Я была в ужасе. Одно дело продавать тело другим — люди так делали с начала времен — но продавать мозг? От одной мысли было страшно и любопытно.
— И ты видишь сны других людей, или люди платят, чтобы видеть твои сны?
— Не знаю, — сказал Ник. — Часть контракта — что ты не помнишь ничего, что происходит, пока ты на ферме, и у меня в голове нет имплантатов, так что я не пробовал это со стороны покупателя.
Фраза привлекла мое внимание.
— Ты пробовал это с другой стороны?
Ник опустил плечи и шагал, заставив меня поспешить за ним.
Я решила перестать задавать вопросы после этого. Рентфри был интересным местом без издевательств над напарником. Как многие знаменитые места Подземелья, первые несколько улиц были чистой ловушкой для туристов. Все было ярко озарено неоном, обещающим все виды развлечений от выпивки и еды до секса и спа, где можно было расслабиться в сенсорном резервуаре.
Главным отличием Рентфри от традиционных зон для туристов, как центр Второго Возрождения, было то, что все торговцы и промоутеры тут лезли в лицо. Не в мое, к счастью, потому что Ник почти наступал мне на пятки, прижимая ладонь к пистолету в кобуре на плече, который был на виду, ведь он отдал мне куртку, но атмосфера была накаленной. Даже если они боялись подходить ко мне, мы привлекали много внимания, наверное, потому что я выглядела так, словно у меня были деньги. Куртка Ника была большой для меня, но не скрывала юбку или каблуки. Мы смотрелись как богатая леди и ее телохранитель, что было неплохо, когда пытался продать дизайнерские наряды, но и бросалось в глаза. Нику не нравилось внимание, но мне нравились взгляды. Это не давало людям врезаться в меня, и я могла рассматривать пейзаж.
Я ошибалась раньше. Тут было лучше, чем выглядело по телевизору. Камеры просто не могли передать глубину трещины, созданной городом, над которой мы шли по тонкой полосе дороги, которая даже не считалась мостом. Это было как лоза в джунглях из асфальта. Нас окружали безумно наклоненные здания, похожие на скалы, их лица в окнах поднимались почти на сто футов к Небесным путям и опускались почти на тысячу футов в яму. Безумные строения были собраны, как ящики с грузом, но они двигались, как блоки дженги, покидали башни и присоединялись с постоянным низким гулом. Пока я смотрела, офисное здание пропало, оставив большую дыру в стене зданий, и через пару минут ее занял кирпичный многоквартирный дом.
Некоторые здания изначально были без электричества. Широкая сеть проводов покрывала их, как паутина, тонкие оранжевые, белые и черные линии тянулись в каждое окно, питали квартиры сотен тысяч жителей. Даже без бремени платы за аренду я не знала, как кто-то жил в постоянно движущихся зданиях, но их было много. Куда бы я ни смотрела, люди устраивались в пустых квартирах и офисах, порой веревочные лестницы тянулись из окон, создавая дороги над постоянно движущейся стеной зданий.
Это было безумно, но меня радовало, что Рентфри был не скоплением палаток для бездомных. В программах любили показывать страдания, но некоторые комнаты, насколько было видно в окнах, были с телевизорами и диванами, как в квартирах обычных работников. А далеко внизу было крупное круглое строение.
— Что там? — спросила я у Ника, склоняясь над проволокой, которую кто-то добрый сплел по краю моста, чтобы туристы не разбивались. — Похоже на стадион.
— Это Арена Игры, — ответил Ник, прижимая ладонь к воротнику моей куртки. — Там проводят бои, а люди делают ставки. Кроме Ночного Аукциона, туда приходит больше всего людей.
Мои глаза расширились. Я слышала об арене — точнее, видела рекламу о боях, которые можно посмотреть платно и сделать ставки на жизнь — но я не понимала, что размер был таким. И что место было популярным. Теперь, глядя туда, я заметила, что многие группы туристов направлялись к стене соединенных лифтов, где промоутеры махали табличками с рекламой боя между парнем и чем-то, похожим на танк с бензопилами.
— Похоже, там будет шоу.
— Это привлекает зевак, — Ник потянул меня за воротник, как за поводок. — Ты можешь отойти от края? Падать далеко, а ты еще пьяна.
Я вздохнула и дала ему увести меня, напоминая, что времени на любование. Этой ночью у меня была миссия, и наша цель быстро приближалась.
Ночной Аукцион был на парковке. Семь этажей. Как все тут, он был покрыт проводами и полон людей. Пахло чудесно. Мы приблизились, и я поняла, почему. Весь первый этаж был в прилавках с едой, такой жареной, что это мог быть картон, но никто не понял бы. Это был Рентфри, так что это мог быть картон, но пахло вкусно. Я уже подумывала что-нибудь попробовать, но Ник схватил меня за руку и оттащил.
— Какой план?
Отвернувшись от вкусных прилавков, вздыхая, я вытащила телефон и сверилась со списком цен.
