Эй!
Господа!
Любители
святотатств,
преступлений,
боен, —
а самое страшное
видели —
лицо мое,
когда
я
абсолютно спокоен?
(с) Владимир Маяковский «Облако в штанах»
— Давай ещё раз… — Бальтазар попытался выговорить это как можно спокойнее, но на последнем слове его голос дрогнул. Тяжелый сапог короля придавливал к полу испещрённый многочисленными трещинами магический камень, который жалобно мерцал в полумраке тронного зала, будто предчувствуя свой скорый конец.
Весь покрытый шрамами, уже ставший неправильной формы из-за многочисленных травм язык нервно слизывал с края губ кровь невезучей поварихи Марты, попавшей сегодня под горячую руку. Во второй половине дня у Бальтазара вдруг резко испортилось настроение. Мужчина будто предчувствовал, что-то не так.
Злоба и раздражение росли с каждым часом, пихаясь в становившейся всё теснее и теснее черепной коробке Бальтазара, чтобы наконец с яростью выломать прутья их не долгосрочной тюрьмы и испробовать всю свою мощь на так не вовремя подвернувшуюся Марту. Одну из немногочисленных обитательниц замка, чья стряпня и спровоцировала срыв.
С бранью пригвоздив несчастную старушку к земле, Бальтазар начал яростно наносить удары по голове женщины железной миской — всю остальную посуду царь уже давно перебил. Бедная жертва, пытаясь закрыть лицо полными, бледными руками, нечленораздельно вопила на весь дворец и прилежащую к нему местность что-то о пятерых внуках и больном муже, но всё тщетно. Спустя минуту после того, как даже машинальные всхлипы пожилой дамы утихли, оставив лишь влажный звук приземления металлической посуды в густую кровавую гущу, Бальтазар остановился. Месиво. Кости, кровь, раздавленные глазные яблоки, мозги, остатки супа — в душе будто что-то всколыхнулось при виде этой до боли знакомой картины.
Металлический запах врезался в нос. В мозгу будто что-то высвободилось на мгновение, заставив короля зажмуриться и вцепиться руками в давно не чёсанные и не стриженные космы. Нет, он не будет это вспоминать. Он больше не будет вспоминать что-либо. Он больше не будет думать. От этого одни проблемы. Он думал до этого. Он был думающим человеком. Он мыслил. Умел мыслить. Но эти мысли не находили выхода наружу, в реальный, материальный мир. Словно ходящий по кругу человек эти мысли протаптывали его мозг, превращались в единообразное пюре, которое не было съедено и благополучно сгнило, став очагом возникновения расползавшейся по всему разуму плесени безумия. По этому маленькому, тесному разуму… Ей стало тесно. Ей нужно было больше места. Дворец. Королевство. Мир!
Всё это теперь не материальное. Всё это теперь часть мыслей. Хаотичных. Не настоящих. Их новая среда обитания давно утрамбовала всякий здравый смысл и рассудок в самые дальние закоулки разума Бальтазара — этой маленькой, сломанной клетки, из которой тянутся гигантские корни всего этого кошмара, высасывающего из окружающего мира все соки, которая теперь уже ничего не значила. Точно так же не значили ничего эти… Люди. Нет, это не люди. Это иллюзия. Не живые существа, не отдельные личности с их историей, мыслями, детством, родителями, предками… Это груши для битья, которые он не раз рвал на части в своём воображении, начиная с подросткового возраста. После каждого такого «сеанса» они таяли, как облачко. Они и сейчас таят… Исчезают… Правда, теперь это не такой уж и легкий процесс… Но вкусный.
Но вот эта дрянь, которая, как всегда, стоит сейчас и смотрит на взбешенного правителя невозмутимыми глазами на искалеченном трещинами лице, уж точно пропадёт за одну секунду, если не станет отвечать за свои действия.
Бальтазар ещё раз глубоко вздохнул и продолжил:
— Давай ещё раз: какого чёрта ты мне ничего не сказал. — Сапог угрожающе медленно постучал подошвой по камню. Внутренний советник не обратил на это внимание.
— А вы спрашивали? — Дух поднял брови.
