?
На секунду она даже хотела поддаться этому мелочному порыву: сделать вид, что не услышала стука, и не открывать. На ее губах даже расцвела торжествующая улыбка, когда она представила, как Люциан отмораживает свой идеальный зад в потрясающих, но не предназначенных для зимней погоды штанах, а затем его заносит снегом.
Вот только уже в следующую минуту в ее голове созрел разумный план, и, спрятав улыбку под хмурым выражением лица, она все же пошла открывать.
— Ну и вонь же у тебя здесь! — было первым, что услышала Кеторин. — Надеюсь, ты не пыталась сжечь моих детей, злая ведьма?
Удивляться не приходилось: пожалуй, Кеторин отреагировала бы так же, открой ей дверь человек, за которым, словно туман, стелются смрад и гарь. А они действительно вырывались из-за ее спины и развевались очень даже симпатичными узорами.
Люциан узоров явно не оценил — настолько не оценил, что воздух, ведомый его волей, стал чуточку плотнее, не подпуская к нему дыма и не давая ему дышать тем же смрадом, что и Кеторин. Неудивительно, что у него не слезились глаза, как у нее.
Кеторин окинула мужа придирчивым взглядом, стараясь не показать, какой дискомфорт ей доставляет ее ошибка, и никак не реагируя на его комментарий.
Насчет штанов она была права. На Люке был идеально скроенный и идеально сидящий по фигуре костюм в мелкую черно-синюю полоску. Один из тех, что изготавливала одна из швей Шарпы, заговаривая и ткань, и нитки, и даже пуговицы. Защитный заговор и морок на привлекательность. Люциан не был бы собой, если бы не приукрашивал то, что уже имел. Костюм и водолазка — и ни намека на теплую одежду.
Кеторин прищурилась, внимательно изучая плетение заговора.
— Нравится? — спросил Люк, расправив плечи, он даже крутанулся на месте для лучшего обзора. — Это новая работа Тиффи. Она научилась вплетать третью нить в заговор. Теперь в ее костюмах на улице так же тепло, как и в доме. Сейчас она работает над новой тканью, чтобы сделать ее идеальной и для зимы, и для лета.
Кеторин лишь хмыкнула. Работа Тиффи была бы проще, убери она заговор на привлекательность.
— Ну, так что? Что ты здесь делаешь? — Люциан выжидающе смотрел на нее, вскинув бровь. — Только не говори, что не собираешься со мной разговаривать.
Внутри Кеторин улыбалась. Снаружи Кеторин хмуро молчала, как может молчать человек, в дверь которого постучал крайне нахальный рекламщик. Вот только за этим молчанием обычно прятались сотни нелестных пожеланий, а за молчанием Кеторин — обиды и уязвленная гордость. А еще любовь. Любовь очень хотела выбраться наружу, но обиды и гордость были сильнее.
— Я подумал, что раз ты не накрыла Роя покровом, то это можно считать своеобразным приглашением, — уголок его губ подрагивал в кривоватой ухмылке.
Кеторин была удивлена, что ее ошибку могут воспринимать, как своеобразный стратегический ход.
— Да, — призналась Кеторин. — Ты мне нужен.
Взгляд Люка словно зажегся. Стал таким теплым и страстным, что у Кеторин внутри все сжалось, и она поспешила нанести удар и ему, и себе. Пока не произошло чего похуже.
— Клем в плену, — выдохнула она, чувствуя сопротивление собственного языка. Тот ни в какую не хотел говорить Люциану это имя, но так было правильно. Все-таки она мать его детей и лишь во вторую очередь — Глава его ковена.
На лице колдуна не появилось даже намека на удивление. Только тепла во взгляде стало чуточку меньше.
— Чего-то подобного я и ожидал. Поисковые заклятия на ней не срабатывали. Как ты узнала?
Кеторин на секунду задумалась, говорить или нет. Все-таки Люциан на выборах Главы не занял ее сторону, и старая обида все еще давила на ведьму. Слишком много душевных ран они друг другу нанесли.
«Он тебе нужен, — отмела свои сомнения Кеторин. — Без него ничего не получится».
— Джилс у меня, — коротко произнесла она, и вот теперь Люк удивился.
— Кетти, неужели ты взломала мой покров и нашла маленькую королеву? Раньше ты не могла ломать мои заклятия с расстояния, — он даже присвистнул. А его тон был полон гордости.
Кеторин стало немного не по себе. Она ведь и сейчас не могла снять покров, не приближаясь к объекту. Даже свой.