— Начнем с основы, — я порылась в мешке и достала три почти одинаковых черных платья, которые я выбрала для эксперимента. — Я продам это и сравню цены, чтобы понять, насколько они отличаются от ожидаемой цены. Как только я получу данные, я попытаюсь продать что-то как можно дороже. Я хочу подтолкнуть проклятие. И я хотела бы, чтобы ты продал кое-что за меня, чтобы посмотреть, повлияет ли это на цену. И я дам тебе продать кое-что с пониманием, что ты оставишь деньги себе.
Ник нахмурился.
— Почему?
— Я хочу посмотреть, влияет проклятие на транзакции с моим участием или только на те, от которых я получаю доход, — объяснила я. — Я пытаюсь понять, понимает ли проклятие намерения, или оно просто впивается во все, с чем я вступаю в контакт. Мы должны понять, как с этим работать.
— Звучит неплохо, — Ник взял мой мешок. — Веди.
Я благодарно улыбнулась и пошла так быстро, как позволяли каблуки, ко второму этажу рынка-парковки, где я уже видела кучу торговцев с поношенной одеждой, выстроившихся на месте машин.
Первые три платья должны были стать проверкой, и я продала их без торга, получила ожидаемо низкие результаты. Ни один не был близко к цене в интернете, но я пока не расстраивалась. Это был блошиный рынок. Все тут зарабатывали за счет других. Для первой настоящей попытки я выбрала мишень осторожнее, остановилась на китайце средних лет, чей прилавок был обклеен плакатами невозможно красивых идолов из Кореи, Японии и Китая. В колонках играла песня на кантонском диалекте, который я знала куда лучше мандаринский, так что я решила использовать шанс и подойти.
— Здравствуйте, сэр, — сказала я на том же языке, хлопая ресницами. — У вас отличный вкус в музыке! В остальном у вас тоже хороший вкус?
Хорошо, что я была пьяна. Я не смогла бы произнести такое трезвой, но это сработало как магия. Торговец тут же бросил группу подростков, на которых смотрел с подозрением, подошел и улыбнулся мне. Мы быстро и игриво обсудили поп-группы, а потом я стала спрашивать, сколько он хотел заплатить за кружевную юбку, оставленную мамой в шкафу, которая была почти сексуальной. Я думала, она продастся хорошо, но от его варианта я опешила.
— Серьезно? — я перестала говорить игривым тоном, который использовала до этого. — Это меньше половины стоимости!
— Потому что тут пятно, — виновато сказал торговец, повернул юбку и показал черное пятнышко, которого не было, когда я сунула ее в мешок. — Я делаю тебе одолжение, кроха.
Я стиснула зубы. Я не знала, что это было за пятно, но его точно не отстирать с бледно-розового кружева. Я добавила очарования, пытаясь спасти ситуацию, но мужчина был непреклонен. Пришлось взять, что он предлагал, мрачно убрать деньги в кошелек, пока я уходила прочь.
— Это был кошмар, — прошипела я Нику, когда толпа проглотила нас снова. — Там точно не было пятна!
— Как скажешь, — он смотрел на людей, проходящих мимо нас, с опаской. — Я не мог понять ни слова. Сколько языков ты знаешь?
— Корейский, английский и кантонский свободно, мандаринский и японский для разговоров, французский — ужасно, — последний был от мамы. Она считала, что юной леди подобало знать французский. Я считала это пыткой.
Ник был впечатлен.
— Где ты всему этому научилась?
— Папа много путешествовал. Его основной замок в Сеуле, но он бывает в США и Гонконге по несколько месяцев каждый год по делам. Как его смертные, мы следовали за ним, и мама убедилась, что я могла говорить хорошо, чтобы не позорить его.
— Тебя учила мама? — он был искренне заинтересован. — А школа?
— А что она? — с горечью сказала я. — Я была Опалом Ёна, его вещью, а не ребенком. Ты не отправляешь камень в школу.
— Но тебе нужно было учиться, — Ник придвинулся ближе, чтобы нетерпеливая толпа не разлучила нас. — Откуда тогда ты столько знаешь?
Я пожала плечами.
— У меня были учителя магии, но мама отвечала за мое образование. Конечно, раз меня растили, чтобы служить дракону, «образование» означало этикет, политику драконов, и как опознать, произнести и оценить роскошные вещи. Все полезное, как математика и история, я изучала сама.
— Ты сама себя учила? — Ник был потрясен.
— Интернет — чудесное изобретение, — тепло сказала я.
Он все еще был потрясен.
— Как ты попала в колледж?
— Деньги могут провести всюду, — ответила я с самоуничижительной улыбкой. — Папа купил мне место в лучшей школе искусств в Сеуле, что забавно, потому что сначала он был против. Маме понравилась идея. Она убедила Великого Ёна, что я буду спокойнее, если дать мне немного свободы.
И это сработало не так, как они хотели. Родители поспорили, что я поеду в колледж, испугаюсь новых людей и ответственности и побегу домой, чтобы больше не уходить. Но я потеряла девственность с корейским актером, закатила вечеринку, от которой пострадала моя квартира в Каннам и нечаянно отправилась отдыхать в Египет за одну неделю. Я была в ударе, по крайней мере, пока папа не появился и не оттащил меня домой. Если подумать, я вела себя безумно, но такое бывало, когда человека держали взаперти в замке дракона все детство.