Почти сразу после схода на твердую землю Орландо затерялся в толпе, а Агний остался с Искури, которая быстрым шагом вела куда-то своего маленького друга и попутно, казалось, что-то с пристрастием говорила своим немного грубоватым для молодой женщины голосом, но мальчик её практически не слышал.
Признаться честно, Агний, хоть и вырос в не самой благоприятной для этого обстановке, был достаточно умным мальчиком и был склонен к познанию и даже систематизированию всего, что наблюдал вокруг себя. К этому относилось в том числе и поведение людей. В таверне, в гостиной, в общем зале, в колхозе — везде, где Агний только успел поработать за свою сравнительно короткую жизнь, он не переставал наблюдать, и это впоследствии ему очень даже помогало. Благодаря таким вот наблюдениям, люди в той или иной окрестности превращались уже не в хаотично двигающиеся точки, а в части вполне упорядоченной системы. Всё-таки мы все люди и психология у нас одна на всех, просто в разных местах и в разном обществе она у его членов склонена в разные стороны, надо лишь найти нужный «ключик» и вуаля! Ты уже практически свободно можешь предугадать действия того или иного человека, и чувствуешь ты себя в принципе более уверенно.
А здесь — полная неразбериха. Никакой слаженности и четкости, просто бурлящий поток, так и норовящий смести бедного мальчика и утащить с собой в какие-то неведомые дали. Именно это и заставляло его сжимать твердую руку Искури в толстой кожаной перчатке всё сильнее и сильнее, как спасительную веточку дряхлого кустика. Как вдруг девушка с громким возгласом «Имир!!!», который, казалось, переглушил все на свете, рванулась куда-то в глубь толпы и Агний случайно упустил её ладонь, оставшись один на один с городской стихией.
— Имир, вот так рас! Ты что так далеко от дома делаешь, а?
— Спрашиваешь. — Рослый молодой человек сдул с чуть загорелого на жарком солнце лица непослушную русую прядь и, освободив предплечья от крепкой хватки морячки, поднял с каменной мостовой нечто накрытое куском белой простыни. Этим «чем-то» оказалась серебряная клетка с пестрой экзотической птичкой, размером, примерно, со среднего попугая. Стоило ей только оказаться на свету, как она тут же распушилась, вовсю демонстрируя свои длинные и мягкие, точно шелк, перышки, мягко переливающиеся на солнце, и начала плавно кружиться и чирикать на тоненькой деревянной черточке, словно балерина. В этот-то момент Искури и заметила, что у чудо-птички было слегка погнуто крыло.
— Добродетельностью опять решил заняться, зоолог ты наш? — Проговорила девушка, смотря на оставшиеся на земле клетки, также накрытые простынями. Всего их там было пять.
— Жалко мне их. — Вздохнул Имир, вновь накрывая клетку куском ткани, чтобы пташка не сделала себе еще хуже. — Вылечу — выпущу на волю. Не место им в клетках и в домах, что бы там не говорили. Они же живые!
— Это да… Слушай, а учитель твой хотя бы знает, где ты сейчас? А то он волноваться будет…
— Да знает, естественно! В любом случае, у него там всегда под боком Лейв и Гор — помощи хватает!
— Небось мелкий-то обзавидовался, что его так свободно никуда пока не отпускают.
— Ну… — Имир усмехнулся. — Промолчал, но по глазам было видно. — Оба рассмеялись, но потом Искури вновь приняла серьёзный вид.
— Я тут хотела бы тебя кое-с-кем позна… — Девушка осмотрела пространство у себя за спиной, а после начала судорожно оглядываться по сторонам, будто ища кого-то глазами.-…комить…
А тем временем Агний метался из стороны в сторону и отчаянно пытался не быть затоптанным или зажатым, прямо в точности как тогда, на корабле. Как вдруг его резко схватили за локоть, да так, что мальчик аж вскрикнул от неожиданности. Резкий рывок через гущу тел — и вот мальчик на свету и перед ним два силуэта, один из которых знаком.
— Вот, познакомьтесь. — Девушка, схватив еще до конца не понимающего что происходит Агния за предплечья, выставила мальчика одним рывком прямо перед русоволосым юношей, сложившим руки на груди и, чуть наклонив голову, внимательно рассматривающим пришельца.
