3 июля, время 10:55
Нотариат рядом со станцией метро «Чамвон».
— Госпожа Агдан, — тон господина Лина добросердечен в отличие от его вида. Мрачного и перекошенного гневом и досадой. Несложно так организовать аудиоэффект, если звонок не в видеорежиме.
А какое должно быть выражение лица у человека, который только что понял, что его не только обманули, а жестоко посмеялись? Клерк нотариата сначала удивился «ассирийским» письменам, потом обратился в находящийся в этом же здании центр переводов. Вернее, посоветовал обратиться. Что обошлось в некую, не масштабную, но чувствительную сумму. Сто тысяч вон тоже на улице никто просто так не подарит.
И что же видит господин Лин в переводе, как оказалось, вовсе не с ассирийского, а тоже экзотического русского, но не настолько, что о нём даже не слышали?
«Верховному руководителю.
После прочтения документа отодрать его подошву, разрезать на две части. Аккуратно деформировать, чтобы не повреждать. После ознакомления с процедурой полученный материал выбросить в уборную, как использованное средство.
Утверждаю: Верховная Дрянь».
Четверть часа господин Лин изучает текст, пытаясь разными способами склеить его в голове. Никак не срастается. Вопросительно глядит на переводчика с уверенными глазами непревзойдённого специалиста. Тот пожимает плечами. Каков текст, таков и перевод.
Придя к непреложному выводу, что в любом случае это не резолюция, запускающая документ в реальную работу, господин Лин звонит секретарше на телеканал, которая и переводит звонок напрямую Агдан.
— Аньёнхасейо, господин Лин. Я вас слушаю, — раздаётся мелодичный голосок Агдан.
— Госпожа Агдан, ну, как же так? — мягко укоряет Лин ВанГи. — Мы же договорились встретиться у нотариуса…
— Простите, господин Лин, — очень искренне винится Агдан, — у нашего юриста возникли подозрения по поводу нашего договора. Он его сейчас проверяет, ничего понять не может.
— Приходите с вашим юристом вместе. Я всё ему объясню на месте. Ручаюсь, он сразу всё поймёт, — разве кто скажет, что это сильнейшая угроза? Тем более, таким доброжелательным тоном.
— Я вам СМС-ку посылала, господин Лин. Вы что, не получили её?
— Не знаю, — теряется ВанГи, — что-то было незадолго до десяти часов. Я не читал, какая-то тарабарщина на английском языке…
Как и всякий нормальный кореец Лин ВанГи знает много английских слов, но читать связный текст, а не распознавать отдельные слова? Увольте!
— Простите, господин Лин. Моя вина. У меня много абонентов по всему миру. И английский язык для меня стандартный рабочий инструмент. На корейском я обычно только вживую общаюсь.
Это господин Лин принимает легко. Приятно читать корейские СМС, но как же долго и муторно их набирать!
— Так как же нам встретиться, госпожа Агдан? — вкрадчиво вопрошает ВанГи.
— Сегодня уже не получится, — раздумывает противная аегусси, — завтра… да, давайте завтра… созвонимся.
С трудом удержавшись от скрипа зубами прямо в телефон, господин Лин завершает беседу.
Выдохнув, ВанГи прячет смартфон и выходит в океан летней сеульской жары.
— Господин Лин? Рекламное агентство «КинхЧжоунь»? — рядом оказывается даже с виду вежливый молодой человек. Несмотря на жару — в костюме, смотреть на него и то тяжело.
— Я — референт Чан. Вы не могли бы проконсультировать нашу фирму?
— А что конкретно вы хотели? — ВанГи вытаскивает из кармана рубашки свою фирменную авторучку. Но вместо её блеска глаза застилает чёрная пелена.
С завернутыми назад руками неизвестно откуда подскочившие молодые люди в костюмах запихивают ВанГи уже с чёрным мешком на голове в просторный джип. Остановившемуся рядом случайному прохожему один из парней на секунду суёт в лицо пластиковое удостоверение.
— Национальное полицейское агентство. Проходите, вас это не касается.
Машина уезжает.
Квартира Агдан.
02 июля, время 22:05.
— Пусть поработает на государство, — рассуждаю я, отпихивая мурчащую кошку, — НИС мне за такой трофей премию должно дать. Одним этим принесу государству такую пользу, что мне уже сейчас можно пожизненное содержание оформлять.
Среди нас троих Мульча — самая счастливая. В «эти дни» ей разрешается ночевать рядом со мной. Соответственно, самый недовольный — Чжу. Я — серединка на половинку.