— Не поверишь, она сама пришла ко мне на порог. Мне для этого даже ничего делать не нужно было.
Люциан нахмурился.
— Она смогла пробиться через твою защиту?
Кеторин покачала головой.
— Нет. Всего лишь удачное стечение обстоятельств. Она и не знала, что я здесь.
Люциан вскинул бровь. В его позе чувствовалась напряженность, которую вряд ли бы заметил кто-то, кто знал бы его хуже. В этот момент Кеторин отдала бы многое, чтобы узнать, о чем он думал.
— Тебе это еще не надоело? — Кеторин не поняла, что именно, но Люк объяснил, развеяв двойственность вопроса: — Дым. Что именно ты там пыталась сжечь?
— Волков.
— Похоронить не вариант?
Об этом Кеторин не подумала. Ее мозг даже не предложил ей подобного решения — настолько оно было неосуществимо в нынешних условиях.
— Земля стылая, и снега много.
Люк кивнул, соглашаясь.
— Мне убрать… это?
Кеторин пожала плечами: мол ей «это» не доставляет никаких неприятностей, но, если Люциану хочется поколдовать на досуге, она ничего не имеет против.
Ведьма посторонилась, пропуская колдуна в Ведьмину Обитель. Она старалась не думать о том, что ранее представляла, как он появляется в ее жилище. Представляла она это не единожды, а тот факт, что обстановка и сопутствующие факторы были другими, не стоит упоминания. Как и то, что в ее мечтах квартира на втором этаже, и кровать в частности, не были заняты гостями.
Люк вошел в обитель, и Кеторин закрыла за ним дверь, краем глаза незаметно наблюдая за четкими и резкими взмахами рук. Люциан, как дирижер, собирал дым со всего помещения, сгущая его в плотный шар. Попутно он затушил огонь на тушах, которые лишь обгорели — пламени разведенного Кеторин костра явно не хватило бы, чтобы испепелить их полностью.
Кеторин даже пожалела, что у нее нет знакомого стихийника, который мог бы направлять огонь. Люк всегда тяготел только к воздуху и воде. Направлять стихии, которых в мире в избытке, куда проще, чем пытаться контролировать пламя, которое невозможно создать с нуля.
— Надеюсь, ты растратил не весь свой запас сил на этот фокус? — Кеторин добавила в голос высокомерия или же снисхождения — она никогда не могла провести для себя четкую черту между этими двумя понятиями.
— Неужели ты думаешь, что меня так легко утомить? Кетти, я копил силы последние пару дней. С коронации кровавой королевы понял, что в ближайшее время мне понадобится все, — не без гордости, пропитанной тщеславием, ответил Люк.
— Как удачно, — хмыкнула Кеторин.
Стремясь сделать хоть что-то, пряча свое напряжение, она села на надувную кровать, сделав вид, что ее безумно интересуют зарисовки Коула. Они действительно интересовали ее, но она уже успела заучить их. Теперь в обители дышалось куда легче, чем раньше, да и соображать ей явно стало легче. К сожалению, с душой было сложнее — Люк не мог теплым ветром прогнать щемящее чувство из груди.
— Милое местечко, — протянул он, подтащив деревянный стул к кровати и вальяжно развалившись на нем. — Ты всегда тяготела к старым и полным мистической атмосферы местам. Когда ты покинула Шарпу, я гадал, в каком месте ты обоснуешься. Госпожа Ева была уверена, что ты найдешь какой-нибудь старый темный особняк. Я же ставил на склеп.
— Мне приглянулся один склеп с разрушенными горгульями на входе, но хозяева не захотели мне его продать — видите ли там лежали их предки, и им нравилось их навещать. Нелепость, как по мне: мертвым все равно, принесешь ли ты им лилии или пионы, и протрешь ли ты каменную плиту во вторник или в среду.
Люк крутил головой, изучая обитель пристальным взглядом, словно пытался запомнить каждую деталь.
— Я не собираюсь вступать с тобой в полемику о вере и отношении к мертвецам. Мне вполне хватило прошлого раза, — на его губах появилась язвительная полуулыбка.
Кеторин поджала губы, сдерживая ухмылку, вспоминая их ссору, начавшуюся с банального обсуждения гравюры на урне с прахом ее матери и закончившуюся фатальным противостоянием. После рождения близнецов любое их противостояние заканчивалось скандалом.
— Клем, — перевела тему Кеторин, прежде чем они могли бы ступить на неправильную дорожку, — она не одна там.
