Светло-серое полотно одним сплошным покрывалом обтянуло абсолютно всё небо и лишь небольшой светлый круг, в обычных условиях называемый «Солнце», еще хоть как-то пробивался через плотное бесцветное марево, напоминая о том, что за ним всё еще находится небо. Скалистая местность вокруг, сплошь усеянная выбивавшимися из-под сухой земли, оседавшей на башмаках, камнями и булыжниками, а также редкой, пожухлой травой, из-за такого освещения тоже казалась серой-пресерой. И в душе у шагавшего уже невесть сколько времени Имира всё тоже было серым-серо. Вот такая вырисовывалась одноцветная картина, на которой, всё-таки, совершенно невзирая на свой природный окрас, всё-же было одно милое глазу пятнышко. И оно сейчас парило в облаках, бороздя воздушные волны на своих раскидистых крыльях и изредка издавая пронзительный во всеобщей тишине клич, проверяя таким образом своего шагавшего в это время по земле подопечного.
Было вполне очевидно, что оторвались они от преследователей уже знатно, и в ближайшее время никаких сюрпризов не предвидится. Раз так, почему бы зрителей вышеописанной сцены немного не развлечь маленькой историей из жизни нашего путника? А рассказать есть что, уж поверьте.
Начать стоит с того, что Имиром его звали не всегда. Настоящее имя мальчика — Чжан Джакомо-Байон. Несмотря на столь благородное звучание данного именования, гордиться мальчику в его прошлой жизни приходилось мало чем: родители, в прошлом хоть и строгие, но достойные люди, после государственного переворота забросили хозяйство и стали прикладываться к бутылке. Дом очень быстро стал напоминать заброшенный барак, из которого постоянно несло тухлятиной, затхлостью, спиртным и прочей мерзостью. Вечной симфонией, в звучании которой проходил каждый божий день в этом местечке, были звон рюмок, пьяный рев, хруст закуски, ругань и иногда звон разлетавшихся из-за столкновения с потрескавшейся стеной в дребезги бутылки, которые потом, разумеется, придется убирать живущему на чердаке худенькому двенадцатилетнему сынишке, с которого прохудившаяся маечка, которую ему некогда полная сил и цветущая всеми красками жизни подарила на его шестой день рождения, и та сползает.
Хотя Джакомо родился еще задолго до пришествия Бальтазара, все воспоминания о некогда счастливом детстве, которые определенно были, вытеснило постоянное чувство голода и животный страх перед пьяным отцом, который в любой самый непредсказуемый момент готов заявится к своему отпрыску и тогда начинается игра в кошки-мышки, где кошка (хотя… скорее злой и бешенный кошара) носится за улепетывающей на трясущихся ногах мышкой, и на фоне всего этого действия по дому летает всё его содержимое.
Вот так и жили. Разумеется, опустившимся до уровня развития своих самых-самых-самых дальних предков родителям было глубоко наплевать на все, кроме бутылки, в том числе и на тот факт, что их всё еще живому и сосуществующему поневоле с ними ребенку надо чем-то питаться. И учитывая это, Джакомо еще в самые юные годы пустился во все тяжкие и стал самым настоящим виртуозом в воровстве. Воровал везде, уже почти по рефлексу, и всё, что только можно было, и при этом никогда не попадался. Лишь один раз у одного выходившего из трактира поздно ночью господина в тот момент, когда Джакомо не совсем аккуратно стянул с короткой кожаной лямки на штанах у мужчины его кошелек, в его хмельном разуме что-то щелкнуло и этот самый господин, как в беспризорную собаку, со всего маху швырнул в улепетывавшего от него по улице мальчишку стеклянную бутылку. Та, разумеется, разлетелась на десятки осколков, но Джакомо остался цел. Лишь один маленький осколочек слегка полоснул голую ногу по щиколотке.
И кто бы мог подумать, что одна такая вылазка перевернет жизнь мальчика раз и навсегда.
Дело было вечером, делать было… есть чего. Именно «есть» Джакомо в это время хотелось больше всего. Измученный голодом и просто чудом каким-то не сгнивший от многолетних пыток живот молодого человечка достаточно редко давал о себе знать, видимо понимая, что его хозяин всё равно ничего сделать не сможет. Но вот иногда, в определенное время, в этом стянувшемся кожаном мешке будто просыпалось нечто первобытное. В такие дни Джакомо казалось, что он способен за один раз сожрать абсолютно всё: от его недокровати, представлявшей из себя прохудившееся и сложенное втрое покрывало с тысячами поселений клопов и другой живности в складках, до… Да хоть его пьяных родичей, которые недавно нашли мелкую заначку своего сынишки и без всяких лишних разбирательств пустили её на выпивку и кусок сала к столу. Ясен пень, после этого отпрыску для того, чтобы добыть себе хлеб несущий требовалось перед этим еще немного поднапрячься. Благо, уже начинавший «нервничать» желудок активно поддерживал своего хозяина в этом нелегком деле.