— Ты уверена, что в какой-то момент НИС не сработает против тебя? — пониженное настроение пацака провоцирует его на неприятные вопросы.
— Если им их должности с зарплатами надоели, пусть попробуют, — всё равно не скажу, что я теперь тоже так могу. Хотя бы по той причине, что на самом деле не могу, тренироваться надо. Но не на кошках же…
Завтра сдам этого козла-перестарка в НИС. Пусть пользу Родине своими талантами приносит. Ибо нефиг! Почему я одна должна стойко переносить тяготы и лишения военной службы? Несовершеннолетняя хрупкая девочка причём? Пусть служба кончилась, — тот парад на ролике не просто съёмка, это реальный ритуал проводов моего высочества из славных рядов, — но ведь она была!
05 июля, время 15:50.
Сеул, университет Yonsei (входит в большую тройку SKY)
— Итак. Давайте окончательно сформулирую. Мне нужны проработанные, оригинальные по конструкции, дизайну, технологиям и материалам проекты. Архитектурные, строительные, коммуникационные. Здания всех видов городского типа, прежде всего. Жилые, торговые, складские, технические. Коммуникационные сети, канализация, водопровод, энергосети.
Передо мной зал мест на триста. Всем сидений не хватает, но студенты всех стран народ неприхотливый, сидят на ступеньках. Не только местные архитектурных и строительных профессий, но и приглашённые с других университетов. Три дня их собирали. Сижу уже полчаса и продвигаю то, что мне нужно.
— Давайте выберем небольшую комиссию, хватит трёх человек из преподавательского состава Ёнсей. Сразу предупреждаю: работа будет оплачена. Скажем по три миллиона вон, председателю комиссии — пять миллионов.
Оргработу провернули за четверть часа. В председатели седого, но ещё не старого, доцента с архитектурного, с его помощью ещё двух, взяли с них визитки, ну, и так далее. Студенты должны знать, кому нести проекты и у кого можно узнать подробности. На ходу и бюджет формируется.
Известила молодёжь, что проекты, признанные интересными, будут премированы. Суммы опять-таки не сильно велики, но студенту, даже из богатой семьи, пять-десять тысяч долларов — лакомый куш. К тому же это ведь всего лишь бонус. Основной мотив — учебный и профессиональный. Сильные работы зачтут по учебному плану, могут пойти даже в качестве дипломных. Заметный плюс в копилку реального опыта. Учиться ещё не закончили, а реальный проект, который, возможно, будет запущен, уже есть. Имя заказчика, то бишь, заказчицы, тоже не последнее дело. Насколько могу судить, преподаватели весьма довольны. Усиление мотивации к учёбе они могут только приветствовать.
— Хочу сразу предупредить. Сначала сделайте эскиз и намётки. Мы посмотрим, что пропустить, а что нет, чтобы вам лишнюю работу не делать. К примеру, я сразу не сказала, что меня портовые и сельские строения не интересуют. Могла ещё что-то забыть.
— Задавайте вопросы… ой, нет! — меня пугает мгновенно возбудившаяся студенческая масса, и я резко маневрирую. — Давайте так. Вам раздали буклеты, там есть интернет-адрес нашего сайта. Мы там организуем место, где вы сможете спросить обо всём.
Уворачиваюсь от массированной атаки студентов и попадаю под огонь журналистов. Их здесь не очень много, видно университетские, — а знали обо мне только они, — сообщили не всем. Придётся потерпеть, не впустить не могла, а раз они здесь, придётся встать под град их вопросов. Впрочем, в любой момент могу прекратить вакханалию. Разрешаю каждому обратиться ко мне один раз. Обычная практика.
— Газета «Чосон Ильбо», журналист Кан, — согласно моему жесту поднимается невысокий лысоватый мужчина, — Скажите, а зачем вам это надо? Ведь не просто так вы стимулируете студентов?
— Потому, что я — хорошая и добрая? — немного веселюсь и получаю ответные смешки из зала. — Конечно, у меня есть свои планы, журналист Кан, но афишировать их не собираюсь. Агдан слишком заметная фигура. Любое моё неосторожное заявление может заметно сдвинуть биржевые индексы. К примеру, если я скажу, что планирую купить какое-нибудь здание в Сеуле, цены на недвижимость тут же подрастут на несколько процентов. Поэтому мои планы останутся при мне.
— А вы нам что-нибудь споёте?! — вопль истосковавшейся фанатской души из зала.
— Нет. Ничего петь не буду. Я здесь не за этим, — затем решаю смягчить пилюльку. — Любой концерт, даже небольшой, надо готовить заранее. Хотя бы несколько дней. И должна соблюдаться гигиена труда. Перенапрягать горло нельзя.
