За минувшие дни больница не сильно изменилась. А если быть точной, не изменилась совсем. В ней все еще кипела жизнь, хотя, пожалуй, это не совсем верное описание. В ней все еще плясали жизнь со смертью. Или же это была игра в футбол: мячом были чужие жизни, а команды на поле — болезнями и врачами. И вот они бегают по своему полю (больнице), пытаясь выиграть или хотя бы не проиграть бой.
Марта причмокнула губами, пробуя описание на вкус. Да, пожалуй оно ей нравилось. Ей нравилось описание, но не больница. Она ей совсем не нравилась.
Сидя на кресле возле регистратуры и наблюдая за тем, как мимо нее шныряют врачи, пациенты и посетители, она гадала, почему не догадалась позвонить бабушке еще на выходе из дома и не узнала номер палаты. Тогда бы ей не пришлось сидеть в живой очереди и ждать, пока одна единственная звонко говорящая медсестра, сидящая за стойкой, разберется со всеми, кто был в этой очереди еще до прихода Марты.
Откуда столько людей в больнице в выходной день?
Этот вопрос тоже не давал ей покоя, как и уйма других не менее важных.
Почему в регистратуре всего одна медсестра? Почему то и дело приходят другие и, вместо того, чтобы помочь, отвлекают ее еще больше, не давая очереди продвинутся и на йоту? Где взять терпения, чтобы выдержать эту пытку и не начать кричать? А если все-таки закричать, они начнут делать свою работу быстрее?
Здравый смысл подсказывал, что они назло будут двигаться как черепахи, а потом еще отойдут на чай, как только очередь дойдет до Марты. А ей всего-то и нужно что узнать кабинет врача и палату отца.
А что, если пролезть без очереди?
Но, смерив взглядом мамочку с ребенком, который рыдал навзрыд, и разгневанную бабульку, у который вот-вот пар из ушей пойдет, Марта решила подождать. Все же у нее терпения больше, чем у этих двоих. Да и желанием встретиться с отцом она не горела.
Марта задержала дыхание, медленно досчитала до десяти и вдохнула.
Когда мама еще была жива, несколько недель она увлекалась йогой и медитацией и даже таскала Марту вместе с собой на эти занятия. Говорила, что одной ей скучно очищать сознание от посторонних мыслей. Будучи ответственным ребенком, Марта посетила с ней все занятия, ответственно ничего не делая и лишь слушая в уголке, как правильно дышать. Конечно же Терры надолго не хватило и в итоге она сказала, что ей уютно в своей голове и вместе со всеми своими посторонними мыслями.
Так что о правильной технике дыхания для успокоения и концентрации Марта имела довольно посредственные знания, которые она могла описать в трех словах: «Надо дышать всегда!» — просто иногда глубоко, иногда медленно, а иногда быстро. Вот только дыхание не помогало ей успокоиться по-настоящему. Но создавало мнимое ощущение того, что она пыталась успокоится.
Медсестра из регистратуры кого-то позвала, и озлобленная бабулька поднялась с соседнего кресла и проковыляла к стойке, громко причитая, чтобы вся больница слышала, насколько тяжело ей живется. Марта смерила ее холодным взглядом и, откинувшись на спинку неудобного жесткого кресла, закрыла глаза.
— Мисс Рудбриг, — раздалось где-то прямо над ее ухом.
Марта распахнула глаза и посмотрела вверх. Что ж… эта встреча была ожидаема, но оттого не менее неприятна.
— Джек… — неуверенно протянула Марта, силясь вспомнить имя Мистера Улыбашки.
— Джон, — поправил санитар, казалось бы нисколько не расстроившись тому факту, что Марта не запомнила его имени.
— А-а-а… точно…
— Вы к отцу? — удивительно, но факт — Джон не улыбался, как в прошлый раз.
Не было ни малейшего намека на улыбку: ни на губах, ни в глазах. Это не могло не радовать. Его абсолютно ничего не выражающий взгляд был куда лучше, чем глуповатая улыбочка. Есть люди, которым просто не идет улыбка, и, как казалось Марте, Джон был именно из таких. Его улыбка делала похожим на дурочка.
Однако то, что в его взгляде не было и того разочарования, которым он наградил ее при прошлой встрече, немного огорчало. Ей казалось, она произвела достаточно сильное впечатление, чтобы задержаться в памяти чуть больше, чем на пару дней, но, похоже, ошиблась.
— Да. Его выписывают. Приехала забрать.
Коротко. Четко. По факту.
— Уже? — глаза мужчины округлились. — Вы уверены?
Марта кивнула. Похоже, не у нее одной такая скорая выписка отца вызывает сомнения.
Нахмурив брови, Джон развернулся и направился к стойке регистрации, в очередной раз отвлекая медсестру от своих прямых обязанностей. Они перекинулись парой фраз, после чего санитар вернулся к Марте.
— И правда: его уже выписывают, — подытожил он. — Пойдемте я провожу вас в его палату, врач сейчас там.
Марта взяла свою сумочку с соседнего кресла и поднялась на ноги. Не сказать, что она была счастлива компании Джона и предстоящей встрече с отцом, но и сидеть в ожидании неизвестного под аккомпанементом кричащего младенца и склочной бабушки ей не хотелось. Как говориться, из двух зол она выбрала меньшее — поплелась за Джоном по коридорам больницы, звонко цокая каблуками по гладкой плитке.
Больница святого Моисея не была большой, собственно, как и две другие больницы в городе. Один корпус, трехэтажное здание. Одиночная палата ее отца располагалась на втором этаже. О том, что палата одиночная, Марта узнала со слов Джона, который по какой-то неведомой причине решил, что это будет иметь для нее хоть какое-то значение. Вот только он ошибся. Марте было абсолютно все равно, была ли палата на одного или же ее отцу пришлось делить ее еще хоть с пятнадцатью смердящими пациентами, которые болтали, не переставая, и не замолкали даже ночью, продолжая храпящую симфонию. Возможно для ее отца это было бы даже полезно — спуститься на землю и побыть в компании обычных людей.
Вот только Мадам Рудбриг никогда бы подобного не позволила. Чтобы ее ребенок, потомок семьи Рудбриг, да лежал в палате с неизвестными людьми?
НИКОГДА.
Небось уже заплатила за его лечение из своего кармана с чувством выполненного материнского долга.
Санитар распахнул перед Мартой дверь и отошел в сторону, пропуская ее. Но Марта не спешила входить. Она сделала несколько глубоких вдохов, стараясь надышаться перед погружением. Похоже, проблема была не в «Особняке Рудбрига», а в самом Алистере Рудбриге.
Она расправила плечи. Еще один глубокий вдох и уверенный шаг.
— Ты, — единственное, чем удостоил ее отец, сидящий на больничной койке.
Марта коротко ему кивнула. Вот тебе и семейная идиллия в купе с долгожданным воссоединением.
— Мисс Рудбриг, — поприветствовал или же скорее засвидетельствовал ее присутствие врач, который сидел на стуле возле отцовской койки и делал какие-то пометки в медицинской карте.
Марта удостоила его точно таким же ничего не выражающим кивком и аккуратно опустилась на диванчик у стены. Джон в палату не вошел.
Врач, имя которого Марта не знала, и, если быть честной, узнавать не хотела, переговаривался с отцом, объясняя, какие таблетки пить, когда приходить на перевязку, сколько воздерживаться от алкоголя. Отец отвечал ему, задавал вопросы. Ну, а Марта, как истинно идеальная дочь, тихо молчала в уголочке.
Только вот причиной ее молчания было далеко не поддержание образа правильной дочери, а банальное нежелание начинать разговор с отцом. Как говорится: «Не буди лихо, пока оно тихо».
Но молчать ей было суждено недолго; вскоре врач поднялся и, со словами: «Скоро принесут документы на выписку и вы можете быть свободны», покинул палату.
— Надеюсь, ты принесла мне сменные вещи? — холодно отчеканил отец, стоило двери закрыться.
Марта ничего не сказала, только достала из своей сумки пакет с рубашкой и штанами и швырнула ему на кровать.
— А куртка? — спросил он, после того как проверил содержимое.
— В такси не замерзнешь, — копируя его манеру, ответила Марта.
Мужчина с легкостью откинул одеяло со своих ног и, с грацией, которой не мог обладать человек, недавно покинувший операционный стол, встал с кровати.
— Я так понимаю, ты уже в курсе? — поинтересовался он, расстегивая больничную сорочку.
— Чего конкретно? — Марта предполагала, о чем идет речь, но решила сыграть в игру «Простите, сэр, мне далеко до вашего интеллекта».
