Они шли уже почти целый час, а может быть, пять минут, которые тянулись как целый час.
Эгор молчал и зыркал по сторонам единственным глазом. Его длинные ноги все увереннее шли за
ни на секунду не прекращавшим трещать красным клоуном.
«Лаптя не хватает, — горько подумал Эгор, — Пузырь и Соломинка присутствуют». И тут же
удивился своей способности к самоиронии в такой неимоверной ситуации, удивился способности
удивляться, удивился, что уже не удивляется вырастающим ежесекундно у него под ногами грибам
удивления. И понял, что совершенно ушел в себя и уже давно не слушает толстого болтуна. Они
шли по пустой широкой улице с черной мостовой, по которой стелился розовый туман, а по бокам
высились невысокие, этажа в три, пустые, на вид облупившиеся дома, сложенные из розового и
черного кирпича, с черными оконными проемами незастекленных окон. И ни одной живой души
вокруг.
«Если это не сон и не глюк, то это самый скучный мир из тех, что стоило придумать», —
думал Эгор.
— Эй, брат, ты что, меня не слушаешь? Так-то ты ценишь дружескую беседу? Тебе что, мой
анекдот не понравился?
— Анекдот?
— Да, мой любимый, про кудесника.
— Я немного отключился, эта розово-черная гамма меня бесит и усыпляет одновременно.
Прости, может, повторишь?
— Только для тебя, хотя ты не Толька, а Эгор. Смешно?
— Это и есть твой любимый анекдот?
— Нет, это прелюдия. Любишь прелюдии?
— Ненавижу.
— Сильно. В общем, так. Идут альпинисты по узкой горной тропке в тумане. Вдруг тропка
обрывается и перед ними глубокое ущелье метров пять в ширину. Ну, альпинисты встали, чешут
репы, а с той стороны ущелья выходит старец с длинной белой бородой — в синем халате,
украшенном белыми звездами, и в таком же колпаке. И говорит он: «Прыгай смело, я кудесник!»
Ну, первый альпинист, что ближе к пропасти стоял, разбежался, прыгнул, упал на дно ущелья и
разбился в сопли. А старец посмотрел вниз, покачал седой головой и говорит: «Да, хреновый из
меня кудесник».
— Отвратительный анекдот, — буркнул Эгор.
— Я рад, что тебе понравилось и вообще что мне довелось общаться с таким жизнерадостным
парнем. Мне теперь до самой смерти питаться змеями, грибами да крысами.
— Ты наглый толстый энерговампир! Мало того что ты жрешь мои эмоции, так тебе еще и
деликатесы подавай. — Было бы неплохо. Не отказался бы от крольчатины или дичи какой-то.
— Только и думаешь о своем желудке. Смотри, какой ты толстый! Скоро лопнешь!
— С тобой вряд ли. Если только от смеха. Эх, как я бы навернул сейчас твоей радости или
веселья.
— А чего мне радоваться? Я покойник, в каком-то нелепом теле, шагаю с дурацким клоуном-
эмоедом по скучнейшей улице на свете.
— А вот и врешь! Эта улица вовсе не скучная, просто она пока в тени.
Клоун повернулся к Эгору, чтобы показать ему противный фиолетовый язык. Вдруг он обо
что-то споткнулся и плашмя упал на спину, больно ударившись рыжей головой и жалобно заойкав.
Эгор не смог сдержать торжествующего радостного смеха, который превратился в больших
пушистых розоватых кроликов. Одного из них хитрый клоун тут же изловчился поймать.
— Ага, все получилось! Старый трюк действует безотказно тысячи лет. Стоит кому-то упасть
и удариться, как те, кто это увидел, дружно начинают веселиться.
— И ничего подобного, — обиделся Эгор, — просто ты очень смешно упал, профессионально.
И отпусти зайца, мне его жалко. Неужели ты не наелся?