— Имир, это Агний! Агний, — Искури сверху вниз глянула на своего маленького друга-это Имир, наш верный друг и товарищ! — После этого девушка с размаху, но по дружески, хлопнула Агния по спине, отчего мальчик попятился вперед и уткнувшись случайно Имиру в грудь, облаченную в зеленую кофту с растительным узором и жилетку, обитую жестким мехом, резко отпрянул назад.
Имир в свою очередь еще несколько секунд посмотрел на своего нового знакомого с высоты своего полного роста, потом чуть нагнулся (парень был выше Агния примерно на две головы) и, слегка сморщив усыпанный веснушками нос, прищурился, будто пытаясь разглядеть что-то очень мелкое или находящееся в непроглядной мгле.
— Что-то ты у нас… Что-то ты худой какой-то, братишка. — Парень, не разгибаясь, повернул голову к Искури.
— Вы там что, на чем-то более протеиновом, чем водоросли и рыба, экономить стали?
— Но-но! — Девушка как-то даже оскорбленно погрозила Имиру пальцем. — Ни на чем мы не экономим. Нормально питаемся, просто он… — Морячка вздохнула. — В общем, раб он бывший. А не откармливали уж больно сильно потому что, сам понимаешь, судорога может схватить.
Спаситель птиц вновь осмотрел мальчика с головы до пят.
— А по нему, с другой стороны, видно… — Медленно вздохнул Имир, растянув кончики рта в чуть кривую линию темноватых губ. Агния особо не удивили эти слова. Всё-таки рабство это такая злая вещь, следы и воспоминания о которой не пройдут ни через день, ни через год, да и не факт, что пройдут хоть когда-нибудь вообще.
Имир вдруг усмехнулся, но совершенно без какой-либо насмешки, а скорее заинтересованно.
— А с челкой-то у тебя что, дружище?
— М-Мне так удобно, с-сэр. — Решил наконец-то неуверенно подать голос Агний. Хоть он и чувствовал до этого некую опору в лице Искури, всё-же мальчику не хотелось, чтобы всё рассказывали за него.
Имир, улыбнувшись, хмыкнул.
— «Сэр»! — Юноша поднял глаза на Искури и они оба невольно прыснули. Бедный Агний еще сильнее засмущался и, теребя пальцы, опустил лохматую голову.
— Ладно, можешь присмотреть за ним, пока мы там в «Соловье» не управимся? — Вновь обратилась Искури к Имиру. — Агни, ты не против? У нас там просто дела есть. Имир парень хороший и более чем безобидный, тебя не покусает! За это ручаюсь. — На последних словах девушка посмотрела прямо в темные глаза юношу, как бы на что-то намекая, и чуть пригнула голову подбородком к шее, при этом так и не спустив глаз с парня.
— Й-Я не против. — Всё так же дрожащим, но уже более уверенным голосом пролепетал Агний, и помотал свисающими темными прядями.
— Без проблем! — Бодро выкрикнул юноша, подбирая с земли все свои тайные приобретения, укрытые плотной тканью, после чего подозвал к себе мальчика, вручил ему нескольких из них и они направились вниз по извилистым дорожкам из желтого кирпича прямиком вглубь городка.
Шествуя за уверенно идущим, как настоящий солдат — с ровной спиной и высоко подняв голову, Имиром неотрывным хвостиком, Агний то и дело смотрел по сторонам и удивлялся всему тому, что видел. Жизнь в этом городе тем и была необычна, что она была именно ЖИЗНЬЮ. Повсюду были смех, голоса, в которых были вплетены такие эмоции, в существование которых Агний уже практически не верил, стук, топот, ржание ухоженных и не похожих на ходячие скелеты с копошащимися в покрытых гноем глазницах и ноздрях мухами лошадей и еще много-много чего достигало ушей бывшего раба ежесекундно. Всё светло и жизнерадостно. Никакого рыбного запаха, никаких угрюмых лиц, больше походящих на надгробные камни, никакого вечного свинцового неба над головой… Небо… Такое чистое, и светящийся ярким жизнерадостным светом шар прямо на нём. Настолько ярким, что, казалось, если бы не защитная челка — неподготовленные глаза мальчика бы просто ослепли в один миг.
— К слову, а ты откуда такой чудной к нам прибыл? — Вопрос резко зацепился на Агния и дал ему незамедлительное ускорение вниз, с небес на родную землю.