— Парень в подвале. Надеюсь, ты нашла его и он не умер за время моего отсутствия.
— Коул, — машинально поправила Марта.
— О-о-о… так он сказал тебе свое имя. И ты думаешь, оно настоящие?
Отец скинул сорочку, и перед Мартой предстали его перебинтованные предплечье и грудь.
— Сомневаюсь. Но оно всяко лучше, чем Оливер Кромвель, — хмыкнула она, пока отец разворачивал рубашку. Он слегка поморщился. Похоже, движения все же причиняли ему дискомфорт, а значит все было не так уж радужно.
— Оливер Кромвель, значит? — усмехнулся он, натягивая рукав на поврежденную конечность. — Похоже мальчик не лишен фантазии. Мне он представился сначала Питером-работником-банка, затем Сэмом-любителем-пускать-кровь, потом ударился в литературу и решил, что ему подойдет псевдоним Шарлотта Бронте… Ах, чуть не забыл! Еще был Томас-любитель-сладкой-ваты. Так что на твоей месте я бы не особо верил этому Коулу…
— Коулу-охотнику-на-ведьм, — подытожила Марта, не в силах больше слушать отцовских душевных излияний. — Как он вообще туда попал?
— Хм, с чего бы начать? — задумчиво протянул Алистер Рудбриг, сражаясь с пуговицами. — Сколько я уже в больнице?
— Сегодня воскресенье. Ты попал сюда в пятницу.
— Значит в прошлый понедельник, когда у меня как раз был выходной, он заявился к нам домой, представившись Питером-работником-банка. Было в нем нечто странное… даже не знаю… Ну с чего работнику банка вдруг приходить к нам домой? Я впустил его и предложил выпить чайку. Знаешь, тот самый, из маминых запасов от бессонницы? — Марта кивнула. — Отличная вещь! От него не засыпаешь мгновенно, но если уснешь, будешь спать беспробудным сном часов двадцать. Так вот, Питер-работник-банка нехотя согласился угоститься, и, пока мы сидели на кухне, он задавал мне глупые вопросы. Наверное пытался поддержать образ работника банка. Что-то вроде: «Пользуетесь ли вы кредитными картами?», «В скольких банках у вас открыты счета?» и всякая тому подобная чепуха. А потом начал расспрашивать меня про Терру. Кем она работала? Каким человеком была? Как хорошо я ее знал?
Он покончил с рубашкой и принялся за штаны. Все это время Марта внимательно слушала отца, даже удивляясь его чрезмерной откровенности.
— Ну, а после вопроса: «Вы уверены, что она вас ни в чем не обманывала?», мне надоел этот цирк, и я выгнал его взашей. А вы тем вечером…
— Мы с Мегги отправились на спектакль в Турпи. Мне подарила билеты Джослин. Сказала, что мне просто необходимо развеяться. А так как у меня даже нет парня, предложила взять сестру, — удивленно продолжила Марта. — Это был ты?
Отец кивнул.
— Этот парень и его странные вопросы выбили меня из колеи, и я решил послать вас куда подальше хотя бы на этот вечер. Чуяло мое сердце, что он что-то задумал. Собственно, чутье меня не подвело. Он явился спустя пару часов как вы уехали — с арбалетом наперевес. Не самое приятное зрелище, когда в твой дом врывается подобный псих. Собственно тогда-то он и представился Сэмом-любителем-пускать кровь…
Марта напрягла память, пытаясь вспомнить, что еще не так было в тот день. Что-то же заставило ее спуститься в отцовский подвал, о посещении которого она годами даже не помышляла.
Когда они вернулись, было уже сильно за полночь. Отец спал в своей комнате. В доме было темно, и Марту, которая была вымотана после поездки туда и обратно в соседний городок, нудное представление Щелкунчика, которое она видела уже не единожды, добило окончательно. Той ночью они буквально ввалились в дом и сразу же уснули вместе в спальне Мегги. Несколько часов за рулем сделали Марту не способной даже доползти до своей спальни.
А на утро… Не было никакого утра. Они проспали до обеда, и Мегги не пошла в школу. Когда они сонные выползли из спальни, отца уже не было, а дом был идеально чист.
— Собственно, случилась небольшая потасовка, — продолжил отец, вырывая ее из воспоминаний. — Я так понимаю, обувь ты тоже не принесла? Предлагаешь мне ехать на такси в больничных тапочках?
