Держа мальчика на руках, старшина то засыпал, то пробуждался, забывая о том, что думал до этого. С поста Юрка не подавал голос: молчал, догадываясь, что происходит. Посмотрел на Гришу, еще колеблясь, как поступить, и увидел, что тот засовывает под ремень запасной костюм.
15
Уже в рейсе разоружили станцию, протерли спиртом--ректификатом водолазные костюмы. Костюмы раскачивались за барокамерой, скребя подошвами по палубе, похожие сейчас на своих хозяев, которые еле волочили ноги. Ветер так устал, что боксировал со сном. Не лучше был Ковшеваров - ходил, придерживаясь за стенки. Но хуже всех выглядел Ильин. Было заметно, что Ильин приложился к рюмке, нарушив неписаное правило товарищества. Спиртное на него сильно действовало, как на непьющего. Все это было чревато извержением слов, невыносимой болтливостью, которой Юрка отличался в подпитии. Тем не менее традиционное застолье, из-за которого старшина вышел, не было отсрочено. И ничто не могло погасить какого-то удовлетворения, что работа закончилась именно так, а не иначе.
- За что будем пить?
Гришин вопрос вызвал некоторое замешательство.
"Шторм" отпадал на сегодня, его не следовало произно,сить. За Машу выпили в прошлый раз. "Волна", хоть и обеспечила подъем, для тоста не годилась. А что оставалось еще?
- Давайте за пацана, пацана...
Все посмотрели на старшину.
- Ну, что ж...
Суденко с усилием проглотил спирт. Провел ладонью по вспотевшему лбу и, видя, что на него продолжают смотреть, сказал, усмехнувшись:
- Теперь одна горькая пошла...
Эти слова отчего-то разжалобили Ильина.
- Кому мы, глубоководники, нужны? - заговорил он. - На ледоколах за сон ордена получают, за сон. А нас, думаете, похвалят? Но я не такой, что меня можно так... Придем - расчет в две недели! Меня Лазарыч давно приглашает, старшина речников. Они на Каме электростанцию обслуживают. Лазарыч сказал: "Когда перестану с бабами гулять, приезжай! Отдам тебе старшинство".
- А сколько Лазарычу?
- Шестьдесят! Отбабился, все.
- Не говори, - возразил Ковшеваров. - У теперешних стариков все свадьбы только начинаются после шестидесяти. А у старух зубы вырастают. Так что тебе старшинства на Каме еще лет двадцать ждать.
- А кто тебе сказал, что я жду? Может, я не жду, жду... - Ильин неряшливо выпил, разлив спиртное. - Не говори "муж", не говори, но о здоровье сынульки могла сообщить! - перенесся он на жену. - Я вообще самый молчаливый, - плел он, - но не немой. И я не могу молчать, когда нет письма, письма...
Ветер, сочувствуя, обнял его.
- Может, есть? Ты все посмотрел?
- Смотрел, смотрел...
- Хочешь, я тебе напишу? - предложил Гриша.
Ильин рассвирепел.
- Кто ты такой, чтоб перебивать! Думаешь, слазил в воду и водолаз? Такому, как ты, только картошку в погребе перебирать... Сказать, чего тебя старшина взял?
- Скажи.
- Потому что ты все потерял! У тебя глаза замороженные...
Он больно ударил этими словами Гришу. Притом несправедливо, ни за что. Ведь мальчика как раз оставил Ковшеваров, а не Ильин. А если б полез Юрка? Вряд ли сейчас он бы распускал слюни насчет сынульки... Даже Ветер, прощавший Ильину все, с осуждением отвернулся.
Старшина ответил:
- Я взял Гришу потому, что доверяю ему больше, чем тебе.
- Вот ты старшина такой... Я могу за тебя жизнь отдать! - Он ударил себя в грудь. - А ты хоть слово... - голос его прервался, - хоть слово ласковое сказал?
- Интересно! Ты распоясался, нахамил всем. За что же нам тебя благодарить?
- Я не про себя, про себя... Или я не прав, деревня? А если я говорю, так вы знаете, кто я! Но если мне говорят: уйди! - то я, конечно, уйду, уйду...
- Кто ж тебя гонит. Сиди.
Ильин, обиженный, притих.
Сегодня старшина мог их сравнить, Юрку и Гришу, и преимущество первого было для него неоспоримо. Ковшеваров спокоен, надежен. Но эта его надежность на пределе сил больше объяснялась человеческими, чем профессиональными качествами. А теперь море изменилось, и в той прорве, где опять лежал "Шторм", у Суденко был первый товарищ вот этот - Ильин.
Пришел Кокорин с неожиданной вестью, которую знали все, кроме водолазов: им предлагали следовать домой, отправив в поселок самолетом Ильина и отчет о работе.
- А почему не в Маресале?
- Дорога в поселок закрыта зыбью... - И добавил, отворачивая глаза: Команду благодарят за работу. Никаких претензий нет.
Ветер спросил:
- А как же я?
- Насчет тебя не сказано. Думаю так: если полетит Ильин, то ты будешь зачислен в команду "Кристалла". Полетят еще двое: боцман и Вовян. - Кокорин посмотрел на Суденко: - Ты успеешь сделать отчет к Хейса?
- Не успею.
- Почему?
- Мне нужно еще отсидеть часов пять в барокамере.
- Я не понимаю! То ты говоришь, что надо подниматься сутки. А тут сидишь, выпиваешь и говоришь, что... Отчет необходимо выслать, пойми!
- Сядь, Виктор, - сказал старшина.
Кокорин сел.
Сейчас он находился между двух огней: Маресале и Неупокоевыми островами. Да и Полынья, разделявшая их, не представляла идеальное место для прогулки. Но чем лучше бесславный уход, который им предлагали взамен?
- Написание отчета потребует времени, - сказал старшина. - Ведь я не могу просто так, с бухты-барахты.
- А водолаза отправить можно?