21 сентября, среда, время 09:40
Аэропорт Инчхон.
— Вот она! — говорю ЧжуВону. Пацак навязался ко мне в компанию для встречи гостьи. И если бы она была красивее меня, упёрлась бы всеми лапами, не хуже Мульчи.
Елена Стесснер выходит в зал из терминала и пробегает взглядом встречающих. Мы чуть поодаль стоим, правила поведения в общественных местах диктует охрана. Чтобы русская узнала меня, сдёргиваю вниз маску, снимаю тёмные очки и машу рукой.
— Елена! Иди к нам!
Лёгкая ошалелость на лице девушки сменяется облегчением и улыбкой. Тоже улыбаюсь. Мы одеты легко, хоть и в рамках приличий. Дресс-код охраны, к примеру, это обязательные чёрные костюмы. Но ткань тонкая, легко пропускающая воздух. Иначе не заметишь, как сваришься летом на улице вкрутую. На русской гимнастке же плотные джинсы, демисезонная курточка, хоть и выглядит лёгкой. Снятый шарфик она держит на руке. Ясненько. В Омске конец сентября не самая тёплая пора. Хорошо, если выше нуля, но может быть и ниже.
— У вас тут жарко, — удивляется Елена после приветствий. По-английски она говорит довольно чисто, хоть и медленно. Видно, что сначала переводит в голове с русского. Вообще-то в здании аэропорта не жарко, но она успела получить ударную дозу жары на выходе из самолёта.
Охрана и ЧжуВон не сводят с неё глаз. Строго оглядываю их, парни смущённо отворачиваются, служба вылетела из головы, теперь возвращается. ЧжуВона приходится дёргать за рукав. Ты-то чего? — спрашиваю взглядом. — Давно европейских мордашек не видел?
Конечно, я их понимаю. Елена, на взгляд её земляков, просто симпатичная, не более, чем хорошенькая. Но у неё разрез глаз от природы такой, к которому кореянки приходят после ювелирных пластических операций. Серо-голубого цвета, идеальный овал лица, прямой нос, светлые волосы, всё от природы на зависть сеульским девушкам.
— Как долетели, мисс Елена? — встревает ЧжуВон.
— Нормально. Только у нас снег с дождём, а у вас — жаркое лето.
— У нас осень в декабре начинается, — просвещаю гостью об особенностях местного климата.
Идём на выход. Я снова в тёмных очках и маске, но зеваки меня засечь успевают. И наш маршрут сопровождает возбуждённый шёпоток и концентрированный огонь взглядов.
Уп-с-с-с! Перед выходом на площадку перед зданием сгрудилась толпа. За стеклянной стеной бушует тропический ливень. Никакой зонтик не спасёт. Вырвет из рук, а струи воды лупят во всех направлениях. Да и нет у нас зонтиков.
— Это пи…ц какой-то, — бормочу про себя. Машинально и по-русски.
— Что? — уже по-английски спрашиваю вытаращившуся на меня Елену. Та вдруг начинает ржать, как кобылица. Даже слегка вульгарно, на мой взгляд. Но почему-то окружающие нас мужчины, — ЧжуВон, кстати, по комплекции и росту ничуть не уступает громилам из охраны, — слушают её с явным удовольствием.
— Спасибо, э-э-э… — еле справляясь с очередным приступом смеха, говорит девушка.
— Можешь называть меня ЮнМи-сии или госпожа Агдан, — объясняю, изо всех сил стараясь не краснеть. Без особого успеха. ЧжуВон смотрит на меня с подозрением. Меня подводит незаметно привязавшаяся ко мне привычка нецензурно ругаться по-русски. Всё равно никто вокруг не понимает, — разве что Мульча, — а душу облегчает мгновенно и кардинально.
— Спасибо, госпожа Агдан, — всё ещё улыбается Елена, — я прямо дома себя почувствовала.
— Проникновенье ваше по планете, — декламирую по-русски, — особенно заметно вдалеке. В общественном парижском туалете есть надписи на русском языке.
Девушка опять хохочет. Да так, что на нас начинают оглядываться. Увидев, что дама — европейка, понимающе улыбаются. Что с вегугинов возьмёшь?
— Там действительно есть такие надписи, госпожа Агдан… — давится хохотом Елена.
— Лучше «ЮнМи-сии», — изгоняю краску с лица и перехожу на английский, — это аналог русскому обращению по имени-отчеству. С уважением и без официоза. Суффикс «сии» даёт такой эффект, корейцы не используют имени отца. Кстати, как зовут твоего отца?
— Франц.
Точно, немка! Елена подтверждает. Елена Францевна, если точно.