— Здесь должны быть твои старые вещи. Думаю, обувь особо не пострадала, — ответила ему Марта. — И как ты завалил этого бугая с арбалетом?
Марта все еще не могла поверить, что ее отец был в физическом плане сильнее вооруженного мужчины.
— Собственно никак, — пожал плечами Алистер и скривился от боли. — Помнишь, я напоил его маминым чаем? Так вот, в какой-то момент он просто уснул. А я, недолго думая, оттащил его в подвал и связал.
— А арбалет куда дел?
— Спрятал в одной из гостевых комнат, — пояснил отец. — Сходи узнай, где мои вещи, или купи мне ботинки. Я не поеду в этом домой.
Он поднял мягкий тапок, который «тапком» можно было назвать лишь условно, и помахал им в воздухе. Марта недовольно вздохнула, но, ничего не сказав, поднялась с дивана и направилась на поиски хоть какой-нибудь медсестры. Намеренно долгие поиски. Ей нужно было время, чтобы обдумать услышанное. К удаче Марты, на втором этаже больнице не оказалось ни одной медсестры.
Спускаясь по ступенькам обратно к регистратуре, она переваривала информацию. Факт того, что ее отец не был садистом, держащим людей в подвале из-за удовольствия, не мог не радовать. Но и то, что он тут же не вызвал полицию, а спрятал нападавшего, чести ему не делало. Это было глупо! И теперь нельзя просто сказать, что «мы просто защищались», учитывая, сколько всего произошло.
Марта остановилась у стойки, наблюдая за тем, как женщина с кричащим младенцем переговаривается с медсестрой.
— Вчерашний из парка в какой палате?
Марта повернула голову и посмотрела на двух санитаров, стоящих в каморке за стойкой.
— В 308, — ответил второй. — Чудик какой-то. Вроде уже пенсионер, а все с петардами играется, вот и доигрался. Повезло еще, что его вовремя нашли.
— Он в себя не приходил?
— Кортни из ночной говорит, что приходил: бредил, нес всякий вздор, а потом опять отключился…
— Девушка, вам что-то нужно? — звонко пропела медсестра за стойкой, вынуждая Марту переключить свое внимание.
— Да… Мой отец… Его сегодня выписывают. Он в… — она так и не узнала номер палаты. — В общем, на втором этаже лежит. Алистер Рудбриг. Я хотела бы забрать его вещи.
— А-а-а… Мистер Рудбриг. Да, конечно, сейчас принесу.
Медсестра подскочила и скрылась в той каморке, где стояли санитары, разговор которых Марта так и не дослушала до конца. Но что-то ей подсказывало, что стариком из парка был именно ее вчерашний охотник. Она даже не знала, радоваться ли ей тому факту, что мужчина оказался жив, или пойти в его палату и добить охотника наверняка. На всякий случай она постаралась запомнить номер палаты. Медсестра вернулась с аккуратно сложенной стопкой грязных перепачканных кровью и машинным маслом вещей и парой не менее грязных туфель и протянула их Марте.
Марта взяла туфли, а вещи запихнула в ближайшую мусорную корзину и поплелась обратно на второй этаж. На душе снова было неспокойно.
Она не знала, чего ожидать от охотника из парка: попытается ли он заявиться к ним домой или же подкараулить Мегги возле школы. А может после неудачной попытки они залягут на дно? В одном она была уверена точно — ни псих из парка, ни Коул, если сможет получить свободу, не пойдут в полицию. По крайней мере она надеялась на это.
Она вернулась в палату отца как раз вместе с лечащим врачом. Еще несколько рекомендаций, подписей и кивков — и вот они уже полностью свободны. Марту, конечно, все еще смущал вопрос такой скорой выписки, но она не могла отрицать того факта, что отец выглядел более чем хорошо. Он просто не выглядел больным. Цвет лица был куда ровнее, чем у нее самой. Создавалось впечатление, что это Марта попала в аварию, а Алистер Рудбриг неплохо отдохнул на местном курорте.
Они покинули больницу, но облегчения Марта не испытала. Скорее наоборот. Ей стало тяжелее. Когда их окружали люди, когда они разговаривали, ей было не так тяжело, как сидя на заднем сиденье такси, слушая легкие джазовые мотивы. Молчать рядом с ее отцом было поистине невыносимо. Наедине, в полной тишине, она ощущала, как начинает сгущаться пустота. Безграничная пустота там, где должен был быть семейный покой. И она ненавидела эту пустоту.