— А с кем? — Люк медленно повернулся к ней. В его взгляде была тревога. — Я надеюсь…
— Нет, Джуди спит наверху. Как и Рой. А у них сестра Марты. Маленькая ведьмочка с непробудившейся силой. Ее похитили, когда мы были в Шарпе.
Губы Люциана сложились в тонкую линию, а ладонь непроизвольно сжалась в кулак. Легкие завихрения воздуха трепали его волосы — Кеторин не стала заострять внимания, понимая, что он делает это неосознанно, да и подобные выплески магии не исчерпают его запасов.
— Сколько ей? — мягко спросил он, и эта мягкость совершенно не вязалась с гневным взглядом.
— Восемь, — коротко ответила Кеторин.
— Гильде была старше, — рассеянно произнес Люк.
И Кеторин поняла, что он также вспомнил Брунгильду и то, что произошло с ней много лет назад. То, что он использовал ее детское прозвище, говорило о многом, но она предпочла пропустить это.
— Девочку нужно увести оттуда раньше, чем Клем, — озвучила свою мысль Кеторин.
— Есть идеи?
— В моей коллекции есть портальный камень.
Люк вскинул бровь — не удивленно, а скорее заинтересованно. Его взгляд так и говорил: «Если ты его украла, то не говори мне, у кого, но мне интересно, как он работает». Но Кеторин все же решила объяснить:
— Мамин подарок. Он очень древний и абсолютно бесполезен для дальних переходов. Но, если ты девочка-подросток и опаздываешь на занятия к очень требовательной учительнице, и тебе нужно переместиться на расстояние не более трех миль, желательно, конечно, зная точное место назначения — то вещь отличная. Нюанс один — повторное применение возможно только через час.
Люк присвистнул. По его лицу было видно, что он отчаянно хочет закурить.
— Ты предлагаешь переместиться туда или оттуда?
— Двоих он не перенесет, только одного — так что ответ очевиден, — пожала плечами Кеторин.
— Ты предлагаешь мне переместиться на базу охотников и вывести оттуда девочку, пока ты будешь пытаться спасти Клем? Все верно?
Кеторин кивнула.
— Я смотрю, ты чересчур веришь в меня и мои силы. Даже не знаю, радоваться мне или огорчаться, — театрально всплеснул руками Люк.
Кеторин ухмыльнулась. От такого явного напрашивания на комплементы захотелось его стукнуть — если не физически, то хотя бы словесно. Она уже перебирала варианты, когда в бар спустилась Джуди.
Полностью одетая Джуди. В куртке и ботинках, с шапкой и рюкзаком. Что ж, в таком виде точно никто не спустится попить водички поздно ночью. Люк сидел спиной к бару и потому не мог видеть дочь. Он все еще улыбался Кеторин, флиртуя не словами, а взглядом — вот только для той атмосфера уже разрушалась.
— Джуди, ах ты маленькая дура! — воскликнула Кеторин, чувствуя, что начинает закипать от ярости, но не позволила себе. — И куда это ты собралась?
Джуди, не ожидавшая, что Кеторин не спит, застыла на месте. Она хлопала глазами, как рыба, выброшенная на берег. Кеторин не то чтобы удивил поступок девочки — подсознательно она чего-то подобного и ожидала, возможно поэтому и заняла сторожевой пост внизу. Кеторин была не удивлена — разочарована.
— Я…
Кеторин видела, как ее племянница — падчерица? — судорожно соображает, пытаясь оправдать собственную глупость.
Люциан запрокинул голову и просиял дочери:
— Привет, милая.
Попытки оправдаться были тут же забыты. С протяжным то ли вскриком, то ли всхлипом Джуди бросилась через весь зал к отцу, потеряв по пути шапку с шарфом. Кеторин лишь хмыкнула, когда Люк поднялся, чтобы подхватить дочь. Сказать, что в этот момент ее сердце сжалось от боли было бы преуменьшением. Именно от этого Кеторин бежала, и, о чудо, вот они здесь в ее доме.
— Папочка, — надтреснутым голосом звала его Джуди, хватаясь за лацканы пиджака так, словно они были спасательным кругом. — Мама… она…
— Я знаю, — выдохнул Люк, гладя ее по волосам. — Я знаю и все решу.
Кеторин ощутила жжение в глазах. Закусив щеку изнутри, она отвернулась, чтобы не встречаться взглядом со все понимающим Люком. В этот момент ей очень хотелось уйти и побыть немного одной. Но она осталась на месте, чувствуя себя так, словно ее пытают.
