Мегги таки залезла в тайник. Ей было скучно, грустно и одиноко. Удивительное дело, но страх отступил, хоть ей и казалось, что теперь он станет неотъемлемой частью ее жизни. Мегги читала о такой особенности человеческой психики. Человек просто не может все время бояться, и в какой-то момент на него накатывает эмоциональное отупение.
Вот и сейчас она переживала за Клементину, но страха как такового не испытывала. Даже умудрялась читать по-детски наивный фэнтезийный роман. Явно зачитанный до дыр — настолько засаленным был корешок и страницы. Только приключения, и не капли любви и романтики. Ни тебе косых взглядов, ни задумчивых улыбок, ни многогранных злодеев. Хотя к злодеям Мегги теперь относилась не так, как раньше.
Потому что в ее жизни был один очень странный злодей, и она никак не могла его понять. Джон определенно был злодеем ее истории, но в то же время в его взгляде нередко проскальзывало сочувствие и вина. Мегги ни в коем случае не оправдывала его, но он был интересен ей как феномен.
Примерно так же ей был интересен и Коул. И если Коул был легкой математической задачкой, для решения которой и напрягаться-то не пришлось, то Джон оказался головоломкой, и, чтобы разгадать ее, нужно очень постараться. И Мегги старалась несмотря на то, что у нее никак не получалось прийти к однозначному ответу.
К примеру, принесет ли закостенелый злодей своей пленнице заживляющую мазь и новый пластырь? При том, что от этого не зависит жизнь пленника. Умереть от лопнувшей и кровоточащей губы практически невозможно.
А еще он добился запрета для Вивьены на контакты с девочкой. Был какой-то огромный скандал с участием главы Церкви и Джона. Мегги узнала об этом от охранников, которые тихо перешептывались во время пересменки. Те так красочно и ехидно обсуждали крики ведьмы, что становилось понятно, какое удовольствием они получили, просто слушая, как зарвавшуюся ведьму ставят на место. Из их же разговора Мегги узнала, что скоро сюда должна прибыть делегация ведьм, и они собираются выставить условия. Какие условия, Мегги так и не узнала, потому что в этот момент один из охранников заметил ее интерес и зло шикнул на девочку.
Теперь их сторожили двое и никогда не оставляли одних. Так что с Клементиной Мегги поговорить больше не удавалось. А поговорить нужно было.
О многом.
В первую очередь об искре магии, которая разгоралась в Мегги. Она была прохладной и успокаивающей, и так манила к себе прикоснуться, что приходилось отчаянно сопротивляться. Бороться с собой, с желанием дотронуться, попробовать.
Поэтому-то она и залезла в тайник Джона, чтобы хоть немного отвлечься. И у нее получилось. Правда ненадолго. На особо скучных моментах пытливый ум соскальзывал с текста и возвращался к магии. И через некоторое время Мегги ловила себя на бессознательном перелистывании страниц и неосознанном ощущении, тянущем ее вглубь, к магии.
Она мысленно ругала себя и била по рукам, как котенка, за шкирку оттаскивала от источника и заставляла сосредоточиться на книге. Была бы та интересной, не пришлось бы так мучиться.
Мимо прошел охранник, и Мегги пришлось быстро спрятать книгу под тюфяк, чтобы не заметили и не отобрали. Без нее она точно сорвется. Но охранник не смотрел в ее сторону, что было неудивительно. Они ведь, как бы абсурдно это ни звучало, не сторожили ее, а охраняли. Исполняли свою прямую функцию.
Только защищенной Мегги себя не чувствовала. Вивьена могла прийти в любой момент, если бы захотела. И не удержал бы ее ни запрет начальства, ни двое охранников, которым на самом-то деле все равно, жива Мегги или мертва: столько ненависти и презрения было в их взгляде. Они смотрели на нее так, словно она была жестоким монстром, а не восьмилетней девочкой, которая не может даже защититься.
Мегги мысленно ворчала, строя аргументы, с помощью которых могла бы вразумить охотников, если бы решилась на разговор с ними, когда четко увидела колебание воздуха. Он кружился, образуя вихри и кольца. Уплотнялся и становился непрозрачным. А дышать в камере стало тяжело.
Девочка придушено всхлипнула, когда в том месте, где секунду назад странным образом клубился воздух, появился высокий и статный мужчина. Появился из ниоткуда, словно соткался из воздуха. Мужчина выглядел здесь неуместно в своем помятом, но все еще элегантном костюме. Костюме, который странным образам светился. Не сильно, самую малость. Мегги и не заметила бы этого свечения, если бы не смотрела на мужчину во все глаза, ловя каждое его движение и пытаясь понять, не мерещится ли он ей. В руке он сжимал камень размером с перепелиное лицо. Только камень, казалось, поглощал свет, а не излучал его, как костюм.
— Заткнись, девчонка, — крикнул ей охранник.
— Я… — Мегги была настолько шокирована, что неосознанно пыталась оправдаться.
Мужчина приложил палец к губам, требуя от Мегги тишины, и девочка замолчала. Не столько от шока, сколько из-за лисенка, которого мужчина достал из кармана пиджака после того, как спрятал туда камень. Лисенка Мегги тут же узнала, сложно было бы не узнать свою первую попытку шитья.