— Как вы думаете, кто победит в вашей кинодуэли с Пукханом?
— Кто победит — неизвестно. Я ставлю на себя. Но уже есть те, кто выиграл. Это обе наши страны, которые нашли повод сесть за стол переговоров. Можно быть уверенным, что хотя бы в ближайшее время взаимных артобстрелов не будет.
— Вы не жалеете тех, кого через суд заставили заплатить вам штрафы?
— А чего мне их жалеть? Они считают, что я должна полностью соответствовать какому-то их идеальному образу айдола. Пусть хоть какую-то часть требований ко мне применят и к себе. Когда говорят, что айдол Агдан должна отвечать за свои слова и поступки это не правильно. Не Агдан, а ВСЕ должны отвечать за свои дела.
Настаёт очередь и нескромных вопросов.
— Госпожа Агдан, а сколько вы заработали на своём фильме?
— Во-первых, ещё рано говорить, рекламные контракты подписаны на год. Во-вторых, счёт идёт на десятки миллионов долларов. Конкретную сумму не скажу — коммерческая тайна. Добавлю. Зарабатывать, помогая своей стране, не зазорно. Подло зарабатывать, нанося вред своей стране.
И тут же получаю удар. Среди журналистов много журналюг и журнашлюшек.
— Как ваш дядя?
Делаю знак своей главной помощнице ГаБи. Та внимательно смотрит на хлыща, задавшего вопрос про дядю, записывает что-то в блокнот. Затем подходит к дерзнувшему с двумя дюжими молодчиками и снимает с него бейджик. Это не просто висюлька, это зримый знак допуска. Дожидаюсь, пока возмущающегося хлыща не выведут, только после этого отвечаю.
— Вопрос всё-таки прозвучал. Я намеренно дожидалась, пока его не выведут, чтобы он ответа не слышал, — я спокойна, спокойна. — Мы только что занесли эту газету в чёрный список и они больше никогда не получат аккредитации на мои пресс-конференции. Вовсе не потому, что вопрос провокационный, а потому, что он клеветнический. Ведь уже было судебное решение, полностью оправдавшее моего дядю. Так что никакого вреда нашей стране он не наносил.
— Госпожа Агдан, вы так и не раскрыли тайну вашего знакомства с Кимом ЧжуВоном.
— Так нет никакой тайны, — жму плечами, — я же работала в «Голден Палас». Лично имела пару бесед со старшей сестрой ЧжуВона, госпожой ХёБин. Потом директором отеля стал ЧжуВон. Встреч с ним я не искала, познакомились случайно.
— Это когда вы отгоняли от него невест? Только не заносите меня в чёрный список! — парень-журналист шутливо закрыл голову руками.
— Вот видите, — многое могу простить, когда у человека есть чувство юмора, — у вас уже есть рабочая версия тех событий. Но я никак не могу комментировать эти слухи. Поймите меня правильно, семьи чеболей очень чувствительны к публикации любых, самых невинных, подробностей их частной жизни. Зачем мне раздражать своих родственников? Да любой семье это не понравится. Личная жизнь пусть останется личной жизнью.
Чувствую, что сейчас начнётся полный треш. Надо это останавливать. И как это сделать? Желательно с выгодой для себя. А вот так! Поднимаю руку, встаю.
— Все по одному вопросу задали, я своё обещание выполнила, — дожидаюсь, когда стихнет гул разочарованных голосов. — Сделаем так. Подавайте оставшиеся вопросы в письменном виде моей помощнице (кивок в сторону ГаБи), я на них постараюсь ответить. На своём канале, АгданТВ. Следите за программой.
Журналисты себе на кимчхи заработали. Почему бы мне свой канал не отрекламировать?
Продвигать не помешает даже то, что в рекламе не нуждается. Журналисты заработали, кроме «СпортСтипа». Этих в зал не пустили с самого начала.
07 июля, время 21:05.
Сеул, квартира Агдан.
— Аджосси… — выдыхаю радостно в телефонную трубку. Не прошло и полгода, как говорится. Проявился, наконец-то, дядюшка ЮнСок.
Мама с онни, хоть я и почти шёпотом сказала, замирают и напрягаются, как сторожевые суслики. Показываю глазами, да-да, это любимый дядюшка и брат. Их будто по воздуху переносит ко мне. Кто видел русский хороводный танец (https://youtu.be/xpXr1ZU3Ia8), тот поймёт.