— А-э… — Замешкался мальчик. — Й-Я из небольшого города, что близ реки «Сдохшая чайка». Ну, точнее я не совсем оттуда, хозяев у меня было несколько, и…
— Ладно, ладно, придержи рассказики на потом. Дойдём — выговоришься. — На секунду Агнию даже стало неловко за то, что он позволил языку так быстро развязаться, всё-таки годы одиночества в толпе и желание хоть кому-то рассказать с своей непростой жизни дали о себе знать.
Наконец они зашли на какую-то по-особенному тихую улочку, атмосфера которой сразу ударяла в мозг своей некой сонливостью и беспечностью.
Стены невысоких домов с темными оконцами, окруживших ухоженный дворик со множеством цветников колечком, плотно заросли густой виноградной лозой. Пышные и роскошные абрикосовые деревья устало склонили свои темные руки-ветви к земле, под тяжестью своих налитым свежим соком и пьянящим разум ароматом плодов, будто намереваясь передохнуть и подремать часок-другой под сенью каменных «оград» этого уголка блаженства и через листья то и дело пробивались мелкие лучики. Вокруг не было ни души, царила звенящая тишина, которую лишь изредка прерывало стрекотание кузнечика в кустах или щебет мимо пролетающей мелкой птички. А так — ни одно живое существо не стремилось нарушить эту вселенскую идиллию.
Мальчик с его спутником подошли к высокой стене одного из домов, которую, на удивление, еще не успели облюбовать заросли лозы, и остановились.
— Всё! Дошли! — Имир опустил свои клетки на дорожку и устало потянулся. Агний, в свою очередь, начал немного недоуменно оглядываться по сторонам.
— Т-Ты здесь живешь?
— Ну да! — Парень поставил загорелые руки на пояс. — Вот прямо здесь. — Он указал на стену дома. Агний вновь внимательно посмотрел на ровную каменную выкладку, но ни двери, ни окон он так и не разглядел, кроме, разве что, большого лилового циркового шатра, мастерски нарисованного прямо на этой таинственной стенке. Теперешнему юнге нечто подобное уже приходилось видеть, правда это «нечто» было намного больше и смотрел он на него издалека, из окна небольшой коморки. На своём веку Агнию посчастливилось побывать в прислугах и у состоятельных семей, и несколько раз он провожал своих хозяев с остальной прислугой в цирк. Достаточно блеклое местечко с огромным количеством людей выполняющих всякие невероятные штуки, но глаза у них при этом остаются совершенно пустые, как у рыб. Будто они лишь марионетки в ловких руках кукловода, который быстро-быстро дергает цветные ленточки, заставляя этих бездушных кукол двигаться. И ленточки эти — их изможденные желудки.
— В-В этом доме? — Агний указал тонким пальцем на злосчастную стену.
— Да нет же! — Усмехнулся Имир, будто от хорошей шутки. — Здесь — прямо в этом шатре. — В этот момент Агний уже совсем усомнился во вменяемости своего собеседника и стал просто сверлить нарисованный шатер невидимым взглядом, чуть приоткрыв рот.
— Ну что, уже успел подумать, что я того? — Вновь подхватив клетки за потертые ручки беспечно проговорил Имир, после чего начал широким шагом идти к рисунку на стене.
«Ну не собирается же он прыгнуть прямо на эту стену? — С долей ужаса подумал Агний. — Он же себе голову разобьёт!»
Наконец, оказавшись с нарисованным шатром лицом к лицу, Имир взял все клетки пальцами одной руки и… Сунул другую прямо в стену и та пропала, точно в морском омуте.
Агний так и застыл. Мальчик несколько раз потряс головой, поморгал скрытыми глазами — может, это ему просто голову напекло — но нет. Всё было более чем реально.
— Ну ты, это, — Повернулся к новому знакомому юноша-заходи. — После этого он сделал еще один шаг и окончательно пропал.
Агний еще несколько секунд стоял на одном месте, вслушиваясь в тишину, после чего огляделся по сторонам, будто чего-то выжидая, и наконец приблизился к незамысловатому рисунку.
Оказавшись прямо перед ней, мальчик внимательно и не спеша осмотрел её с каждого конца. Обыкновенная четырехугольная стенка четырёхэтажного домика, сделанная из светло-желтого кирпича, кое-где уже успевшего облупиться… Ничего особенного и сверхъестественного.
