Клоун кивнул. — Кити? — ужаснулся Эгор.
Клоун помотал головой и показал толстой сарделькой пальца на него.
— А, ну да, — вспомнил юноша. — И что мы здесь делаем?
— Прощаемся с тобой, — прочитал Эгор по толстым, ярко накрашенным красным губам
клоуна.
Эмобой почувствовал спиной холод могильного камня, поднялся на ватные ноги и посмотрел
в направлении, указанном клоуном. Его глазу открылась печальная картина. Четверо
кладбищенских рабочих с помятыми всепонимающе-испуганными интеллигентными лицами
аккуратно укладывали в свежевырытую могилу гроб. А рядом с ними, в упор глядя на него, стояла
ничего не видящая от горя, рыдающая мама, которую поддерживал за плечи удивительно небритый
отец. «Никогда его таким небритым не видел», — подумал Эгор и понял, как он их любит и как им
больно. Понял, что с момента, как он очнулся в Эмомире, он гнал от себя мысли о родителях,
прятался от них. Но сейчас прятаться было некуда, он прочувствовал эту боль сполна. В горле
спазмом встал ком, слезы клокотали внутри, но заплакать он не мог, черная дыра сердца
разорвалась на клочки, и каждый из них болел, как целое сердце. Ему было не жалко себя — Егора,
хорошего, веселого парня, который больше не выпьет пива с друзьями и не поцелует ни одну
девчонку, не покатается на папиной «Аудине». Нет! Ему было жаль маму, папу и скрючившуюся за
их спинами и не поднимавшую седой головы свою еще нестарую бабушку. Ему было жаль своих
школьных и институтских друзей, которых он никогда не видел такими грустными и растерянными,
этих балбесов и раздолбаев, с которыми он тусил каких-то три дня назад. Ему так захотелось
подойти к ним, обнять, попытаться утешить, чего-нибудь ляпнуть типа: «Да, вот он я. Немного
похудел и загорел, но это — я». Сказать им, как он всех их любит. Почему он никогда не говорил
им этого? Эгор, раздираемый чувствами, на прямых трясущихся ногах направился к внушительной
толпе тех, кто пришел с ним попрощаться. Здесь стояли и его многочисленные родственники —
насупленные дядья и зареванные тетки с племянниками, и дворовые друзья, и товарищи-пловцы, и
хмурые одноклассники с ревущими одноклассницами и однокурсницами. Пришла даже группка
эмо, стоявших чуть позади. Клоун, шедший за Эгором по пятам, их сразу заприметил и стал тыкать
пальцем:
— Гляди, Эгор, твои новые родственнички пришли попозировать. У тебя, вернее, у Егора
Трушина теперь культовый статус среди плакс. Погиб в бою, геройски сражаясь с антиэмо.
— Заткнись ты! — процедил сквозь зубы Эгор, пытаясь найти в толпе Кити. — Мне и так
больно, очень больно.
— Подумаешь, какой нежный. Похороны хорошие, пышные, вон сколько народу. Я прямо
завидую тебе, Эгор. Ты герой двух миров. Да еще и на собственных похоронах побывал. Это ж
мечта! Позырить, кто пришел, послушать, кто чего сказал. А кто не пришел, того в блокнотик на
заметку, мы его потом во сне навестим…
Эгор не слушал клоуна, он искал Кити, обшаривая взглядом ряды стоявших вокруг людей. Ни
среди друзей, ни среди эмо он Кити не обнаружил. Вот Риту он сразу увидел — в сапогах на
высоченных каблуках и в черном плаще с капюшоном. Она возвышалась над толпой, само
воплощение скорби. Эгор никогда не подумал бы, что Рита способна на такое. Готка просто рыдала
в голос, размазывая слезы с черной тушью по лицу. Ее постоянный сарказм, скупые эмоции…
Неужели за этой маской прятался искренне любящий человек? Эгор был потрясен метаморфозой
Риты, но еще больше его потрясло отсутствие Кити.
— Где она, где? — Он схватил клоуна за жилет.
— Почему она не пришла?
— Да не знаю я!
— А вдруг ее тоже убили? Последнее, что я помню, это как она бежала ко мне, размахивая сумкой.
— Нет, она жива. Жива.
Эгор отбросил перепуганного Тик-Така. Да и чего он хотел от жалкого клоуна, откуда тому