Пустоту, объяснить которую не могла, как бы ни хотела. Все, что было связано с ее отцом, не откликалось в ее душе ни малейшим трепетом. Словно там зияла пустая дыра.
Машина ехала медленно, каждая секунда растягивалась в вечность. Молчаливую вечность.
Марта сделала глубокий вдох и отвернулась к окну. Она знала, что отец чувствовал то же самое. Сколько она себя помнила, они все время балансировали на тонкой грани, с одной стороны которой была давящая пустота, с другой — сжигающая ярость, граничащая с ненавистью. Но какой-то особой причины для этого не было. Не было какого-то переломного момента, после которого их отношения стали такими.
Наверное это было их особенностью. По крайней мере, к такому заключению пришла Марта после многих лет жизни под одной крышей.
Такси остановилось возле их дома как раз в тот момент, когда Марте уже хотелось выть от гнетущей тишины. Всучив водителю купюры, она буквально вылетела из машины и, не став дожидаться отца, понеслась к калитке.
Но, вовремя опомнившись, остановилась, не дойдя лишь пару шагов.
Что, если отец не сможет преодолеть возведенный барьер? Ведь он был возведен ее кровью, и, если задуматься, кровь отца лишь отчасти была похожа на кровь Марты. Достаточно ли этого было, чтобы он, как и Мегги, попал под защиту купола?
Сейчас, стоя за его пределами, Марта четко видела его границы. Едва уловимое золотистое свечение. И еще ей определенно казалось, что ветер с той стороны купола был значительно тише. Ветви розовых кустов не шевелились, словно замерли, в то время как здесь, снаружи, ветер гонял упавшие листья по дорожкам, а оставшиеся срывал с веток.
Отец вышел из такси и поплелся к дому. Сейчас он выглядел немного хуже, чем в больнице. Похоже, дорога утомила его ничуть не меньше, чем Марту.
— Что стоишь, как статуя? Пошли быстрее. Мне холодно.
Он толкнул старую калитку, и та, поскрипывая, отворилась, давая Марте ответ на терзающий ее вопрос.
Марта поплелась за ним, плотно прикрыв калитку, не оставляя врагам ни малейшего шанса на вход. Последние дни были тяжелыми. Однако сколько еще таких же тяжелых дней ждало ее впереди?
Теперь у нее точно были две вещи — враги и сотни вопросов без ответа.
Стоило отцу только войти в дом, как на него тут же налетела Мегги, обвивая своими худенькими ручками его талию. Марта горько улыбнулась. Мегги не заботило то, что от ее действий отцу могло быть больно. Девочка стремилась ощутить тепло. Тепло родного человека, с возможной смертью которого она уже смирилась.
Морщась, Алистер Рудбриг опустился на колени и прижал к себе Мегги. Никто не проронил ни слова. Но Марте показалось, что в этот момент ей стало нечем дышать. Настолько разным было молчание. Тишина, окутавшая их, была идиллией. Идиллией, недоступной Марте. Им не нужны были слова, чтобы понять друг друга. На короткий миг они словно стали единым целым.
Глубоко вдохнув и стараясь не нарушить их покой, Марта разулась и поспешила на кухню.
К тому моменту как Алистер вошел на кухню, держа свою младшую дочь за руку, Марта уже успела заварить крепкий чай, поставить чайник на стол и как раз ополаскивала чашки после утреннего чаепития.
В последние дни кухня стала чем-то вроде оперативного штаба. Именно эта мысль появилась в голове Марты, пока она наблюдала, как отец и Мегги занимают свои обычные места у стола.
Она не сказала отцу о том, что раскрыла Мегги их семейную тайну, а теперь гадала, как преподнести ему эту новость… вместе со всеми остальными, не менее приятными.
Марта села за стол и налила себе чашечку крепкого чая. Хотя пожалуй в этот момент она была бы не прочь выпить что покрепче и разграбить отцовские коллекционные запасы.
Отец налил и себе чаю, а затем, выразительно изогнув брови, посмотрел на Марту.
— Как у вас дела, девочки?
Вполне наглядный намек. Жирный жест, что пора начинать говорить. Марта отхлебнула горячего чая, и тот обжег язык. Она чертыхнулась и, подскочив со стула, налила себе полный стакан воды, залпом осушив его. Затем наполнила еще один стакан и, не дав себе времени на раздумья, выпалила:
— Мне пришлось рассказать Мегги о магии.