Мужчина подбросил лисенка, и тот словно поплыл по воздуху. И Мегги уставилась уже не на зверька, а на воздушную подушку, удерживающую его над полом. Воздух под лисенком был плотнее чем над ним. А когда брелок Марты без единого звука опустился к Мегги на колени, воздушная подушка, просто растворилась, словно ее и не было.
Мегги сжала зверька, испытав облегчение — тот был материальным, а не пригрезился ей, — и, поднеся его к лицу, вдохнула запах, не в силах поверить лишь зрению и осязанию. Ей нужно было ощутить его всеми возможными способами, чтобы быть точно уверенной. Лисенок пах домом, семьей, безопасностью. Мартой.
Глаза обожгло слезами, и Мегги тихонько всхлипнула. За ней пришли. Ее спасут. Мегги еще не знала, кем был этот мужчина. Явно не охотник, и на том спасибо.
Колдун скорее всего.
Мегги так удивилась, что даже слезы высохли, и во все глаза уставилась на мужчину. Тот, заметив ее взгляд, хмыкнул и направился к двери. Он не прикасался к ней, но Мегги услышала щелчок замка, и решетчатая створка сама распахнулась. Мужчина вышел из камеры, а Мегги сжалась на тюфяке, не зная, что делать — следовать за ним или прятаться. Все-таки у охранников были пистолеты, а Мегги слишком хорошо помнила и то, как они работают, и то, сколько крови может вытечь из человека.
Из коридора не раздалось ни выстрелов, ни звуков борьбы, ни криков — лишь сиплые стоны и хрипы, которые длились так недолго, что Мегги и не поняла толком, что происходит. Когда хрипы прекратились, колдун рукой поманил Мегги к себе и вкрадчиво, словно разговаривал с напуганным бельчонком, произнес:
— Можешь выходить, девочка. Тут тебе уже никто не навредит.
Несмотря на приятный тон, Мегги сомневалась. Тут — это в коридоре? Может в этом конкретном коридоре ей никто и не навредит, но вот в других коридорах тоже есть охранники. Да и не только в коридорах.
— А мы не можем уйти так же, как вы здесь появились? — задала резонный вопрос Мегги.
Колдун покачал головой, слегка склонив ее, словно извиняясь.
— К сожалению, нет. Придется пробиваться через все здание наружу.
Мегги тяжело вздохнула и таки поднялась на ноги.
— Вы с Джуди не очень похожи, — протянула она, засовывая руки в куртку. Застегивать ее она пока не стала. А Мартин брелок спрятала в кармане джинсового комбинезона, рядом с кристаллами.
— Да, Джуди посимпатичней меня будет, — хмыкнул колдун и излишне манерно смахнул волосы со лба.
— Вы тоже купались в зелье, и потому не стареете? — спросила Мегги, вдруг смекнув, что мужчина слишком молодо выглядит для человека, у которого могут быть взрослая дочь и сын.
— Нет, — усмехнулся он. — Правда для своего возраста я выгляжу молодо и, если тебе интересно, маленькая ведьмочка, расскажу, почему, но только после того, как мы выберемся отсюда.
— Интересно, — подтвердила Мегги, с опаской выглянув в коридор.
Охранники валялись на полу, как марионетки с обрезанными нитями. Жуткие марионетки. Глаза закатанные, языки высунутые, слюни стекают по щекам. Руками они сжимали вороты своих рубах, словно пытались растянуть их или оттянуть. И пахло от них неприятно.
— Вы их убили? — спросила Мегги, покосившись на колдуна.
Тот по-отечески широко улыбнулся. Мегги его улыбке не поверила.
— Нет, конечно. Всего лишь усыпил. Поспят немного — и будут, как новенькие.
— Я же не дура, мистер…
— Просто Люк, — ответил он. — И я тоже не дурак, так что давай представим, что они действительно спят, и будем выбираться отсюда.
— Спят мертвым сном, — кивнула Мегги. — И даже поцелуй принцессы им не поможет.
— Если только очень сильной кровавой принцессы. Раньше, когда у них еще было много сил, они могли воскрешать мертвых до того момента, пока их кровь не свернулась. Правда, оживить они могли только тело, заставляя кровь двигаться по венам, и на небольшой срок, — подхватил и развил ее размышления Люк. Он быстро оглядывал оставшиеся клетки. — Здесь были еще ведьмы?
— Только мама Джуди. Ее держали в соседний камере, — ответила Мегги, следя за своим спасителем. — Ее пытали. Не знаю, где, но ее часто забирали и приводили назад измученную.
Люк со свистом втянул ртом воздух, и в коридоре стало заметно холоднее. Настолько холоднее, что Мегги застегнула на себе куртку. Было немного странно наблюдать за тем, как расслабленное и располагающее к себе лицо, вдруг становиться грозным и внушающем страх, а наигранная манерность и смешинка пропадает без следа.
— Мы должны найти ее, — неуверенно предложила девочка.
— Похвальный порыв, ведьмочка. Но мы не будем ее искать. Моя задача вывести тебя отсюда, а о Клем позаботятся другие.
— Но…
— Никаких «но». Ребенку не место на поле боя, — отрезал Люк и, подхватив одного из охранников, втащил его в бывшую камеру Мегги. — Благо здесь нет камер, а то встречали бы нас уже с распростертыми объятиями.