Бальтазар почти до белизны закусил нижнюю губу и, силясь не сорваться, слегка надавил на камень. По нему тут же поползла новая трещина, как и по сложенным рукам советника, но последний, опять же, даже не шелохнулся.
— Что вы хотите от меня услышать?
— Ты тут в дурака не играй, друг мой сердешный, а отвечай коротко и по совести — ты на чьей стороне, гадина?!
— Ни на чьей, мой господин.
— Ни на чьей? Тыщу лет королям в ноги кланялся, и ни на чьей?
— А разве надо мне кланяться? Я лежал у них в руках, мирно и спокойно, совершенно так же, как и до того лежал бесчисленное количество времени в недрах скал, слушая поток горной реки, рассказывавший истории людей. Многих-многих людей. И так — год за годом, я научился вас понимать и даже, как вы это неправильно трактуете, «предсказывать будущее».
— Нет, подожди, — Бальтазар наморщил нос, — то есть всё вот это вот, что ты каждому королю втирал — это всё фуфло? Угадывание?
— И вовсе не угадывание, господин. Это точное предугадывание того, что скорее всего случится с человеком в будущем, с учётом его качеств, манеры поведения, отношения к нему людей и определённых событий и факторов, в том числе и родословной. Знаете, на чём строилось предсказание для ваших родителей?
Бальтазар промолчал, глядя на собеседника внимательными глазами.
— Начнём с общего: ваш двенадцати-пра дед был великим реформатором в начале своего пути. Он был талантлив во многих науках, увлекался философией, искусством, и вообще был крайне разносторонней личностью. Однако во время одного из военных походов он попал под влияние одного монаха, который внушил молодому королю, что всё, что он делает — противно человеческому естеству. Вернувшись домой, ваш предок сжёг все свои многочисленные записи, чертежи и книги и ужесточил порядки в стране. Первым наследником этих неординарных способностей стал ваш настоящий отец — брат прошлого короля, казнённый его же подданными за распространение «ереси», как они это называли. Предсказуемый конец. А ведь его предупреждали, что не стоит торопиться с преобразованиями — и я, и ваш наставник, Зигмунд.
— А они были знакомы? — Глупый вопрос, но Бальтазар задал его.
— Очень поверхностно. За всю жизнь пересекались от силы несколько раз. Времена тогда были не слишком спокойные, вы, должно быть, знаете. У вашего деда была очень насыщенная личная жизнь и достаточно неординарные взаимоотношения. Они поженились в юном возрасте, потом король влюбился в одну из фрейлин и отослал наскучившую жену с двумя малолетними сыновьями в дальние имения. Фрейлина впоследствии родила королю нескольких детей, которые, однако, умерли в раннем возрасте. Затем из-за болезни умерла и сама женщина. После этого король заводил ещё несколько романов, но в конце концов решил возвратиться к своей всё ещё законной жене детям.
— Н-да, хоть повести пиши. — Сухо усмехнулся Бальтазар.
— Печально, что с Зигмундом они толком-то так и не пообщались. Кто знает, может быть, имея в сообщниках его рассудительный ум, пылающее сердце новатора и привело бы эту страну к промышленному расцвету. Хотя… С вами-то вот как получилось в итоге.
— Слушай, можно ближе к делу, а?
— Так вот. Очень быстро я пришёл к выводу о том, что, скорее всего, ребёнок вашей матери и отчима тоже унаследует недюжинный талант, либо же королева, явно разочарованная в своём благоверном, не устоит перед его братом и уже они, с большей вероятностью, породят гения. Как вы знаете, произошло в итоге второе. Своим он будет или не своим — ребёнок будет воспитываться, с наибольшей вероятностью, в семье короля и королевы. Совсем скоро к общей неприязни знати и короля должен был прибавиться и прибавилось в итоге страх, что произошедший в провинции, где ваш отец пытался провести модернизацию, коллапс может повториться и уже в более крупных масштабах. Для вашей же матери вы, по понятным причинам, тоже стояли поперёк горла. Совершенно не удивительно, что такие родители запрут неугодного ребёнка в его одиночестве, заставят его разъедать самого себя изнутри, пока, в конечном итоге, это не приведёт к сумасшествию.
— Я не псих!!!