В горле что-то рокотало, в ногах чувствовалась болезненная слабина, а живот стянуло, словно шнурком маленький мешочек. Да-а-а, мешочек. Маленький, кожаный мешочек, набитый блестящими кругляшками — верным ключом к сытному ужину. И он, Джакомо, незримый обычному глазу хищник, уже вышел на свою охоту за ним.
Обычно Джакомо старался долго не задерживаться на одной улице, дабы не вызывать подозрения. Походил-походил, набрал чего-нибудь или не набрал, в любом случае — свистнулся в другое место и всё сначала. Мальчик отлично помнил свою первую охоту, как он, дрожа, как одуревшая от бесконечного голода и побоев псинка, бродил среди, как ему тогда казалось, серых гигантов, уставившихся мертвыми глазами куда-то в пустоту, и всё никак не решался на это. Но он знал. Он понимал — ему придется сделать это, если ему, конечно, хочется встретить завтрашний день с бьющимся сердцем и в здравом уме, хотя и казалось, что этот проклятый кошелек лежит на маленьком выступе посреди бурлящего озера лавы, и ему, маленькому, истощенному ребенку надо будет спуститься по тонкой ниточке к самому низу, самому пеклу, чтобы его достать. И как же всё в общем-то легко на самом деле оказалось… Конечно, в отношении более робких граждан и уже пьяных в самую зюзю забулдыг, которых даже падение метеорита не вырвет из транса. Джакомо вообще относился к такому типу людей, которые по глазам умели определять, от кого лучше держаться подальше, а на ком можно совсем наоборот, очень даже хорошо поживиться. Так, чисто для собственной безопасности ради.
Но вот конкретно сегодня пацану что-то сильно не везло. Уже целый час — а то и больше — он обтирал голые пятки с рыжими натоптышами об грязные мостовые и ни одной, даже случайной, монетки до сих пор не оказалось в его руках. Но вот, когда уже перед глазами начали появляться черные круги, через серо-черную массу вдруг пробился маленький огонек. Джакомо встрепенулся, широко раскрыл глаза, встряхнул головой, чтобы привести свой мозговой мотор в порядок и пригляделся.
Да. Точно. Через толпу, словно кузнечик, при виде которого в мозгу сразу отзывался звук крохотного колокольчика, пробивался невысокий мальчик лет шести-семи. Но это было не главное: он был весь чист, опрятен, ухожен, темные волосы вились не засаленными кудряшками, на пухлых детских щеках поблескивал здоровый румянец, а глазки сияли, словно две синие звездочки. Это маленькое чудо шустро перебежало улицу, петляя между прохожих и через мгновение уже нырнуло в переулок. Джакомо выглядел как истощенный столетним путешествием через пустыню странник, перед которым только что дразняще потрясли бутылкой с чистой, холодной, сверкающей на солнце воды. Ну не-е-ет, такую рыбку он не упустит никогда! Не теряя ни секунды, Джакомо медленно, но бдительно, начал следовать за своей «жертвой». И вот так, поворот за поворотом, шаг за шагом, улица за улицей, они оказались за городом. Там была небольшая роща с кучей пробелов. Джакомо так не радовался со своего четвёртого дня рождения наверное. Все шло так, будто сам Всевышний решил наконец-то смилостивиться над измученным рабом своим и послать ему столь легкую наживу. И причем парня в те секунды абсолютно не волновало, зачем этому беспризорнику понадобилось идти в эти гиблые края, да еще и заходить в такую глушь, где он абсолютно беззащитен. Какая к черту разница? Сейчас Джакомо просто подойдёт, обчистит этого мальца и… Стоп, а вдруг завизжит? А вдруг шум поднимет?! А вдруг родакам пожалуется?! А они у него определенно еще те шишки, в этом Джакомо сомневаться совершенно не приходилось. Осознав, что он уже несколько секунд стоит у всех на виду, Джакомо немедленно нырнул за ближайшее деревце и краем глаза посмотрел себе за спину. Пацан всё так же безмятежно брел по дороге, напевая какой-то неразборчивый мотив и не обращал никакого внимания ровным счетом ни на что. Нет, тут точно без высшего помысла не обошлось… Выпустив воздух через нос, Джакомо начал судорожно шевелить уже готовыми растечься в жижу мозгами. Что делать? Ответ был под ногами. В буквальном смысле.