— Почему вы не перенесли их по воздуху? — спросила Мегги, когда Люк схватил второго охранника за ноги и потащил его в камеру.
— Слишком много сил затрачивается на поддержание в воздухе больших объектов. Облегчу задачу себе сейчас — и в следующий раз не смогу защитить нас. Мои запасы не резиновые, девочка.
Люк захлопнул решетчатую дверь, но не стал закрывать замок.
— Вы тогда замок ветром открыли? — задала мучивший ее вопрос Мегги.
— Им самым. Когда у меня закончатся средства к существованию, пойду работать домушником. Если будешь послушной, даже возьму тебя в помощники, — предложил он и протянул ей руку.
В домушники Мегги не хотела, а вот выбраться отсюда очень даже, о чем и сказала колдуну. Тот лишь рассмеялся и повел ее к лестнице и свободе. Было в отце Джуди что-то, что заставляло в него верить. Наверное, так же Мегги ощущала себя рядом со своим отцом. Тот тоже давал ей ощущение спокойствия и защищенности. И сейчас девочке очень хотелось вернуться к нему.
***
Марта никогда не могла представить себя в наручниках. Проблем с законом у нее никогда не было, а мазохистических наклонностей она за собой не замечала. Так что даже в самом страшном сне ей не могло привидеться, что она наденет на себя наручники. Да и не просто наденет, а сама же застегнет их. Откуда у Кеторин могли взяться наручники, Марта старалась не думать. Она вообще старалась не думать о многом, но мысли сами приходили к ней, и отмахиваться от них было тяжело.
Ей было тревожно и противно одновременно. Тревожно за сестру, противно от себя самой. Марта и подумать не могла, что будет так сильно бояться. И не спасал ни ключ от наручников в кармане куртки, ни тот факт, что со связанными руками она могла колдовать точно так же, как если бы они были свободны. Коул на водительском сиденье тоже не помогал. Он хмурился и смотрел только на контрольно-пропускной пункт впереди.
— Скажи, что ты на моей стороне, и это не твой нелепый план, чтобы заманить меня в ловушку и принести мою голову в качестве членского взноса, — попросила она, нервно сжимая и разжимая пальцы. Перчатки спасали от натирания кожи, но то, что ее заковали, заставляло Марту нервничать. Даже не так. Она не нервничала — она чувствовала себя истеричкой.
«Просто не смотри на них!» — мысленно приказала она себе. Ах, если бы мысленные приказы работали!
Коул покосился на нее. И в этом взгляде было столько сочувствия, что Марта устыдилась. Сидит, подначивает его, а ведь он тоже нервничает, потому что от него в этой миссии зависит куда больше, чем от нее.
— Ты же понимаешь, что, если бы у меня был такой план, я бы не сознался? — спросил он.
— Просто скажи! — буркнула Марта.
— Это не мой дурацкий план, — монотонно процедил он. — Это дурацкий план Кеторин.
— Спасибо, — искренне поблагодарила его Марта. Последнее время его голос действовал на нее успокаивающе. Марта считала это каким-то странным побочный действием заклятия, связывающего их.
Но сейчас оно было на благо, ведь ей стало капельку легче. Самую малость. Хотя план Кеторин ей совсем не нравился, в компании Коула было проще. Марта, конечно, пыталась себе внушить, что радуется его присутствию рядом лишь потому, что сможет следить за ним и проконтролировать в случае чего, чтобы он даже и подумать не смел предать их. Но правда была другой, и спорить с этим было бессмысленно. Рядом с Коулом ей легче дышалось и казалось, что гнев не так сильно застилает глаза. Рядом с ним «истеричка-Марта» превращалась в «Марту на грани истерики».
Да и он словно чувствовал, когда она начинает закипать, и смотрел на нее этим своим взглядом, который предлагал попить водички и подышать. И Марта действительно успокаивалась — ненадолго, но успокаивалась.
Как они и условились, Кеторин высадили в черте города. Она сказала, что сможет пробраться в Церковь сама, найдет свою сестру и выведет ее к главному выходу и комнате с системой видеонаблюдения, которую должны будут занять Марта с Коулом. Люциан же переместился прямо из машины пару минут назад, и Марте оставалось только надеяться, что тот оказался рядом с ее сестрой и сможет вывести ту к нужному месту. Кеторин верила в Люциана, и Марта тоже хотела в него верить.
У нее до сих пор в голове не укладывалось, как люди, живущие в городке, окружающем базу охотников, могут не знать, что творится за стенами псевдо-лечебницы для душевнобольных.
— Все еще не могу поверить, что мистер Рудбриг так надо мной подшутил, — произнес Коул, отвлекая Марту от тревожных мыслей, пока они ждали. — Я ведь поверил ему, когда он сказал про реку.
Марта покосилась на арбалет на заднем сидении. Самое непрактичное на свете оружие, по ее скромным представлениям. Непрактичное и тяжелое. Когда Коул попросил ее подержать треклятое оружие, пока они грузились в машину, ей показалось, что у нее руки отвалятся. Умом-то она понимала, что арбалет не весил больше семи килограмм, но ведь его нужно держать, перезаряжать, так еще и каким-то образом стрелять из него. Так что нет, Марта не понимала привязанности Коула к неудобному оружию и совершенно не расстроилась, если бы отец его действительно утопил.