После этого Агний приподнял большой палец правой руки, что был свободен от ручек клеток, и осторожно дотронулся до каменной кладки. Поверхность стены тут же пошла волнами, точно водная гладь, и Агний завороженно проследил их плавное движение до самой крыши. Но тут из стены выглянула будто бы немного сонная физиономия Имира, да так неожиданно, что у юнги аж перехватило дыхание и он чуть не выронил клетки.
— Чего мешкаешься? Я же сказал, заходи! Не съест тебя эта стена! — И парень вновь исчез.
Собравшись с духом, Агний просунул в невидимый проход сначала руку, потом большую половину торса и, наконец, нырнул туда целиком. Ощущение было такое, будто он прошел через очень тонкую и прохладную пленку воды.
— Клетки оставь во-о-он там, и можешь располагаться. — Имир махнул рукой в сторону небольшого стеклянного стола на ножках, напоминающих переплетение серебряных стебельков, и завалился на широкое бархатное кресло.
Окружение и впрямь походило на средних размеров шатер, внутри которого располагалось нечто среднее между обсерваторией и лабораторией. Это Агний заключил из наличия огромного телескопа, занимавшего почти половину этого помещения, а также присутствие здесь рабочего стола со стопкой толстенных книг с потертыми переплетами, не менее большой стопки каких-то записей (которые, к слову, валялись также по всему полу) и карты земного шара, повешенной на самое видное место.
— Ты извини за небольшой беспорядок, не ждал гостей.
— Да ничего. — Вздохнул Агний в ответ, освобождая затекшие и покрасневшие пальцы от ноши. Имир тем временем уже умывал руки и готовился к «реанимированию» несчастных птах.
— Так-с, а теперь будешь мне помогать. — С этими словами парень прошел к своему рабочему столу, достал из небольшого выдвижного ящика что-то походящее на железный поднос и водрузил его на стол.
— Так-с, — снова начал птичий врач, надевая на лицо повязку из белой стерильной ткани-а теперь неси мне во-о-он ту, синенькую! — И он со стула указал на одну из клеток, на ручку которой был повязан синий платочек. Не долго думая, Агний осторожно взял вместилище раненого дитя неба и понес на обследование.
— Так сколько у тебя там хозяев было? — Не оборачиваясь на мальчика спросил Имир.
— Пять.
— Пять? За сколько лет? — Агний вопроса не понял.
— Ч-Что?
— Лет тебе сколько?
— Одиннадцать. — Ответил наконец Агний, поставив клетку на рабочий стол.
— Хм-м-м… — Протянул задумчиво юноша. — Моему младшему брату тоже одиннадцать… Будет. В следующем месяце. — Говорил он это не сводя глаз с блестящего в свете позолоченной лампадки скальпеля, по которому слегка водил большим пальцем одной из рук, будто проверяя его наточенность. Создавалось даже отчасти такое впечатление, будто разговаривает Имир с ним, а не с мальчиком, стоящим по левую руку.
— Ладно. — Скальпель отправился на своё место к остальным инструментам, точно послушный тигр в клетку.
— Ну-с, как я понял по твоему опыту работы — руки у тебя из того места растут, так ведь?
— Ну… Д-Да, работаю хорошо.
— Хах, верю на слово, всё-таки сомневаюсь, что Искури стала бы защищать лодыря. Ты не обижайся, я в хорошем смысле… — Руки с закатанными рукавами потянулись к клетке, скинули с неё ткань и невероятно трепетно и аккуратно вынули оттуда очаровательную птичку, которая уже начала рассматривать всё окружение глазками-бусинками, в которых, казалось, отражалось весеннее озеро в ночи, и отрывисто мотала головкой из стороны в сторону.
-’От она, моя летунья! — Имир уложил несчастное существо спиной вниз на холодный поднос. Птичка жалобно чирикнула, видимо еще не понимая, что этот непонятный человек с маской на носу будет с ней делать.
Как только птица оказалась в лежачем положении Агний понял, что с ней не так — у неё отсутствовало сразу несколько пальцев на лапках. Даже не надо было быть прирожденным ветеринаром чтобы увидеть, что ранки обработаны просто наспех.
— И кто их так калечит, это-ж надо! — Имир уже принялся за работу, а Агний просто стоял в стороне и ощущал легкое покалывание в животе, будто это он сейчас лежит на этой блестящей и холодной поверхности и его же сейчас и обследуют, настолько было велико волнение за эту птичку.
— Эту, наверное, тоже так сразу выпустить не удастся, ей протезы нужны, а у меня при себе их нету. Придется её домой везти. — Агний в ответ лишь учтиво угукнул.
Прошло еще несколько минут, которые всё неспешно тянулись и тянулись, будто прогуливались по какой-то неописуемо тихой и дарящей блаженное чувство покоя аллейке, с которой всё никак не хотели уходить. За это время чувство волнения за это несчастное пернатое существо в Агние успело утрамбоваться, да и сама птичка чувствовала себя намного увереннее, чем было до этого. Имир был явным мастером этого дела и точно знал, что надо делать.
В один момент, разминая уже успевшую затечь шею, Агний оказался лицом к потолку и… замер. Над головой у него раскинулся бескрайний звездный купол, со всеми его созвездиями, недостижимыми галактиками, метеоритами и прочими тайнами. Сначала изумленному мальчику, которого еле удержали ноги при виде этого бесконечного простора, в который в любой момент можно будто бы упасть, показалось, что крыши никакой и в помине нет, но потом всё-таки осознал, что это лишь карта. Живая и точнейшая карта космоса, которая схватывает и проецирует здесь движение и изменения каждого его объекта.
Именно в этот момент Агний наконец-то осмелился задать вопрос, который терзал его уже далеко не маленький промежуток времени.
— А-А что это вообще за место?
— Это? Это палатка, в которой я…
— Д-Да нет же! Вообще ВСЁ это! Этот город, эта земля…
— А-а-а… — Протянул Имир, на секунду откинувшись на спинку стула, на котором он сидел, не сводя при этом глаз со своего пациента. — Мы называем эту землю «Ковчегом». Это отдельная от королевства земля, где король Бальтазар не имеет власти. Когда-то наш с братом учитель заключил с царем сделку. Она заключалась в том, что некоторое пространство отделяется от общих владений и будет существовать самостоятельно, при этом ни мы, ни войско Бальтазара не имеем права атаковать друг друга. Хотя… Он не смог бы на нас напасть, даже если бы решил нарушить этот договор.
— А почему?
— «Ковчег» существует в тайне ото всех, даже от короля. Никому неизвестно, где он находится, и заодно его защищает очень сильная магия, которую также наложил наш учитель. Именно поэтому мы никого и не впускаем, и не выпускаем. Ну, кроме тебя, разумеется. Но в любом случае, в родные края тебя, парень, больше не выпустят.
— Н-Но там же… — У Агния опять задрожал голос. — Т-Т-Там же, с-снаружи, ост-тались тоже люди! Они же тоже ни в чем не виноваты, они тоже заслуживают спасения!
— Ох, ну прости, пацан. — Имир вздохнул и безучастно пожал плечами, будто констатировал очевиднейший и неизменимый ничем на свете факт. — Такова жизнь. Кто-то спасается, кто-то нет, здесь мы ничегошеньки поделать не можем. Я бы на твоём месте радовался бы лучше. Ты просто не представляешь, как тебе повезло!
Имир говорил еще что-то, но мальчик его уже почти что не слышал. Его охватило колкое чувство чего-то неправильного и несправедливого. Что это вообще значит, «кто-то спасается, кто-то нет»? Да, ему повезло, крупно повезло, но такое везение выпадает одному из миллиона. А как же все остальные? Как же та мать, дети которой тянули свои маленькие, грязные и исхудалые ручонки через прутья решетки к единственному лучику спасения, которое никогда их не одарит своим взором? Как же все те несчастные люди, которые вынуждены терпеть голод, побои, издевательства и унижения только ради того, чтобы вернуться в свой грязный угол сегодня живыми и в здравом уме? Почему кому-то светит возвращаться к себе домой вечером по тихим чистым улочкам, без пьяниц и маньяков за каждым углом, к своей чистой, сытой и опрятной семье, сытно есть и ложится на мягкую и свежую кровать, чтобы провалиться в объятия нежных снов, а кому-то светит лишь смерть морозной ночью под дверями какой-то таверны или борделя, лежа в грязной луже под хохот жирных безнаказанных уродов, которые творят всё, что им только заблагорассудится только потому, что им повезло оказаться на одной из верхних ступеней пищевой цепи этих каменных джунглей, на вершине которой, точно древний кровожадный бог, восседает Бальтазар, облизывая окровавленные клыки заостренным языком? Почему? На этот вопрос ответа не было…
Когда Агний с Имиром вышли из скрытого от посторонних глаз шатра в, казалось бы, самой обычной каменной стене, над городом уже сгущались сумерки. Плавное трехцветное марево растеклось по небу, как опускающаяся кулиса, провожающая отыгравшее в очередной раз свой спектакль солнце, яркие лучи которого еще играли где-то на западе, обвивая горизонт в светлое кольцо.