— Но!.. Всё, что я когда-либо говорил обращавшимся ко мне королям — это не определённая дорога судьбы. Это то, что может произойти при определённом поведении человека, но это всё поправимо, только если он сам захочет измениться…
— Очень мило, спасибо за очередную мораль…
— Кстати, а не припоминаете ли вы ВАШ прогноз?
— Вот только давай без этого!
— Вы же помните?
— Ну… Допустим…
— И что там было?
Бальтазар, закутавшись в грязную мантию, словно в тёплое одеяло, после секундных раздумий начал:
— Ваш… Мой маленький… Маленький мирок не будет знать внешнего вмешательства долгие годы, пока…
— Пока?
Бальтазар нервно выдохнул носом.
— … Пока моё же прошлое меня не свергнет.
Пальцы вцепились в подлокотники трона.
На какое-то время король замолк, то ли дожидаясь каких-нибудь слов от Советника, то ли вовсе впав в транс, но в конце концов он резко выпрямился и в упор уставился на ненавистное полупрозрачное существо налитыми кровью глазами.
Мог ли он остаться с Зигмундом и "держать оборону"? Мог ли он с самого начала переместиться в замок и всех порешить? Мог… Но не стал. Это было бы опрометчиво. С самого начала он понимал, что надо подготовить почву. Почву, чтобы уже потом никто даже и не подумал ему противостоять.
Да, мама, ты была права — они все глупы, и в этом-то вся фишка. Надо было их всех убедить, что он — и есть то потустороннее и страшное, чего они так сильно боятся.
Надо было выждать момент.
Он стоит за поворотом в одном из коридоров замка. Слушает стражников. Говорят, что генерал — самый разумный из них, его не получилось бы ввергнуть в суеверный ужас, — уезжает на длительный срок к дальней границе. Это ему на руку. Можно сдаваться.
Будто по заказу приехали гвардейцы из столицы, которые, воодушевлённые тем, что им не придётся конфликтовать с кем-то вроде Зигмунда, спокойно повязали безоружного Бальтазара и повезли домой. Безоружного… О-о, как они ошибались. Вместо какого-нибудь пресловутого меча, дротика или стреляющего железного обрубка он несёт во дворец оружие в сорок раз страшнее.
Он несёт его в своей крови, осталось только выделить его. И в этом принцу поможет престарелый служака Франс. Дряхлый, сгорбленный и еле держащийся на ногах пятидесятилетний мужик, отец троих детей, в числе которых была и Адруна. Собственно, это единственное его достижение за всю его жизнь.
Сидя на полу темницы в сыром подземелье с каналами на руках, Бальтазар отчасти совершенно не удивился, когда увидел, что еду ему доставило это скрючившееся и еле волочащее ноги существо, вместо крепкого охранника, на котором официально и лежит эта обязанность. Сторожевые псы в этом замке оказались ещё ленивее, чем можно было представить. Наверняка, не желая отрываться от излюбленной игры в карты, подкупили старика волшебной бражечкой и вот теперь преданная собачонка выполняет за них эту не хитрую работу.
Франс был просто подарком судьбы. Мало того, что он даже и не думал осматривать заключённого, ногти на руках которого под действием раствора сильно удлинились и начали отслаиваться с пальцев, позволяя использовать себя в качестве неплохой такой отмычки, так ещё и Бальтазар прекрасно понимал, что прайдоха с пропитым разумом поддастся суеверному страху даже больше, чем недалёкий стражник. И вот, три дня ожидания — и всё готово.
Взломанные кандалы лежат за спиной. Бальтазар, не двигаясь, терпеливо ждёт и наблюдает в своей обычной позе смиренного узника, как трясущийся пьяница, еле волочащий костлявые ноги, плетётся с четвертью буханки хлеба и кружкой воды к боковой стене. Приковыляв к пункту назначения, он неуклюже бросает паёк на пол (примерно в метре с половиной от принца) и уже собирается уходить, как вдруг пленник с рыком бросается на него и прижимает когтистыми лапами к каменной кладке.
Полные ужаса глаза старика уставились в приобрётшие из-за того же раствора какой-то дикий, животный блеск глазищи принца.
