- Ну прости... ну погорячилась... - Поднялась и даже хотела его поцеловать открытым ртом. - Ну чего ты? Пусть у Светки поживет. Хоть неделю, блин... Чтоб мы соскучились. Я ее сама на руках на этаж подниму, лифт опять энергетики собираются отключать, Светка сказала.
- У нее там негде, - сквозь зубы выдавил Алексей Александрович.
- Как же негде? Двухкомнатная.
- А у нас трех!
- Но у нас мужчина подрастает. А она одна.
- У нее Вероника с дитем!
- Вероника с дитем? А что же у своего мужа-узбека не живет? Коттедж строят? Сколько он его будет строить? Он его будет строить всегда. А они будут жить у твоей сестры. И еще его туда пропишут...
Спорить с Брониславой - все равно что на ветру от спички прикуривать. В глаз искру вобьешь, а сигарету не зажжешь. К черту!
Алексей Александрович судорожно погладил сына по голове и пошел спать. Когда жена легла рядом, отвернулся. Но она не была бы победоносной Брониславой, если бы не возбудила его, все еще хмельного, на ночные дела, пусть и короткие... А где любовь, там и согласие...
"Как-нибудь само все образуется..." - подумал он, засыпая. Он никогда не любил свар... А возможно, просто-напросто трусом вырос, трусом, думая, что вырос брезгливым...
А еще одна идея Левушкина-Александрова состояла в том, что когда-нибудь на Земле люди, птицы, звери и рыбы начнут понимать друг друга. Уже сейчас сорока запоминает более тридцати слов, собака - десятка полтора. Лошади и свиньи умнее, чем мы про них думаем. А дельфины - и вовсе загадка с их скрипучим языком... И уже сейчас можно было бы попытаться составить будущий язык для Большого общения, учитывающий строение гортани птиц и зверей...
Утром проснулся от хохота. Жена визжит, сын Митя звонко хохочет, словно песик лает, - у них с Броней похожий смех, волнообразный.
- Что? - протирая глаза, спросил Алексей Александрович.
Броня, визжа, показала ему в сторону маминой спальни. Господи, что там? Что-то позорное совершила?..
Алексей Александрович заглянул в полусумрак маминой комнаты и с ужасом увидел: мать вся обвязана нитками и веревочками и притянута к стальным стойкам кровати.
- Как Гулливер! - смеялся мелкозубый сын. - Как Гулливер!..
Алексей Александрович быстро нагнулся и отвесил Митьке тяжелую оплеуху. Мальчик отлетел к двери и сполз на пол, Бронислава бросилась к нему и, оборачиваясь, зарычала:
- Не смей!..
- Это как вы смеете?!
- Ну, подурачился... Ты же сам ему говоришь - читай книги, не смотри телик. Вот он и прочел.
- Да ладно уж...- донесся до них тихий голос старухи. Она, наконец, поняла, почему не может подняться, лежала, кривя черный, беззубый рот. - Я не обижаюсь...
Как в дурном сне, Алексей Александрович принялся рвать нитки, схватил ножницы, освободил мать, обнял.
- Прости, мам.. Я этому щенку еще покажу! Наслушался здесь...
- Не надо, - попросила старуха. - Лучше помоги встать. - Качнувшись, поднялась, сделала два шага, и незамеченная нитка потянула с подоконника вазу - та, упав, покатилась по паркету.
Мальчик неуверенно засмеялся, глядя на свою мать. Алексей Александрович взял сына за уши и, пригнувшись, посмотрел ему в глаза. Тот невинно, как в такие минуты Броня, моргал и скалился.
- Смотри... - только и проскрипел отец и, быстро одевшись, поехал на работу.
17
От всего происшедшего он решился, наконец, на встречу с Белендеевым. Тот звонил уже раз семь, хотя давно мог бы взять и заглянуть в лабораторию к Левушкину-Александрову. Но Мишке-Солнцу, видимо, не хочется говорить при незнакомых людях.