— Хочешь посмотреть, над чем они там работали? — Имир слегка ткнул локтем мальчика в бок. Тот, не долго думая, согласился.
Пришли они к какому-то сравнительно небольшому, но очень красивому строению, похожему на норку дикого животного прямо посреди обширной площади, выложенной красивой мозаикой из полупрозрачных камушков. Все оно волнообразно переливалось самыми различными оттенками. Но самое главное — они светились. Будто все стены этой «норки» были в загорающихся разными цветами лампочках, но вот когда Агний подошел поближе — он был изумлен еще больше. Это были не лампочки, а цветы! Плавно-плавно они то раскрывались, то закрывались, и каждая фаза этих двух процессов заставляла лепестки светиться разным светом.
— Идем, уже скоро начнется. — Что начнется Агний спросить не успел, так как Имир уже потянул его к широкой деревянной двери с красивым круглым ветражиком-оконцем, служащей входом в этот таинственный обитель.
Зайдя туда и тут же прикрыв за собой дверь, они сразу оказались на винтовой лестнице, которая вся была будто бы небольшим отголоском природы; создавалось отчасти такое впечатление, будто бы обвитые тысячелетними корнями, лианами и цветами каменные ступени облили бронзой и перенесли сюда, настолько они реалистично выглядели.
Сама же лестница вела в роскошный зал с изящными столиками на одной ножке и множеством людей. Все эти дамы и господа были совершенно не похожи на тех расфуфыренных и разукрашенных, как клоуны, барышень, что восседали на коленях похожих на свиней волосатых мужиков, которых Агний регулярно наблюдал и слушал их звонкий и басистый смех, от которого уже резало уши, у себя в таверне и в других местах работы. Нет, совершенно нет. Это были приличные и опрятные люди, но они, тем не менее, и не напомнили тем самым многочисленных званых гостей в поместье господина О’Шерлиха, где Агнию также посчастливилось служить с шестого по девятый год жизни. От здешних не веяло какой-то показушностью, наигранностью и лихоимством. Здесь мальчик ощущал спокойствие и комфорт, поскольку на него никто не бросил ни одного брезгливого или насмешливого взгляда. Его принимали как своего, как обычного ребенка, коим он, по факту, всегда и являлся.
Но вот особое внимание Агния привлекла большущая сцена, занимавшая почти половину общего зала. Хотя, нет, скорее даже не она сама, а два силуэта, на мгновение промелькнувшие за атласной ширмой с вьющимся узором.
— Да стой ты смирно, не придушит она тебя!
— Если её надеваешь ты — это еще огромный вопрос. — Пока Искури, чуть высунув язык от напряжения, пыталась со своими длиннющими ногтями, которые отчасти напоминали даже когти, завязать на шее Орландо красный галстук-бабочку, музыкант краем глаза косил в сторону своего налакированного и вычищенного инструмента, находившегося в небольшом помещении по правую сторону от сцены, где ни играющего, ни самого пианино видно не будет, да и это не было так важно. Главная действующая фигура — это девушка в пышном платье цвета красной охры с черными кружевами и накладными черненькими крылышками за спиной, которая всё-таки перетянула ленту бабочки, что заставило Орландо судорожно вдохнуть.
— Вот-и-всё! — На распев сказала улыбающаяся Искури, окончательно подправляя кончиками пальцев и гордо рассматривая свою работу. Это их небольшой ритуал, который они выполняют перед каждым выступлением. И каждый раз капитан молится небесам, чтобы ему случайно не сломали позвоночник или не передавили горло.
Как раз в этот самый момент в потемневшем зале раздались заветные аплодисменты и им обоим дали знак, что пора начинать.
— Всё, я пошла. — Шепотом прощебетала девушка и не успел Орландо и слова сказать как она, чуть приподняв ножку, коснулась теплыми алыми губами его переносицы и упорхнула на своё место, точно сон перед рассветом. Не став долго задерживаться, занял собственное.