— Слушай сюда, падаль, — Прозвучал в тишине хриплый, зловещий голос. — Слушай, и запоминай, если жизнь дорога. Если проболтаешься… Что ж, твоё дело.
И сказал Бальтазар ему сделать следующее — пойти на кухню в строго отведённое время, забрать оттуда специи с уксусом, нож, блюдце и огниво и пронести всё это под своим толстым пуховым камзолом сюда. После того, как он всё принесёт, ключ старику было велено куда-нибудь потерять (в огонь кинуть. в реку — не важно) и спокойно идти по своим делам. И Франс справился с заданием, как не удивительно. Всё-таки ставка на отрезвляющую силу страха оказалась верной.
По поводу того. Что из-за потерянного ключа может начаться переполох, юноша вообще не волновался, так как точно знал, что его не будет. Один раз так уже было — потеряли ключ от темницы, где сидел человек. Всё думали стражники «Потом найдём, потом найдём» — да благополучно и забыли об этом. А через месяц вспомнили, вскрыли дверь — а там уже полуразложившийся труп с ободранными об стену пальцами. Так вот.
А король с королевой? Они спокойны, ещё неделю (а именно столько оставалось до отъезда Бальтазара) о нём вспоминать не будут. Глупые, они ведь вообще не были в курсе, что прямо за стеной камеры есть потайной ход, заложенный уже обветшалой каменной кладкой, за которым была ещё одна дверь-обманка в виде монолитной стены, а уже за ней протянулись знакомые принцу тайные коридоры замка.
Туда-то он и отправился, зажимая порезанную руку, из которой сочилась содержащая в себе главный компонент для виновника будущего веселья кровь, как только заветное вещество было выведено рядом нехитрых манипуляций в мелкой посудине.
Потом он нашёл Адруну. Перепуганная внезапным появлением пробредшего воистину устрашающий вид Бальтазара она без всяких пререканий забрала чашу с ядом и, под чутким наблюдением сидевшего в укрытии Бальтазара, вылила это в ужин членов королевской семьи. Правда, убедить её помог не только дьявольская внешность принца. Друна была первой, на чьём лице отразился ужас, который Бальтазар немногим после будет видеть очень часто. Она первая, кто увидела. Как прямо по руке принца пляшут мелкие голубые молнии. Это тогда была ещё не перчатка. То были мелкие датчики на пальцах, но эффект они на пару с ударом невысокого напряжения произвели на девушку отменный. Она даже не задумываясь выполнила указание.
От свидетелей он избавился быстро. Друне накинул на шею ремень и, выждав момент, когда девушка перестала двигаться, отнёс её в пустующую комнату для прислуги, накинул на шею заранее заготовленную петлю и заодно ещё украсил тело царапинами и придуманными на ходу знаками.
Словно во сне Бальтазар наблюдал, как уже практически не принадлежащие ему руки уродуют то, что когда-то было девочкой Адруной. И словно во сне в голове всё было серо и беззвучно.
С Франсом вообще получилось просто идеально. Сначала Бальтазар рассчитывал. что узревший художества принца старик перепугается и проглотит язык, но на деле когда Франс увидел изуродованную дочь, он просто схватился за сердце и отправился к праотцам.
Но это мелочи.
Яд в тарелках братьев и матери — уж кому-кому, а отвлечь её более важными делами хотя бы на время не помешает.
Тарелки на столе.
Приятного аппетита, родные.
Бальтазар взглянул на Советника.
— Ну, и что? Что с этого-то? Говори! Что молчишь?! Чего ты мне сейчас опять мозги всем этим промываешь, а? На кой чёрт мне всё это нужно?! Мировоззрение, воспитание… Обладателей этого мировоззрения и воспитания мухи уже давным-давно пожрали, вороны, опарыши — нету их! Десять лет! Десять! Десять, мать вашу, лет я пялюсь, как баран на новые ворота, в эту каменную харю, которая несёт из раза в раз этот до боли в висках «таи-и-инственный и интригующий» бред! Что?! Что ты хочешь, чтобы я сказал?! Что я кретин?! Что я полная дрянь?! Я и говорю! ДА!!!
Бальтазар за секунду оказался перед собеседником и вцепился до побелевших костяшек в практически неощутимую одежду.