Джуди что-то объясняла отцу, сбивчиво и торопливо, но Кеторин старалась не слушать. Ни слов, ни интонаций. Ни ответов Люка. Он любил своих детей, и Кеторин это понимала, поэтому никогда не попросила бы Люка отстранить дочь. Ведь она тоже любила их. Но всех по отдельности. А не когда нити их жизней собирались вместе, образовывая трос, грозивший разорвать сердце Кеторин на части.
Когда Джуди принялась кивать, все еще не прекращая плакать, Кеторин поняла, что в стремлении отгородиться от своих чувств и людей, которые их вызывали, она упустила нечто важное. Кеторин не заметила и того, как Люк вновь сел на стул и усадил дочь к себе на колени. Иногда Кеторин казалось, что ее племянница не только физически развивалась медленнее, чем ее ровесники, которые не экспериментировали с магией, но и умственно. Сейчас она выглядела, как типичная двенадцатилетка, которой срочно нужно утешение взрослых.
— Хорошо, папочка, — лепетала она, отчего еще больше походила на ребенка. — Я сделаю все, как ты сказал.
У Кеторин округлились глаза. Похоже она и правда пропустила мимо ушей нечто важное. Вскоре Люк встал и отнес девочку наверх, а Кеторин заняла выжидающую позицию, карауля его.
— Что ты ей сказал? — накинулась она на него, стоило ему спуститься.
Люциан лишь пожал плечами.
— Попросил быть разумной и оставить решение наших проблем мне.
Кеторин негодующе фыркнула.
— Я просила ее о том же, а в итоге мне пришлось караулить ее, чтобы она не сбежала в ночь и не попала в неприятности.
Люк сложил руки на груди, словно защищаясь, и привалился к барной стойке. Кеторин не понравилось выражение, которое приняло его лицо. Тихое неодобрение.
— Почему молчишь? — спросила она с легкой ироничной улыбкой на губах, стремясь показать, что ей заранее все равно на то, что он может сказать.
— Потому что тебе не понравится то, что я думаю.
— Говори, — приказала она, чувствуя, что ее улыбка дала трещину.
— Не стоит поднимать эту тему, — покачал головой тот. — У тебя есть фото этой девочки, Мегги? Я же должен знать, кого именно спасать? Вдруг у них там целый склад маленьких девочек.
— Люк.
— А еще нужна какая-нибудь вещь, которую я мог бы показать девочке, чтобы она поверила мне. Что-то, что убедило бы ее, что я пришел ей помочь, — не обращая внимание на испепеляющей взгляд Кеторин, продолжал рассуждать Люциан.
— Что, черт возьми, ты хотел сказать? — Кеторин не кричала, но и ее тихий голос в этот момент был таким же пугающим, как и крик.
— Кетти, не начинай, пожалуйста. Я не хочу ругаться сейчас.
— Ты сам это начал.
— И, как видишь, не хочу продолжать…
— Люк!
— Если я скажу, ты обидишься. А обиженная ты — хуже чумы!
— Я уже обиделась, — Кетрин выгнула бровь. Себя же она пыталась убедить, что она не обижена, и ей просто интересно, что надумал там себе этот…
— Хорошо, — Люциан всплеснул руками. — Ты не видишь берегов, когда дело касается Роя и Джуди. И ты это знаешь и так. С другими ты можешь быть и доброй, и ласковой, и терпимой. Но не с ними. А что до просьбы — я сомневаюсь, что ты просила Джуди. Приказывала — да! Я даже не удивлюсь, если ты высмеивала ее порыв спасти мать! Но ты определенно не просила ее.
Кеторин втянула воздух через стиснутые зубы, стараясь проглотить ком в горле вместе с обидными словами. Люк, как и всегда, сказал лишь то, что она и так знала.
— И знаешь, что самое удивительное. Они тянутся к тебе. Они любят тебя. Хотя порой ты поступаешь с ними неоправданно жестко. Черт возьми, Кеторин, их бы не существовало даже, если бы не ты! Неужели ты думаешь, что я сам пошел бы к Клем? Даже когда этого требовал весь ковен, я не поддался. Но ты попросила, и я сделал!
Люк подошел к ней и, схватив ее за плечи, встряхнул.
— Кетти, милая моя, я стерплю все, что ты мне сделаешь или скажешь. Но не выплескивай свое негодование на детей. Они ни в чем не виноваты.
