28 августа, воскресенье, время — 13:15.
Особняк Агдан, общая комната.
— Ой, да ладно тебе, мам! — прерываю причитания мамы по поводу бесстыжих, которые тешат свои похотливые глазёнки, подныривая видеокамерами под юбки невинных девушек.
Мы сидим все вместе, обедаем. Что-то Чжу серьёзен и молчалив. Он к своим ездил, чем-то его там загрузили.
— Ничего страшного не случилось. Когда я на сцене выступала с коронками, мы чуть ли не полуголые на сцене отплясывали. Подумаешь, узнали, какого цвета у неё шортики. И что? Про цвет моих трусиков вся Корея два года в курсе была…
— Юна! — мама замахивается на меня, но я предусмотрительная, сижу за мужем.
— Ты привычная, — бурчит СунОк, — а мне стыдно…
— Стыдится надо того, что ты избивала меня и рёбра пинками ломала, а не всякой ерунды, в которой ты даже не виновата, — парирую я.
— Юна, прекрати! — опять шумит мама, СунОк набычивается.
— Слушай, Чжу, — вспоминаю идею, которую придумала ещё в агентстве, — надо СунОк срочно сменить симку. Новый номер она даст только нам и своим работницам. Так мы сразу разделим всех подозреваемых на две части.
— Холь! — ЧжуВон смотрит на меня с уважением. Сразу всё понимает, в отличие от моих куриц. Те требуют разъяснений. Мне не жалко.
— Если шантажист перезвонит по новому номеру, то, значит, он связан с кем-то из твоих работниц. Если нет, это кто-то из твоих бывших подружаек-ёнесаек.
За дело мы принимаемся сразу, не откладывая в долгий ящик. Делаем заказ в магазин, можем себе позволить. Через полчаса симку доставляют. Ещё через полчаса СунОк заносит наши номера и своих работниц на новую симку.
— Юна, а почему ты сейчас не требуешь, чтобы я тебя на руках отнёс? — ЧжуВон вопрошает меня на лестнице, мы идём в его рабочий кабинет. Что-то он мне сказать хочет.
— У тебя сразу распутные мысли появляются, а днём секс под запретом.
— Выходной же… — бурчит пацак.
— Так ты меня чего позвал? На маленькое совещание или просто уединиться хочешь? — на вопрос ребром отвечать сразу он не готов.
В кабинете.
— Разговор с отцом у меня был, — начинает ЧжуВон. — Немного туманный. Некто из самых влиятельных чеболей, — не спрашивай кто, не знаю, — попросил отца передать тебе, что они не очень довольны твоими неосторожными публичными высказываниями.
— Некто важный, — резюмирую по размышлении, — обращается к твоему отцу, чтобы он передал мне через тебя своё неудовольствие. Похоже на испорченный телефон.
— Что такое «испорченный телефон»?
Приходится рассказывать про эту игру, которую вдруг затевает со мной некто важный, пожелавший остаться неизвестным.
— Обратная связь подразумевается? — этого ЧжуВон не знает. Это как понимать? Некто важен настолько, что его моя реакция не интересует?
— Давай подумаем, что делать и как.
— Это не только слова, — ЧжуВон будто решается сказать о чём-то. — Я никак не могу купить кинокомпанию. У нас немало таких, на грани банкротства. Уже третья компания требует за контрольный пакет акций какие-то ненормальные деньги.
— Подожди-ка, — высчитываю даты, — ты начал переговоры с первой задолго до того шума с чеболями.
— Первая компания могла и сама по себе от реальности оторваться. И они столько не требовали, как третья.
Требую подробности и получаю. Вторая вдруг передумала продаваться. Третья запросила двадцать пять миллионов долларов. Совсем охренели.
— На них ещё долгов висит больше миллиона долларов. Они в таком положении, которое не позволяет такую роскошь, как капризы. И вдруг стоимость их акций резко подскакивает. В два раза. Значить это может только одно…
— Кто-то начинает скупать помимо нас. Ты много затратил?
— Нет. Сотню тысяч долларов. Как цены подскочили, я скупку прекратил.
— Продай их по двойной цене, — требую я, — с паршивой овцы хоть шерсти клок.
— Хорошо. Но разговор с отцом заставляет глядеть на всё происходящее совсем с другой стороны. Это не случайность, нам целенаправленно мешают.
И этот кто-то тот самый некто важный. Неудовольствие которого проявляется так многообразно.
— Попробуй узнать, кто говорил с твоим отцом.
ЧжуВон скептически морщится. Бедный! Он сидит за своим столом, а я примостилась прямо на столе боком к нему. И на мои голые ноги он смотрит… да вообще не смотрит. Глядит сквозь них!
— Тогда так. Передай своему отцу моё крайнее изумление.
ЧжуВон смотрит вопросительно.
— Изумление по поводу способа ведения переговоров со мной, который они избрали. И дословно скажи так: Агдан не может…
Над чёткой формулировкой приходится думать обоим. Наконец, рожаем:
«Агдан не может учитывать интересы незнакомых ей людей».
— Пожалуй, сойдёт, — оценивает ЧжуВон, — но может и не сработать.
— У них, самых могучих чеболей, должен быть какой-то клуб, место, где они общаются, дела обсуждают, — раздумываю вслух.
— Общаются и обсуждают, — подтверждает ЧжуВон. — И таких мест несколько. Но нас туда не приглашают.
— И кто им тогда виноват?
ЧжуВон устало вздыхает. Ну, всё понятно. Опостылевшие корейские заморочки. Старшие могут делать, что хотят, всё равно младшие будут во всём виноваты. Только мы ещё посмотрим, кто старше и кто окажется виноватым.
Оживает ЧжуВон. Признак самый надёжный: мои ножки начинает поглаживать. Спорю с ним, уже болтая поглаженными ножками у него на руках.
— Конвенция запрещает секс в дневное время.
— Введём в Конвенцию поправку: не считая выходных и праздничных дней, — пацак демонстрирует свою непоколебимую волю и кобелимость.
28 августа, воскресенье, время 12:55
Особняк семьи Ким.
ДонВук в кругу семьи обедал почти молча. Но когда его отец уходит к себе, роняет недовольно:
— ЧжуВон мог бы и остаться на обед, — на его слова ИнХе согласно кивает.
— Он сейчас фактически не член семьи, — указывает на очевидный факт МуРан. ИнХе пригорюнивается.
— Принять приглашение можно и от чужих, а мы ему всё-таки не посторонние.
— Чай мы попили, — МуРан не спорит, только уточняет, — о делах вы поговорили. Не хочешь нам рассказать.
— Нет, мама. Могу только сказать, что дело опять в ней.
ИнХе поджимает губы. Служанки сноровисто убирают посуду и расставляют чайные чашки. МуРан что-то решив про себя, говорит ИнХе:
— Невестка, поухаживай за нами. А вы — свободны.
— Сын, — начинает МуРан, когда служанки удаляются, — если дело в ней, тогда понятно, почему ЧжуВон ушёл. Кому приятно выслушивать плохое про любимую жену?
— Её никто за язык не тянул что-то говорить про чеболей, — бурчит ДонВук.
— Я внимательно посмотрела ту передачу, — опять уточняет МуРан, — она даже слово такого не употребляла: «чеболи». Она говорила про всех бизнесменов и всю страну. Это позже нетизены поняли всё по-своему.
— Вот и не надо говорить то, что могут истолковать по-разному.
— И она же, — не обращает внимания на слова сына МуРан, — через пару дней сдвинула все акценты. Главными виновными объявила нетизенов, те захлебнулись негодованием и в итоге затихли.
— Они затихли, зато парламент заработал, — ДонВук не сдаётся. — Мы посчитали в своей компании, когда это начнётся, мы начнём терять до четырёх миллионов долларов в год.
— Два с половиной ЧжуВона, — опять уточняет МуРан. И на недоумение сына поясняет:
— Всего в два с половиной раза больше, чем нам обходился ЧжуВон. Но он ушёл, так что терять мы будем чуть больше двух с половиной миллионов долларов в год.
ИнХе ошарашенно глядит на свекровь. И даже ДонВук впечатлён.
— Справедливости ради сказать, это было на пике расходов. А дальше он в армию ушёл. И ты забываешь, благодаря кому мы получили госзаказ на сорок миллиардов долларов.
— Мама, Агдан назначила тебя своим адвокатом? — ДонВук показывает, что и он способен на сарказм.
— Любую ситуацию надо рассматривать со всех сторон, сын. Если бы ты безудержно восхвалял Агдан, я бы стала искать минусы. Прокуроров у нас в семье хватает, адвокаты для равновесия тоже нужны.
ДонВук делает паузу, давая понять, что справедливость в словах матери есть.
— И всё-таки она не осторожна в словах…
— Возможно, сын. Не буду спорить, — МуРан отступает. Всё уже произошло, ничего не изменишь, незачем войну в семье устраивать.
— Им будут мешать. Уничтожить их не смогут, Агдан ухитрилась получить протекцию на самом верху. Но мешать им будут.
ИнХе поджимает губы ещё плотнее, хотя куда уж дальше? МуРан усмехается, но не возражает.
— Новость скорее хорошая, чем плохая, сын. Его компанию не уничтожат, а трудности, будем надеяться, их только закалят.
29 августа, понедельник, время 13:35.
Агентство «Music Modern», кабинет Агдан.
— Хорошо, Лена, вроде обо всём мы договорились. Я не каждый день могу быть на связи, но если захотите, поймаете. А плановую видеобеседу назначим в это же время ровно через две недели. До свидания.
Согласилась Стесснер приехать к нам на работу. Несмело попыталась увеличить оклад, но это извините. Я так понимаю, родственники и друзья возбудились и навстропалили девушку. По принципу «попытка — не пытка». Так и вижу их горящие глаза и нашёптывания в ухо: проси больше, если ты им нужна — дадут! Дам, конечно. Если будет выхлоп, могу удвоить и даже утроить, не жалко. Но авансом такие деньги платить не буду.
Эти две недели она должна пройти у себя как бы ускоренные курсы начинающих тренеров. Попрактиковаться. Сама-то она мастер международного класса, но тренерская работа совсем другое поле деятельности. Преподаватели школы обещали её натаскать, но две недели мало. Будет в процессе с ними советоваться. По интернету.
Итак. Тренер, неизвестно какого качества, у меня будет. Елена, пусть неопытная, но сможет хотя бы всё показать, что уже не мало. И симпатичная. По российским меркам. По местным — богиня, на неё будут смотреть, открыв рот. А когда выйдет в гимнастическом купальнике, мужчины не только рты разинут, но ещё изрядную силушку приложат, чтобы рвущуюся ширинку удержать.
Кстати, зря я раньше считала, что айдольская норма веса тела — садисткая азиатская выдумка. В художественной гимнастике, во всех странах, действует точно такая же формула. Вес тела в килограммах должен равняться росту в сантиметрах минус сто двадцать. То есть, девушка ростом 170 сантиметров должна весить не более 50 кг. Хотя насколько я понимаю, на килограмм-полтора перевеса особого внимания не обращают. Не мешает? Пусть будет. И многие спортсменки даже заметно перекрывают норму. К примеру, рост — 170, вес — 48. Надо считать это неким ориентиром, но скорее, это показатель астенического телосложения. Главное условие для художественной гимнастики: девушка должна быть высокой, тонкой, длинноногой.
29 августа, понедельник, время 17:35.
Любимый ресторан Агдан.
— Аньён, онни, — ужин много сил не отнимает, можно и отвлечься на разговор. — У меня один вопрос: шантажист не звонил?
— Нет, ЮнМи.
— А новый номер ты своим работницам скинула?
— Ещё вчера.
Кладу смартфон на стол. Объяснять ЧжуВону ничего не надо, разговор шёл с громкой связью.
— Для верности надо подождать, — решает ЧжуВон, поедая пулькоги в варианте аналога плова. — Если завтра не будет звонка, это точно не её работницы.
— И тогда искать бесполезно, — отодвигаю опустошённую тарелку и берусь за стакан с томатным соком.
— Не то, чтобы совсем бесполезно… — ЧжуВон сам понимает, что фильтровать окружение нескольких десятков человек дело долгое, муторное и малоперспективное. Шанс есть, но объём работы гигантский.
— А если сделать так, — в голову приходит ещё одна идея, — опубликовать звукозапись голоса шантажиста. Вдруг кто-то узнает?
— Где? На телеканале? Нет!
— Не обязательно на тиви.
Подходит официант, рассчитывает нас. Идём на улицу. Прохожу в заботливо распахнутую передо мной дверь.
— Горжусь тобой, Чжу. Все смотрят на тебя, как мешком ударенные, а ты всё равно по-европейски галантен.
Садимся в машину.
— Всё очень просто. Подключим «Змеиное гнездо», они отработают запись по чатам и форумам. И эффект будет.
— Ты уверена? — ЧжуВон выруливает с парковки, за нами следует машина охраны.
— На все сто! Даже если голос никто не признает, шантажист почувствует угрозу. Ему станет неуютно. И всё-таки есть шанс, что узнают. Надо ещё проинструктировать, чтобы мои «змеи» первым делом насели на чаты Ёнесая. Наверняка и там мои фанаты есть.
Берусь за телефон, хочу позвонить ГаБи. Тут же откладываю и снова берусь, чтобы позвонить СунОк. После короткого разговора разочарованно бросаю смартфон в сумочку. Онни не включала режим записи разговора. Теперь-то будет, но пока записи голоса нет. Печалька.
Мы едем не домой. Мы начинаем действовать согласно предложенному мной и поддержанному ЧжуВоном плану. Не получилось купить вторую кинокомпанию? Поедем в третью. Туда мы и едем.
Первым делом нас встречает надпись «Seul cinema» под корейским хангылем. Район не трущобный, конечно, но и не самый престижный.
— Сравнительно скромная вывеска, — так оцениваю табличку над двойными стеклянными дверями. Парадоксальным образом меня это не радует. Полагаю, что чем хуже идут дела, тем более обращают внимание на внешние атрибуты, делая их кричащими. Иначе говоря, чем хуже, тем больше пафоса. Пафоса не замечаю, значит, здешние ребята считают, что они на плаву.
— Судя по биржевому курсу их акций, — замечает ЧжуВон, — ты не права. Я целых два процента акций купил всего за пятнадцать тысяч долларов.
Вице-президент компании встречает нас вежливо и настороженно. Собственно, мы многого не ждём и мало что требуем.
— Судя по биржевым котировкам, — говорит вице-президенту после ритуально-приветственной части ЧжуВон, — ваша компания стоит меньше миллиона. Мы готовы дать два.
— Биржевые котировки, ЧжуВон-сии, вещь непостоянная. Сегодня — миллион, а завтра — десять, — вице-президент Чанг тонко улыбается.
— Мы хотим снять фильм, саджанним, — вмешиваюсь я. Не просто так, сначала испрашиваю взглядом разрешения у ЧжуВона, будь прокляты средневековые традиции Намхана!
— Снимать планируем в Америке, режиссёр американский, артисты тоже.
— И что же там будет корейского? — улыбается Чанг.
— Название кинокомпании, имя продюсера и композитора, несколько второстепенных ролей.
— И всё? — улыбка приобретает отчётливо саркастический оттенок. — Агдан-сии, а что скажет ваш муж?
— Моя супруга будет продюсировать эту картину, поэтому все вопросы по фильму — к ней, — обаятельно улыбается ЧжуВон
— Собственно, я всё уже рассказала. Подробности не важны, — снова гляжу на ЧжуВона. Пора заканчивать.
Что он и делает. Есть в корейских традициях небольшие плюсы. Мне можно молчать и не участвовать в прощальных расшаркиваниях. Достаточно одного.
— Аннён, саджанним, — успеваю заметить неподдельное изумление на лице Чанга при виде нашего выхода. Все шаблоны в кучу. Вроде я женщина, слова которой ниже подошвы, но при этом привычно, как должное, принимаю королевские почести. Двери я не касаюсь, всё делает Чжу.
— Дебак! Что, Чжу, всё у нас на сегодня? Или ещё дела есть?
Чат на одном из полуподпольных порносайтов Южной Кореи.
Ночь с 31 августа на 1 сентября.
[**&] — Аньён, люди! Внимание всем! Этого никто не видел! Голая попка Пак СунОк, сестры Агдан!
Четыре кадра, оформленные в форме гифки, показывают симпатичную спортивную девушку в негустой толпе станции метро. Всё с большим приближением. Последний кадр под торжествующую музыку радует крупным видом снизу подъюбочного пространства. Белоснежные бёдра, ладно соединённые светло-бежевыми шортиками.
[***] — Холь! Это правда она? Не врёшь?
[**&] — Она. Три дня её выслеживал. Она не часто на метро ездит.
[***] — А что, у Агдан сестра есть?
[***] — Недавно из села приехал? Есть. Старше Агдан то ли на год, то ли на два.
[***] — А попки самой Агдан нет?
[***] — Ещё один селянин. Войди в интернет, там Агдан во всех видах, только что совсем голой нет. Но в купальнике где-то мелькала, точно не помню.
[**3] — Смотрите на Агдан, вот ссылка: … Там сотни фотографий и десятки роликов, айдолы свою фигурку не прячут.
[**4] — А этот **& врёт! Это попка совсем не СунОк.
[***] — Откуда ты знаешь? Откуда ты вообще можешь знать? Никто этого не мог видеть!
[**4] — Во-первых, могли. Сама Агдан видела? Наверняка. Их мама всякими своих дочек видела. Вот уже ты не прав, существуют люди, которые видели.
[***] — Ёксоль! Ты такой мудрый! Ук, семья, а кто ещё?
[**4] — Её оппа мог видеть. И даже трогать, кх-кх-кх…
[**&] — С сегодняшнего дня все могут видеть, кх-кх-кх…
[**5] — Да врёшь ты всё! Это не СунОк совсем. Нет, издали вроде она, но как ты докажешь, что попка её? Я вот точно знаю, что это не она.
[***] — Откуда ты можешь знать?
[**5] — А мы давно её пасём. Вот настоящая фотка: [фото]. Видите? У неё там маленькая родинка под левой ягодицей. И такие шортики она не носит, у неё с кружавчиками всегда.
[**&] — Нет у неё никакой родинки!
[**4] — Щибаль! Вы оба врёте! Вот настоящая попка СунОк! [фото с шортиками в сиреневую полоску] Родинка на правом бедре!
[*15] — Херню вы все городите! Настоящее фото вот: [фото с голубенькими шортиками]
[**9] — Нет! Вот, вот и вот! [Целая серия подъюбочных снимков] Нет там никакой родинки нигде!
[***] — А чего это у тебя все разные?
[**9] — Почему разные?
[***] — Ляжки разного размера и попки различной округлости…
[**3] — О-о-о-у! Да ты ценитель! Эксперт!
[**9] — Фигня это всё! Просто по ходу дела другие симпатичные девушки попадаются, удержаться невозможно. Могла и затесаться одна-другая. Но большая часть это СунОк, мамой того кэджащика ([**&]) клянусь!
[**&] — Не трогай мою маму, шипсэги (ублюдок)!
(В этот момент в «Змеином гнезде» кое-кто стал потирать руки)
[**4] — Согласен! Точно шипсэги! И ты тоже шипсэги! Принёс какие-то левые отфотошопленные кадры…
[**&] — Это настоящие!!!
[**9] — Не свисти! Небось свою сестру-шлюху отснял и выложил. Теперь голову нам морочишь.
[**&] — Ёнмоно, мичинном! (Иди нах… кретин)
[***] — Есть предложение, парни! Давайте проголосуем. Какая жопа больше всех понравится, та и СунОк.
[***] — Холь! Отличное предложение.
[***] — Идея — класс!
[**8] — Давайте, парни! Занумеруем. По времени. Первый номер за тем кэджащиком, который выложил жопу своей сестры, и дальше по порядку.
[**&] — Щибаль! Это не моя сестра!!!
[**9] — Вот проголосуем и узнаем, твоей сестры жопа или нет.
[**&] — Чэнг-чанг, сапсари! (черт побери, шавка)
[**9] — Повторишь очно? Или штанишки намочил? Давай встретимся в парке и узнаем, кто шавка, кто ублюдок и чем жопа твоей шлюхи-сестры отличается от задниц других шлюх.
[**&] — Щибаль! Ёнмоно!
[***] — Голосуем, парни! По одному голосу за каждые шортики. Я — за сиреневые полоски. Это номер три.
Юзер [**&] покинул чат. На другом конце города, а может совсем рядом, в «Змеином гнезде» (все юзеры с цифрой оттуда) раздается дружный гомерический хохот. В чате ржач по другому поводу. Идёт голосование. Первое место делят голубенькие и пастельно-розовые шортики.
[*15] — Я же говорил, моё фото настоящее.
[**3] — Ук. Народ не может ошибаться.
[**9] — Точно, тот хмырь свою сестру не постеснялся за СунОк выдать. Кэджащик!
[***] — Всё может быть. Может и правда, СунОк.
[***] — Сестра Агдан будет без охраны ходить? Что-то мне не верится. Много ты чеболей в метро видел?
1 сентября, четверг, время — 20:35.
Особняк Агдан, общая комната.
Катаюсь от смеха около дивана. Меня не столько фокусы «змей» веселят, — парни чуть добавили отсебятины, но отработали точно по моим инструкциям, — сколько обескураженный лик онни. Да ещё изрядно покрасневший. Всё-таки она кондовая провинциалка, никак из неё деревню не вывезу.
ЧжуВон улыбается, ошарашенная мама, которая тоже заглянула в чат, не знает, что и думать. Потешаюсь над обеими, делая вид, что меня развеселила тема чата. А то обидятся.
Там в чате правильно про охрану сказали. Мы её через пару дней организовали, задействовали возможности ГаБи. Она даже от денег отказалась, а я настаивать не стала. Всё равно это ненадолго, получит же СунОк когда-нибудь права.
Охрана онни это не всё. Не зря русские говорят, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Если власти и полиция не может справиться с проблемой, приниматься за дело придётся народу. Надо только его организовать.
— Во всей этой истории, онни, есть один положительный момент. Огромный.
Мама и СунОк смотрят на меня с надеждой. Мне не жалко, сестра всё-таки, хоть и глупая курица.
— Попка СунОк и, правда, соблазнительная для мужчин. Ты, онни, сильно похорошела. И вообще, на тех снимках ты выглядишь потрясающе (чуть-чуть преувеличиваю). Главное, занятий не бросай. А ты, мама, проследи, я не всегда смогу быть рядом.
СунОк неуловимо меняет флюиды своей пылающей физиономии. Кроме смущения и почти исчезнувшего стыда, начинает излучать удовольствие. И мама улыбается, глядя на неё.
Перед сном.
— Как там у тебя дела с киностудиями?
— История повторяется, — ухмыляется ЧжуВон. — Ты права, Юна. Это неплохой бизнес, я всего за пару дней заработал полсотни тысяч долларов. Думаю, ещё парочку, а потом по второму кругу пойду.
— Так и научишься зарабатывать, избалованный мажорчик, — изогнув ножку, вожу кончиками пальцев по его животу и груди. Кстати, неплохое упражнение для поддержания себя в тонусе.
— Тебе пора в салон, — ЧжуВон ловит ступню в мягкий захват, — на прошлой неделе пропустила.
— Завтра вечером отвезёшь меня?
Вроде можно и не спрашивать, но мало ли…
Конец главы 9.