ЧжуВон, кажется, не понял. Сидит, выпучив глаза. Ему, за заваленном бумагами столом, ног не видно, как и мне при взгляде в зеркало. Вот он глаза и таращит. Мы который вечер, сразу после тренажа с СунОк, занимаемся планированием свадьбы. Замучилась терпеть нападки мамы, сестры и насмешливые взгляды пацака. Я ж в традициях не копенгаген! Поэтому перевела стрелки:
— Мне пофигу, традиции или не традиции. Если какой-то момент не укажете — его не будет. Точка, — мама лёгким подзатыльником утверждает свою точку и критикует мою.
Маму Мульча пропускает, а вот онни пристальный взгляд моей славной охранницы останавливает. А то тоже вознамерилась присоединиться. Старшее поколение из себя корчит.
— Самчон, — поясняю ЧжуВону, зажав трубку. Почему-то он по городскому звонит, не на мобильный.
— Дядюшка, почему так долго молчали?
— Извини, ЮнМи-ян, неотложные дела были. Нам надо встретиться. Когда вас можно застать?
— Ещё как надо, — подтверждаю я, — с утра и до шести вечера только мама дома. Приходи к шести на ужин. Но нам надо ещё и отдельно встретиться. Лучше у меня на работе. Так что лучше приходи на мой телеканал часа в четыре, вместе домой приедем. Адрес…
СунОк смотрит, сощурив глаза.
— Тонсён, что это у тебя за отдельные секреты с дядей от нас?
— Гражданским знать не положено. Только тем, кто присягу приносил. Кыш, суслик штатский! — Прохожу мимо, отпихнув сестру плечом. Как сладка месть, даже такая маленькая! Расплата за попытку дать мне подзатыльник.
— Всё равно чего-то не хватает, — пока мама с онни терзают самчона по телефону, возвращаюсь к делу. Рассматриваю сценарий, схему расположения гостей, концертную программу.
Короткий, но яростный бой, — в основном с моими женщинами, — прихлопнул Чжу. Огромный кумайо ему за этот. Против самих основ мироздания мои клушки пробовали восстать. То есть, моего плана превратить мероприятие в шоу, что, собственно, это и есть. Традиционная корейская свадьба тоже шоу, только у него развлекательная цель на втором или третьем месте. На первом — убеждение всех окружающих в том, что у молодых и их семей всё тип-топ. Там ещё какой-то малопонятный диалог идёт с высшими силами, не сильна в корейском символизме. Но в этом плане кондовые корейцы недалеко от меня ушли. К тому же, чего с этими высшими силами политесы разводить, когда вот она я? Натуральное воплощение этих самых высших сил.
И вот глядя на результат совместных усилий, отчётливо понимаю: изюминки не хватает, а лучше нескольких. Булочка с одной изюминкой это не вау. Вот если изюминка будет размером с кулак. В каждом шоу должна быть фишка, захватывающая интрига.
— Чего ты на меня так уставилась? — по-домашнему бесцеремонно спрашивает онни.
По делу спрашивает, но я продолжаю молча сверлить её взглядом. Не выдерживает всё более неуютно чувствующая себя сестрица, скрывается на кухне. А почему бы и нет? Оценив сценарий свадьбы на три с минусом, перехожу к обдумыванию возможности гипноза для коррекции поведения онни. Или даже вскрытия каких-то талантов. Знаю по оставшейся со мной памяти Юркина, что гипнотизёры могли убедить человека в том, что он умеет рисовать, например. И весьма далёкие от изобразительного искусства люди вдруг выдавали вполне профессиональные наброски и эскизы.
Хм-м, я ещё обдумаю, как можно использовать свалившийся на меня подарок судьбы. В нём кроются захватывающие воображение возможности.
08 июля, время 16:05.
Сеул, офис «Music Modern».
— Госпожа Агдан, к вам посетитель, какой-то Пак ЮнСок, — до ехидства сладким голоском докладывает ослепительно красивая секретарша.
— Проси, — провожаю взглядом скрывающиеся за дверью стройные ножки. ДжиХён могла бы юбку и длиннее надеть. Хм-м, хотя какой тогда смысл брать секретаршу с такими ногами и фигурой? Чтобы под балахоном всё прятать?
ДжиХён прямо-таки сочится сарказмом, когда говорит «Госпожа Агдан». Так бы уж зарплату ей подняла, а за такое скрытое глумление над высоким начальством придержу. На пару недель. Или одну… Входит самчон и все мысли побоку.
