- Чего так?
- Захожу домой, не был около года. Сын уроки делает, даже не поднял головы. Теща вяжет. Жена пробежала на кухню: "Садись завтракать". А ночью не пустила к себе: "Еще сделаешь что, а мне расхлебывай"... Ну, я ничего не сказал, а когда уходил, взял транзистор и швырнул об стенку, чтоб не орал.
- Что разбил, Ваня? - поинтересовался токарь "Агата".
- "Ригу".
- А у меня к ней как раз запчастей нет...
- Приходи, дам.
- Хорошо! - обрадовался он.
Подлипный, протягивая руку, спросил:
- Ну что, добился своего?
Смотрел он с таким приготовленным выражением, словно ожидал услышать нечто очень забавное. Суденко, понимая, что серьезно отвечать нельзя, сказал:
- Условие было насчет "Полярных зорь"? Теперь будет повод.
- Вот это - другое дело!.. Слушай, тут Ильин просится к нам. Я не против. А Ветер не против к вам. Идешь на обмен?
- Меняешь Ветра на Ильина?
- А что Ветер? Букашка... Полез раз, метров на пятьдесят. Вылез весь в крови, в соплях...
Юрка, в куртке, с чемоданом, стоял на трапе. Тряс руку Ковшеварову. Они вроде прощались... Ильин некрасиво повел себя, согласившись на предложение Маслова втихаря, за его спиной. А сейчас уходил, совершая предательство: ведь он был завтра необходим.
- А со мной, - спросил старшина, - не хочешь подержаться за ручку?
Ильин сунул руку, покраснев:
- Не забывай про меня, меня...
- В поход собрался? К турецким берегам?.. - И вдруг потянул к себе: -Да ты же помрешь без меня, без Гриши!..
Ильин, притихнув, роняя слезы, молчал. Суденко прибавил голос:
- Иди в каюту!
Ильин, поколебавшись, сунулся с чемоданчиком обратно.
Подлипный начал торопить своих, чтоб пересаживались в шлюпку. Принялись искать дневальную. Суденко вспомнил, что видел Аннушку на камбузе. Она стояла возле плит, глядя в иллюминатор, на Маресале.
- Анна, зовут.
- Картошка сварилась, сейчас закипит суп, - ответила она, не оборачиваясь. И сказала, вздрогнув спиной: - Гриша на баяне не доиграл...
- Не переживай, Анна! Мы тебя женим.
- Орлы, время! - кричал Подлипный.
В последний момент кто-то схватил Филимона, ползавшего по спинам людей в шлюпке, и швырнул на причал. Взлаяв от огорчения, Филя не пошел на "Кристалл", а потрухал по угольной дороге в поселок.
- Кричите из пузыря!
- Идите к черту...
Уехали.
Величко крикнул Суденко, что скоро освободится: пора было в устье, за Машей. Старшина спустился к Данилычу, чтоб сделать распоряжение. Зашел в эту каюту впервые, где электромеханик жил с мотористами. Данилыч лежал среди переборок, заклеенных красотками, маленький, в беретике с "антенной" и облегающем детском свитерке и широких штанах с раздутыми карманами.
Как только увидел Суденко, тихо, без слова поднялся, хотел идти.
- Лежи, Данилыч. Просто проведать... Как у тебя с напряжением?
- Без берегового - голодно, - ответил он. - Но колокол будет ходить.
- Надо запускать компрессор. Сегодня море с брызгами.
- Уже взяли воздух. Еще утром.
- Добро.
Видя его, потерянного, с потухшими глазами, старшина не решился сразу уйти. Повторил пословицу, прилипшую к языку:
- Не переживай, Данилыч! Мы тебя женим, на молодой...
Ответил серьезно:
- Была у меня подруга, жили пять лет. Работящая, но пила. После ужина с пяти часов, как ляжет, так и не поднимается до утра. Я с ней ничего не мог сделать. Потом говорю: "Знаешь, подруга, давай разведемся!" - и развелись.
- Правильно сделал.
- Она такая женщина, понимала жизнь... - сказал он изменившимся голосом. - Только пропащая была. Вот на коленки становился перед ней..
- Вспоминаешь?
Он нахмурился, вынул из карманов кулаки:
- Любви нет, только уважение...
По дороге открыл дверь в каюту механиков. Там продолжался бесконечный спор:
- Ты про "Сирену" говоришь?