— Может он тебя так проверял? — предположила она, все еще помня то, как Коул влетел в Ведьмину обитель, обиженный до глубины души, как ребенок, любимую игрушку которого отобрали.
— Проверял на что?
Марта пожала плечами. У нее не было идей, почему отец поступил именно так. Хотя сама сцена была забавной. Если он так хотел поднять всем настроение, то у него получилось.
— Не знаю. Я не всегда могу понять, о чем думает отец. Он из тех людей, которые мало кому объясняют причины своих поступков.
— Мне кажется, он просто пытался меня проучить, — без иронии ответил Коул.
Марта задумалась над его словами и решила:
— Вполне может быть.
Таймер на телефоне Марты сработал, и она вздрогнула. Время, отведенное Люциану на переброс, закончилось.
— Пора, — решительно произнес Коул и вдавил педаль газа. Внедорожник Кеторин резко сорвался с места, гораздо резче, чем когда за рулем была его хозяйка. Марта тихонько радовалась тому, что ведьма не видит, как обращаются с машиной.
Марта набрала полную грудь воздуха и опустила голову. Как раз вовремя, потому что Коул уже остановился у шлагбаума. Рядом с заграждением стояла небольшая контрольная будка — первое их препятствие, через которое нужно пройти, не поднимая шумихи. Марта из-под завесы волос смотрела на мужчину в форме с нашивками, вышедшего из будки. Пистолет в поясной кобуре заставил Марту вздрогнуть. Сможет ли она так же взорвать пистолет, как тогда арбалет?
С арбалетом все было так быстро и спонтанно: она и сама-то не до конца понимала, как у нее получилось. В тот момент она была так чертовски зла и напугана и так сильно хотела защитить сестру, что потянулась к магии раньше, чем успела бы себя отдернуть. Уловить бы сейчас то состояние.
Охранник постучал в стекло с водительской стороны, и звук показался Марте таким громким, что захотелось зажать уши. Чего она, конечно же, сделать не могла, и потому все, что ей оставалось — это прятать лицо за волосами и надеяться, что все пройдет хорошо.
— Это частная территория, — прошепелявил охотник. — Въезд только по пропускам.
— Я в курсе, — уверенно ответил Коул, на охранника он смотрел с толикой снисхождения. Так похожий сейчас на того мужчину из подвала, и так непохожий на Коула, рассказывающего о своем детстве и юности, сидя ночью на кухне. — Да горят же ведьмы так же ярко, как наши пылкие сердца!
Марта подавилась воздухом и зашлась в нещадном кашле. То, как он это произнес — так впечатляюще, с такой филигранной расстановкой ударений, словно годами готовился к тому, чтобы произнести эту фразу — не оставило охранника равнодушным.
— Костры не погаснут, пока мы живы! — вторил ему охранник, ударив себя кулаком в грудь.
Марта сложилась пополам, зажимая рот кулаками. Она пыталась задавить в себе смех и кашель, а слезы текли из глаз.
— Что это с ней? — удивился охранник.
— Боится, — с теми же поставленными интонациями истинно верующего отчеканил Коул.
— Кто она?
— Ведьма! — в его ответе было столько отвращения и злости, что Марта перестала смеяться. Она пискнула от ужаса, что из-за нее все полетит к чертям, и вжалась лицом в колени. Ремень безопасности больно пережимал грудь.
— Сильная?
— Не особо, — брезгливо поморщившись ответил Коул. — Потому и привез, думаю, ее можно будет использовать.
Марта попыталась сделать вид, что плачет. Надрывно, с душой. Как Джилс.
— Безумная она какая-то, — протянул охранник.
— Ты даже не представляешь, насколько, — поддержал его Коул. — Она всю дорогу то смеётся, то плачет. И кляп не помогает.
— Снотворное пробовал давать? — со знанием дела спросил мужчина.
— У меня оно закончилось. Надо побыстрее ее с рук сбагрить. Спать хочу безумно.
— Да, да, конечно. Сейчас открою шлагбаум, и можете заезжать.
Марта услышала тихое жужжание, с которым поднялось стекло в водительской двери, и покосилась на Коула. Тот смотрел только перед собой.
— Март, я тебя удушу, — практически не разжимая губ, процедил он.
— Я не специально, — шепотом ответила она. — Это нервное.
— Ты хоть понимаешь, как нам повезло? Если бы здесь был кто-то из охотников, кто знает меня в лицо, проблемы начались бы уже сейчас. И нас не пропустили бы внутрь. Я всего лишь послушник, а не полноценный член ордена. Я не имею права привозить сюда ведьм, да и охотиться на них в одиночку тоже. Поэтому держи себя в руках. Мне казалось, ты отлично умеешь собой владеть, — ругался Коул, даже не смотря в ее сторону.
— Извини.
— Держи себя в руках. Ты же не ребенок уже.
Марта потупилась. Ей никогда не нравилось, когда ее отчитывали. Но сейчас отповедь была явно заслуженной.