— Прости, Юна, немного не понял, — подключается ЧжуВон, — наша гостья русская или немка.
От вопроса мы подвисаем обе. Переглядываемся.
— В России много национальностей, — объясняет Елена, — есть коренные, есть пришлые. Большая колония немцев появилась в России примерно триста лет назад. Между прочим, есть корейская община. Немного китайцев есть. Немного из европейских стран. Венгров, поляков, греков.
Всё равно не понимает. Вижу по глазам.
— Считай её русской немецкого происхождения, — моя попытка не увенчивается успехом, и я бросаю это безнадёжное дело. — Считай её просто русской. Внутренние русские особенности во внимание принимать не надо. Мы не в России живём, чтобы в этом разбираться.
— Ой, дождь закончился! — говорит Елена, и через несколько секунд мы вливаемся в поток, выходящий на умытую, освежённую дождём улицу.
21 сентября, среда, время 11:35
Агентство «Music Modern», общежитие трейни.
— У моей семьи в Омске квартира чуть больше, — говорит после осмотра своих апартаментов Елена, — но мы там вчетвером живём.
О своей младшей сестре-старшекласснице она уже упомянула. Между нами девочками говоря, я постаралась для неё. Кухня маловата и душ общекоридорный, но там отдельные кабинки. Спаленка небольшая, опять-таки для одной чуть более, чем просто хватит. Сидим в гостиной.
— Иди в душ, — командую я, — приводи себя в порядок, сходим, пообедаем.
Мы с ЧжуВоном часто в ресторан на обед ездим, но не всегда. Агентство взяло под своё крыло ближнее кафе ещё до меня. При мне мы его натурально оккупировали. Обеденное время официально назначено только для работников агентства. Не всех. Не всем по вкусу не совсем европейская, лучше сказать, европеизированная кухня. Главное отличие от корейской — малое количество специй. Трейни принуждены мной наполовину волюнтаристким решением. Остальные, вроде ДжиХён, СонЁн и ЁнЭ, ходят туда по убеждению.
Владелец кафе страшно доволен. К нему заглядывают звёзды первой величины, что приманивает посетителей. Он для посторонних цены удвоил, охрана бдит, чтобы к нам не приставали, но посещаемость только возросла.
Пока Стесснер нежится под водными струями, звоню ЁнЭ.
— ЁнЭ, русская гимнастка прибыла, отправляй в Омск деньги.
— Хорошо, ЮнМи-сии. Приписку не меняем? Спонсорская помощь?
— Да.
Мы ещё поговорили, распоряжений хватает каждый день. Сегодня многое крутится вокруг Стесснер, у меня на неё большие планы.
21 сентября, среда, время 12:35
Кафе рядом с агентство «Music Modern».
— А простого хлеба нет? — вопрошает Елена.
Мы взяли на двоих жареного цыплёнка, салаты из морской капусты и ещё какой-то хрени, супчик на говядине, с рецептом максимально приближённым к русскому. А вот с хлебом… иду на раздачу и беру булочки. Совсем не то, но самое близкое по вкусу. Некогда мне заниматься выпечкой. У себя дома я делаю, мне хватает.
Елена прожёвывает с гримасой сомнения. Ну, да. Это не славянская кухня.
— Лена, а ты ничего не привезла из дома? — получаю недоумённый взгляд в ответ. — Я, когда бываю в России, хотя бы транзитом, всегда везу домой полтора-два пуда всяких разностей. Солёное сало, тушёнка, маринованные грибы, помидорчики, и всего по мелочи, что под руку попадётся. Ничего не привезла?
Не привезла. Облом. Вздыхаю разочарованно. Елена смеётся.
Спустя час. Репетиционный зал.
https://www.youtube.com/watch?v=LpVDUFFY4G0
— Девочки, присядьте пока, — командую девчонкам, — отдохните минут десять.
— Что скажешь, Лена? — скрываю улыбку, глядя на её реакцию. — Это мои трейни, собираюсь делать из них танцевальную фронт-группу агентства. «Люкси гёрлс», — кордебалет, шоу-балет, пока не дала полное название.
— Что я могу сказать, — Лена подыскивает слова, — ваши национальные особенности пока не знаю, возможности девочек мне неизвестны, в шоу-бизнесе мало что понимаю…
Молча жду, гляжу на неё в упор, не моргая.
— Не знаю, что говорить, — Лена окончательно теряется. — А нельзя других посмотреть?
От собственной последней фразы Лена аж краснеет от смущения.
— Не хочу сказать, что…
— Лена! — останавливаю её жестом и тоном. — Некого больше смотреть. Всё намного хуже, чем ты думаешь. Ты можешь не верить, но перед тобой красивейшие девушки Кореи. Вот такого жалкого уровня. Лучше не найдёшь!
Девушка окончательно теряется от моей категоричности.
— Если увидишь красивую азиатку на улице на стройных ножках, можешь быть уверена. Это тайка, филиппинка, вьетнамка или, на худой конец, метиска. Красивее этих ты не найдёшь во всей Корее. Кстати, трое из них метиски. Ты угадаешь, кто это, когда выберешь самых хорошеньких. Учти, что они ещё и пластику делали. Все.
Лена сидит придавленная, как каменным завалом, неожиданной правдой о кореянках, выложенная кореянкой, бесспорно кореянкой, внешний вид которой абсолютно опровергает её же слова.
— А вы?
— Я — редчайшее исключение, генетическая аномалия. Возможно, счастливая мутация. Или, как там ваш Михаил Булгаков говорил? «Вопросы крови — самые сложные вопросы в мире», так? Непонятно, откуда у меня синие глаза взялись. Есть версия, что по крови я восхожу к королеве Мён СонХва, убитой японцами около ста лет назад. По легенде она была голубоглазой.
Что-то слишком много я за один раз на бедную девочку вываливаю. В конце концов, она не из интеллектуальной элиты, а спортивной. Вон, как её упоминание о Булгакове придавило. По глазам вижу, не помнит, откуда эта фраза о вопросах крови.
— Давай вернёмся к теме. О национальных особенностях и всём остальном чуть позже. Мне интересно твоё мнение, как стороннего специалиста, о потенциале девчонок.
— Давай по-другому спрошу, — придумала, как перевести с русского на русский. — На какое место они могут рассчитывать на чемпионате России по художественной гимнастике?
Теперь Стесснер втыкает в меня немигающий взгляд.
— Они же не гимнастки!
— Не важно. Ориентируйтесь исключительно на фактуру, — меня не собьёшь. — Внешний вид и культуру движений. Считайте, что техникой владеют на уровне, позволяющем добиться заметного успеха.
— Девочки миленькие и раскованные…
— Лена, мне реверансы не нужны, — усиливаю нажим, — мне правда нужна.
Лена задумывается.
— На Всероссийском чемпионате они ничего не займут. Хорошо, если в середину пробьются. На региональном конкурсе…
— В Омской области?
— В Омской области им точно ничего не светит, — улыбается Лена. — Нет. Где-нибудь в Челябинской или, того лучше, в Казахстане они могут пробиться на третье место. Если займут первое — я удивлюсь.
Затупила я насчёт Омской области. Если там такая школа, то моим действительно нечего делать.
Открывается дверь, в зал заходит невысокая худенькая девушка. Ли ХинГи. Лицо освещается улыбкой, когда она замечает нас. Подходит, кланяется.
— ЛеНа-сии. ХинГи-ян, — представляю девушек друг другу. Лена улыбается.
— Сдрастуте, ЛеНа-сии, — с трудом выговаривает ХинГи.
— Лена, это твоя переводчица и помощница. Она учит русский язык третий год, но ни черта в нём не понимает, — мою правоту ХинГи подтверждает лучезарной улыбкой, в которой нет ни тени укоризны. — Лучшего у меня ничего нет. Извини, я сейчас проинструктирую её по-корейски.
— ХинГи-ян! За эту работу будешь получать пятьсот тысяч вон в месяц. Когда увижу, что справляешься хорошо, зарплату тут же удвою. В университете договоришься, что проходишь практику с носителем языка. И всё возможное для себя время проводишь с ней. Договоришься о рабочем графике. Девочки!
Зову группу, выстраиваю перед собой в ряд. Сами мы сидим, ХинГи садиться не смеет.
— Кто хорошо знает английский?
Неуверенно поднимает руку одна. Остальные грустно переглядываются, английский язык ведь такой трудный!
— Вот, Лена! Если рядом нет ХинГи-ян, общаешься через неё по-английски.
Тут выясняется, что у Лены нет планшета.
— Как раз для тебя работа, ХинГи-ян, — пишу записку для ЁнЭ, выделить три миллиона вон на покупку планшета или ноутбука для Стесснер и прочие расходы.
— Лена, выберешь с ней и купишь. Учти, это твои деньги, вычту с зарплаты. Я тебе её как бы авансом даю, — о зверином оскале капитализма забывать нельзя, денежки — врозь, как говорится.
Потом немного подумав, смягчаю позицию.
— Ладно. Раз тебе для работы надо и вообще… считай это подъёмными. Планшет и смартфон будем считать твоим рабочим оборудованием.