Кеторин посмотрела в его полные мольбы глаза, готовая подписаться под каждым его словом. Он был прав во всем — от и до. И Кеторин не была обижена, она была задета, глубоко ранена. Не сейчас, а очень много лет назад. В день, когда рухнули все ее мечты. Она мечтала о большой и счастливой семье. Она мечтала о детях. О своих детях. Детях от любимого мужчины. Она никогда не мечтала о детях старшей сестры и своего любимого мужчины.
— Я попробую, — надтреснутым слабым голосом произнесла она и попыталась высвободиться из рук Люка, хотя единственное, чего ей хотелось больше всего на свете — прижаться к нему и возможно поплакать на его плече.
Вот только Кеторин никогда не была плаксой — в этом они с Мартой были похожи. Кеторин считала, что они с Мартой были похожи во многом. Пару раз она даже представляла, что было бы, будь у нее такая дочка, как Марта. Ничего хорошего, наверное… но Кеторин все равно представляла.
— Я устала, — буркнула она, когда Люк не захотел ее отпускать. — И хочу спать.
— Если честно, я тоже, — хмыкнул Люциан и отпустил ее. — Где мне лечь? Наверху места нет.
Кеторин махнула рукой в сторону надувной кровати, чувствуя себя разбитой. Сейчас ей хотелось побыть одной, а не проводить остаток ночи в тягостном молчании. Она сомневалась, что сможет уснуть, чувствуя тепло и дыхание Люка за спиной. Однако же все равно пошла к кровати и, забравшись в нее, укуталась одеялом с головой.
— Я так понимаю, спать мне без одеяла? — иронично спросил он, сев на край, а потом и вовсе вытянувшись на кровати. — И подушку ты мне тоже не предложишь? Не гостеприимная ты хозяйка, Кетти.
Кеторин стоило огромных сил не поддаться на его провокацию. Больших сил ей стоило не скатиться к нему под бок. Надувная кровать, хоть и была широкой, явно не предназначалась для того, чтобы на ней удобно было лежать двоим. Она проседала либо по краям, либо по середине. Наверное, стоило бы встать и подкачать ее, но Кеторин не стала этого делать.
— Как думаешь, мы могли бы, чисто теоретически, попробовать еще раз?
Кеторин не знала, сколько времени прошло, прежде чем тихий, полный грусти вопрос прорезал воздух и заставил ее сердце пропустить удар.
— Я знаю, что ты не спишь. Слишком часто дышишь, милая, — в его голосе послышалась улыбка. — Но, если не хочешь, можешь не отвечать.
— Спаси девочку, и я подумаю, — прикрылась бравадой Кеторин. Она не позволила своему голосу дрогнуть.
— Надеюсь, ты не шутишь, — выдохнул Люк.
Кеторин не шутила.
***
У Люциана болела спина. Он любил спать на мягкой постели, а не на надувной кровати и уж точно не на полу. А ему пришлось перейти на пол, потому что в тот момент, когда спящая Кеторин перекатилась к нему под бок, его здравомыслие дало трещину. Ни место, ни атмосфера, ни грядущие события не располагали ни к его желаниям, ни к мыслям. Так что прежде чем сделать нечто необдуманное, Люк перелег на пол.
О чем сейчас несказанно жалел. А больная спина была лишь вершиной айсберга. У него болела голова, у него было паршивое настроение. Он чувствовал себя стариком, из которого песок сыплется. Ему хотелось буквально удушить человека, который ломился во входную дверь. И, черт возьми, для этого ему не нужно было прилагать особых усилий. Всего-то вытянуть воздух из легких. Он мог сделать это, даже не вставая со стула.
Кеторин поставила перед ним чашку с кофе.
— Выпей и не смотри на всех взглядом серийного маньяка, — сказала она и пошла открывать дверь. — Я не сгоняла тебя с кровати, так что не бузи, старикашка.
— Где ты видела стариков с таким лицом, как у меня? — спросил он, отхлебнув из чашки. Кофе был настолько горячим, что он чуть не обжег язык.
— Поверь мне, ты не настолько красив, как тебе кажется, — усмехнулась Кеторин и распахнула дверь.
— Ох, милая, я бы поверил тебе, если бы не знал, как хорошо ты умеешь врать, — Люциан наградил ее спину ироничным взглядом.