— Я тварь! Я мерзость, подлец, лицемерный эгоист, который терпеть не может всё на белом свете! Я така-а-ая гнида, которую ещё поискать надо!!!
Алые струйки из продавленной нестриженными ногтями плоти плавно стекали по длинному одеянию Советника, тело которого становилось словно размоченное мыло, склизкие куски которого сочились сквозь пальцы короля.
— Но знаешь что? Знаешь? Ничего я не буду менять, понял? Ни-че-го! Хоть выжри мне всю голову своими мудрёными нотациями — плевать! Мне плевать на тебя, мне плевать на них — пусть хоть все перегрызутся, всё равно! Я не сдамся им, понимаешь? Не сдамся из принципа! Потому что я лучше сдохну где-нибудь в самой грязной, тёмной и зловонной дыре в этом замке, захлебнувшись спьяну собственной блевотиной, чем дам посадить этим слащавым выродкам меня на плаху и вновь запеть ту же самую песню, что и раньше! «Посмотрите! Посмотрите, мы так счастливы в своём розовом королевстве! Всё так хорошо!» — да ничерта не хорошо! Ты сам сказал: мои родители — два тупоголовых инфантила, и пока будут жить пригретцы этой сволочной системы, которою я не смог добить из-за этого поганого договора, эти идиоты будут плодиться и плодиться! Именно поэтому я уничтожу их сегодня же! Всех, до одного! И эти голоса утихнут! Моё прошлое заткнётся!
— Это не они! — Пробулькало что-то под толстым слоем скользкой массы, похожей расплавленный жир. — Вспомните! Вы знаете, о чём я говорю!
— Всё знаю! Всё я знаю! Не знаешь ничего! Молчи!
— Бальтазар, тот мальчик — это..!
— Да заткнись ты..!
После этих слов сапок упал на камень и тот со звоном разлетелся. Мгновение спустя исчезло и видение…
Тишина. Тишина. Полная. Даже эхо, как показалось, не было. Будто все звуки, весь мир вокруг взял и «выключился». Остался лишь он, Бальтазар. Совсем один в кромешной тьме зала. Мрак ещё никогда не казался королю таким зловещим, всепоглощающим и живым. Живым…
Нечто мелькало перед глазами… Нечто такое, что впечатлительное сознание вылепливало из тьмы. Вот они — неслышно ходят, бегают, скачут, летают, скалятся, разевая дыры ртов и смотрят, смотрят, смотрят… Почему они тут? Съесть его? Нет, примитивно.
Только что оборвалась последняя ниточка, связывавшая мужчину с реальностью. Больше ничего не держало его на плаву и он пошёл ко дну. Оказался в полной власти безбрежного океана хаоса и сумасшествия, медленно опускается всё глубже и глубже в его тёмные, словно мрак самой бесконечной и непознаваемой вселенной, воды, чтобы наконец-то, даже, возможно, и не заметив этого, достигнуть дна и лежать там. Лежать, лежать и лежать тысячами, миллионами лет, потеряв счёт времени, ощущая на себе бесчисленное количество невидимых взглядов.
Нет! Нет!!! Это бред! Это не по-настоящему! В реальном мире нет места всем этим бредовым фантазиям. Хотя… А реален ли он? Кто сказал, что безумие не может стать настолько безграничным, чтобы выйти из своего заточения внутри человеческой черепной коробки? Так, нет, всё! Хватит! Надо просто подумать о чём-то хорошем и всё это исчезнет! Да! Точно! О чём-то хорошем!
И Бальтазар начал думать. Словно врывшись в холодные, скользкие и воняющие кислятиной внутренности вздувшегося от разложения трупа, король начал копаться в своём разуме в поисках хоть чего-то светлого. И он нашёл.
Медленно-медленно в черноте начал возникать плавно покачивавшийся, словно пламя свечи от лёгкого ветерка, родной и любимый образ.
Такая же, как и когда-то. Простенькое платье, тугая коса до пояса, глаза стеснительно направлены в пол… Как же прекрасно.
Будто в неком блаженном танце похожая на поверхность воды, по которой идёт светлая от солнца рябь, фигура меняла позы, кружилась вокруг своей оси и неизменно улыбалась. Бальтазар разглядел это, пусть и не сразу из-за «текучей» природы этого сказочного существа.