В метре от вспотевшего от напряжения парня лежал остроконечный камен, отдаленно напоминавший остриё копья. Нет! Это же безумие! А хотя… Кого это волнует? Все так сейчас делают. Люди издыхают каждый день. Сотнями. Тысячами. Ничего не изменится из-за одного мелкого слизняка. Луна на землю не шваркнется. Всем на всё плевать. Плевать горожанам. Плевать пьющим маме с папой, плевать родителям этого сопляка, которые будто специально выпускают своё чадо в это проклятое место, могли бы и догадаться, чем это кончится…
Подошел, похолодевшими руками взял камень. Всё получится! Всё кончится быстро. Потом выбросит просто это мелкое недоразумение куда-нибудь — и дело с концом! В яму, в болото, в реку — не важно!
Собравшись с духом и втянув в грудь по больше воздуха, парень резко развернулся… Чтобы увидеть, как детские ноги исчезают в ящике письменного стола, который всё это время стоял на небольшом холмике, усыпанном опавшими листьями, метрах в двадцати от застывшего Джакомо. Глаза парня округлились даже сильнее, чем тогда, на улице.
— Какого хрена?.. — Прошелестел он одними губами, так и не двинувшись с места. Постояв так с минуту и более-менее переварив увиденное, парень наконец вспомнил про всё еще находившийся у него в руке камень и бросил его на землю. Зачем он теперь? Но хотя… Ай, да ладно, всё равно уже есть дело поважнее.
Ну всё… Приплыли. Сбрасывайте якорь. Мальчики уже исчезают в столах, невесть как оказавшихся посреди небритой глуши. Что дальше? Жрушие друг друга розовые носопотапы будут скакать по крышам города? Феерия. Но плюсы всё-таки были — чувство голода как рукой сняло.
Не до конца понимая, какого конкретно результата он хочет добиться, Джакомо молча поднялся на холмик. Посмотрел на стол. Обошел его пару раз. Провел рукой по гладкой деревянной поверхности. Случайно словил занозу. Посмотрел на всё еще раскрытый ящик, приделанный к низу столешницы. Осмотрел беглым взглядом его содержимое. Пару раз позакрывал.
Обычный рабочий стол, деревянный, воняет немного сыростью, набит всяким хламом от многочисленных деревянных огрызков, бывших когда-то карандашами, до множества мятых-перемятых бумажек с текстом на непонятном языке. Всё это создавало достаточно полярные ощущения.
По прошествии нескольких минут после детального осмотра этой, безусловно, полезной в человеческом быту вещи, в течении которых Джакомо безмолвно вглядывался в кучу барахла в деревянном ящике и слушал ветер, мальчику вдруг пришла в голову неожиданная мысль. Джакомо склонил голову на бок и медленно опустил её на кучу бумаг так, чтобы можно было увидеть глубь самого ящика. Конечно, парень прекрасно понимал, что никакие законы физики не позволили бы тому пацану, сложись он хоть в трое, пролезть в эту маленькую щелку, но всё-таки какое-то незримое чутьё подсказывало, что из этого может что-то выйти.
Внутри глаза резала лишь непроглядная мгла, словно в темной пещере под горой.
Вновь поднявшись, Джакомо опять взялся за деревянную ручку ящика и потянул её на себя. Сдвиг. Потом еще. После этого парень уверенно вытянул ящик до самого предела, пока, как предполагалось, задняя стенка этого маленького вместилища не ударилась об препятствие, не дававшее ящику вылететь из стола. Джакомо вновь посмотрел во внутрь. Всё та же темнота. Наверное, застряла, — подумал мальчик, с силой дернув ручку ящика вперед. Не поддалась. Тогда он дернул еще раз. И еще. Нахмурившись, парень вперся босой ногой в ножку стола и дернул так сильно, как только смог. Результат не заставил себя долго ждать. С глухим треском ручка вылетела из стенки ящика и Джакомо шмякнулся в сухую листву. Парень посмотрел исподлобья на этот проклятый кусок древесины с ножками так, как обычно смотрят на самого злейшего врага. Но сдаваться так просто он не собирался.
Вновь подойдя к столу, Джакомо решил действовать на этот раз более практично; а именно — сунуть туда руку. Так он и сделал. Цепляясь рукой за всякую всячину, и мысленно молясь о том, чтобы пальцы не напоролись на что-нибудь острое, Джакомо внезапно заметил, что рука погрузилась в ящик уже практически целиком, почти по локоть. Да такого быть не может, — думал мальчик. Не может ящик быть таким большим, он бы просто в этот стол не влез! А может… Может просто оставшаяся снаружи часть тела немного мешает, или он чего-то не заметил? С этими мыслями парень сунул туда и вторую руку. Но тут Джакомо заметил, что его, по мере продвижения рук во внутренней части ящика, начинает немного… перевешивать вперед. Не прошло и минуты, как голова, торс, а затем и ноги, словно в каком-то сне, оказались внутри поглощенного темнотой ящика. Лишь из-за спины струился слабый свет. Вокруг завалы всякой всячины, не повернуться — не развернуться, даже голову хоть на сантиметр поднять нельзя, так как её наверху макушку тут же встречал деревянный «потолок». В общем — кошмар любого клаустрафоба. Но Джакомо это абсолютно никак не покорёжило, совсем наоборот, даже в какой-то мере обрадовало. Теперь оставалась только одно — ползти дальше. Пацана-то того тут определенно нет, значит он там, впереди. И это значит еще что там, впереди, что-то такое есть. И Джакомо до этого «чего-то» был намерен добраться во что бы то ни стало. А потом… А потом посмотрим. Но это оказалось не так уж и легко.
Непроходимые завалы, постоянно впивавшиеся в живот безделушки, упиравшиеся в стенки ящика локти да еще и голова, которая постоянно стукалась об верх, несусветно действовали на нервы. Искусавший всю верхнюю губу и заработавший на последней не шуточное воспаление Джакомо был готов с ревом перегревшегося паровоза и со скоростью разъярённой черепахи поползти через весь этот проклятый склад, пропахший затхлостью, уже невзирая абсолютно ни на что. И вот, когда уж было начало казалось, что весь этот поход длится уже как минимум две, а то и три вечности, впереди забрезжил луч надежды. Тонкая линия света, образовывавшая недоконченную трапецию, виднелась впереди. С первого взгляда Джакомо не совсем понял, что это такое, так как этот просвет мальчику удавалось разглядеть лишь на секунду, «выныривая» из-под огромных волн здешнего окружения. И вы только представьте тот прилив облегчения и сил который ударил в мозг парня в тот момент, когда он понял, что это дверь. Небольшая, резная дверь из породистого дерева, предположительно, является частью шкафа. И еще и открытой была. Естественно, добравшись до этого спасительного кусочка древесины, Джакомо не долго думая с силой толкнул его вперед и, задержавшись буквально на секунду в нерешительности, в течении которой он успел разглядеть фрагмент блестящего пола из цветного мрамора, мальчик поддался вперед и на половину вывалился наружу. Яркий свет, словно иглы, впился в глаза. Голова пошла кругом.
Издав тихий, неразборчивый писк, Джакомо резко вжался в сложенные внизу руки и поджал всё еще находившиеся в том темном тоннеле ноги к туловищу. Как только жгучее ощущение прошло, мальчик даже почувствовал какое-то странное, природное ощущение покоя и уюта, которое, однако, продержалось ровно до тех пор, пока парень не вспомнил, что он всё еще находится невесть где. Впрочем, то, что до сих пор ничего не произошло, уже было хорошим знаком.
Наконец, Джакомо приподнялся на руках и осмотрелся. Первое, что бросилось в глаза — невероятные размеры помещения, где мальчик оказался. На ребенка, что почти всю жизнь ничего больше чердачной коморки не видал, это произвело воистину ошеломляющее впечатление. Но не менее сильный эффект оказала и вся окружающая обстановка: Цветной куполообразный витраж в середине высоченного потолка, гигантские шкафы, набитые таким количеством разнообразной литературы, что за всю свою жизнь ни один человек не успел бы проглотить и малой её части, безумное множество каких-то непонятных артефактов и… золото. Золото! Драгоценные камни! Платина! Серебро! Всего даже перечислить нельзя. Естественно, глаза у пацана от вида всего этого великолепия оказались даже не на лбу, а на затылке.
Мышиными шагами, практически не дыша, Джакомо подлетел к широкому кругообразному столу, где помимо всякой рабочей ерунды лежала кучка переливающихся всеми цветами радуги камушков, мальчик с жадностью вобрал их в ладони, испытывая при этом настоящий кинетический экстаз. Надо брать. Но если еще на первых парах Джакомо и пытался сохранять хоть какую-то осторожность, то уже потом он без всякого зазрения совести сгребал всё, что только видели его обезумевшие глазищи: обыскивал каждый сундучок, вырывал из стены золотые подсвечники в виде птиц, отламывал серебряные ножки у стульев и табуреток, выковыривал находившиеся там с самого своего появления самоцветы из каменных колонн, шириной в три обхвата, разламывал нефритовую поверхность того же самого стола и с жадностью забирал каждый кусочек. Как только не осталось места в худых карманах — принялся ссыпать всё это добро в рубашку, в рот, в закатанные штанины, в дырявые башмаки, что-то даже умудрился вставить в уши и вплести в волосы. И конечно же, во всей этой радостной суете Джакомо никак не мог заметить наблюдавшего за ним сапсана, примостившегося на древесном выступе дверного проёма, представлявшего из себя переплетение множества длинных ветвей, в другом конце зала.