Что ж, если гора не идет к Магомету... Алексей позвонил в обеденное время в Институт физики, в приемную академика Марьясова: может, снова кофе с коньяком пьют?..
Кофе с коньяком у начальства точно пили (так сообщила секретарша Кира), но Мишки-Солнца там не оказалось.
Позвонил Анне Муравьевой - та ответила, что Мишка только что доложил анекдот и отчалил. Алексей набрал номер Дома ученых - сказали, что иностранный гость с некоей дамой спустился в ресторан.
Идти, когда человек настроен развлекаться, не стоит. И Алексей Александрович долго стоял у входа в свой институт, как буриданов осел, не решаясь: в лесу покружить с полчаса (голова болела) или все же зайти в лабораторию, узнать, как там молодые сотрудники.
И в эту минуту запиликал в кармане сотовый. Алексей достал телефон, и голос Мишки в самое ухо произнес:
- Я рад был узнать, что ты спрашивал обо мне. Я уж подумал, боишься бебешников. Да мне ничего от тебя не нужно. Только посмотреть на новое поколение, якие вы нынче, и вспомнить, що в нас було... Приходи! Красавица, которая составит нам компанию, твоя давняя знакомая.
- Кто? - упало сердце у Алексея. Не Галя же Саврасова?
- О-о!.. Угадай! Имя ее носит ваша... наша гениальная поэтесса...
- Белла Денежкина? - пробормотал Алексей. Господи, ведь именно к ней когда-то с покойным Митей он шел в новогодний вечер, а попал... Может быть, сама судьба его сегодня сводит с ней, чтобы еще сильнее помучить угрызениями совести? Да и с Михаилом Ефимовичем можно будет обсудить какой-нибудь проект. Например, создание фильтров алюминиевого завода город гибнет от облаков фтора, сжигающего не то что легкие у людей - стекла домов, превращая их в пчелиные соты...
Белендеев и Белла Денежкина сидели в дальнем тихом углу ресторана, изредка освещаемые разноцветными иглами лазерного света. Оркестр придет позже, а пока что в двухэтажных колонках гитара вкрадчиво мяукает под тихий звук ударных.
- О! Уот из ит? - Мишка-Солнце, сняв с груди салфетку, поднялся, рывком протянул широкую ладошку в перстнях: - Майкл. - Неслышно рассмеялся, обнял Алексея обеими руками, припал, как к столбу. - Теперь меня так зовут... Но для вас я все тот же Миша... "Мишка-Мишка, где твоя улыбка?" И, отстранившись, кивнул в сторону стола. - Уперед!
- Здрасьте, - Алексей Александрович поздоровался с Беллой. Эта мосластая, с бледно-рыжими, завитыми в стружку волосами, в зеленом платье с огромным декольте и сверкающим крестом женщина не сразу напомнила ему ту певунью-девчонку, которую когда-то обожал университет. Но Алексей Александрович всегда жалел женщин и посему изобразил, может быть, неловко, мину восхищения: - Вы все такая же!
- О!.. - Белла переменилась в лице и стала действительно слегка похожа на себя прежнюю - зубы весело оскалила, ресницами заплескала. - А я боялась - узнает, не узнает?
Мишка-Солнце вскинул короткую руку, сверкнув дорогой запонкой, и щелкнул пальцами, подзывая официанта. Он выглядел до смешного самоуверенным, хотя и прежде, говорят, не страдал от скромности. Подошедшему парню-официанту, не глядя, буркнул:
- Месье, как сегодня креветки?
- Креветок нет, - отвечал уныло официант с вислым носом, слегка подыгрывая гостю. - Креветки вышли.
- В таком случае жареного угря, месье.
- Угорь кончился, сэр. - Официант потер ухо и добавил: - Есть палтус... баранина... есть...
- Баранину, баранину! - потер ладони Белендеев. - Наши бараны не болеют коровьим бешенством. И красного вина!
- Грузинского, молдавского? - спросил официант.
Белендеев глянул снизу вверх очень строго: