26460.fb2
Утрись, - Мишка протянул ей рукав валявшейся на полу рубашки, обещала же молчать.
Конечно, - встрепенулась девочка. - Не волнуйся. Мы об этом больше говорить не будем, во всяком случае до тех пор, пока ты не захочешь.
Придет время, - согласился Мишка.
А знаешь, я тебе сейчас одну вещь скажу. Тайну чужую, но с меня слова не брали, так что можно. Наша Лера Лушина тоже из Спитака. У неё отец военный был, там служил. Леру на зиму мама в Москву к бабушке привезла, оставила, а сама к мужу уехала. Там и погибли оба. Лера осталась сиротой. Жили они с бабушкой хорошо, но этой зимой старушка заболела, её в больницу надолго положили, что-то с легкими. Леру устроили в детдом для одаренных и весной в нашу школу перевели. Бабушке сейчас получше, она снова дома. Так что Лера и там живет, и в детдоме. Так легче материально. Она в детдоме ещё и няней работает. Ей, кстати, тоже в декабре пятнадцать. Прямо тридцать первого.
Откуда ты это знаешь? - Мишка весь напрягся.
Она мне сама рассказала, мне и Муське. Но ты ведь не протрепишься?
Мишка кивнул.
Мы даже к её бабушке домой вместе ездили, - продолжила Ника. - Хорошая такая бабуля, добрая. Лера девчонка замкнутая, но отзывчивая. Правда?
Да. Она нормальная, - как-то слишком сдержанно заметил Мишка и добавил, - Закон парных отношений.
Что ты имеешь ввиду? - не поняла Ника.
Спитак.
И Мишка разъяснил суть закона, открытого врачами Скорой помощи.
- Стол накрыт! - Сережка и Надя возникли в дверях.
День был без числа. Сначала второй, а потом первый.
Это у Гоголя в "Записках сумасшедшего" есть такая глава. Привалясь к спинке самолетного кресла Ника вспомнила о ней и решила, что в её жизни было два дня без числа - вчера и сегодня.
Вчера началось обычно: будильник, душ, завтрак, по дороге в школу выслушивание очередной муськиной исповеди про Павлика, уроки и перемены. Вот на переменах кое - что было необычное. Ника по рекомендации Мишки пришла в юбке, в короткой, но не мини - боязно. Ноги не остались без внимания. Петухов присвистнул:" Класс!", Лейкина надулась, Жанночка чмокнула в щеку, сказав:"Растешь!", Ишуков покраснел и весь день бросал косые взгляды, Пинкис предложил списать алгебру без очереди. Ивлева фыркнула: "Ладно, я не ревнивая, да и грудь у меня покруче." Но, впрочем, все скоро привыкли, сама же Ника решила, что лучше ходить в брюках - теплее и нет нужды думать, что у тебя что-то не так. Тем более, что она была дежурная и предстояло поливать цветы после уроков в "Биологии", а как в юбке до кашпо на окне добираться?
Этот вопрос встал особенно остро, когда Ника обнаружила, что вслед за ней в "Биологию" увязался Зяблов. Она отпустила с дежурства влюбленную Муську - та собиралась снова проехаться с Павликом до его дома на троллейбусе, наврала ему, что у неё на этой остановке тетя живет. А так как тетя болеет, она, Муська, хорошая племянница, ездит банки на спину ставить. Павлик верил и сочувствовал. И Ежова тоже на этом троллейбусе ездила уже второй день. "У неё, наверное, там дядя. И тоже хворает, несчастненький. Ежова ему горчичники на пятки лепит" - ехидно подумала Ника, проводила взглядом из окна троицу, обернулась и увидела Зяблова.
Ты, что, Саш, забыл что-нибудь? - спросила она, стараясь разрядить обстановку - ей хотелось чтобы он скорее ушел.
Забыл. - Зяблов как-то нехорошо засопел и стал медленно приближаться к окну.
Что? - Ника старалась сохранять спокойствие.
Тебя! - Глаза у него стали ещё уже, он передернул мышцами на груди и плечах и слегка прогнулся назад.
Нику охватила паника. Руки задрожали, горло пересохло и она судорожно покрутила головой, соображая, куда бы отпрыгнуть. С одной стороны был стол учителя с другой окно.
Вдруг из коридора донесся глухой звук - Гришка уронил кисть на пол. Они у него часто падали. И тогда, повинуясь не столько разуму, сколько какому-то первобытному инстинкту, Ника крикнула:
Гриша! Пожалуйста, поди на минуточку!
Она сама не узнала свой голос. В нем было отчаяние, стыд, надежда.
Прыжок, шаги и Гришка, нет, не вошел, влетел в класс.
Он в момент понял то, что Ника только почувствовала
и быстро вырос перед девочкой, оттирая парня спиной.
Ты до кашпо не можешь дотянуться, - помогая ей справиться с неловкостью, художник взял у Ники лейку, - сейчас помогу. - И, повернувшись к Зяблову, добавил, - а ты пили отсюда, мальчик. Мы без тебя цветочки польем.
Зяблов застыл на месте и злобно скрючил пальцы.
Ушки не моешь? - Заботливо осведомился Гриша. - Может мыла дома нет? Может дать мыло?
Саша скрипнул зубами.
А может по уху дать? - Уже безо всякой доброжелательности продолжил Гриша, наклоняясь к Зяблову. - Тоже хорошо мозги прочищает и слух восстанавливает. Вали отсюда, понял?
И Зяблов понял. Дверью хлопнул так, что учебный скелет в углу покачнулся.
Бледная Ника привалилась к подоконнику.
Пристает? - спросил спаситель будничным голосом, от которого вдруг стало спокойно.
Да, надоел, этот Зяблов, сил нет. А сейчас я и вовсе струсила. Спасибо. - Ника покраснела.
Пустяки! - Художник - историк махнул рукой. - Ты полей цветы, а я кисточки вымою и провожу тебя.
Да не надо, спасибо, - Ника совсем смутилась.
Старшим-то не перечь, камышинка!
Почему "камышинка"? - засмеялась она.
Потому, что стройная и глаза карие. На коричневый цветок камыша похожи. А ещё на Мишку Турова. Вы что родственники?
Нет, растем вместе с пеленок. Глаза у меня бабушкины, она испанка, а у него, - Ника запнулась и, быстро найдясь, соврала, - дед был цыган.
А-А, - кивнул Гриша, - понятно, гены. Ну, давай, Грегор Мендель, заканчивай и пойдем.
Их совместный выход из школьных дверей не остался незамечен. Две одиннадцатиклассницы презрительно хмыкнули в спину.
Ника снова дернулась. Гриша скосил глаз.
Проблемы?
Я тебе репутацию испорчу, скажут что-нибудь.
Вот кто обо мне что говорит это мне по фигу, а вот что Зяблов за углом "Булочной" торчит, причем явно тебя поджидает, это мне не нравится.