И вот, окутанный заоблачными мечтами, счастливый, похожий на набитый драгоценностями до самого треска в хлипких швах одежды и еле держащийся на ногах пацан еле как обернулся и уже хотел направиться к заветной дверце, без конца благодаря судьбу за такой бесценный подарок и уже потихоньку обдумывая, как добраться незамеченным до своего дома и родного чердака, как вдруг он вперся лбом во что-то высокое. Еле удержав равновесие, парень раздосадовано вскинул голову вверх и обомлел. Перед бледнеющим на глазах Джакомо стоял трёхметровый человек, напоминавший своим сложением огромный, тысячелетний дуб, облачённый в толстый слой «коры» из мехов, кожи, рубахи из жестких тканей и всё это накрыто длинным плащом, который мог бы служить еще и точнейшей картой звездного неба. Почти белые зрачки мерцавших в тени сурового мужского лица был направлен прямо на желавшего сейчас вжаться в пол беднягу Джакомо, а продолговатый шрам, тянувшийся через всю физиономию рыжеволосого человека придавал этому взгляду еще большую внушительность. На плече гиганта гордо восседал тот самый сапсан, который по сравнению со своим хозяином, а это было определенно так, выглядел как домашний попугайчик.
— Ну что? — Речь мужчины была холодной и решительной. — Всё осмотрел? Много набрал?
Жалобно вскрикнув (а на деле простонав) и чуть не проглотив при этом несколько монет, находившихся в притык набитом блестяшками рте, мальчик чисто на инстинктах во всю прыть понесся на еле стоящих от всей этой ноши на земле ножках, заносивших своего хозяина при беге то влево, то вправо, куда-то вглубь зала, при этом роняя на пол, словно воду из качающихся на коромысле ведер, все свои богатства. Как и следовало ожидать, это мало помогло. Да что там… Не преодолел Джакомо и нескольких метров, как его ноги буквально прилипли к полу, а еще через секунду парень явственно ощутил, что медленно поднимается в воздух и переворачивается вверх тормашками. Вот бедняга Джакомо всего на двадцать градусов наклонился в бок — и тут же по мраморному полу зазвенели сотни и сотни маленьких красных, серебряных, желтых, зеленых, и синих капелек. Великан от созерцания всего этого золотого дождя аж присвистнул. Оно и понятно — столько умудриться барахла утащить на себе надо уметь… Как только всё содержимое карманов и других щелей несостоявшегося вора иссякло, неведомая сила еще раз встряхнула мальчика в воздухе, — видимо, чтобы убедиться в последнем окончательно, — и только потом отпустила свою жертву и она с грохотом рухнула вниз. Стоило только Джакомо принять сидячее положение, как перед ним вновь возник тот человек.
— Давай. Что смотришь? Жду объяснений.
Выпучив глаза и беззвучно открывая рот мальчик начал беспорядочно жестикулировать руками, пытаясь таким образом мысленно ухватиться хоть за что-то, как вдруг всё прервал пронзительный возглас.
— Папа! — Не успел Джакомо опомниться, как между ним и допрашивавшим его хозяином всей этой сокровищницы встал тот самый темноволосый мальчик, который, по факту, и привел парня сюда.
— Папа, не трогай его! Это мой братик, ты не понял? Ты же мне говорил, что у меня он сможет когда-нибудь появиться! Ну вот, я его сам нашел! Вы только с Гором не волнуйтесь, я к этому подошел ответственно! Я долго за ним следил!
— Ч-ш-ш-што?.. — Еле процедил мужчина, глаза которого расширялись с каждым словом его, как можно было понять, отпрыска всё больше и больше.
— Он хороший, очень хороший! Мы его оставим, да ведь? У него родители плохие! Они о нем не заботятся! Ну пожа-а-алуйся, пап!
Вот тут в осадок выпали уже все. Даже сапсан немного клюв приоткрыл.
Выждав секунду, мальчик вновь задал свой вопрос:
— Так сможем?
— Э-э-х… Нет. — Наконец придя в себя твердо и непоколебимо ответил мужчина.
— П-Поч… Почему?
— Потому! Лейв, ты..?
— Н-Но… Но ты же обещал!
— У тебя голова вообще где находилась, а? — Мужчина нагнулся максимально низко, чтобы быть к своему подопечному лицом-к-лицу. — Я тебе говорил… Да Господи, Лейв? Ты выходил за пределы «Ковчега»? Ну! Отвечай!
— Д-Да, но я ненадолго, и я осторожно…
— О, боже мой… — Огромный человек с силой ударил себя ладонью по лбу. — Всё! Марш к себе и чтобы я тебя сегодня вообще не видел!
— Папа, я…
— Ты слышишь плохо? Я выразился невнятно?! — Мужчина схватил мальчика за локоть и с силой толкнул последнего в направлении дверного проёма. — К себе! — После этого великан вновь перевел взгляд на Джакомо. — И насчет его родителей… Думаю, перевоспитать мы их сможем, поскольку, я уверен, им будет очень интересно узнать, чем занимается их сын.
«Лучше сразу добейте…» — в ужасе подумал Джакомо, вжимаясь в плечи.
Как оказалось, своеобразных порталов «из Ковчега» (Джакомо так и не разобрался, что это) в том доме было несколько. Через один из них (продвижение через который было менее энергозатратным, чем через его собрата) великан и вывел мальчика в его родные, суровые и серые земли. Задача была ясна — показать, где их с родителями дом, и мальчик даже подумать не мог о том, чтобы ослушаться или как-то схитрить. Слишком велик был риск.
Парень шел как на казнь. Впрочем, это не слишком отличалось от действительности. Шел, и попутно замечал, что тяжелое чувство волнения, которое возникло еще в том злополучном зале, так до сих пор и пляшет в животе у мальчика. Да не просто пляшет, а уже потихоньку сменяется сильным покалыванием, растекается по венам в ногах, из-за чего их пронзила неописуемая слабость и дрожь, встало поперек горла комом тошноты. Джакомо весь вспотел. Ему надо было срочно отдохнуть. Но как об этом сказать? Вдруг не поверит? Треснет? Наорет?. Организм всё решил за мальчика.
В один момент Джакомо просто скрутило. Желудок, словно половая тряпка, свернулся в тонкую трубочку и готов был вывернуться наизнанку. Бедный мальчик согнулся пополам. Резкие рвотные позывы нагибали его вперед всё сильнее и сильнее, уши заложило. Пот с лица лился рекой.
— Ты чего? — Услышал откуда-то издалека мальчик за мгновение до того, как белые вспышки, мерцавшие перед глазами, загородили всю видимость и бедняга рухнул на землю без чувств.
— Ну тебя и скрутило… — Резкий, удушающий запах впился в ноздри Джакомо и он с трудом разлепил распухшие веки. Тут же на лбу появилось что-то холодное. Видимо, компресс.
Мальчик начал водить глазами вокруг себя. Они, вместе с тем самым рыжеволосым человеком, сидели около реки и последний с озабоченным видом закручивал какой-то пузырек, содержимому которого видимо и принадлежал тот жуткий запах, вернувший парня в чувства. После этого мужчина достал небольшой пирожок с маком и протянул его бледному ребенку.
— На, пожуй. — Только увидев перед собой что-то съедобное и, главное, совсем свежее, Джакомо словно дикий зверек накинулся на угощение и с жадностью начал его уплетать.
— Да не спеши ты так, плохо же опять станет. — За секунду до этих слов мальчик успел через нахлынувший позыв голода почувствовать какую-то неловкость за свои действия. После слов своего спасителя вместо этого Джакомо вдруг ощутил, что о нем… заботятся?
— Ты хоть что-то сегодня ел? — Мальчику опять стало немного неловко, но он решил отвечать честно, и поэтому отрицательно помотал головой.
— А вчера? — Парень задумался и вновь покачал головой.
— Ты хоть чем-то в последнее время серьёзным питался? — Джакомо в очередной раз задумался, вздохнул и ответил:
— На прошлой неделе себе рыбу по дешевке купил, но она там уже… — Мальчик прервался, проглотил содержимое рта и продолжил:-Но она там уже чуть ли не с червяком была. — Мужчина вздохнул и похлопал парня по плечу, видимо, каким-то внутренним чувством ощущал, что его собеседник не лжет.
— Ладно. — Великан поднялся на ноги. — Надо всё-таки отвести тебя домой. Встать можешь?
Чем ближе они подходили к замызганной избушке на краю желто-зеленого поля травы, тем громче до ушей доносились неразборчивые возгласы, песни, грохот и звон разбивающейся посуды. Реакции из-за двери, представлявшей из себя уже даже не дверь, а кусок гнилой коры, пришлось ожидать достаточно долго, пока из-за нее не выглянула разбухшая от выпитого перекошенная физиономия какого-то большого, худого, полулысого и горбатого крота, так как человеком это назвать можно было с большим трудом.
— Ба-а-а, приперся гад-деныш-ш-ш! — Проблеял отец, изрыгая из беззубой пасти перегар. — Чего молчишь? Че, опять бегал куда? Жрать тебе нечего, нехристь? Мать с отцом позо..! — Бледные глазенки с желто-зелеными белками мгновенно выглянули из-под нависших на них багровых век, как только алкоголик увидал человека-гору, стоявшего рядом с его чадом.
— Ох, с-сер, з-с-здравств-вуйте! — Пролепетали еле двигающиеся губы. — Ч-ш-што, гад мой что-то натворил? — Последние слова выходец самых низших из низов произнес с особой, демонстративной суровостью.
Великан секунду помолчал, переводя взгляд то на мальчика, то на его, так скажем, родителя, и наконец ответил:
— Да нет. — Внутри приготовившегося к падению всего земного шара на свою спину Джакомо резко разжалась какая-то жесткая внутренняя пружина. — Не сделал. Да вот зато я от отдельных лиц наслышан, что ваше чадо бродит по улицам абсолютным беспризорником, а родителям, как я наблюдаю, нет до этого никакого дела.
— Да что вы, что вы! — Заголосил костлявый мужичок, подхватывая сына под руки, целуя и трепля его по жирным волосам. — В зызни палицем его с благоверною моею не трогали! Холили! Лелеяли! Это-ж… — Пьяница звучно икнул. — Это-ж очей моих старых свет! Будушчее наше! Золото! Солыныце!
— Всё, понял, понял я! Перестаньте! — Великан резким движением руки вырвал ребенка из явно ему неприятных объятий. — Ну… Видимо, волноваться и впрямь не о чем, только учтите, я буду следить за состоянием мальчика. — На середине этой фразы мужчина многозначительно переглянулся со своим новым юным знакомым.
— Да конечно, конечно, сер! — Запинаясь начал тараторить мужичек, запихивая своего отпрыска внутрь дома. — Не волнуйтесь! Не волнуйтесь! — Дверь захлопнулась.
В тот день Джакомо никакой оплеухи так и не досталось, что просто не могло не радовать. Но мысли его вечером того же дня были совсем не об этом. А поднявшись на чердак, мальчик вдруг почувствовал под рубашкой что-то увесистое. Это оказался целый мешочек с бронзовыми монетами и булочками, а вместе с этим подарочком шла также записка:
«Оставил тебе карту до ближайшей двери к нам (надеюсь, ты умеешь читать карты). Если случится что-то плохое — приходи.»
Раскинув роскошные крылья, хищная птица плавно спикировала на огромные оленьи рога (которые при менее детальном осмотре можно было вообще принять за большущие древесные ветви) прямиком к своему неустанно что-то записывающему зеленоглазому другу. Наконец отложив перо, мужчина устало откинулся на спинку громоздкого стула и потер пальцами глаза. Сапсан издал короткий клич.
— Да не испортится. За столько лет же с ним ничего не произошло… — Сапсан вновь вскрикнул.
— И нечего Лейва жалеть, он наказан и вполне справедливо. Кем бы этот мальчик не был и в каких бы условиях не жил — Лейв не имел права приводить кого-либо из королевства. — птица вновь что-то сказала на своём родном языке.
— Боже ты мой… Пойми, никому сейчас не живется хорошо. Люди голодают там. Умирают. Дети в том числе. Таких семей, как у того паренька, сотни, если не тысячи. Я же не могу их всех у себя уместить. — Мужчина вздохнул. — И дело даже не только в договоре. — Сапсан в ответ наклонил голову в бок, что-то промурчал и закивал в сторону овального окна в куполообразном потолке.
— Ладно. Лети к нашему благотворителю, извинись там заранее за меня. Скажи что сейчас сам к нему зайду. — Умная птица понятливо кивнула, вновь расправила крылья, вылетела наружу и исчезла в ночном небе.
В тот день они помирились и всё в семье наладилось, чего нельзя сказать о Джакомо.
Постепенно произведенное впечатление, произведенное появлением постороннего человека, да еще и такого угрожающего вида, на пороге дома на родителей мальчика начало постепенно выветриваться, пока в один день не произошло страшное.
Вечером родители как всегда изрядно набрались и отец в пьяном угаре как всегда начал обвинять свою лежавшую без чувств супругу во всех своих вселенских бедах, а та в своё время ничем, кроме неразборчивого мычания, не отвечала. И сам дьявол вынудил Джакомо вернуться домой именно в этот момент. Тут же к нему вылетел разъярённый отец. Но на этот раз всё было страшнее раз в десять. В ревущего, словно взбешенный зверь, мужчину будто вселился демон. В выпученных глазищах плескались литры алкоголя и первобытного бешенства, немногочисленные гнилые зубы ёрзали из стороны в сторону, готовясь в любой момент вылететь изо рта своего потерявшего разум хозяина и как из фонтана забрызгать лишенного дара речи Джакомо кипящей кислотой, пульсирующей в хлипком тельце пьяницы. Эта ночь парню еще долго будет являться в самых кошмарных снах. Но надо ли вообще говорить, что узревший зареванного, окровавленного, в изодранной рубахе и со следами раскаленной кочерги по всему телу Джакомо Лейв испугался даже сильнее, чем его давнейший знакомый всего-то два часа назад, большую часть из которых он потратил на дорогу к двери, ведущей сюда, в дом. Который он некогда попытался обворовать. Последнее, что расслышал мальчик через угасающее сознание, был удаляющийся куда-то писк:
— Папа! Папа! Сюда! Имир вернулся! Имиру плохо! Папа!!!
Ощущая себя на мягкой постели, под теплым одеялом и в облегчающих боль от впившихся недавно в тело осколков бутылки, синяков, царапин и ожогов мазях, поверх которых были наложены бинты в несколько слоёв, Джакомо опять испытал то самое чувство умиротворения и покоя, что и когда-то при первом его посещении этого места.
— Очнулся? Ну вот, хорошо… — Эти слова прозвучали совсем рядом и скорее в пустоту, чем были обращены непосредственно к Джакомо, и он это понимал. Чья-то большая рука легла на его ладонь и сжала её. Мальчик приоткрыл глаза и, как только всё окружение в радиусе его видимости перестало напоминать однородную кашу, Джакомо увидел перед собой все того же рыжеволосого человека и сапсана на его плече.
— Здорово ты нас вчера всех напугал. Хорошо что хоть живой остался, а то… — Мужчина не договорил. Парень пулей бросился к своему спасителю, вжался в него всеми своими силами и зарыдал, как маленький ребенок. Несколько мгновений мужчина сидел, уставившись в пустоту, но потом тоже прижал мальчика к себе. И тут боковым зрением великан заметил сбоку от себя тень. Это Лейв подоспел, и теперь заботливо гладил спасенного гостя по спине, бросая на своего опекуна секундный взгляд, в котором без труда можно было уловить наивную, детскую мольбу: «Ну папа, ну посмотри — они же убьют его! Не надо его отводить обратно, пожалуйста!»
— Ну успокойся, успокойся… — Приговаривал мужчина, гладя все еще воющего как раненый зверь мальчика по спине. — Не вернёшься ты к ним больше.
— К-Как? — Джакомо резко отпрянул и аж рот открыл от удивления. Сказать честно, хозяину сего семейства не хотелось сейчас рассказывать, насколько быстро он договорился с горе-родителями и за какую сумму они согласились отдать своего сына в чужие руки и никогда больше о нем не вспоминать, посчитав, что это будет лишним.
— Ну так. Всё. Будешь жить с нами. — Всё еще не веря во всё услышанное, Джакомо безмолвно переводил обалдевший взгляд по очереди на всех присутствующих. Своевременно ясноглазый мальчик, стоявший всё это время у подножия кровати, мгновенно просветлел, но не торопился впадать в радостную истерику.
— И да, кстати, я Зигмунд. Это — Лейв. А это — Гор. — Великан пальцем указал на всех, кого он только что назвал. — А как твоё имя?
Джакомо уж было уже открыл рот, но тут ему пришла идея получше.
— Слушай, когда ты бежал к З-Зигмунду, как ты меня назвал? — Обратился парень к своему новоиспеченному братику, который в ответ лишь непонятливо захлопал ясными глазками. — Ну тогда, когда я из шкафа вывалился, вчера.
— А-а-а, Имир! Я просто пока за тобой следил так и не узнал твоего имени, поэтому и стал называть тебя — И-мир. — Перебинтованный парнишка кивнул и вновь посмотрел на Зигмунда.
— Знаете, мне не хочется того, чтобы моё имя напоминало мне о чем-то плохом. Так что давайте я буду с этого дня Имиром. — Мальчик отвел взгляд в сторону и впервые за всю его жизнь его лица коснулось умиротворение и по-настоящему счастливая улыбка. — Мне это имя нравится.
***
Устало выдохнув и стерев пленку пота со лба, Имир наконец плюхнулся на близлежащий булыжник, достал флягу и жадно отхлебнул воды. Тут же свысока послышался звонкий клик и рядом с мальчиком примостился Гор.
— Всё хорошо, не волнуйся. — Вздохнул Имир, делая очередной глоток. Немного понаблюдав за своим спутником, Гор вдруг начал отчаянно рокотать, кивать куда-то вдаль и очерчивать клювом какие-то фигуры.
— Что? — Прищурился парень, после чего посмотрел в то же направление, куда так старательно указывал его друг. — Там… Там что-то есть? — Мальчик указал пальцем вдаль, вновь посмотрев на птицу. В этот же момент сапсан опять обернулся на Имира и закивал уже ему, подтверждая ранее сказанные слова. Не теряя ни секунды, парень достал из походной сумки продолговатую бутыль и посмотрел через нее вперед, на дальние холмы (привычка старого, мрачного прошлого). Там, вдалеке, темнело какое-то пятнышко. Дом. Нет, скорее даже особняк. Определенно заброшенный.
— Вот это фартануло! — Радостно развел руками парень, после чего он поспешно собрался и с новым приливом сил и под неизменным предводительством своего пернатого товарища направился к цели.