Сердце Поли болезненно сжалось, так изменилась за три дня старуха. Кожа ее приобрела цвет старого пергамента, нос вдруг заострился, под глазами набрякли синяки, губы едва выделялись двумя бледными голубоватыми полосками. Блузка сегодня выглядела неестественно белой и яркой, зато сама Софья Павловна за дни болезни потеряла все краски, лишь темные глаза лихорадочно блестели, пронзительные, молодые, неистовые.
–Нельзя сказать, что хорошо знаю, – Поля рассеянно изучала горсть цветных таблеток в розетке и высокий стакан с водой. – Раза три встречались, всего-то.
–Первые впечатления самые верные, – отрезала Софья Павловна, – Потом они смазываются, вмешивается голова, и сердце уже молчит.
Поля не нашлась, что возразить. Софья Павловна сварливо велела переставить стул так, чтоб она могла видеть Полино лицо. Мол, не собирается она беседовать с Полиным рыжим затылком. И ждать долго тоже не собирается, или Поля забыла условия контракта? Вдруг онемела? На нее столбняк напал?
Софья Павловна уже десять минут ждет ответа на простенький вопрос, и это возмутительно!
–Понимаете, – осторожно начала Поля, – очень трудно судить о человеке по двум-трем встречам…
–Глупости, – перебила старуха. И резко спросила: – Она тебе нравится? И не врать мне!
–Нет.
–Почему?
–Мы… слишком разные.
–Это не ответ.
–Она… балованная, любимая дочь, внучка и сестра, а я… нищая.
–Аполлинария, мы договаривались, что ничего кроме правды я от тебя не услышу!
–Но это ведь тоже правда, – вяло запротестовала Поля.
–Иная правда хуже любой лжи, – ядовито отрезала старуха. – Пустые слова, за ними ничего нет!
–Видите ли, – краснея как пион, пролепетала Поля, – я просто не знаю, что сказать. Лена мне показалась недоброй и… эгоистичной, но я ведь могу ошибаться!
–Все мы эгоисты в той или иной степени, – проворчала старуха. – Это нормально. Лучше скажи, вы с ней на вечеринке не ссорились?
–Нет, – удивилась Поля. – Ни разу.
–Может, ты где дорожку ей перебежала?
–Разве я могу? И потом – наши дорожки не пересекаются.
–Мальчики на вечере были?
–Да, конечно, и Леша тоже.
–Назови остальных.
–Ну… Игорь Скуратов, Лева Шульман…
–Еврей наверняка, – пренебрежительно хмыкнула Софья Павловна.
–Он хороший, – заступилась Поля. – Стихи пишет.
–Кто еще?
–Иван, фамилии я не знаю. И Саша Карелин, Лешин друг.
–С кем Ленка танцевала?
–Со всеми, по-моему. Ну, кроме Левы Шульмана.
–Все-таки моя порода, – одобрительно пробормотала Софья Павловна, всматриваясь в смущенное Полино лицо. Поправила перстень – он то и дело сваливался с похудевшего пальца – и спросила:
–Ленка сама кого-нибудь приглашала?
–Игоря, – Поля вдруг опустила ресницы. – И Сашу, кажется. Карелина.
–Эти двое с тобой танцевали?
–Д-да.
–Карелина знаю как облупленного, а вот Игорь… кто таков?
–Он тоже с Лешей учится, – неуверенно сказала Поля. – И подрабатывает журналистом в местной газете.
–Вспомнила, – удовлетворенно кивнула старуха. – Красавчик-москвич! Ленка в него года три как влюблена. Как Лешка в дом привел, так сразу.
–Правда? – убито прошептала Поля.
Софья Павловна рассмеялась и нажала кнопку на пульте. Спинка кровати поползла вверх, старуха сбросила подушки на пол и села. Погрозила Поле пальцем и снова скрипуче засмеялась, девушку передернуло.
–Смотри-ка, – пробормотала задумчиво Софья Павловна, медленно отпивая воду, – Ленка-то в мою породу удалась, не в чужую, тут я ошиблась, и слава богу. – Она кисло улыбнулась. – Ишь, бороться пытается, планы строит, людишками живыми дорожку через болото мостит, чтоб ножки не замочить, вылитая я в ее возрасте…
–Вы… о чем? – испуганно спросила Поля.
Ей вдруг показалось, что старуха сошла с ума и нужно срочно звать Марию Ивановну или Лену, пусть Кирсанова бабушку и не очень любит, но помочь-то обязана.
–Так, детка, так. Древние воспоминания перетираю.
Софья Павловна встряхнула головой, и Поля удивленно отметила, что старуха будто помолодела мгновенно. Глаза сияют, на скулах румянец играет, губы порозовели, волосы блестят, плечи развернуты… Не верилось, что полчаса назад, Софья Павловна вызывала лишь жалость.
Поля по ее приказу принесла с лоджии вазу с цветами и водрузила на стол, потеснив лекарства. Шире распахнула окно и поставила в музыкальный центр диск со старыми песнями, Вертинский, кажется. Включила увлажнитель воздуха – забавный комнатный фонтан, точная имитация какого-то старинного фонтана в Павловске, по словам старухи.
Поля сидела на подоконнике и украдкой следила за Софьей Павловной. Она, прикрыв морщинистые веки, с видимым наслаждением слушала музыку, непостижимая как сфинкс. Изредка что-то бормотала и мечтательно улыбалась.
Диск закончился, и Софья Павловна очень трезво взглянула на свою юную компаньонку. Поманила скрюченным сухим пальцем и, когда Поля подошла, сухо сказала:
–Думаю, завтра я тебя еще увижу, Аполлинария.