По залу плавно растеклась мелодичная музыка, наполнявшая уши, а затем и разум и затем пьянила не хуже запаха свежих трав солнечным летом. Ширма «отплыла» в стороны и всеобщему взору предстало прекраснейшее создание. Певица, во взгляде и образе которой и на сцене и по жизни гармонично сочетались и врождённое бунтарство и природная грация.
Искури! Какая же она красивая здесь! — Думалось Агнию, наблюдающему за развитием событий вместе с Имиром. И если последний, что было видно, видел это представление уже далеко не первый раз, то для Агния всё было настолько ново и дивно, что просто дух захватывало!
Вступление завершилось плавным поклоном выступающей в такт затихающей музыке, пришло время песни.
Как поезд, на станцию прибывший,
Чрез сомкнуты губы шиплю,
Усталость уж ног от дороги
Бьёт в мозг мне, но я всё терплю.
Всё гонит и гонит созвездье
В далёкие дали, а ты
Терпеть всё-же склонен ущербность,
Даренья ласкать пустоты.
Тебе всё-ж уют твой дороже,
Не знаешь, что дни сочтены,
Не хочешь принять, что в могиле
Окажешься скоро и ты
Что черви пожрут твои кости,
В мозгах свой построят дворец
И вот, ты стоишь со свечою,
Проклятый, полночный мертвец…
Странно это, но еще, кажется, всего-то… Да, точно, всего-то шесть лет назад именно в этом самом платье и поющую эту самую песню кэп и увидел её в первый раз. Только одного случайного взгляда хватило для того, чтобы капитан все следующие три с половиной минуты проиграл на своём верном инструменте чисто на автомате, совершенно не задумываясь, попадает он в ноты или же нет, да и было ли это в тот самый момент, в ту самую секунду так важно? Он влюблён! Он в совершенстве, всем своим мрачным и тяжелым существом будто бы высвободился из плена огромных, ржавых и тяжелых оков, державших его всю жизнь на дне глубокой, грязной и богом забытой реки, и воспарил, точно невесомое облако, в самые небеса, навстречу яркому, недосягаемому светилу. Хватило лишь взгляда…
Взгляда на это дышащее, молодое тело и блестящее жизнью глаза, в которых отражалось всё то душевное, всесокрушающее пламя, обращающее лишь одним взглядом, лишь одним дерзким жестом, лишь одним звонким словом без единого изъяна в прах всё на свете, всё то, в чьей душе нет больше ничего. Никакого огня, только дым…Всё это обращалось в пыль перед ней, созданием, не достойным простого, земного наименования. Она как ангел… Падший ангел, который словно слабая тростинка стоит ровным штыком в чистом поле при дьявольском урагане. Чуть дрожит, но стоит; против всего мира, против всей их темной, гнилой и смрадной вселенной, в которой все они, погрязшие во мраке души, влачат своё не менее мрачное существование.
Отходя от всей этой романтики стоит упомянуть, что всего-то через какую-то четверть часа выражение «любовь ударила в голову» приобрела и для Орландо, и для Искури немного другой смысл, так как она действительно ударила… Нет, точнее, ударила не совсем она, ударила деревянная дверь, которая открывалась наружу, чего капитан, к сожалению, не знал. Один миг, и мужчина уже валяется на полу с чудом уцелевшим носом. Благо, всё закончилось в тот вечер хорошо. Они пообщались, потом еще много раз встречались и наконец Орландо осмелился пригласить свою избранницу на корабль, в коллектив которого бездомная девушка-сирота, как она сама призналась, влилась достаточно быстро.
Ну, а я продолжаю дорогу,
Невзирая на боли в мышцах,
Всё же верю, что жизнь и упорство
Мне прослужат в дороге в щитах.
Ветер воет всё сильнее со злобой,
Но не сломит меня никогда,
Ведь я знаю, горит надо мною
Даренья судьбины звезда!
Музыка завершилась звонким аккордом, после чего весь зал взорвался аплодисментами (некоторые даже не смущаясь повскакивали со стульев), настолько был велик восторг от, казалось бы, уже отыгранной десять тысяч раз мелодии и отпетой десять тысяч раз песни. И во всем этом всеобщем ликовании никто не заметил черную, костлявую птицу, глядящую единственным вытаращенным глазом в зал через небольшое витражное оконце на макушке пригорки, в которой располагался вход.
Глухо каркнув, жуткое создание расправило свои изрядно поредевшие крылья и исчезло в черном небе. Хозяева будут довольны.