Но сказочный сон продолжался не долго. Воплощение мечты стало медленно, не перебирая при этом ногами, отдаляться назад. Бальтазар поддался вперёд. Всё его существо было просто не способно отпустить этот райский мираж.
Фигура отдалилась ещё сильнее. Бальтазар, уже почти не моргая, сделал несколько несмелых шагов. Наконец, образ максимально близко приблизился к чёрной дыре дверного проёма и стал медленно растворяться в темноте. Бальтазар выкрикнул что-то невнятное и тут же скатился по ступенькам с возвышенности, на которой стоял трон, и шмякнулся на пол.
Буквально сразу после этого король с ужасом рывком поднялся на руках. Да, образ исчез…
Бальтазар за мгновение оказался на ногах и побежал так быстро, как не бегал даже в свои десять лет, когда его два старших брата-акробата чисто ради смеха спустили на мальчика свору охотничьих псов на их очередной семейной вылазке на природу…
Он бежал по тёмным коридорам, вбегал в пустые залы, оглядывал каждый сантиметр вокруг. Всё, абсолютно всё: пол, стены, колонны, потолок — всё будто слилось в один огромный серый камены, одну большую, однородную массу, какое часто бывает с древними строениями. Всё превратилось в холодный, бесцветный камень, который то и дело отражал тысячным эхом миллионы голосов и звуков.
— Бальтазар? Красивое имя, а я…
— Поймать-то поймал, да вот тока не добил!
— Ах, ну ничего! Не расстраивайся! К зеркалу подойди, улыбнись широко-широко и скажи…
— …Ты отстанешь от меня?..
— Роль третьего плана…
— …Может, уже наконец-то пора задуматься над тем, чтобы перестать быть обузой?..
— Слушай, а ты и впрямь..?
— … достал! Всех! …
— …иной раз жертва сама виновата в своих мучениях!
Руки резко впёрлись во что-то твёрдое и через секунду Бальтазар чуть не врезался в стену. Король резко поднял голову и тут же отпрянул. На него смотрело взъерошенное, грязное, неопределённого возраста существо с вытаращенными глазами с красными белками. Понадобилось несколько мучительно долгих секунд, чтобы парализованный от страха Бальтазар наконец-то осознал, что это он сам. Он смотрит в зеркало. Последнее в замке.
Тут же из головы исчезли и голоса, и призрачные образы, и в принципе всё на свете. Мужчина с интересом разглядывал собственное отражение. Уже прилично отросшие вместе с бородой неухоженные волосы торчали во все стороны и были похожи на один большой, грязный, воняющий, сальный куст. Через эти дебри редко проглядывала покрытая раздражением из-за уже давно прекратившихся водных процедур короля кожа. И это дебильное выражение лица — только оно осталось прежним… Кажется, именно из-за ненависти к нависшему над одним из полузакрытых глаз веку и постоянно приоткрытому рту из-за неразвитых мышц около подбородка Бальтазар и перебил все зеркала когда-то. Хотя… Нет, причина была другая… Совсем не эта.
Какому-то давно забытому сну подняться из самой пучины непроглядного болота разума Бальтазара помешала резкая боль в боку. Да, король и раньше ощущал её, он часто начинает бессознательно ощупывать своё тело и часто натыкается на мелкие впадины на своём торсе. Но только сейчас, глядя на себя со стороны, правитель смог невольно вернуться назад, в тот самый злополучный день.
Он, в одних тонких штанах, стоит голыми ступнями на колючем снеге, а к нему с гордым видом шагает обвешанный шкурами, держа в руках огромную дубину. Вот он, достойный член своей общины! Главный девиз: традиции, почёт, честь и благосостояние семьи — вот венец всего сущего. И ради этого он готов был продать своего единственного ребёнка на растерзание престарелому извращенцу.
— Ты обесчестил мою дочь, щенок. — Шипел мужик сквозь зубы, словно готовая, как только цепь больше не будет её сдерживать, броситься на кролика собака. — Жалеешь ли ты об этом?