Заграждение поднялось, и они въехали на дворовую территорию комплекса. Оттуда им нужно было попасть на уличную парковку. На подземную заезжать им было нельзя. По словам Коула ворота могли принудительно закрыть и отрезать им пути к отступлению. Поэтому бывший охотник, нарушая весь установленный порядок, припарковался на «больничных» местах, где для отвода глаз иногда ставили машины с медицинской символикой. Они стояли здесь и сейчас. Коул припарковался аккурат между двух машин скорой помощи.
Через лобовое стекло Марта во все глаза смотрела на внушительное квадратное здание и понимала, что, не знай она всей правды, тоже приняла бы его за лечебницу для душевнобольных. Металлические решетки на редких и узких окнах, серый бетон. Жуткое и неприятное место. По своей воле она ни за чтобы не вошла бы сюда, если бы не Мегги.
Марта вновь посмотрела на свои наручники, ощутив, как ее захлестывает паника. Им нужно отвлечь на себя внимание, пока Кеторин и Люк спасают остальных. Отвлечь внимание и отключить камеры. Коул говорил, что их в Церкви немного. Над охотниками проводили качественную промывку мозгов, и они, будучи исконно верующими в свою правоту, не видели смысла в том, чтобы следить за собой же. Но даже малое количество камер могло разрушить их план, если Кеторин или Люциан на них попадутся.
Поэтому Марта и была закована в наручники. У главного входа были камеры, и на них должна засветиться бедная и несчастная ведьма, взятая в плен сильным и могучим охотником, а никак не маленький спасательный отряд. Марта надеялась, что ее театральные способности не откажут ей сегодня, как и магия, которую она гасила в себе годами.
«Хоть бы все получилось,» — мысленно взмолилась она, и на долю секунды ей показалось, что Луна следит за ней с ночного неба.
Что ж… она окончательно тронулась умом… Истеричка и шизофреничка — не женщина, а мечта!
***
Плавить металлические решетки Кеторин умела и любила. В детстве она даже с гордостью окрестила это занятие красивым эпитетом «хобби». Родители тогда отчаялись в попытках противостоять взбалмошному гению и поставили решетки на двери библиотеки Шарпы. В саму библиотеку Кеторин пускали, но вот ее желание изучать магию «не по возрасту» не поощрялось. Разговоры и попытки вразумления ни к чему не приводили, Кеторин улыбалась, обещала так больше не делать, а потом шла и заговаривала замок. Когда мать застукала дочь за очередным неподходящим гримуаром, замок сняли, а дверь заменили на новую из заговоренного дуба. Но Кеторин и с ним справилась, блестяще применив на практике заклинание старения. Она была упорной и потратила много сил на то, чтобы развеять древесину в труху. Родители магических талантов дочери не оценили и понадеялись, что металл ее остановит. Но что металл, когда человек тянется к запретным знаниям.
Методом проб и ошибок, опаленных волос на руках и обожженных ногтей, Кеторин таки разработала плавильный состав. И сейчас, наблюдая за тем, как решетка стекает вниз, словно вода, была благодарна матери за постоянную постановку задач, требующих решения. Если бы не эта потрясающая женщина, мир не увидел бы столь невероятной и гениальной ведьмы, как Кеторин Чубоски.
Ну а то, что вместе с металлом плавится еще и стекло, так это отличное стечение обстоятельств.
Но, если быть откровенной, зелье нужно было еще доработать. В условиях свободного времени оно работало просто потрясающе, а вот с ограниченным запасом были проблемы. Зелье, к сожалению, не работало на раз-два, по щелчку пальцев. Кеторин поклялась себе, что займется исправлением недостатка, как только появится свободное время.
Подождав, пока ручейки металла и стекла до конца стекут на землю, Кеторин закинув рюкзак с магическим оружием в окно (понадеявшись, что склянки не разобьются), ухватилась руками за подоконник и, подтянувшись, перевалилась через него. Она немного не подрасчитала траекторию и все же приложилась плечом об пол. Болезненно поморщившись и выпрямившись, подобрала рюкзак и проверила его содержимое.
Все цело.
Закинув рюкзак на плечо и рассовав по карманам спортивного костюма все необходимое, Кеторин огляделась по сторонам. Она оказалась в небольшом кабинетике, который в глазах обычного обывателя мог выглядеть, как приемная психолога. Тут тебе и удобный диванчик, и стол, и симпатичный торшер, и заумные книжки по психологии на полках.
Кеторин провела пальчиком в перчатке по корешку одной из книг и брезгливо поморщилась. К книгам никто не прикасался годами, настолько толстым был слой пыли. Сама идея прикрывать штаб охотников больницей для душевнобольных показалась Кеторин заманчивой и даже интересной. Но судя по тому, что в кабинет явно никто не заходил последние пару лет, — идея бессмысленная. Охотников явно никто не проверял, и они расслабились.
Замок на двери Кеторин вскрыла тем же легким заклинанием, выученным еще в юном возрасте по не самой законопослушной причине. И она еще смеет осуждать Джуди?
«За глупость, — поправила себя Кеторин. — Порыв-то был хороший, а исполнение — глупое».
Кеторин в ее возрасте никогда бы не попалась взрослым. Когда была моложе — ее ловили, но она быстро училась на своих ошибках и искала способы не попадаться. Годы ночных вылазок научили ее ступать тихо и постоянно смотреть по сторонам. Вот и сейчас, выскользнув в просторный серый коридор, она ни на секунду не теряла бдительность.
