Доктор, приподняв очки, добродушно покосился на него.
- Ты чего буянишь? Или я вас заставляю лезть? Tы вообще-то не буянь! А то сейчас проверю по этой книжке, на тридцать глубин...
Суденко, побледнев, потянул из штанов рубаху.
- Я согласен! А ты согласен платить, как за глубоководный спуск?
- За барокамерные нс платят.
- А за Полынью будешь платить? За "Шторм"?
- Ладно, Жора. - Доктор стал собирать бумаги. - Я ведь деньги не плачу. Оформите все как надо, бухгалтерия выплатит.
Суденко понимал, что сорвался по-глупому, зло. В запальчивости перешел на "ты", хотя доктор намного старше. Правда, Иван Иваныч не особо обиделся на него и, проходя, из привязанности, хлопнул рукой по плечу. Остальные тоже повели себя так, словно не было этой дурацкой вспышки. Они были заняты тем, чтоб поскорей оформить стол. Один из водолазов "Агата" вспарывал банку консервированных сосисок, второй разливал вино. Ветер плясал в своей боксерской стойке, поторапливая остальных. Проявляя излишнее нетерпение, он, по обыкновению, лишь тормозил дело. Намечалась одна из встреч, довольно редких в море, чтоб ею пренебречь. Но Суденко не чувствовал радости, что собрались... Видно, приходит такое время, когда то, что сближало, уже не сближает, и простое удовольствие, которое испытываешь при виде старых товарищей, тут же заглушается неудобством, что ты им обязан тем, что знаешь их...
Бездумно смотрел, как из открытой барокамеры выходит дымящийся кислород... Что на него нашло? Он просто боялся рейса! Потому что одно дело, когда риск к чему-то приводит, и совсем другое, если без всякой пользы. Но разве это мало - достать людей? В их работе нечасто случается и это. Достать людей - ого! Только б получилось... Но то, что раньше осознавалось как цель, сейчас не оставляло в душе никакого чувства. Там, в душе, творился какой-то погром.
- Ну, резко! За встречу, за рейс!
- Повезло тебе, Ваня, что ты на "Агате".
- На "Кристалле"! Маслов отправляет с вами...
Вот оно что! Что ж, Ветер может быть полезен: заменит Гришу на телефоне. Да и как специалист...
- Юрка, - сказал старшина. - Лампу ты обещал, помнишь?
- Я слов не бросаю, бросаю...
- Юрик, лампочку! - Ветер замолотил руками воздух. -Неужели сотворил? Ах ты, Кулибин, греческая твоя головенка!..
Юрка, обычно вспыхивавший как спичка, не обиделся на Ветра. И не только потому, что на Ветра обижаться нельзя. Среди водолазов авторитет Ветра как технаря был высок. В порту, куда многих отправляли на зимний сезон, к Ветру выстраивалась очередь.
- Ты посерьезней, Ваня...
Ветер сел, обнял Суденко за плечи:
- Все, глухо.
Выпили, чокнувшись с Аннушкой, которая двумя руками, чтоб не пролить, держала целую мензурку - символически, она не пила. Вошли боцман Кутузов с Андрюхой.
- Садись, Кутуз! Ты уже как гость?
Аннушка, хоть и работала на "Агате", любила "Кристалл" и то, что Кутузов переходил на спасатель, оценивала как личную потерю.
- Сон плохой приснился, - сказал Кутузов, избегая прямого ответа. Видел суд, что меня судят. А рядом девушка сидит, удивляется: "Чего это все тебя защищают? Ведь ты же виноват!.." А я ей говорю: "Молчи! Не выдавай, если знаешь..." Тогда она посмотрела - вот так, и говорит, вся в слезах: "Валентин! Как ты похудел!"
- Ну, еще кое-что есть, - Аннушка ущипнула боцмана за толстую ляжку. Тебя, если приодеть, повесить галстук...
- Жена тоже говорит: "Может, тебе шляпу купить?" Зачем? Есть чем трусики прикрыть, и ладно.
- "Кутузов", отваливай! - закричали на палубе.
- Это катер, однофамилец. - Боцман печально позвенел ключами. - Попал, Анна, к пацанам. Даже девчонки их бросили.
Суденко посмотрел в иллюминатор: там, закрыв бухту, двигался на талях бот. Куда-то они опять уезжали.
- Поедешь? - спросил Ильин. - Есть место свободное.
- Куда?
- Леха пропал, за ним. Еще Вовяна надо взять на "Ванцетти".
Он бы с ними поехал: хотелось развеяться, от всего отойти. Но что-то сдерживало, какое-то неотложное дело. Внезапно вспомнил: Маша! Еще с утра собирался к ней подъехать, мозги ему зашибло... Оставил больного человека на целый день! Посмотрел на часы: девять вечера. Сейчас поймает Федоса - и в устье. Открыл дверь и не поверил глазам: причала не было, огни поселка виделись вдалеке. Вокруг плескалась вода. Величко, крутясь на плавучей бочке, брал на скобу трос, который потравливал Ильин... Ничего себе! Сидел в посту и не заметил, как отошли. Теперь без шлюпки не обойтись. Все валилось из рук, рушилось сегодня.
Вернулся в надстройку.
Повар Дюдькин, припорошенный углем и освеженный туманом, сидел на комингсе камбуза, распаковывая ящик с продуктами. Эти продукты повар так рассматривал, словно не имел понятия, что с ними делать. Механики готовили к отходу машину, прогоняя двигатели на холостом ходу. Когда они меняли реверс, внутри машины слышался гидравлический удар. В рулевой подбирали карты, проверяли приборы. Все было готово к рейсу, порядок был во всем. И в чистейшем коридоре пролег на линолеуме рифленый след трощиловских ботинок куда-то он прошел.
Сверху спустился Сара с последним известием:
- Шаров объезжает пароходы. Свернул на взрывоопасники.
- Что-то он долго ездит.
- Видно, не в настроении. Данилыч поедет его брать как председатель судкома.
- Слушай, от "Гельмы" было что-нибудь?
- Кокорин запрашивал несколько раз: ищет... Да! - вспомнил он. Девчонку нашу нашли...
- Кто тебе сказал?
- Передали в диспетчерскую с "Полярника", рейдового катера. Опознали на нем.
- А куда она ехала?
- Катается полчаса, - ответил Сара. - Старшину катера, старика, чуть не хватил удар из-за нее...
Суденко вдруг испытал облегчение... Машу обнаружили, значит, привезут. Хуже было бы, если б он это сделал сам. Но тут же возникло какое-то сожаление. Чего она бросила дом? Зачем куда-то поехала? Может, подождать ее здесь? У "Полярника" - последний рейс, вернется к полночи. А они в полночь отходят. Искать "Полярник" на рейде? Где его там найдешь? Но там все может быть. А что здесь сидеть? Надо ехать!
- Юрка! Придержи бот...
- Не спеши. Еще Катя гладит.
Наконец поднялась Катя. Раскрасневшаяся от глажения, сдувая волосы с круглых щек, она протянула Кутузову большой копытообразный утюг: