И вот оно — опьяняющее чувство свободы, свободы и движения; и в мышцах разлита изумительная легкость, и предстоящее лето (его начало, вопреки церковным и светским календарям, совпадает с началом каникул) представляется бесконечным, и впереди — никаких хлопот в казенном доме, а только длинная дорога и свидание; и впереди еще длинные-предлинные дни среди сосен, пропахших солнцем; и руки матери, разглаживающие хрустящий пододеяльник при свете не то луны, не то фонаря, что возле лодочной станции, и впереди еще — встреча с городом, с его повзрослевшими людьми, деревьями и домами; и еще — зелень футбольного поля; летняя, с преобладанием желтых пятнышек, пестрота противоположных трибун, облачко папиросного дыма (а, может, предвечернего тумана?), повисшее над полем; и одуряющее пляжное солнце, визг и плесканье, песок в волосах, бренчание гитары, бубновый король, выглядывающий из песка; девичьи тела — лежащие, склоненные, бегущие; и еще розовые вечера над Днепром и обрывки музыки с летней эстрады; и впереди еще — день рождения, восемнадцатый (восемнадцатый!) по счету, когда придут друзья — длинные выбритые дети — и девушки, пахнущие невиданной взрослой жизнью, и в передней будет толкотня, и ребята будут вынимать из девчачьих сумок бутылки и будут удивленно разглядывать возмужавшего именинника, приговаривая: «ну и ну!», «вот это да!», «ну, ты даешь!», а гвоздем вечера все равно буду не я, а моя сибирская залеточка (если сдержит слово и прикатит) — да мало ли что еще ожидает меня в эти сладостные и полетные дни — каникулы!