Бальтазар — юный, наивный романтик — тогда задумался. Скажет «нет» — покажется легкомысленным подлецом, скажет «да» — окажется трусом.
И он ответил:
— Я люблю её, господин. На этом всё.
Мужчина сжал губы, нахмурил брови и спустя мгновение тяжеленая дубина врезалась в рёбра принца, перемалывая их в труху. Он пытался подняться, он пытался показать, что он стойкий, что он готов бороться за свои чувства, но в конце концов тело просто перестало его слушать. Из-за сломанных костей и порванных мышц юноша оказался запечатан в лежачем положении. Когда же дубина была занесена, казалось, в последний раз, нежные руки подхватили измождённое тело. Пусть он этого, конечно, и не помнит, но Бальтазар был уверен, что так тепло и мирно он себя не ощущал даже в объятиях родной матери, будучи младенцем.
На короткий промежуток времени парень всё-таки смог приоткрыть глаза. Отец его возлюбленной с секунду находился в замешательстве, но после он раздраженно махнул рукой и, пробормотав что-то вроде «Даже трогать тебя противно, дрянь», что было адресовано не лежавшему на снегу Бальтазару, ушёл.
Потом уйдёт и она… Навсегда. Или… Нет. Нет, что-то было. Что-то было после этого, но король это забыл. Надо… Да чёрт подери! Ничего не надо! Ничего!
Бальтазар со всего маху треснул по стеклу и оно разлетелось, после чего находившийся в очередном припадке царь нажал добивать руками лежавшие на полу осколки
Пошло всё к дьяволу! Дворец, Советник, родители, Жолдыз — вся эта хренова жизнь! Вся эта до треска в мозгу сложная, тошнотворная жизнь, которая сейчас заставляла его как никогда чувствовать духоту и тесноту собственного тела. Он стирал руки об пол, «вгрызался» в кожу на лице острыми когтями перчатки, срывал с себя одежду и рвал волосы на голове, выдирая целые клоки чуть ли не с мясом. Бальтазар как никогда хотел избавиться от этого потного, тяжелого и мерзкой клетки и наконец-то дать выход чему-то огромному и бешеному, чтобы оно разнесло всё вокруг, заполнило весь мир и каждую душу чудовищным рёвом, превратить само мироздание в труху.
По коже обильно потекло что-то влажное, дарящее прохладу и мало-мальски приводящий в сознание. В воздухе возник металлический запах. Бальтазар издал протяжный, измождённый стон и завалился на бок без чувств.
Естественно, в таком состоянии он не услышал подошедших к дверному проёму главнокомандующего и двух мальчишек-солдатиков — единственных добровольцев для столь рискованной операции. Это был тот самый момент, которого они ждали. Король беззащитен.
— Помните план? — Обратился, сурово нахмурив седые брови, уже пожилой вояка на двух цыплят с ружьями в дрожащих руках, которые хотя и пытались не выдавать себя, но стук их зубов был как никогда отчётливо слышен в воцарившейся тишине. Да, они боятся, как и все солдаты. В их глазах это падшее до всех вообразимых низов существо — бог, которой может убить их в любой момент. Единственный способ спастись — беспрекословное, фанатичное подчинение.
Именно так и работает животный страх, и генерал понимал это. А ещё он, человек, на глазах которого это животное выросло, понимал, что правитель не представляет из себя ничего сверхъестественного и всеми силами пытался убедить в том же других.
Сегодня же настал момент истины. Генерал был не из тех людей, которые слепо ждут помощи от счастливчиков из «Ковчега». Он привык добиваться результата своими силами. Предыдущие несколько покушений окончились неудачей, и их зачинатель и по совместительству главный исполнитель просто чудом не попадался в те моменты королю на глаза. В противном случае — он бы сейчас здесь не стоял. Определённо.
Но теперь он был уверен, он чувствовал, что эта попытка будет успешной. Пусть даже изначальный план действий, заключавшийся в том, чтобы подлить Бальтазару в еду лошадиную дозу снотворного и заставить его отключиться, не сработал, но сейчас правитель находился в полном беспамятстве. Можно действовать.
