— В дальнейшей жизни будет все иначе, — говорила она. — Пропадет все то, что делает этот мир таким, какой он есть сейчас. У нас появятся новые правила и формы жизни. Может быть, выйдет закон, запрещающий жить в домах, чтобы ни от кого не прятаться, понимаете?»
— Может быть, выйдет закон, чтобы всех девочек 17-ти лет обучали в школе здравому смыслу, — ввернул он, вставая с места.
— Там не будет никаких школ, — твердо возразила она. — Никого ничему учить не будут. Чтобы не вернуться к теперешнему состоянию.
— Ладно, — слегка усмехнулся он. — Из твоих уст все это звучит интересно. Жаль, что я не доживу, чтобы самому на это посмотреть. — Он замешкался, став плечом к раздвижной двери в столовую. Ему страшно хотелось сказать взрослое и саркастическое, и все же он боялся оказать ей, что он ее выслушал, что в его годы молодежь так не рассуждала.
— Если будут проблемы с латынью, — вымолвил он наконец. — Я буду рад помочь.
Она хихикнула, и ему стало неудобно.
— Я все равно готовлю уроки каждую ночь, — сказала она.
Воротясь в гостиную, он увидел, что народ продолжает веселиться, а возле фортепиано пели уже «Дом на пригорке», хозяйка дома глубоко увлечена серьезным разговором с высоким изящным мужчиной в синем костюме, тогда он отыскал отца девушки и сказал:
— У меня только что состоялся весьма интересный разговор с вашей дочерью.
— С Айлин? Где же она?
— В кухне. Она делает свою латынь.
— Gallia est omnia divisa in partes tres, — процитировал хозяин без выражения. — Я не забыл.
— Неординарная девочка.
Хозяин дома скорбно покачал головой.
— Современные детки, — буркнул он.