Кеторин никогда не бывала в местах обитаниях охотников, но она представляла себе точно не безликие серые коридоры. Освещены они были лишь тусклыми потолочными светильниками. Неудивительно, что охотники все такие хмурые. Поживешь в таком месте пару лет — и сам с ума сойдешь от отсутствия цвета и света. Ни тебе фресок с сексуальными и опасными ведьмами, призывающих охотников отдаться греху. Ни даже изображений злых ведьм, поедающих детей.
Как они взращивают в своих новобранцах ненависть к ведьмам, если у них нет никаких наглядных примеров?
Кеторин отчего-то вспомнился Люцио — то, каким он был, когда они познакомились. Уверенный в своей правоте и готовый сжигать на кострах младенцев, если те были способны колдовать.
А за этим образом гармонично потянулся и другой — Люцио, перебинтованный по рукам и ногам и обвешанный трубками. О его смерти она не жалела. Стоило тому выкарабкаться — и он сам бы привел к дверям ее обители маленький отряд зачистки и глазом не моргнул бы, отрубая Кеторин голову. Следующей в очереди оказалась бы Марта и ее сестра. Хотя возможно Люцио сначала расправился бы с девочками, положившими его на больничную койку, и лишь затем — с бывшей соратницей. Так что она действовала на опережение, убирая возможные последствия.
Однако, червячок сомнения все равно грыз ее. Она просто не могла поверить, что он никому ничего не рассказал. Люцио никогда не был дураком. На ее памяти он был, пожалуй, самым умным охотником. Да и Мегги умыкнули именно в тот момент, когда ни Марты, ни Кеторин не было в городе, что наталкивало на мысль: за ними следили — и довольно давно.
Кеторин шла по коридору и продолжала рассуждать, попутно следя за обстановкой. Она снова выпила зелье для отвода глаз — оно сработает с людьми, а вот с камерами нет. Конечно, камеры не станут проблемой, если Марта с Коулом выполнят свою часть миссии. Кеторин видела свою машину въезжающей на парковку, когда только собиралась полить решетку плавильным зельем. Так что у них было достаточно времени, а если они еще не успели захватить пункт видеонаблюдения — ничего страшного. Благо в том коридоре, по которому она шла, камер не было. Да и ночью охотники спали… скорее всего…
Петляя по коридорам, Кеторин начинала переживать, потому что кристалл Клементины в ее кармане до сих пор не срезонировал с сестрой. Это наталкивало на неприятные мысли, но Кеторин все равно продолжала пробираться к лестницам, ведущим к тюремным камерам. Если Клементину и Мегги держали в одном месте, то те уже вместе с Люком выбираются к свободе, и все, что остается Кеторин, встретиться с ними и помочь. Если же нет…
Спрятавшись между двух колонн, держащих на себе потолочные балки, Кеторин выглянула в соседний коридор, проверяя его. Попутно расставляя пазлики в головоломке. Она всегда лучше соображала в критических ситуациях.
Барьер над домом Рудбригов снесли подчистую. И Кеторин достаточно знала о магии крови, чтобы понимать: какой бы сильной ни была ведьма, ей все же нужна исходная кровь, чтобы взломать барьер. А если не исходная, то хотя бы кровь кого-то близкого по родовой линии, матери или отца.
А откуда у кровавой ведьмы могла взяться кровь отца Марты?
Кеторин выругалась про себя, когда кубики заняли свои места. В больнице Рупи был либо охотник, либо ведьма. Гадать, кто именно из них, бессмысленно, но чувство, что она не заметила чего-то под собственным носом, ей очень не нравилось.
Ведьма уже приближалась к лестницам, когда кристалл в кармане начал слегка подрагивать, наконец-то срезонировав с биополем сестры. Вот только вибрация была слабой и едва ощутимой и вела в противоположную сторону. Кеторин достигла очередной развилки. Если бы с Клем было все в порядке, вибрация была бы ярко-выраженной и равномерной и усиливалась по мере приближения.
Как бы Кеторин не злилась на сестру, как бы не негодовала, но злиться на живого человека проще, чем на мертвого. А кристалл Клем буквально вопил о том, что сестра нет-нет да перейдет в мир иной.
И осознание этого заставляло Кеторин уже не переживать, а злиться и мысленно костерить сестру на чем свет стоит. О, стоит им только увидеться — и она выскажет ей все, что о ней думает. Дура, какая же Клем все-таки дура. Неудивительно, что и дочь у нее умом не блещет.
Злая, как черт, Кеторин чуть не вылетела в коридор, где на посту у дверей стояли двое охранников, чем немало удивили ее, ведь ранее ей не встретилось ни одного. Ведьма вовремя опомнилась и успела спрятаться за поворотом раньше, чем ее заметили. Гнев — худшая из эмоций, так что быстренько взяв себя в руки, Кеторин отстранилась от всего, что ей мешало, и сосредоточилась на охранниках в коридоре, ведущем ее к Клем. Кристалл лишь слегка усилил свою вибрацию, словно из последних сил давая понять, что ей нужно туда — в этот коридор и, похоже, к охраняемой двери.