Глаза Алистера Рудбрига округлились. Неверящим взглядом он смотрел на Марту и хлопал ресницами, затем медленно перевел взгляд на Мегги, а та кивнула в подтверждение слов Марты.
— О… — все что смог выдавить из себя Алистер Рудбриг.
— У меня не было выбора, — затараторила Марта. — Мы были в парке. На нас напали. Мегги… Мне нужно было применить силу, чтобы защитить ее. И она видела, как я использую магию. Мне пришлось рассказать…
— Успокойся. Я понял, — перебивая ее сбивчивую речь, Алистер поднял руки в примирительном жесте. Казалось, он еще не до конца осознал случившееся, но старался это сделать. — Расскажите мне все с самого начала.
И Марта рассказала. Все, как есть, начиная со звонка из полиции и заканчивая сегодняшним утром. Она сознательно умолчало о своих эмоциях, лишь пересказывала факты, стараясь их систематизировать, чтобы рассказ не был похож на бредни обезумевшей женщины. В те моменты, когда Марта рассказывала о Коуле, лицо Мегги удивленно вытягивалось. Но и здесь девушка постаралась обезличить свой рассказ, стерев ластиком страх и безысходность, которую испытывала в те моменты. Ни сестре, ни отцу не стоило знать о том, насколько сильно ее обескуражило все происходящие.
Когда она закончила, все, что Алистер Рудбриг смог сделать — это с суровым лицом и нахмуренными бровями протянуть сдавленное «О-о-о». Что ж, Марта и не ожидала от него всплеска эмоций. За эту составляющую в их семье обычно отвечала Мегги, которая в этот момент обескураженно молчала. Марте даже показалось, что она видела, как в маленькой головке ее сестры вращаются шестеренки, пока та пыталась переварить все услышанное.
— Он, наверное, голодный, — прерывая тишину, буркнула Мегги. — Уже обед.
— Ты права, Мегги. Скорее всего наш гость уже успел проголодаться, — вставил свое слово отец. — Да и неплохо было бы узнать, насколько он теперь благоволит нашей Марте.
Слово «гость» неприятно резануло по ушам. Коул не был их «гостем». Он был врагом и пленником, но никак не гостем.
— Налей ему чаю в термос и быстренько приготовь что-нибудь поесть. Пора навестить нашего друга.
Теперь еще и «друг». Марта скривилась и отвернулась к шкафчикам, ища на полках старый термос. Похоже, их отец старательно избегал называть вещи своими именами. Она перелила остатки чая в термос и быстро поджарила яичницу.
К ее немалому удивлению, отец зачем-то достал с полок деревянный резной поднос, который сам же подарил матери на какую-то из годовщин, и расставил на нем тарелку с яйцами, чашку и термос. Даже закрутил столовые приборы в салфетку, положив их рядом. Марте в тот момент показалось, что, если бы в их доме были свежие цветы, он бы непременно поставил бы их в вазочку на подносе. Едкий комментарий уже был готов сорваться с ее языка, но Марта сдержала порыв, лишь с толикой ехидства наблюдая за подносом в подрагивающих руках отца.
— Пошли уже, — буркнула она и, выхватив у отца поднос, понеслась в подвал. Оставив отцу объяснять Мегги, почему та не может пойти с ними.
Коул выглядел плохо. Еще хуже, чем вчера. Щетина отросла еще сильнее, а под глазами пролегли темные круги — такие же огромные, как и у самой Марты. В свете тусклой лампы его кожа казалась земленисто-желтой. Он смерил Марту безразличным взглядом и даже не удосужился встать с пола. Похоже, силы и вовсе покинули его.
Марта поставила поднос на стол и прислонилась к стене, ожидая отца. Она не решалась заговорить с Коулом. Просто не знала, что сказать ему после вчерашнего. Нет, ей не было жаль. Но она и не знала, насколько обширной теперь была ее власть над ним, а потому решила помолчать.
Наверху лестницы послышались размеренные шаги. Походка Алистера Рудбрига была жесткой и точной. Стук его туфель рикошетом отскакивал от стен. На последней ступени Алистер остановился, наткнувшись на невидимую преграду.
— Давно не виделись, добрый друг, — сердечно протянул он, и от его яркой улыбки у Марты задергался глаз.
