- Пост слушает.
- Старшина, ты? Становимся...
- Добро.
- "Добро"! Выйди на палубу, посмотри!
- Иду.
Становились на совесть.
Носовой якорь прочно держался за грунт. Боцман дал цепи широко провиснуть, чтоб служила противовесом при порыве ветра. Кокорин слышал, что в Полынье страшен не постоянный ветер, а внезапный ветряной всплеск, вроде завитушки в атмосфере. В этом смысле ему было видней. Но удачнее всего выбрано само место, под защитой островка. Прямой, как перст, он был слегка искривлен течением. В сущности, они стояли в крохотном ковшике, вполне достаточном, чтоб укрыть маленькое суденышко. Заметить такую бухточку с моря мог зоркий глаз. Кокорин признался, что ее указал Просеков. Выводя прогулять Дика, тыцнул, по обыкновению, в карту: "Здесь". А Кокорин не обиделся на подсказку и был молодец. От постановки судна зависело многое.
- Тут, на отмели, лежит какая-то дрянь: по фигуре корзина или сундук, сообщил Кокорин. - Больше гидролокатор ничего не показывает. Отмель чистенькая, хоть гуляй босиком.
- Глубину каньона установили?
- Прострелили ультразвуком почти до пролива. Ни одной щели: отбивает течение.
- Сколько до него?
- Всего семьдесят.
"Всего"! На этой глубине им уже запрещалось работать на воздушной смеси. Да и неизвестно еще, там ли течение. Судовые локаторы, эхолоты в морях неточны: их импульсы отражались от разных слоев воды, от скоплений микроорганизмов. Эхолот мог принять за течение что угодно.
- Прострелили черту?
- Туда опасно идти.
- Тебе нельзя на судне подойти. А как же мне?
Кокорин, прочищая проволочкой трубку, наклонил свою длинную красную шею и произнес:
- Ведь договаривались насчет косы.
- Это пожелание или приказ?
- Какой еще приказ! - испугался Кокорин. Помолчал, и лицо у него стало грустное: - Жаль девушки! Очень красивая...
- А остальных не жаль?
- Женщин жальче.
Чувствуя, что сейчас Кокорин задаст свой коронный вопрос о пузырях, Суденко нетерпеливо взялся за ручку двери.
- Акустика что-то выдает. В телефоне какие-то удары.
- Какие удары?
- Сам не знаю.
- Ты, Виктор, не знаешь, и я не знаю. А мне в воду лезть.
- Решай сам.
Ильин с Ковшеваровым обернулись.
- Что он говорил? - спросил Юрка.
- Какие-то удары в акустике.
- Какие удары?
- Они сами не знают.
- Мореплаватели! - вскипел Копшеваров. - Им только одно положь: деньги... - И пошел распространяться на эту тему.
Ковшеваров, как водолаз третьего класса, зарабатывал гораздо меньше Суденко и Ильина. Но эта его жадность к деньгам могла быть и врожденной: ее бережно передавали в крестьянских семьях вместе с плугом и тощей лошаденкой. А еще меньше, чем на деньги, Ковшеварову повезло на жизнь. Построив три дома на земле, он так ни в одном и не пожил. Вернулся опять на подводный флот, но этот долгий перерыв засчитывался ему как минус. Любой перерыв дает о себе знать. Особенно при спусках на большие глубины. По инструкции без тщательной проверки старшина не имел права допустить его к погружениям. Значит, Ковшеваров для страховки не подходил.
- Ты, Гриша, про деньги думай, но и про лампу не забывай.
- Счас сробим.
- Русское "счас" - целый час.
- А он не русский, - уколол Ковшеварова Ильин.
- Мать украинка, отец белорус, - обиделся Гриша. - Кто же я?
- Вот именно!
- Русский я, - стоял он на своем. - Можешь по паспорту проверить.
- Разве в вашем сельпо паспорты выдают?
Обмениваясь шуточками, они обрезали деформированный кусок провода, закрепили кабель в патроне. Ильин изготовил подушку из пробки, и ее обмотали вокруг стабилизатора медной проволокой. Потом, просверлив дырки по обводу рефлектора, сделали щиток. Он был не предусмотрен по стандарту, но необходим. Юрка почистил отражатель бензином и освежил вазелином. Лампа засверкала и так, без электричества.
Ковшеваров, отмотав кабель с катушки, отнес лампу к борту и окунул.*
* Подводные лампы дают очень сильный накал и быстро перегорают на воздухе. Вода служит им естественным охладителем.
- Горит, - сказал он, возвращаясь.
- Надолго ли?
- Если она перегорит, перегорит... - Ильин угрожающе посмотрел на свое отражение в рефлекторе, - то я знаю, как ее починить.