За дверью в ореоле серого дня оказалась девчонка Марта — для Люциана все, кто был близок к возрасту его дочери, были «девчонками», — которую Кеторин притащила в Шарпу. Девочка с большим магическим резервом. Люциан так и не смог понять природу ее силы, и ему не нравилось, когда он чего-то не понимал. В лоб спросить он не мог. Кеторин, даже если знала, не ответит — настолько сильно она любила хранить секреты. А девчонка скорее всего не знала.
— Да уж, Марта, ты хоть спала? — не поздоровавшись, спросила Кеторин, придирчиво изучая невысокую девчонку. — А где остальные? Неужели ты сбежала из дома?
— Нет, — буркнула Марта, стягивая с себя лыжную куртку. — Коул перепаковывает арендованный автомобиль. Я чуть не въехала в красное чудовище Элиота.
Кеторин присвистнула.
— Думаю, не стоит говорить Элиоту, насколько его Рольф был близок к трагическому финалу.
Марта кивнула, молча соглашаясь с ведьмой, а потом покачала головой.
— Думаю, Коул расскажет ему. Надо было слышать, как он ржал. Так что я бросила в него ключи и ушла, прежде чем он успел довести меня до ручки.
Кеторин честно пыталась сдержать смех; Люциан честно не пытался ничего сдерживать. Ему вспомнилось, как он учил Кеторин водить. И засмеялся он скорее из-за своих воспоминаний, а не из-за неумения девчонки парковаться. Но Марта все равно обожгла его таким гневным взглядом, что Люку захотелось еще больше смеяться.
— А Алистер? — Кеторин как-то странно улыбнулась, и Люк перестал смеяться. Эта улыбка ему не понравилась.
Вообще сложно улыбаться, когда твоя жена вдруг спрашивает о совершенно незнакомом тебе мужчине и еще так заговорщицки улыбается, мол, хей, а этот парень вполне себе ничего. А Люк считал Кеторин своей женой и очень хотел знать, о каком мужчине она говорит с такой вот полуулыбкой.
— Отец в машине, — буркнула Марта, но тут же опомнилась. Ее глаза округлились: она сама удивилась тому, что так запросто прокололась. Она смачно выругалась.
— А я думал, ты сирота, — Люк довольно улыбался, переводя взгляд с нее на Кеторин и обратно.
Кеторин поджала губы, предоставив Марте самой расхлебывать свою ложь. Пожав плечами, она попыталась сделать вид, что случившееся её никак не потревожило, однако глаза так и бегали.
— По матери. А с отцом у меня отношения не очень, так что, считай, круглая сирота.
— Если не считать сестры, — подмигнул ей Люк, даже не пытаясь сделать вид, что поверил.
Марта недовольно поджала губы.
— Насколько я знаю, понятие «сирота» не подразумевает отсутствие сестер.
Люк тяжело вздохнул.
— Девочки, милые мои, мне плевать, почему вы врете Старейшинам. Это меня не касается. Но когда вы втягиваете меня в свои планы — в которых я, между прочим, рад участвовать, — говорите мне хотя бы основное. Чтобы потом, когда я с пеной у рта буду защищать ваши благие намерения, я не выглядел в глазах других полным дураком. Дураком я никогда быть не хотел и не хочу.
— Я… послушайте… — Марта сконфуженно улыбнулась. — Я не хотела и не хочу иметь ничего общего с ведьмами и магией.
Люк был слегка удивлен, услышав подобное заявление от человека, из которого магия буквально извергалась лавой. Она бурлила в этой девочке так, как ни в ком, кого Люк встречал раньше.
— Я не хотела, чтобы ваши… хм… люди лезли в мою жизнь, — продолжила Марта.
— Что ж, твое право, — хмыкнул Люк, оставив для себя мысль, что от «людей», как она выразилась, зависит жизнь ее сестры.
Люк собирался задать вопрос, который мучал его еще со вчерашней ночи, но тут распахнулась дверь, и в зал ворвался муж Марты. Хотя муж ли? Люциан еще в Шарпе начал сомневаться в истории этих двоих: уж слишком мутная она была.
— Март, он утопил его! — крикнул Коул. — Не спрятал! Не продал! Не нашел ему хоть какое-то разумное применение! Он утопил его в чертовой реке! Реке, Март!
— Кого утопил? — смотря во все глаза на «мужа» спросила девушка, явно не понимая, как и все остальные, о чем так сокрушается молодой человек. — И кто этот «он»?
— Твой отец. Он утопил мое оружие в реке. Ты знаешь, сколько стоили мои ножи? А мой пистолет? Черт возьми, он утопил мой арбалет. Я сам делал гравировку на рукоятке!
