— Не, не грибами, — сказал молодой милиционер. — Не сезон еще. Похоже, филателист.
— Да уж, редкостный мутант! Чего с ним делать-то? Оформлять? — спросил Петров сам у
себя. — Может, в камеру к таджикским цыганам его?
— Да ладно тебе, Леха, — вступился сержант, — нормальный пацан, ну убрался, с кем не
бывает? Вызывай психиатричку.
Пабло лежал в обезьяннике, над ним с любопытством склонился бомж. На бомже были рваные
кеды и грязный джемпер в ромбик. Один глаз заплыл фиолетово-черным бланшем, а на второй
свешивалась рваная челка. Пабло захрипел и червеобразными движениями забился в угол, откуда
его и достали быстро приехавшие санитары. Пожилой угрюмый доктор скептически оглядел его и
попросил вытащить кляп. Сержант опасливо выполнил просьбу врача.
— Я нормальный, — незамедлительно сообщил Пабло. — Отделение милиции захвачено
пидорами. Это менты-эмо-зомби. Убей эмо — спаси мир.
— Достаточно, — сказал врач и вздохнул. — Это наш клиент. Забираем его в «Скворечник».
Через час Пабло оказался на белой кровати в смирительной рубашке, и хотя внешне, после
серы в четыре точки, он быстро и надолго успокоился, внутри кипели страсти. «Все, пропал этот
мир, — сокрушался Пабло. — Ну хоть пидометр жив. Мы еще повоюем!» Так простого
нормального парня Павла Чачика эмо-пидоры до дурки довели…
Над Эмомиром поднималось розовое солнце. Фонари на площади Спального района
продолжали гореть, потому что никогда не выключались. Под ножками черных кроватей
расползался уже такой знакомый розовый туман. Эгор встал с кровати, его худое тело передернуло
долгой судорогой. Он словно пытался стряхнуть с себя не только виртуальную воду из бассейна, но
и всю грязь больного сознания Пабло, которая, как ему казалось, налипла на него жирными
кляксами.
— Б-р-р, — сказал Эгор, — эй, толстый, я уже здесь!
Клоун оторвал голову от подушки.
— О, брат. Быстро ты управился. А я тут с Тиной Канделаки языком зацепился. Как крепыш?
Ты его убил?
— Все гораздо хуже, чем я думал. Он оказался безнадежно больным на голову придурком и
грязным извращенцем.
— Н-да? — Клоун прищурился. — Так ты убил его?
— Его сожрали геи эмо-зомби, герои его сексуальных фантазий. — Трэш какой-то. Не пойму,
он умер?
— Я убил его морально, чувак. Физически он слишком крепок, даже для меня. Можно
попробовать еще раз, но я ни за что больше не окунусь в эту клоаку. Сколько там времени?
— Семь утра, а что?
— Хочу покончить со всем этим прямо сегодня. Боюсь, что злобная бабочка может
передумать и сорвет все мои планы. Короче, хочу прямо сейчас отправиться к блондину со
сломанным носом, который меня фактически и убил. Надеюсь, у него сны поприятней.
— А как же телка? Ну, та, которая дала ему баллон? Ты же хотел и ее…
— Нет, я передумал. Не геройское это дело с бабами в бабских снах воевать.
— Понятно. Ну что ж, удачи. Мочи белобрысого, а я, пожалуй, тоже в бабские сны сегодня
больше не полезу. Зайду для разнообразия к Абрамовичу, интересно же, что ему может сниться.
— Потом расскажешь. Все, я ныряю.
Эгор лег на кровать, вжался лицом в подушку и представил себе прозрачную ненависть
голубых глаз блондина в арафатке.
ГЛАВА 15
Тридцать ненаписанных писем
Эмобой стоял на крыше в центре города. День явно устал и пытался смениться вечером.
Нервный ветер гнал пушистые облака. Везде, куда мог достать взгляд Эгора, были крыши, крыши,