И-э-э-х! Спошные расходы…
22 сентября, четверг, время — 10:45.
Сеул, окружной суд Намьянджу
— Господин Ю, — мне не надо играть, мой голос и без сух, как ветер над Сахарой, — объясните мне и суду, по какому принципу вы насчитали такую несуразную сумму моральной компенсации?
Рот господин Ю открыть не успевает. Я продолжаю:
— Любой подсчёт должен вестись на какой-то основе и подчиняться хоть каким-то правилам. Вы говорите, что ваш ежемесячный доход четыре миллиона вон? Прекрасно. Допустим, чисто теоретически, из-за моральной травмы ваша производительность труда упала наполовину. Но тогда выходит, что вы наполовину выведены из строя на целых пятьсот месяцев. Это почти сорок два года…
Первый раунд начинаю я. После всех формальностей начала заседания беру слова. Судья, кажется, действительно, настроен ко мне неприязненно. Зачем-то спросил, почему меня не было на первом заседании, хотя необходимые полномочия мой адвокат имел. Пришлось дать отповедь. Первое заседание, оно ведь техническое, а не по сути дела. Так что и личного моего присутствия не требовалось.
— Закон позволяет присылать своего представителя, — пожала плечами. — Иначе, за что он зарплату получает?
Симпатий со стороны судьи мне это не добавило. Но подозреваю, что зарабатывать у него баллы — дохлый номер.
Истец мне тоже не нравится. В том смысле, что он какой-то непробиваемый. Уже давно от меня к его голове тянется тоненькая зелёная ниточка, которую вижу только я. Поэтому его эмоциональное состояние для меня не тайна. Если кратко, ему всё по барабану, переполнен уверенностью в завтрашнем дне. Прав ЧжуВон, за спиной у него мощная поддержка, он не сам по себе.
Давно успокоилась, поэтому играть буду хладнокровно. Риски, в общем-то, понятны. Ну, заплачу миллион долларов в самом худшем случае. Тут же выдвину ответный иск и постараюсь содрать ещё больше или хотя бы вернуть утраченное. Фокус с карманным судьёй я тоже могу провернуть. Дурное дело не хитрое.
— Итак, господин Ю. Вы пытаетесь приравнять синяк на руке и чувство оскорблённости от жёсткого обращения к реальной инвалидности? Так, будто вы потеряли руку или ногу?
Вид у истца нагловатый, типа, мели, Емеля, твоя неделя. Вхожу в азарт.
— Скажите, господин Ю, у вас есть какие-нибудь документы, обосновывающие такую огромную сумму?
В ответ — недоумённый взор. Объясняю.
— Например, справка от врача-психиатра о том, что ваше психическое состояние близко к критическому. Или, например, приказ о вашем увольнении с места вашей работы вследствие невозможности выполнять свои служебные обязанности из-за синяка на руке.
Из зала раздаются смешки. Судья стучит молоточком.
— У вас всё, госпожа Агдан, — судья смотрит на меня строго и неподкупно.
— Как же всё, господин судья? Истец не ответил ни на один мой вопрос.
— Истец, отвечайте на заданные вопросы, — неподкупный судейский взор обращается к моему оппоненту.
— Я их не понял, господин судья, — спокойненько отвечает Ю ХиГун.
— Могу упростить, — любезно предлагаю я, — вопрос первый: вы продолжаете работать на прежнем месте? У начальства к вам есть претензии?
О! Кажется, это сильный удар. До нокдауна и, тем более, нокаута далеко, но чувствительно.
— Работаю на прежнем месте. У начальника претензий ко мне нет.
— И это замечательно. Значит, этот маленький инцидент с попыткой взять автограф не нарушил вашего психического равновесия?
Молчание. Пауза затягивается. Всё-таки истец успевает опередить судью, собравшегося его поторопить.
— Нарушил. Но на качестве моей работы это не сказалось.
— Справка от психиатра о вашей моральной травме у вас есть? Вы предоставили её суду?
— Нет, — хмуро зыркает на меня истец.
— Тогда возвращаемся к первому вопросу. На каком основании вы исчислили такую гигантскую сумму моральной компенсации?
— Я как-то читал, что одна американская актриса отсудила у пластических хирургов миллион долларов, — объясняет истец. — Объяснила это моральным дискомфортом от того, что её пупок сместился на полсантиметра.
В зале шум, судья опять стучит молотком.
— Вы имеете отношение к шоу-бизнесу? — в моём вежливом голосе судья усматривает ядовитые нотки.
— Госпожа Агдан, вам известно, что к шоу-бизнесу истец не имеет отношения.