Через пять минут, когда стихает тайфун страстей, — «Юна, какая же ты стала!», — и обнимашек, — сама от себя не ожидала девятого вала радости и облегчения, — усаживаю самчона в кресло. Сама падаю в такое же, по другую сторону столика. Перед самчоном небольшой графинчик с янтарной жидкостью и уже наполненная рюмка. Сама не пью, а ему можно. Приглядываюсь. Общее впечатление — немного постарел, живости в глазах поубавилось. А времени ведь немного прошло. Видно, изрядно ему крови попортила вся эта история.
— Шикарный кабинет, — ЮнСок оглядывает моё логово. Поглядеть есть на что. И кресла, на которых сидим, по индивидуальному заказу. Описывать бесполезно, но мастерам удалось (с моей помощью) сочетать королевскую роскошь с хайтековской функциональностью. Кстати…
— Дядюшка, справа на подлокотнике кнопочка, слева внизу рычажок, — показываю, как управлять, — можешь отрегулировать высоту сиденья и угол спинки.
Самчон отмахивается, ему и так хорошо. Продолжает рассматривать обстановку. Полки под стеклом с моими регалиями. Внушительный, но пока почти пустой книжный шкаф. Впрочем, его закрытая часть уже набирает в своё чрево самые важные документы. Хотя самые-самые документы, учредительные, Устав и тому подобное — в сейфе. Огромный и важный, как Мойдодыр, стоит в углу, рядом с моим столом, на котором в теннис играть можно.
На противоположной главному столу стенке сверху нависает огромный экран. Я на нём гоняю редактируемые программы и концертные номера. С обратной к приёмному помещению стороне — дверь. Выход в комнату отдыха и личных репетиций. С моим любимым коргом и акустической аппаратурой. А чо? Жить и работать надо красиво.
— Дядя, так что это за история с контрабандой и судом? — он же должен понимать, что не зря я его отдельно пригласила.
— ЮнМи-ян, а надо тебе это знать? — самчон с наслаждением допивает коньяк. Курвуазье это вам не паршивый соджу.
— Дядюшка, слишком много нервов мне весь шум по твоему поводу стоил, чтобы я не имела права хоть что-то знать.
— Ты же сама под присягой, так что должна понимать… — вот и начинает выбалтывать, а мне ведь много не надо. Втыкаю в него немигающий взгляд и жду.
— Ты изменилась, — мнётся дядюшка.
— Сам сказал, что я под присягой, — наращиваю давление, — это ты маме и сестре ничего не имеешь права говорить, а мне — что-то можно. Слишком не нажимай, говорят, французские коньяки вещь коварная.
Самчон внимает предупреждению и наливает только половину. А я отлучаюсь к столу с пультом управления и включаю большой экран, на котором пошла крутиться развесёлая программа с танцульками и песнюльками. Вряд ли мой кабинет прослушивается, но бережёного ГуаньИнь бережёт.
— Кое-что я и сама знаю. О многом догадываюсь, — продолжаю раскручивать самчона.
Поощряющую и слегка покровительственную улыбку на его лице я сейчас сотру.
— Контрабанда это, скорее всего, правда. Но это всего лишь прикрытие, легенда. Контрабандный канал это, прежде всего, канал. Канал связи с Пукханом, с агентурой на той стороне. Без НИСа здесь не обошлось.
Улыбка на лице самчона начинает замерзать. Но это ещё не вечер. Ему не надо ничего говорить, по реакции вижу, когда в цель попадаю. И голубоватый, — да у меня голубоватый, а не зелёный, как у козла Лина, — шнур, протянувшийся к его голове, мне в помощь. Нет, я не беру его под полный контроль, это же родной дядя. Со своими так нельзя. Но ослабить защитную реакцию, почему нет? Допрос? Вай нот? Имею право.
— Дядя, а какое у тебя звание? Капитан? — по слегка удивлённой, но с долей облегчения, улыбке понимаю, что попадаю в девятку, не в десятку.
— По итогам операции дали майора? — а вот теперь десятка!
Самчон залпом допивает коньяк, крутит головой. Вот так девочка-племянница! — читается в его глазах. А что тут такого? НИС, КГБ или ЦРУ, нигде полковники и генералы непосредственно «в поле» не работают. Это участь лейтенантов и капитанов.
— И вдруг каналом приходится жертвовать, — продолжаю я давить. — Ладно, я понимаю, что это внутреннее дело НИС, их игры. Но удар нанесён по мне и по твоей семье.
— Это не планировалось, — выдавливает из себя самчон. В час по чайной ложке. Ничего, у меня терпения хватит. Уж на родного-то дядюшку…
Конец главы 1.