Ведь кого еще посреди ночи могут сторожить охотники, как не главу ковена?
Кеторин очень хотелось верить в правильность своей догадки. Достав из кармана склянку с удушающим зельем, она зашвырнула ее к ногам охранников. Те даже толком и не успели осознать происходящее, как склянка разбилась, и из нее повалил дым, поднимающийся вверх вместе с теплым воздухом.
Охранники пытались отмахнуться от дыма, закрыть рты и носы руками, но было поздно — сначала захрипел один, потом и второй, и, скорчившись, оба рухнули на пол. Дверь распахнулась, и из-за нее выбежал старик: невысокий и скрученный, в белом халате, заляпанном кровью. Он возмущенно причитал и требовал объяснить, что происходит. Даже не замечая этого, он глотал дым своим широко распахнутым ртом, каждым вопросом приближая свой конец.
Кеторин встретилась с ним взглядом и заметила ужас, охвативший его, а потом старикашка тоже скорчился. Прежде чем подойти к двери, Кеторин подождала, пока дым осядет и развеется. У удушающего зелья время действия было ограниченным — всего-то даже меньше минуты.
Она достала пистолет из нагрудной кобуры одного из охранников, прежде чем войти в кабинет. Стрелять Кеторин умела, но очень плохо. Обычно из десяти выстрелов она попадала один раз и то с натяжкой. Магическое воздействие ей было ближе и родней, но иметь при себе оружие она не отказалась бы.
— Твою мать! — выругалась она, осматривая комнату.
Это был не кабинет и не камера. Это была лаборатория. Пыточная лаборатория, если быть точной. Компьютеры, научные аппараты, колбы, склянки, много стекла и металла, холодильники. Высокотехнологичное оборудование перемежалось с типичными пыточными инструментами: пассатижи, ломики, кляпы, она даже заметила плетку.
Кеторин показалось, что она начинает задыхаться, потому что посреди всего этого великолепия на кушетке, отдаленно напоминающей кресло дантиста, связанная по рукам и ногам лежала Клем. Изуродованная и доведенная до предела Клем. Как бы Кеторин не была на нее зла, но представить сестру такой она не могла.
Злость на сестру лопнула, как мыльный пузырь, сменившись злостью на людей, сотворивших с ней такое.
На полу у двери скорчился молодой охотник или же доктор. Он был в таком же белом халате, что и старик, перегородивший проход. Кеторин пришлось переступить через него, чтобы войти. Она заметила молодую девушку, съежившуюся на полу в углу комнаты. Медсестра смотрела на Кеторин так, словно та бы монстром из ночных кошмаров. И Кеторин даже рассмеялась бы злодейским смехом, если бы у нее остались силы на эпатирование.
— Сиди смирно, — приказала она девчонке. — Двинешься с места — и я тебя убью.
Девчонка пискнула и закивала головой, как болванчик.
А Клементина, услышав голос сестры, повернула к ней свою изуродованную щеку и окинула ее мутным от боли взглядом.
— Я окончательно двинулась умом, и теперь у меня галлюцинации? — сорванным голосом спросила она.
— Нет, — ответила Кеторин и, не сводя сурового взгляда с медсестры, приблизилась к сестре. Теперь уже окончательно убедившись в том, что вывести ту по-тихому не получится. Она вообще может еще ходить?
— Кетти, ты пришла меня добить? — уголки ее губ дрогнули в слабом подобии на улыбку. Улыбку, больно резанувшую по Кеторин.
— Конечно, — подтвердила Кеторин в своей обычной манере, пряча за ней ужас мыслей о том, через что пришлось пройти Клем. — Что выберешь — пистолет или нож?
Сестра коротко болезненно хохотнула:
— Конечно же нож. Сколько раз ты обещала меня прирезать при следующей встречи? А теперь предлагаешь выбор?
— Выбор есть всегда. На всякий случай у меня приготовлен еще и яд. Для разнообразия.
Сейчас перекидываться привычными колкостями было проще, чем говорить серьезно.
Кеторин только принялась проворно отстегивать ремешки, удерживающие сестру, и успела освободить одну руку, как осмелевшая медсестричка, вооружившись скальпелем, попыталась напасть на нее. С реакцией у Кеторин никогда проблем не было. Развернувшись, она ударила ребром ладони девчонку по запястью, обезоружив, и отшвырнула ту от себя. Та не удержалась на ногах и упала на пол, приложившись головой о металлический столик на колесиках. Тот откатился в сторону, а все, что находилось на нем, с противным лязгом посыпалось на пол.
— Слон в посудной лавке, — устало усмехнулась Клем и зашлась в кашле.
Кеторин нагнулась, чтобы проверить состояние девчонки. В обморок та упала скорее от страха, чем от удара. Но заниматься медсестрой у Кеторин времени не было. Да и Клем, которая продолжала кашлять, будто намереваясь свои легкие вместе со слюной в полет отправить, была куда большим поводом для беспокойства.
— Что с тобой? — спросила Кеторин.
— Ничего… кххх… кх… страшного… кххх… — ее ответ потонул в приступе удушающего кашля. Клем извивалась на кушетке, свободной рукой сжимая горло. То ли пытаясь облегчить себе муки, то ли удушить себя.