— Прекрасно. Тогда почему, господин Ю, вы приравниваете себя к голливудской актрисе? Тем более вам никто не сместил пупок на сторону.
В зале откровенный жизнерадостный смех. Да, в зале есть мои фанаты. У судьи кончается терпение и по его команде охранник выводит самого весёлого фаната из зала.
— Я жду ответа, господин Ю.
— Чем я хуже американской актрисы, — бурчит истец, — все люди равны.
— Все люди равны, — не согласиться нельзя, — но есть профессиональная специфика. Требования актрисы обоснованы. Я сама работала айдолом и моделью и знаю, что в кино и шоу-бизнесе важен каждый сантиметр и каждый килограмм. У вас на работе такая же специфика?
Какой-то он тормознутый. Смотрит вопросительно.
— Вас оштрафуют на работе, если вы прибавите в весе на пару килограмм или явитесь туда, прихрамывая после какого-нибудь падения?
— Нет, — приходится ему так отвечать. Вопрос на уровне риторического. Ответ «да» может вызвать улыбку даже у судьи.
— Вот и разница между вами и американской актрисой. Её безупречный внешний вид — профессиональная необходимость. Для вас это не так. Поэтому ссылка на прецедент с американской актрисой — чистой воды спекуляция.
— Итак. Я повторяю вопрос, потому что вы так и не дали удовлетворительного ответа. На каком основании вы требуете миллиард вон в качестве компенсации?
На помощь припёртому к стенке истцу приходит судья.
— Позвольте, госпожа Агдан, суду решать, удовлетворительный ответ дал истец или нет.
Пришлось позволить. Но на этом развлечения не заканчиваются.
— Господин судья, позвольте представить материалы, доказывающие профессионализм моей охраны и полную неадекватность поведения истца в том инциденте?
Милостиво позволяет. Мой адвокат, который сегодня исполняет роль секретаря, уходит к судейскому секретарю с флешкой. В интернете есть всё, доморощенные папарацци не оставляют без внимания ни одного моего шага на публике. Уже имела удовольствие наблюдать себя с окровавленными руками. Может сложиться впечатление, что это мои руки поранены.
После короткой возни с флешкой на большом экране на боковой стене наблюдаем не слишком качественную съёмку. Что они могут, любители? Но происходящее распознать можно. Тем более с пояснениями моего адвоката на паузах.
— Мы вычислили примерную скорость передвижения истца, — поясняет мой адвокат. — Она около шести метров в секунду. Остановили его на расстоянии чуть более метра. Любой человек согласится, что мужчина комплекции истца легко собьёт с ног хрупкую девушку. Довожу до сведения суда, что вес госпожи Агдан всего пятьдесят четыре килограмма…
Чо, правда?! Вот блин, я и корова! Хотя в зеркале вроде всё хорошо. А, ну да… у меня же бёдра раздались на три сантиметра и грудь на пару. При той же талии, хи-хи…
— Так что мы считаем, что действия охраны госпожи Агдан вполне оправданы, — заканчивает адвокат.
Кстати, надо премию выписать парням за чёткие действия. Чтоб не думалось, что они меня подставили. И поднадоедает мне этот судебный цирк. Примерный план действий примерно сложился. Вот по этой диспозиции и будем действовать. Истца, так или иначе, стираем в порошок. Чтоб больше никому неповадно было. Меня больше заботит, кто за ним стоит? Так и не обозначили они себя. Ясно только, что кто-то из чеболей. И кто? Самчон роет землю, но пока ничего. Когда он выйдет из суда, ему опять прицепят хвост. Вряд ли будет толк, но вдруг?
— Должна предупредить, господин судья, — говорю в конце заседания, — в дальнейшем мою сторону будет единолично представлять адвокат Чонг. Я, скорее всего, не смогу принять участие в следующих заседаниях.
— По какой причине? — холодно интересуется судья. Он что, больной? Не понимает, что люди моего рода деятельности свободного времени почти не имеют?
— По причине интенсивной подготовки к зарубежным гастролям. В Соединённые Штаты Америки.
Судья сверлит меня немного взглядом, но сказать что-то скептическое после упоминания Америки не смеет. Объявляет заседание закрытым.
— Адью, мон шер ами, адью… — про себя, но слышно для тех, кто поблизости, напеваю я. Очень мелодично. Обычно я пробую голос в разных режимах, когда меня не слышат, но бывает и так. Судья бросает на меня прощальный и очень подозрительный взгляд.
Здесь мне охрана не нужна. Окружающие фаны восторженно хлопают моим напевам, берут в плотное кольцо и торжественно сопровождают на улицу.
Окончание подглавы.