— И что же там было написано? — усмехнулся Люк.
Коул может и хотел ответить, но мужчина, который зашел вслед за ним, его опередил:
— «Несокрушимый», — без тени иронии ответил он.
Это был высокий человек преклонного возраста. С тронутыми сединой волосами и правильными чертами лица, подпорченными мимическим морщинами. На свой возраст он выглядел хорошо. Если бы не магия, Люк выглядел бы, наверное, так же, как хорошее старое вино. Да и одет мужчина был, по мнению Люка, правильно. Брючный костюм, пальто и темная водолазка с высоким горлом. На фоне него Коул выглядел бездомным.
Типаж отца Марты был полностью во вкусе Кеторин. Ревность помахала ручкой из-за угла, но Люциан не захотел помахать ей в ответ.
Не сдержавшись, Марта прыснула в ладошку.
— Надеюсь, на пистолете не было написано «стреляю без промаха»? — давясь смехом, спросила она.
И опять ответил мужчина, которого Люциан без ошибки принял за ее отца.
— Нет, к счастью, там было написано всего лишь «Каратель» — с большой буквы и с вензелями, — ни в голосе, ни во взгляде Алистера не было и намека на смех. А стоило им с дочерью переглянуться, как Марта перестала смеяться, и на ее лице появилось слегка отстраненное выражение.
В голове Люциана все сложилось. Он вопросительно посмотрел на Кеторин, которая все это время сдерживалась от каких-либо комментариев, и та коротко кивнула, подтверждая его догадку.
«Бедная девочка, — подумал Люк, — кто с ней такое сотворил?»
Лицо Коула приняло такой красный цвет, что впору сравнить его с вареным раком. Волосатым вареным раком. Люк никогда бы не позволил себе выглядеть подобным образом.
— Давай, милая, смейся, смейся. Смех — дело хорошее. Как я, по-твоему, пойду к Церкви? Вооруженный чем? Ладошками?
— Ладошки прибереги для другого, — осадила его Кеторин. — Я пойду разбужу остальных, а потом расскажу свой план. Что до оружия, то я тебя им обеспечу.
Марта присвистнула.
— Только не говори, что у тебя есть склад с оружием… — протянула она со смесью страха и восхищения.
Люк не удивился бы, окажись у Кеторин нечто подобное. Но та покачала головой, развенчивая подобную идею.
— Нет конечно. Откуда? Знакомых контрабандистов, занимающихся поставками оружия, у меня нет. Но есть склад магических артефактов.
— Неужели ты думаешь, что я буду ими пользоваться? — удивился Коул.
— Ну против магического огня ты же ничего не имел. Так что и сейчас, как миленький, возьмешь и будешь использовать. Конечно, если у тебя есть другие идеи, я готова тебя выслушать.
Однако выслушивать она не стала — развернулась и скрылась за баром.
— Вот же сука, — бросил ей в спину Коул, а Люциан хмыкнул.
Кеторин у многих могла вызывать как негативные эмоции, так и желание поклоняться ей, как своеобразному идеалу. Люк же с заядлой периодичностью относил себя и к тем, и к другим.
Вскоре она вернулась в сопровождении заспанной, с опухшим лицом и глазами-щелочками, королевы кровавых ведьм и огромного мужчины, которого Люк никогда прежде не видел. Ночью, когда он относил дочь наверх, он не включал свет и не особо разглядел гостей Кеторин. Компания вокруг нее собралась прелюбопытная.
— Я не стала будить Джуди и Роя, — сказала она, сев на стул рядом с Люком. Расстояние между ними было мучительным. Мучительно большим и мучительно недостаточным. Люциан хотел поддаться мальчишескому порыву и закинуть ей руку на плечо — так сказать, немножко пометить территорию — но сдержался. — Не хочу, чтобы они лезли в наши планы. Будь моя воля, я бы отправила их в Шарпу прежде, чем что-то предпринимать, но времени на это нет.
Следующий час или около того Кеторин рассказывала о своем плане. Подробно. То и дело останавливаясь на важных моментах, стараясь, чтобы все всё запомнили и смогли действовать согласно ее плану, даже если что-то пойдет не так. Марта сосредоточенно слушала и кивала, впитывая каждое слово. Коул иногда кривился и ерничал, а иногда давал вполне мудрые советы. Алистер — которого Кеторин заведомо исключила из операции, опасаясь того, что, если отец пропавшей девочки вдруг исчезнет, полиция может обратить на них совершенно ненужное внимание, — так же помалкивал. Вот только у Люциана не создавалось впечатление, что ему нечего сказать, скорее наоборот — этот мужчина думал о слишком многом и терялся в сомнениях, о чем говорить первым. Алистер производил впечатление человека, который слишком много думает.