Кеторин отшатнулась и отошла на пару шагов, пережидая приступ. Она никогда не видела кашляющую ведьму. И это было страшно.
— Клем, ты заразна? — спросила она, когда сестра успокоилась.
— Нет, не заразна, — ответила она, приподнявшись. Она попыталась сама освободить вторую руку. Но в ее пальцах не было сил, они соскальзывали с кожаных ремешков. А ее запястья, торчавшие из-под грязного балахона, который и одеждой-то назвать было нельзя, представляли собой кровавое месиво.
Тяжело вздохнув, Кеторин все же подошла к ней и, освободив ее руку, принялась за ноги. Что бы с ней ни было, оставить сестру здесь она не могла.
— Что с тобой? — с нажимом повторила свой вопрос она, освобождая изувеченную щиколотку от ремешка. На лицо сестры Кеторин старалась не смотреть. То, что они сотворили с красивой женщиной, поднимало в Кеторин такую глубинную ярость, которую она в себе и не подозревала. Что бы их с Клем ни разделяло, но позволить обращаться так с членом своей семьи она не могла. Кеторин порадовалась, что не взяла с собой Джуди. Не стоит девочке видеть мать в таком состоянии.
— Болезнь, Кетти, — устало ответила Клементина, сев на кушетки, что получилось у нее лишь с третьей попытки. — Они пытаются создать вещество, которое способно вызвать болезнь у ведьм.
Кеторин вскинула голову и встретилась с усталым взглядом Клем.
— Они ставили на тебе опыты? — сквозь стиснутые зубы процедила она и новым взглядом осмотрела колбы с различными реагентами. Теперь они были опасными. — У них это получилось?
— Нет, — покачала головой Клем, и длинные сальные пряди волос упали ей на лицо, скрыв обезображенную щеку с заплывшим глазом и переломанным носом. — Пока нет. Они смогли заразить меня, используя кровь королевы Гертруды. Но дальше пока не продвинулись. Он, — она кивком показала на мертвого старика, болезненно поморщившись, — очень хотел добиться результата. Им помогают кровавые. Вивьена сейчас здесь. Может кто и еще, но видела я только ее.
Кеторин выругалась и принялась опрокидывать на пол склянки, прекрасно понимая, что толка от этого мало. Чертову базу нужно было сжечь дотла вместе со всеми ее обитателями.
— Кетти, — тихо позвала ее сестра, — на это нет времени. Девочка, Мегги, ее держат в камерах на подвальных этажах. Ее нужно спасать. Она нужна кровавым. И ты не можешь позволить им забрать ее.
Сестра согнулась пополам в очередном приступе. Требование было разумным, но оставить лабораторию целой — непозволительная роскошь.
— Я знаю, — ответила Кеторин, перевернув очередную подставку с реагентами. — Ее выведет Люк.
— Люк? — взволнованно переспросила Клем, и Кеторин покосилась на сестру. Та даже кашлять перестала от удивления. Клем всегда была образцом сильной женщины, мечтающей о принце на белом коне. — Вы помирились?
— Нет, — буркнула Кеторин, стараясь не замечать восторженного огонька во взгляде Клем. Сейчас было не время и не место обсуждать их камень преткновения. А то Кеторин могла вспылить и бросить сестру здесь или бросить здесь Люка, чтобы избавиться от одного лишнего звена в уравнении, которое она все никак не могла решить.
Кеторин методично разрушала лабораторию, вымещая на ней весь запал своей злости. Склянки, банки — все полетело на пол. Системные блоки компьютеров она залила зельем для плавки. Была бы она стихийником — без сомнения сожгла бы все здесь к чертям. К спиртовому душку лаборатории теперь примешивалась вонь паленых проводов и пластика. Остановилась ведьма лишь тогда, когда в комнате не осталось ничего целого.
Клем все это время лишь наблюдала за бушеванием сестры и иногда кашляла. Подобное спокойствие было настолько не в характере Клементины, что Кеторин только диву давалась. Обычно она была тем человеком, которого слишком много. И то, что сейчас ее было слишком мало, не нравилось Кеторин. С громкой и грубоватой Клем было как-то спокойней, чем с тихой и подавленной.
— Ты сможешь идти? — спросила она, с сомнением поглядывая на распухшие и разодранные в мясо лодыжки сестры. Думать о том, что скрывается под балахоном не хотелось.
— Постараюсь, — выдохнула Клем и попыталась встать с кушетки, что получилось у нее с большим трудом. Пройти сама она не смогла, и Кеторин поспешила к ней на помощь, поднырнув сестре под руку и приняв на себя большую часть веса. Как жаль, что в этой лаборатории не было каталки.
Обходя осколки, она вывела Клем из разрушенного помещения. Не на это она надеялась, когда шла вызволять ее. Клем лишала ее мобильности: вместе с ней передвигаться по пустынным коридором незамеченными было крайне сложно.
Кеторин удачно миновала треть пути, сверяясь с корявой картой Коула, и уже поверила, что все получилось, и они выберутся из этой передряги, отделавшись малой кровью… Взвыла сирена. Противная такая, надрывная, режущая и по ушам, и по нервам.
Кеторин выругалась, осознавая, что ее простой план, похоже, рухнул и ей оставалось только гадать, что именно пошло не так.