— Мистер Рудбриг! — Коул слегка оживился. — Я думал, вы уже мертвы.
— Как видишь, все еще нет, — усмехнулся он, привалившись к стене. Отец больше не пытался пересечь границу тувротов. — Надеюсь ты не сильно расстроился?
Он принюхался.
— Чем тут так воняет?
Марта показала жестом на ведро в углу, и они перекинулись с отцом понимающими взглядами.
— Коул, я слышал, ты пытался придушить мою дочь? — его по-отечески добрый тон, которым он говорил только с Мегги, контрастировал с жуткими словами. — Я же говорил тебе не пытаться даже думать об этом. Но ты все равно попытался. Глупо конечно, но всем мужчинам свойственно совершать ошибки.
Коул вперил в него холодный озлобленный взгляд.
— Вы чокнутый псих! Псих, преклоняющийся перед ведьмами!
Глаза Алистера вспыхнули ненавистью. Образ наигранной доброты рухнул.
— Не смей так говорить о моей семье! — его голос обжигал льдом. — Я предупреждал тебя, мальчик, но похоже в твоей голове напрочь отсутствует здравый смысл. И не смотри на меня так. Я не твой друг и уж тем более не человек, которого нужно спасать. Преклоняюсь перед ведьмами? Пожалуй, ты прав, но я не просто преклоняюсь перед ними. Я их защищаю и, поверь мне, пойду на все, чтобы такие, как ты, не смогли и пальцем тронуть моих дочерей.
Марта ощутила, как от его слов по спине пробежал холодок. Что ж, вот он, Алистер Рудбриг, которого она хорошо знала. Человек, которого стояло бояться. И так уж повелось, что даже несмотря на их не самые теплые отношения, она все же принадлежала к тем людям, которых он защищал.
Марта усмехнулась. По тому, как Коул смотрел на ее отца, — с толикой страха и ненависти — стало понятно, что он перестал считать его жертвой жестоких обстоятельств или марионеткой в руках жестоких ведьм.
Но сейчас они пришли сюда не спорить и не угрожать пленнику. Марта преследовала лишь одну цель: ей нужно было понять, работало ли то, что она сделала вчера в порыве злости. Насколько силен был ее контроль над ним?
Марта вновь взяла поднос в руки и, подойдя к мужчине, поставила его ему на колени.
— Ешь.
Глаза мужчины остекленели. Его рука медленно потянулась к приборам. Марта видела, как его взгляд проясняется и как в нем замирает ужас. Ужас и непонимание. Левой рукой он схватился за правую, пытаясь остановить самого себя.
Марта схватила его за руки.
— Не сопротивляйся и просто поешь.
Коул тяжело дышал. Его волосы взмокли и прилипли ко лбу. Он смотрел на Марту с негодованием и неприкрытой ненавистью. Его взгляд пылал на бледном измученном лице. Он изо всех сил сопротивлялся нарастающему в нем желанию исполнить приказ.
Марта внимательно за ним следила, пытаясь понять, насколько силен ее контроль над ним. И пока ей казалось, что эта власть слаба. Или же он настолько силен, что мог сопротивляться ее силе.
Она предприняла еще одну попытку.
— Коул, ешь!
И он повиновался. Его взгляд не изменился, он так же сверлил ее. Но его рука медленно взяла ложку, и пленник уверенно начал есть. Марта выдохнула от облегчения. Даже если ее власть не была безграничной, он все же подчинялся ей. Возможно она сама еще была слаба, и оттого ее контроль был не полным.
Марта надеялась, что причина была в этом.
Пока Коул ел, они молчали. Марта не осмеливалась смотреть на отца, сосредоточившись на мужчине перед собой. Мужчине, который ненавидел ее всеми фибрами своей души. Эта ненависть по отношению к ней была для Марты в новинку. Коул послушно ел, а его взгляд без устали буравил девушку. Это не был взгляд сломленного человека. Скорее взгляд бойца, который при первой же возможности вцепится ей в глотку.
От такого взгляда у Марты по спине пробежал холодок. Коул пугал ее. Пугал до дрожи в коленях. И она не знала, как побороть этот страх. Поэтому старалась выдержать это давление. Не сломаться, не отвести взгляда. Наполнить его той же ненавистью, той же злобой. Если это и была игра, то только игра их сил воли.
И Марта не могла позволить себе проиграть. Ни сейчас, ни когда бы то ни было еще. И уж точно не ему.