Кеторин приняла решение, что Алистер присмотрит за детьми Люка и за Джилс и не даст им втянуться в неприятности и расстроить план. Откуда у Кеторин было столько веры в этого человека, Люк не знал и немножко завидовал.
Когда все было более-менее оговорено, и каждый уяснил свою задачу и роль в слегка абсурдном плане Кеторин, в котором слишком много места отводилось красивому выражению «авось пронесет», Люк впервые подал голос и попросил у Марты что-то, что можно было бы показать девочке, чтобы она не просто поверила ему — доверилась.
На лице Марты появилось задумчивое выражение, а затем она достала из кармана кошелек с маленьким лисенком, болтающимся в качестве брелка. Лисенок был маленьким и явно сшитым неуверенной, но очень усердной детской рукой.
Пальцы Марты слегка подрагивали, когда она отстегивала зверька и протягивала его Люку.
— Скажи ей, что лучшего подарка и быть не могло, — в ее голосе слышались слезы, но в глазах их не было.
— Непременно, — ответил Люк и спрятал брелок во внутреннем кармане пиджака.
Вскоре Кеторин и девочки ушли собирать артефакты и готовить камень переброса. Мысленно Люциан прозвал это трио «шабаш великой, но сумасшедшей королевы», потому что они действительно были похожи на шабаш — странный, но все-таки шабаш. На его памяти он еще ни разу не встречал столь разных, но связанных единой целью ведьм.
Коул с Элиотом, тем большим мужчиной, который по своей глупости затесался в эту странную команду, вышли на улицу осмотреть Рольфа на наличие повреждений. А Люциан остался один на один с Алистером. И нельзя сказать, что находиться с ним ему было комфортно. Хотя причиной тому был не сам мужчина, а вопросы, которые роились у Люка в голове. Вопросы, которые ему хотелось задать, и в какой-то момент он не выдержал:
— Кто разорвал нить между вами и вашей дочерью? — напрямую спросил он, понимая, что с Алистером можно говорить только так. Юлить и ходить вокруг да около с ним бессмысленно.
— Как вы узнали? — Алистер не позволил удивлению отразиться на своем лице, хотя голос его все-таки немного дрогнул.
— Видел во время обряда, когда старейшины обнажили нити. Материнская нить у нее отсутствует — тогда я понял, что матери у Марты больше нет, — а вот отцовская не исчезла без следа. От нее остался лишь обрубок, — честно ответил Люк. — Очень корявый обрубок. Видно, что действовали дилетанты. Когда это произошло?
— Очень много лет назад, — уклончиво ответил Алистер. Было видно, что тема ему неприятна, но Люциан все равно продолжил.
— Вы не думали попробовать ее срастить?
— Я не думал, что такое возможно.
— Возможно, — кивнул Люциан. — Однажды я уже сращивал нить. Не родительскую, конечно, но все же. Процесс это небыстрый, я бы даже сказал медленный, но я могу попытаться позже.
Алистер тяжело выдохнул.
— Даже не знаю. Я слишком много лет живу в этом состоянии. Не представляю, что буду чувствовать, если эта пустота вдруг исчезнет. Да и Марта ничего не знает. Я не хочу травмировать ее еще больше.
— Сомневаюсь, что это травма. Скорее лечение, — хмыкнул Люк. — Подумайте над моим предложением. Я предлагаю помощь безвозмездно.
— Почему?
Люциан пожал плечами.
— Потому что я тоже отец. Потому что без лишних вопросов вы согласились присмотреть за моими детьми. Потому что в душе я альтруист, хотя по мне не видно. Причин на самом деле много.
Мистер Рудбриг хотел что-то ответить, но тут вернулась Марта с охапкой артефактов, а за ней следовала Кеторин, увлеченно объясняя принцип действия обездвиживающих ловушек. Кеторин всегда умела завораживающе и пленительно рассказывать, когда стоял вопрос магии или алкоголя — а вот о бытовых вещах она говорить не любила.
Люциан тяжело вздохнул, понимая, что момент упущен. Но по взглядам, которые Алистер бросал на него, понял, что они вернутся к этому разговору при первой же возможности, и немного побаивался, как бы благородный порыв не вышел ему боком. Обычно для него это ничем хорошим не заканчивались.