Как же всё-таки сильно в людях желание увидеть страдание врага как можно ближе… Узреть вживую каждый мускул на перекошенном в ужасе и страхе выражении лица. Эта жажда посмотреть в последний раз в глаза свинье, погубившей всё королевство, и подвело генерала. Он настолько сильно хотел того, чтобы этот слизняк в свои последние мгновения увидел его, человека, у которого безумец на троне отнял почти всё, что можно и лично пожелать этой твари гореть в аду, что не пожелал выстрелить сразу издалека. Нет, он направился прямиком к Бальтазару.
Тихо-тихо, почти не касаясь ногами пола, мужчина подкрался к свернувшемуся в клубок королю и посмотрел на последнего. На мгновение в душе главнокомандующего что-то ёкнуло. Оно и понятно, этот парень ведь вырос на его глазах. Сколько лет он невольно наблюдал со своего поста за вечно одинокой фигурой, бесцельно бродившей по королевскому саду, и, чего греха таить, в глубине чёрствой солдатской души сопереживал этому недопонятому ребёнку. В их семейные дела мужчина никогда не лез — это, всё-таки, не в его компетенции, да и не его это в принципе дело, — но он надеялся, искренне надеялся, что этот мальчик сможет выстоять и, пусть даже и не в этой семье и не в этой стране, но сможет найти себя и стать просто хорошим, порядочным человеком.
Тем не менее, воспоминания о повредившейся рассудком жене, голодных детях и больном внуке вернули генерала в печальную реальность. Того мальчика уже дано нет. Есть только ненасытное животное в человеческом облике. И оно должно умереть.
— Подавись собственной кровью, нелюдь. — Генерал занёс нож и…
Два солдата, стоявшие всё это время в дверях, даже не сразу поняли, что произошло. Бальтазар резко рванулся вверх и застыл на уровне шеи генерала, который тут же шарахнулся назад, вскинул руки, выронив нож, и с выпученными глазами издал хриплый рокот, будто пытаясь что-то закричать. В обе стороны что-то брызнуло. Несчастный мужчина, метаясь из стороны в сторону на подгибающихся ногах, вцепился пальцами в космы безумца и изо всех сил пытался оторвать Бальтазара от себя, при этом не переставая издавать нечеловеческие звуки, похожие на истошный вой умирающего в муках зверя. В последнюю секунду главнокомандующий всё-таки смог вспомнить про висевший на поясе пистолет, выхватил его, прицелился, но тут король так же резко метнулся в сторону и пуля попала прямиком в единственный глаз генерала. Истекая кровью из искалеченной шеи и пустой глазницы, мужчина тяжело рухнул на пол, а Бальтазар лишь выплюнул на пол вырванную трахею и направил взгляд на мальчиков. Этот взгляд пробирал до костей. Тёмные зрачки, вцеплялись острыми, тонкими иглами в грудь, под кожу. Не безумный, не бешеный, спокойный. Всё в его руках — вселенная, время, все судьбы человеческие. Ему не ведом страх. Его ни что не возьмёт.
У одного из парней сдали нервы, и он, не прицелившись, без разбору шмальнул в сторону Бальтазара. Короля спас случай — несорванная железная пластина, совершенно невидимая в темноте, в которую и попал снаряд. Пусть в этом и не было ничего сверхъестественного, но двум солдатикам этого было достаточно. Его не взяла пуля. Его вообще ни что не возьмёт.
Близ Бальтазара, словно порождения тьмы, вызванные своим повелителем на бой, стали плясать устремлявшиеся от пола к самому потолку белые разряды, которых с каждым мгновением становилось всё больше, больше и больше. И несчастные парни, душа, разум и тело которых было насквозь пропитано первобытным, сводящим с ума ужасом, еле успели исчезнуть из дверного проёма и из того коридора вовсе, прежде чем огненная завеса, помчавшаяся на них, не вырвалась из помещения, «царапая» сотнями маленьких и больших молний близлежащее пространство, словно когтистая лапа кота, залезшая в мышиную нору.
А Бальтазар всё наблюдал и наблюдал за бесчисленными белыми полосами, которые словно тысячи находящихся в неком демоническом экстазе беснующихся тел вращают вокруг него хороводы с адскими плясками. Как же хорошо и свободно… Он не боится. Он не сожалеет. Он готов.